Анар

НАЧАЛО ВСЕХ НАЧАЛ

Copyright – Издательство «Известия», Москва 1989 г.

Данный текст не может быть использован в коммерческих целях, кроме как с согласия владельца авторских прав.

Каждый народ, каким бы богатым литературным наследием он ни обладал, имеет одну или две главные, изначальные книги. Эти книги наиболее цельно и емко отражают всю полноту народного существования, все его оттенки и подробности, систему этических и эстетических ценностей, психологические особенности, образ жизни, приметы географического ландшафта, краски и запахи родной земли, глубинную суть национального характера и духа. У древних греков такими книгами были «Илиада» и «Одиссея», у индийцев - «Махабха-рата» и «Рамайяна», у иранцев - «Шахнаме», у русских - «Слово о полку Игореве», у испанцев - «Дон Кихот», у киргизов - «Манас», у грузин - «Витязь в тигровой шкуре», у армян - «Давид Сасунский», у итальянцев - «Божественная комедия».

Главной изначальной книгой азербайджанского народа является великая «Книга моего Деда Коркута» («Китаби Дедем Горгуд»).

Подобные книги на все времена создаются одной яркой индивидуальностью - Гомером, Фирдоуси, Данте, Шекспиром, Пушкиным. Или они могут быть плодами творчества многих поколений; имена их творцов нам неизвестны, но сами произведения изустно передаются из века в век, совершенствуясь, шлифуясь. В этом последнем случае их относят к памятникам фольклора. Но дело не в этом. Неважно, принадлежат ли они перу конкретного гения или порождены коллективным устным сотворчеством, относятся ли к далеким тысячелетиям или созданы в веке минувшем, принадлежат ли к поэтическому, прозаическому, драматическому жанру или являются образцами мифологии. Важно, что они наиболее всеобъемлюще воплощают историческую, духовную, эстетическую сущность определенной нации. И более того, такие великие, изначальные книги способствуют как бы формированию облика определенного народа, направляют его по специфическому нравственному, психологическому, художественному руслу, лепят конкретный национальный характер со всеми его достоинствами и недостатками. Без каждого из вышеперечисленных и многих других великих творений немыслима литература народа, которому они принадлежат, как немыслима и вся общечеловеческая культура в целом. Но можно быть абсолютно уверенным в том, что без этих духовных сокровищниц сами народы, счастливо обладающие ими, были бы другими, как несколько иным было бы и все человечество без Низами и Навои, Ли Бо и Басе, Толстого и Достоевского, Гёте и Хайяма - мир непредставим.

«Китаби Дедем Горгуд» - основа основ, начало начал азербайджанской литературы, азербайджанской культуры, духовного и творческого развития нашего народа. «Китаби Дедем Горгуд» - поразительная по обилию сведений, подробностей энциклопедия первозданной жизни, своего рода кодекс понятий национальной чести, норм и правил поведения. Мир неуемной фантазии, пантеистического восприятия бытия, языческого буйства страстей и поступков, стихия жизни и любви в полный накал.

«Китаби Дедем Горгуд» - это незамутненный источник родниково-прозрачного, чистого и подлинного азербайджанского языка.

Всеми своими мощными корнями эта книга связана с национальным укладом жизни, с формами национального бытия азербайджанского народа, с его этическим и географическим пространством. «Прохладные утренние ветры» на страницах этого бессмертного эпоса летят с зеленых отрогов Кавказских гор. С их снежных вершин берут начало истоки бурных рек, через которые приходится переправляться персонажам дастана¹. В лесах и долинах Азербайджана скачут, охотятся, празднуют огузские богатыри, герои двенадцати былин, и эту землю защищают они с оружием, на быстроногих кавказских конях. У этих голубых родников слагают свои песни в честь любимых, аккомпанируя себе на гопузе - древнем предшественнике современного трехструнного саза.

Чувство сыновней преданности Родине и благородное, рыцарское отношение к матери, отцу, любимой, пафос мужской храбрости и женского достоинства, сокровеннейшие лирические эпизоды и сцены высокого трагизма, сочный юмор и обожествление природы, напряженные сюжетные коллизии и широкое степное дыхание, естественная человеческая тревога перед загадкой смерти, и величавые философские раздумья о бренности жизни, глубочайшая, жизнеутверждающая мудрость, вера в вечность земли, текущей воды, тенистого дерева, горящего очага - все это и многое, многое другое вмещает в себя неисчерпаемый, необъятный, яростный и гармонично-завершенный мир «Дедем Горгуда». Мир в конкретном историческом отрезке и мир вне времени. Мир в определенных географических границах и мир, не имеющий никаких пределов в пространстве.

Все причудливо - гениально смешалось в этом эпосе - величественное и обыденное, ритуальное и богоборческое, реальное и фантастическое, тончайшая психологическая достоверность в описании интимнейших движений души и гиперболически неправдоподобный размах батальных, сказочно-мифических эпизодов. Здесь можно найти все - строгое бытовистическое описание обрядов, обычаев, нарядов, игр, яств, развлечений и в то же время образ одноглазого великана Тепегеза - злодея, подобного гомеровскому Полифему. Ажурные, изысканные метафоры - «щеки любимой - как снег, который окроплен кровью, а рот ее изящен до того, что в нем не поместятся две миндалины». И скульптурно-выпуклый, яркозримый, грандиозный образ - Гараджа-Чобана - пастуха-великана, вырывающего с корнем огромное дерево, к которому его намертво привязали. Человек, идущий с огромным ветвистым деревом за спиной на врагов, - образ шекспировской мощи, шекспировской наглядной метафоричности (вспомним идущий на врагов бирнамский лес в «Макбете»),

«Песня об удалом Домруле» - гимн торжествующей любви, побеждающей смерть. Плач Бурлы-хатуя по сыну - один из самых эмоциональных текстов в мировой литературе. И вообще, эпизод с пленением жены Газана рослой Бурлы-хатун и их сына Уруза - по остроте ситуации стоит вровень с античными трагедиями.

Глава о Бамсы Бейреке и Бану Чичек – глубоко современный психологический роман XX века. Трепетно-поэтическая атмосфера первой встречи двух юных людей - Бейрека и Бану Чичек, зарубки в памяти, связанные с первым знакомством, противоборством и возникновением робкого чувства, недолгое счастье обрученных, неожиданный жестокий удар судьбы, их разлучившей, казалось бы навсегда, пленение Бейрека врагами, суровые испытания на чужбине, ностальгия по родным местам, позднее горькое возвращение, предательство друга и забывчивость родных - вся эта гамма человеческих чувств, переживаний, ощущений, поступков, отношений, все эти оттенки характеров - фактура, материал, плоть современного многопланового романа о сложностях судьбы, о проблеме выбора, о перипетиях жизни, раздумья о природе любви и мужества, измены и верности, забвения и памяти, зла и возмездия.

Или другая глава, другая былина, другой сюжет. Раненый Басат лежит где-то в поле, за горами. Обезумевшая от горя мать ищет его в степи и вдруг замечает: там, за горой, в ущелье садятся, а затем взлетают вороны и коршуны. Садятся, взлетают. Мать догадывается: там, за горой, лежит ее раненый сын. Это к нему, чувствуя добычу, слетаются коршуны и вороны. Так это же кино, настоящее кино! Чисто кинематографическое видение и чисто кинематографическая подача эпизода. Или вот такое, например, место: «Дирсе хан взял грубый лук Горгуда в свои руки, поднявшись на стремени, натянул тетиву, прицелился, пустил стрелу в спину сына. Руками, обхватив шею своего коня, он медленно соскальзывал на землю». Это же сценарная запись, или даже вернее, режиссерская разбивка на планы - крупные, средние, общие, с монтажным чередованием.

А создано это тысячу лет назад.

В этом нет ничего удивительного. Книги, подобные «Дедем Горгуд», неподвластны хронологической последовательности годов и веков. Трудно представить, что они были когда-то созданы, то есть трудно представить, время, когда их не было. Кажется, что они существовали извечно, как горы, море, небо, луна. Трудно представить, что «Китаби Дедем Горгуд» может когда-то состариться, если и не исчезнуть, то хотя бы перестать волновать, перестать вызывать интерес. Разве могут наскучить звезды, шуршание листьев, запах травы. Я в самом деле не могу себе этого представить, ибо для меня «Дедем Горгуд», как всякая великая книга, принадлежит не только всем векам всего человечества, но она как бы приурочена и ко всем возрастам человеческой жизни.

Я впервые прочел этот эпос в возрасте 14-15 лет, был потрясен, и, наверное, тогда я предполагал (хотя и не представлял себе четко), что это книга моего тогдашнего - подросткового возраста. Через несколько лет я перечитал эту книгу и опять был ошеломлен, но уже какими-то другими достоинствами, другими пластами. Через каждые пять-десять лет я перечитываю «Китаби Дедем Горгуд», очаровываясь снова и снова, находя все новые и новые, ранее незамеченные грани, глубины.

Оказывается, такие книги никогда не застывают в монументальной неподвижности, они меняются вместе с читающим, они растут от возраста к возрасту, они умеют говорить с ребенком на его языке, а с взрослым они беседуют о самых серьезных, важных, насущных вещах.

Если не самый активный, то самый уважаемый персонаж книги - сам Деде Горгуд - эпический сказитель, фиксатор событий и их предсказатель - начало всех начал. Но он, опытный наставник народа, озан - предтеча ашугов, аксакал и мудрец, приходит и к финалу событий - радостных и горестных, торжественных и трагических. В конце концов он всегда приходит. Можно сказать иначе: он всегда приходит в конце концов. Приходит, чтобы отчеканить в вечном слове преходящие поступки, чтобы обессмертить все, что было, чтобы подтвердить словом то, что произошло на деле, и чтобы напомнить всем:

«Где те богатыри, о которых я рассказывал! Кто говорил: этот мир - мой? Смерть взяла, земля сокрыла, комy же остался этот бренный мир? Мир, в который приходят и уходят. Мир, в конце которого - смерть!»

«Смерти - нет», чуть подправим мы мудрого старца.  Смерти нет, пока есть такие книги, как «Китаби Дедем Горгуд» - «Книга моего Деда Коркута».

1984 г.

¹ Дастан - сказание.