Джафар Джабарлы

ЯШАР

 

Copyright – Перевод на русский язык. Язычы, 1979.

 

Данный текст не может быть использован в коммерческих целях, кроме как с согласия владельца авторских прав.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Белокуров — профессор.

Иванов — профессор.

 

Я ш а р      ] 

Т о г р v л  ]   — молодые инженеры-лаборанты.

Т а н я       ]

 

Васильев    ]

Медведев   ] спиранты института.

 

Нусрет — колхозник.

Нияз — колхозник.

Ягут — его дочь.

Имамяр — дядя Ягут, кулак, вредитель, проникший в колхоз.
Нигяр — девушка в доме Нияза.
Амир  Кули — колхозник.
Шарабаны  — его   жена.

И с л а м          

Г а с а н           

Т ю р б е т        

С а л а м

С у л т а н              — колхозники.

Б а х р а м

М и р з а-К у л и

А л и я р

К а д и м

 

Самат — комсомолец.

Прокурор.

Председатель суда.

Защитник.

Рабочие и колхозники.

 

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Лаборатория в большом индустриальном городе. Инженеры и сту­денты с инструментами и пробирками в руках проходят в разные сто­роны. Таня и Тогрул работают у станка с электрической ап­паратурой. Тогрул быстрыми движениями перебирает пробирки на полках. Временами задумывается, почесывает затылок, напевает:

Звезда уходит в высоту,

Звезда Нептун.

Уносит деву-красоту,

Мою мечту.

Я мимо солнца полечу

И на луну,

С Нептуна наземь я умчу

Ее одну.

Т а н я. Тогрул!

Т о г р у л. Постой, постой, Таня. Дела плохи. При­цепляю электрические провода к лягушке, а она дергает­ся и квакает, проклятая.

Т а н я. Да ты ведь сам больше нее квакаешь. Вот при­дет сейчас Иванов и начнет ворчать, что в лаборатории поют.

Т о г р у л. Ну его к черту! И без того вот до чего до­вел. (Приставляет руку к горлу). Позавчера производил опыт, а я смотрю. «Проходи, — говорит, — может взор­ваться, ушибет». Как будто он —из железа, а я — из теста. Сам на лягушку похож, а меня взрывом пугает.

Т а н я. А может быть, действительно было опасно?

Т о г р у л. Ну, что ж, взорвалось бы, что мне от взры­ва. Подумаешь, инженера током пугает. И нашел, кого пугать! Инженеру бояться тока, все равно, что доктору — покойника. Нет, Таня, знаю: рано или поздно — пристук­ну его кулаком по макушке...

Т а н я. Ты прав, Тогрул, мне кажется, хитрит он что-то. Недавно Яшар его о чем-то спрашивал, а он, вижу, отвечать не хочет, потом сказал что-то несуразное. Яшар начал оспаривать. Вдруг летит Белокуров, подтягивая штаны...

Т о г р у л.  Расстегнутые на  все пуговицы, конечно?

Т а н я. И прямо на Иванова. Ругается. «Он, — гово­рит, — молодой, еще не окреп достаточно, работает над большой проблемой, а ты,—говорит, — вместо того, что­бы помочь, сбиваешь его».

Т о г р у л. Яшар здорово работает. Не ест, не спит и даже к тару[1] не прикасается!

Т а н я. А как Белокуров его любит! Четыре изобрете­ния— это, брат, не шутка! Если удастся последний его опыт, это будет переворотом в химии!

Т о г р у л. Эх, Таня, подожди еще, я счеты -с этой ля­гушкой сведу. Когда мы догоним Америку?

Т а н я. Кажется, скоро.

Т о г р у л. Какое там скоро. Я почти что догнал.

Т а н я. Догоняй, Тогрул, догоняй.

Т о г р у л. Эх, елки-палки, лягушек подставил под ток, а ты меня разговорами отвлекаешь.

Т а н я. Кто же из нас больше говорит, Тогрул?

Яшар быстро проходит.

Т о г р у л. Ада[2], Яшар! Яшар, послушай, тебе говорю.

Я ш а р. Подожди, Тогрул, ради бога. Смешал серу с углем, и получился порох.

Т о г р у л. А что же, по-твоему, должно было полу­читься, золото, что ли?

Я ш а р. Я совсем другое хотел получить. (Хочет уйти, Тогрул задерживает его).

Т о г р у л. Послушай, Яшар, что делать с лягушкой? Проклятая квакает под током.

Я ш а р. Может, напряжение большое? Да она же по­дохла!

Т о г р у л. То есть как подохла?

Я ш а р. Да вот, не видишь разве?

Т о г р у л. Ох, черт бы тебя побрал, Таня. Отвлекла меня разговором, понапрасну лягушки лишился.

Я ш а р. При чем тут Таня? Сам с утра романсы рас­певал. Уменьши немного вольтаж.

Т о г р у л. Да я уменьшил. Слушай, Яшар, я хочу просить тебя, сосватай нас с Таней. Она меня любит, пони­маешь, прямо умирает по мне.

Я ш а р. Ты в этом уверен?

Т о г р у л. Ну, если даже не любит,— я ее люблю. Ты объясни ей. Скажи, мол, парень хороший, с блестящим будущим. Прямо настоящее золото.

Яшар   уходит.

Т а н я (проходя). Конечно, самоварное.

Т о г р у л. Ну, так что же. Смотри: молодой я, красивый, стройный, приятной наружности; изобретать скоро начну...

Т а н я. С мертвой лягушкой?

Т о г р у л. Тьфу ты, чертова кукла, проклятая лягуш­ка. Ну, ничего. Одна еще жива. Захочет смерти — не дам умереть!

Входит Яшар.

Я ш а р (подходя с аппаратом в руках к одному из электрических приборов). Тогрул, пройди к реостату, а ты, Таня, возьми вольтметр и следи за реостатом, но толь­ко делайте все, что я скажу, и не бойтесь...

Т а н я. Не повторяй, Яшар, пожалуйста, вчерашнего опыта. Жизнь, что ли, тебе надоела? Электричество, Яшар, — не шутка.

Т о г р у л.   Человека  в уголь превращает.

Я ш а р. Не бойся, не бойся. Начинай, Тогрул. Я буду считать, а ты включай ток. Только смотри — нельзя останавливаться, понял? Начинай. Раз, два, три! Прибав­ляй же.

Т о г р у л. Постой, чего считаешь, больше ведь невоз­можно...

Я ш а р. Подымай, подымай, не бойся! Направо, еще, еще!

Т о г р у л. Да взорвется!

Т а н я.  Изолятор горит, Яшар, надо вернуться.

Я ш а р. Хорошо, вернись, Таня, а ты, Тогрул, продол­жай. Раз, два!..

Т о г р у л. Да ты сума сошел, что ли? Как будто ореш­ки считает!.. В составе есть порох!

Я ш а р. Нет пороха, сера одна. Таня, переведи на­право. Раз, два...

Т а н я. Яшар, остановись, изолятор горит.

Я ш а р. Не сгорит. Прибавляй, Тогрул.

Т о г р у л. Я больше прибавлять не буду. Взорвется — погибнешь ты, сватать некому будет.

Я ш а р. Прибавляй, тебе говорят. Держись крепко, не бойся.

Т о г р у л. Отойди оттуда, тогда прибавлю.

Я ш а р. Прибавь, говорю тебе. Нельзя останавливать­ся. Раз, два!..

Т о г р у л.   А  я  говорю — нельзя    прибавлять.   Взор­вется.

Я ш а р. Да не бойся же, поднимай! Раз, два!..

Т а н я. За вольтметром следишь, Яшар?

Я ш а р. Не бойся, двигай направо. Раз, два, три.

Т о г р у л. Ты с ума сошел, скорей отходи, взорвется.

Раздается взрыв, показывается пламя.

Т о г р у л и Т а н я (вместе). Ах! Что там...

Я ш а р.   Не бойтесь, ничего не случилось. Поднимай еще, Тогрул!

Т о г р у л. Ты — сумасшедший.,. Жизнь тебе, кажется, надоела!

Я ш а р. Да не бойся же, прибавь еще, еще!

Т о г р у л. Пока не отойдешь — не прибавлю.

Я ш а р. Да ведь нельзя останавливаться, говорил я тебе. Еще, еще. Так, так. Довольно... Спасибо, товарищи.

Т о г р у л. Будь ты проклят, ну и напугал... Знаешь, дорогой, когда в следующий раз соберешься делать что-нибудь подобное, оставь на всякий случай завещание.

Яшар уходит.

Т а н я. Яшар страшно смело работает. Ничего чело­век не боится.

Т о г р у л. А я плохо работаю, что ли? Подожди, ско­ро Эдисона догоню!

Т а н я. В чем?

Т о г р у л. То есть как, в чем? Скоро изобретать буду! Ты постой только, я с лягушкой этой рассчитаюсь. Знать ничего не знаю, до конца второй пятилетки или я Эдисона побью или он меня. Ох ты черт, опять заговорила! И эта лягушка может подохнуть. Впрыснул ей в кровь целый грамм туберкулезных бацилл.

Т а н я. А что ты, собственно, затеял?

Т о г р у л. Хочу туберкулезные бациллы током убить. Ты понимаешь, что это значит, Таня? Человечество от ту­беркулеза спасу!

Т а н я. Смотри, и эта лягушка сдохнет.

Т о г р у л.  Не сдохнет! Эх, Таня, мы  должны всему миру показать, что значит пролетарская голова.

 

Тогрул, напевая мелодию «Звезда уходит в высоту, Звезда Нептун...», идет к своему аппарату, потом выбегает в другую комнату.

Входит  Иванов.

И в а н о в. Работать в лаборатории и распевать вовсю... Удивительный народ!

Т а н я. Он всегда такой, профессор. Без песни рабо­тать не может. Вы его на воле еще не видели. Бывало, Яшар играет, а он поет...

И в а н о в. Яшар, Яшар! За два месяца на две тыся­чи материала испортил. Хочет изменить природу солитого не сумел Менделеев, не сумел Белокуров, не суме­ли англичане, французы, а Яшар хочет настоять на своем.

Т а н я . Белокуров считает, что опыты Яшара серь­езны.

И в а н о в. Белокуров — прекрасный изобретатель, но в людях разбираться не способен.

Из соседней комнаты   доносится   голос   Тогрула:   «Звезда уходит в

высоту».

И в а н о в. Вот опять начал. (Уходя, в дверях сталки­вается с Тогрулом, у которого пробирка выпадает из рук и разбивается). В лабораторию можно было бы входить поосторожнее. (Быстро проходит).

Т о г р у л. Простите, профессор, лягушка моя подох­ла, совершенно расстроился.

 

Входит Яшар.

Я ш а р (вбегая). Профессор, Таня, Тогрул...

Т о г р у л. Что ты, с ума сошел? Что случилось?

Я ш а р. Не знаю, что случилось. Где профессор?

Т о г р у л. Язык заплетается, губы дрожат... Не ударил ли тебя ток?

Т а н я. Ты так побледнел, Яшар!

Я ш а р.   Таня,  я  нашел...

Т о г р у л. Что ты нашел?

Я ш а р. Да я сам не знаю, что нашел. Говорить не могу, понимаешь. Все нутро дрожит.

Т о г р у л. Ну-ка, Таня, дай ему валерьянки. Может быть, ток ударил тебя?

Я ш а р. Да нет же, ничего со мной не случилось! Я нашел, понимаешь!

Т о г р у л. Садись и расскажи толком, что нашел?

Я ш а р. Соль растворил, понимаешь?

Т о г р у л. Открытие небольшое. Эка важность — соль растворить! Налей на соль воду, и растворится.

Я ш а р. Да какое там — «растворится». Я соль совсем поглотил.

Т о г р у л. Ну и глотай сколько хочешь. Что тут уди­вительного? Я тут целую лягушку проглотил и ничего не говорю.

Я ш а р. Да что ты болтаешь! Я изменил природу со­ли. В пробирке была соль — и не стало ее. Пойми, совер­шенно исчезла!

Т а н я. Этого быть не может, Яшар. Профессор Бело­куров пять лет ломал над этим голову и ничего не добил­ся. Профессор Иванов говорит, что природу соли изме­нить невозможно. Ты ошибаешься, Яшар.

Я ш а р. Я тоже думал, что быть не может. А вот, пред­ставь, получилось. Сто раз переливал из пробирки в про­бирку— и следа нет. Вливаю соль, смешиваю с соста­вом,— и нет ее. Сам себе не верю. Пускай, думаю, при­дет профессор и посмотрит.

Т о г р у л. Подожди здесь, я его сейчас поймаю и при­веду.

 

Тогрул   выбегает.

Я ш а р (садясь). Сердце так бьется... Дай капель. Ты знаешь, что это значит—уничтожить соль... Близ нашей деревни — бесконечная солончаковая равнина. Кроме колючего кустарника ничего не растет. Я эту мертвую рав­нину в плодородную превращу. Я все наши равнины в цветущие луга превращу в хлопковые плантации, в источники белого золота.

Т а н я. Не торопись, Яшар, посмотрим еще, что ска­жет профессор. Недавно я тоже нашла удушливый газ, а профессор посмотрел и сказал, что он даже комаров не отравит.

Я ш а р. Эх, Таня. (Обнимает ее). Ты ведь знаешь, как я тебя люблю... Я и тебя с собой возьму и Тогрула. Пое­дешь?

Т а н я.   Если  пошлют, поеду.

Вбегает   Тогрул.

Т о г р у л. Профессор идет!.. Эге... да вы тут обнялись. (Засучив рукава, принимает позу боксера). Смотри, брат, это тебе не соль, чтобы ее проглотить. (Меняя позу). За­крой глаза, Таня, у профессора опять сползают штаны...

Белокуров входит мелкими быстрыми шагами, подтягивая брюки.

Б е л о к у р о в.   Где же соль?

Т а н я. Какая соль, профессор?

Б е л о к у р о в. Да не соль, кто говорит о соли! Яшар, говорю, где? Яшар, ты здесь! Правда, Яшар, тебе уда­лось изменить природу соли?

Я ш а р. Не знаю, профессор, правда или ошибка. Знаю только одно: смешавшись с составленным мною раствором, она пропала. Провел через всю аппаратуру,— соли нет.

Б е л о к у р о в. Не может быть, Мария... Тьфу, Мария говорю, привык к имени жены, вот и путаю всех.

Т о г р у л.   Ничего, профессор, и сам Яшар путается вовсю.

Б е л о к у р о в. Изменить природу соли — это целая революция в химии, это — историческое явление. Нет, Яшар, ты ошибаешься.

Я ш а р. Не знаю, профессор. Я совершенно растерялся.

Б е л о к у р о в. А ну-ка, принеси.

 

Яшар уходит.

 

Б е л о к у р о в. А ты что нашел, Тогрул?

Т о г р у л. Я, профессор, нашел лучи, которые в две секунды уничтожают туберкулезные бациллы.

Б е л о к у р о в. Уничтожают?

Т о г р у л.   Без  остатка!   В  две  секунды.

Б е л о к у р о в. Тоже интересно. Ты запиши, Таня, со­ставь протокол.

Т о г р у л. Я проверил кровь лягушки. Кровь была здоровая. Впрыгнул ей целый грамм туберкулезных ба­цилл...

Б е л о к у р о в.   А сердце ее проверил?

Т о г р у л. Проверил, профессор. Сердце было нор­мальное. Подставил лягушку под ток и постепенно увели­чивал напряжение.

Б е л о к у р о в. Прекрасно! Потом?

Т о г р у л. Через две секунды проверил кровь. Все ба­циллы были убиты.

Б е л о к у р о в.   А сама  лягушка?

Т о г р у л. Лягушка? И лягушка тоже.

Б е л о к у р о в. Хе-хе-хе! Хорошо, а давление челове­ческой крови рассчитал?

Т о г р у л. Рассчитал, профессор.

Б е л о к у р о в. Ну и что же, человек умирает или остается?

Т о г р у л. И человек умрет. В том-то и беда. Бациллы погибают, а с ними и человек.

Б е л о к у р о в. Опыт, не лишенный интереса. Надо продолжать.

 

Входит  Я ш а р.

 

Я ш а р (торопливо). Вот, профессор, посмотрите: это соль,  не так ли?

Б е л о к у р о в. Сейчас. А ну-ка, Тогрул, дай мне эту штучку.

 

Тогрул подает какой-то инструмент, который профессор опускает в пробирку с раствором соли.

 

Белокуров.  Так, так, правильно. Запиши, Таня.

Я ш а р.  А вот найденный мною  химический  состав. Вливаю десять капель. Теперь проверьте, есть ли соль!

Белокуров. Сейчас посмотрим. (Проверяет инстру­мент). Постой, сейчас увидим. (Подходит к аппарату, Производит анализ). Нет, соли нет. Яшар, ей-богу, нет. А ну-ка, давай, проверим еще раз. Это соль. Великолепно. Записывай, Таня. А теперь давай состав. Соль исчезла. (Обращается к вошедшему Иванову). Мария, тьфу, Иван Григорьевич, видите, что получается? Нет!

И в а н о в. Чего нет, Александр Васильевич?

Белокуров. Яшара нет. Тьфу, соли, соли нет. Соль исчезла. Ученик мой добился. И вы посмотрите, Иван Гри­горьевич, смотрите, вот соль, проверьте, правильно, а вот состав. Теперь проверьте, где соль. Нет ее!

И в а н о в. Так, так, Александр Васильевич.

Белокуров. Таня, составь скорей протокол, надо молнией сообщить всем советским лабораториям, всему миру: соль уничтожена. Браво, Яшар, браво, сынок!

Т а н я. Поздравляю, Яшар. От души рада.

Белокуров. Нет, вы не представляете положения. Переменить природу соли! Да это революция! А ну-ка, таблицу элементов!

Я ш а р. Вот, профессор, сера — 6, кислород — 2, во­дород — 8.

Белокуров. Постой, постой. А ну-ка, Таня, дай мою таблицу. (Сличает таблицы).

Иванов. Поздравляю, молодой ученый. Ваше изоб­ретение— большая ценность для науки.

Т о г р у л (тихо, Тане). Наконец-то заговорил. Помол­чи он еще немного, шлепнул бы я его по затылку.

Белокуров. Постой, постой, этого быть не может. Я с этим составом проделал двадцать опытов и никакого результата. Сера — 6, водород — 8... Так и есть.

Я ш а р. Я, профессор, весь состав растворил в кисло­те и провел через электрический ток. Получил химиче­ское соединение.

Белокуров. А, вот как! Электричество. Это мне в голову не пришло. Пять лет ломал над этим голову. Пра­вильно, Таня, Тогрул, Иван Григорьевич, поздравьте его — он уничтожил соль. Молодец, Яшар! (Обнимает и целует его).

И в а н о в.  Я уже поздравил, Александр Васильевич.Я очень рад, что это мировое открытие сделано в нашей лаборатории.

Я ш а р. Я, профессор, очищу этим составом солонча­ковую равнину близ нашей деревни и превращу ее в хлоп­ковую плантацию.

Иванов. Но применить изобретение будет не так просто. Прежде всего надо иметь мощную электростан­цию, не так ли?

Я ш а р. Возможно. Я это продумаю. Возле нашей деревни река, мы ее используем под электростанцию.

Белокуров. Постой, постой, Яшар. Ты хочешь об­работать солончаковую равнину этим составом?

Я ш а р. Да, профессор. Превратить мертвую солонча­ковую равнину в цветущее поле, в хлопковую плантацию... Правда, вначале потребуется много расходов — матери­алы, плотина, электростанция. А потом — чистая при­быль. Я все продумал.

Белокуров. Нет, Яшар. Это не выйдет. Для этой цели твой состав не годится.

Я ш а р. Почему?

Т о г р у л. Как это не годится?

Белокуров. Не годится, Яшар. Состав твой может дать эффект только в лабораторных условиях. А под от­крытым небом результата не будет.

Я ш а р. Почему, профессор? Я ведь соль в почве буду уничтожать.

Белокуров. Да не получится, Яшар. Ты не принял во внимание действия солнечных лучей.

Я ш а р. Факты говорят, профессор, другое.

Иванов. Это — предположение, Александр Василь­евич. Оно может и не оправдаться. Сводить на нет такое огромное начинание по одному только предположению нельзя.

Белокуров. Для меня это — не предположение, а истина, факт.

Я ш а р. Нет, профессор, я с этим не согласен. Мне нужны доводы. У меня в руках научные факты, и я не могу им не верить.

Белокуров. Невозможно, Яшар. Я могу забыть свое имя, но этого не видеть не могу. Ты упускаешь воз­действие солнца.

Иванов. Нет, профессор, это еще не довод.

Я ш а р.  Я с этим не согласен,  профессор.  Научный факт говорит мне больше.

Белокуров. Я высказываю свое мнение. Бросить опрометчиво миллионы рублей и человеческий труд в го­лые равнины... Нет, Яшар, это слишком ответственно, я допустить этого не могу. Запиши мое мнение, Таня.

Я ш а р. А я драться за это буду, профессор. Я в пра­вильности своих выводов не сомневаюсь.

Т о г р у л (Яшару). Да ты не слушай его, он часто так путается.

Иванов. Хорошо, в таком случае надо созвать ши­рокое, академическое совещание. Пускай Яшар изложит свои доводы, и посмотрим. (Яшару, тихо). Не боитесь, Яшар, я буду на вашей стороне.

Я ш а р.   Спасибо,  Иван  Григорьевич.

Т о г р у л. Я вопрос в партячейку перенесу. То есть как это так...

Белокуров. Мария, тьфу, Тогрул!

Я ш а р.  Я сейчас научно все докажу. Идем, Тогрул, принесем аппаратуру.

Яшар   и   Тогрул   уходят.

Белокуров. Принеси, Таня, мою книжку, она на столе моем.

Таня уходит.

Белокуров. Нет, Иван Григорьевич, это дело не выйдет.

Иванов. Я знаю, не выйдет, Александр Васильевич. Но вы не сумеете их убедить. Обвиняли же Рамвина, что изобретателям ходу не давал. Пусть едут. Разбросают миллионы по голым степям, попадут на скамью подсуди­мых и тогда узнают.

Белокуров. Нет, нет, Иван Григорьевич, так ста­вить вопрос нельзя, не годится.

Иванов. Да какое нам дело, Александр Васильевич.

Входит  Таня.

Иванов. Земля ведь ихняя, азербайджанская. Бу­дем трудиться, а получим звание вредителей. Пусть едут, сами хотят.

Белокуров. Нет, нет, Иван Григорьевич, я должен высказать свое мнение, это — преступление.

Т а н я. Да, профессор, прошло то время, теперь у нас Советский Союз, объединяющий братские народы. Это вам следовало бы знать, профессор.

Белокуров. Это — преступление, Иван Григорье­вич. Я этого допустить не могу.

Иванов. Нет, Таня, вы меня не поняли. Я говорю, что они молоды. Хотят поработать, улучшить свои земли. Мы не имеем права мешать им.

Т а н я. Конечно, каждый опыт может дать тот или иной результат. Простите, профессор, я поняла вас иначе. Я уверена, что и партия в этом поможет.

И в а н о в. Я приложу все силы.

Входят   Яшар  и  Тогрул.

Я ш а р. Вот, профессор, смотрите.

Белокуров. Нет, Яшар, на этом я всю свою жизнь прожил. Не выйдет это!

Я ш а р. Тогда пусть созовут широкое совещание. Я изложу свои доводы, вы — свои.

Т о г р у л. Ты пригласи и представителей партийной организации.

Белокуров. Кто бы там ни был, мне все равно. Я своего мнения скрывать не буду. Выбрасывать миллионы на ветер, сознательно идти на это... Нет, я этого допу­стить не могу.

Иванов. Вы готовьтесь, Яшар. (Тихо), Вам удалось открыть то, над чем профессор безрезультатно работал годами. Понятно, ему обидно, но это не должно мешать социалистическому строительству. Я вас поддержу.

Я ш а р. Благодарю, профессор, я готов.

Т о г р у л. Спасибо, профессор.

Я ш а р. Идем, товарищи, мне надо готовиться к вы­ступлению.

Т о г р у л. Да ты подожди, я сейчас весь институт по­дыму на ноги, созову сюда. (Уходит).

Я ш а р. Я не имею основания верить предположениям 'в ущерб научным фактам.

Белокуров. Да это не только предположение, я в этом не сомневаюсь.

Входят по одному, по два аспиранты и   Тогрул.

Аспиранты. Где, кто разложил соль? Уничтожили соль? Странно это. Посмотрим.

Я ш а р. Смотрите, товарищи: вот соль, а это—состав. Всыпем соль. А теперь проверьте, осталась ли в пробирке соль?

Аспиранты. Нет. А ну-ка, посмотрим. Нет. Пра­вильно, правильно. Нет соли. Браво, Яшар.

Т о г р у л.   Ясно!   Все подтверждают.

Я ш ар. Так вот, товарищи, благодаря этому откры­тию, мы сумеем превратить солончаковые степи в плодо­родные поля.

Белокуров. Да вы упускаете из виду воздействие солнца... Клянусь вам, что...

Я ш а р. Нет, вы лучше докажите нам, профессор.

Т о г р у л.  В научных спорах клятва — не довод.

Т а н я. Укажите факты, профессор.

Иванов. Вопрос ясен, товарищи. Молодой инженер научными фактами подтверждает свое открытие. Ясны и перспективы этого открытия. Можно полагать, что про­фессор Белокуров еще не освободился от влияния бур­жуазных теорий. Он никак не хочет примириться с тем, что вчера еще угнетенный тюрок сегодня, при советском строе, может сделать большое научное открытие. Многие, вероятно, будут это квалифицировать как проявление великодержавного шовинизма...

Белокуров. Это он обо мне? Постой, постой. Это я-то шовинист? Заблуждаетесь, я далек от этого.

Иванов. Простите, Александр Васильевич, весьма возможно, я не утверждаю, но другие так могут подумать: открытие весьма ценное, профессор работает над ним пятый год и безрезультатно, и вдруг какой-то молодой инженер опередил... Профессору, может быть, обидно...

Белокуров. Да вы заблуждаетесь, я не завидую ему! Я его больше, чем сына своего, люблю. Пускай он сам скажет. Мария,  тьфу,  Яшар,  скажи  ему. Я только жалею миллионы...

Ивановлятва — не довод, профессор. У него на­учные, точные факты.           

Голоса: «Правильно, правильно!»

Белокуров. Верно, товарищи, пока-что у меняв руках фактов нет. Я высказываю только свое мнение и — клянусь, я не вредитель, — говорю искренне. Ну, что ж, пускай поедет. Возможно, я ошибаюсь. Поработаю и я, но, боюсь, дело не выйдет.

Т а н я. Это будущее покажет.

Васильев. Выводы ясны, товарищи. Открытие мо­лодого инженера весьма важное. У профессора Белоку­рова против этого веских доводов не имеется. Конечно, это дело потребует огромных средств и большого труда, но мы этого бояться не должны.

Голоса: «Правильно, правильно! Браво, Яшар, браво!» Аплодируют.

Белокуров. Невозможно, Яшар.

Медведев. А может быть, он, действительно, наши деньги по степям разбросать хочет?

Я ш а р. Я головой  ручаюсь!

Васильев. Эксперимент — начало подъема. Мы, ко­нечно, обсудим это открытие в широкой научной аудито­рии. Но во всяком случае Яшару должна быть обеспече­на возможность широких практических опытов.

Голоса: «Браво!»

Все аплодируют.

Иванов. Товарищи, здесь все и представитель парт­ячейки подчеркнули практическую важность нового от­крытия. Мнение собрания надо зафиксировать и пору­чить Яшару составить проект и смету опытов.

Белокуров. Я остаюсь при своем мнении. Как хо­тите.

 

Белокуров уходит.

Т а н я. А все-таки факты против вас, профессор.

 

Голоса; «Браво, Яшар, браво!»

Т о г р у л. Молодец Иванов. Слышали, что он Бело­курову сказал!

Я ш а р. Я не согласен с мнением, что профессором руководит зависть. Он искренен, но ошибается.

Т о г р у л. Как бы не так! Ведь ты опередил его с от­крытием...

Т а н я. Сегодняшнее решение надо завтра же согла­совать с партийным комитетом.

Я ш а р. Таня, я тебя и Тогрула с собой заберу, потре­бую у партии. Поедете?

Т а н я. Я готова, Яшар.

Т о г р у л. Ну, раз Таня едет, так я раньше нее. Толь­ко с условием, чтобы ты захватил с собой и тар.

Я ш а р. Идем, товарищи. После такого шума прова­лить дело — все равно, что умереть. Надо теперь соста­вить проект, смету... Ой, голова трещит...

Иванов   (подходит  к ним).   Вы   довольны   мною Яшар?

Я ш а р. Благодарю, профессор!

Все, кроме Иванова и Медведева, уходят.

 

Медведев. Иван Григорьевич, я не могу понять вашей тактики. Вы так старались...

Иванов. Вы ее поймете потом, когда увидите этих трех молодцов на скамье подсудимых.

Медведев. Стало быть, вы разделяете мнение Бе­локурова?

Иванов. Белокуров вполне прав. Я советовал ему молчать, но он не послушался. Пускай едут. Вложат мил­лионы в голые степи и вернутся. Каждая мелочь, беспо­лезно ими затраченная, — наша польза и победа. Бело­куров абсолютно прав: из этого дела ничего не выйдет.

КАРТИНА ВТОРАЯ

Деревня, расположенная на берегу широкой реки.   Комната в доме Имамяра.   Ягут  и Нигяр   убирают комнату.  

Я г у т напевает.

Дай студеную струю,

Уж я улицы полью,

Не  пылилась  бы дорога

При проезде дорогого.

Струны,  весело  звените,

Небо мглою не мрачите.

Бросьте горе навивать —

Милый  молод  горевать.

Н и г я р. И правда, Ягут, все трое молоды. Оба хоро­ши собой, и девушка красивая, хорошо одеты.

Я г у т. Когда вчера я по воду ходила, одного только увидела. С детства его знаю, Яшаром звать. Каждый день дрались, никогда и не забуду. Теперь он вырос, по­хорошел. Других я не приметила — люди окружали.

Н и г я р. Я видела троих в автомобиле, промчались мимо, ф-р... ф-р...

Я г у т. Дядя говорит, что два года здесь работать бу­дут, землю распределять. Инженеры!

Н и г я р. И девушка эта — инженер?

Я г у т. А кто ее знает. Быть может, жена одного из них.

Н и г я р. Нет, не жена.

Я г у т. Почему?

Н и г я р. А потому что они разошлись по разным до­мам.

Я г у т. Дядя сказал, что главный из них у нас будет жить. Ну, скорей, скорей, убери постель, а то придут сей­час и дядя бранить меня будет.

Н и г я р. А ведь тети Назлы дома нет, как же ты одна будешь?

Я г у т. Не знаю. Отец дома, дядя дома... Как он по­смеет сказать что-нибудь.

За кулисами слышен голос Имамяра: «Ягут, Ягут!» Входит  Н и я з.

Н и я з.   Уходите!  Идут сюда. Ягут. Ой, пришли.

Н и г я р. Ухожу.

Я г у т. Подушку, подушку на кровать брось.

Н и г яр. С ними и райком идет, Нусрет. (Проходит е другую комнату). Вечером в клубе собрание, не забудь.Будет слушаться дело дяди Амир-Кули и тети Шарабаны, не задерживайся здесь.

Нигяр   уходит.

Я г у т. Не задержусь, не задержусь.

Н и я з. Скорей, скорей, идут сюда. Проходите в дру­гую  комнату.

Входит  И м а м я р.

И м а м я р. Ну, что, комнату убрала?

Я г у т (быстро расставляя вещи). Сейчас кончаем.

Н и я з.  Ну, скорей, проходи в другую комнату.

И м а м я р. Куда ей уходить? Дома никого нет. Кто же за человеком смотреть будет? Не ребенок она и не конфетка, не проглотят ее.

Н и я з.   Чужой  ведь  мужчина.

И м а м я р. Ну, что ж? Ходит она в клуб на собрания, людей, что ли, не видела?

Я г у т. Ну, теперь могут войти.

И м а м я р. Иди, пригласи их.

Нияз уходит.

И м а м я р.   Чай  поставила?

Я г у т. Самовар кипит.

И м а м я р. Ты отца своего не слушай, череп у него старый. Надо идти в ногу со всеми. Эти землемеры — нуж­ные люди. Хорошенько напои чаем и приготовь место, чтобы отдохнули.

Я г у т. Говорят, один из нашего села?

И м а м я р. Тот, который идет к нам, — сын дяди Кулама. Теперь он — инженер, не видишь разве — автомо­биль и все такое. Он —самый главный. Райком меня выз­вал и мне его поручил.

Я г у т. И девушка та — инженер?

И м а м я р. А кто ее знает, сейчас только приехала. Так ты прими хорошенько, поняла?

Н и я з (в дверях). Ну, вот и мы.

И м а м я р. Пожалуйте, пожалуйте.

Входят Яшар,  Нусрет,  Нияз   и  несколько   крестьян.

Имамяр. Ты уж прости, сынок, хата — колхозника, чем богаты, тем и рады. А это — моя племянница. Девушка хорошая, но озорная, всех передразнивает, кто как ходит, как говорит. (Обращаясь к Ягут). Ну, скорей, иди и по­дай чаю.

Ягут  уходит.

Я ш а р. Здесь неплохо. Комната хорошая. Я ушел из деревни еще ребенком и думал, что вернусь в темную избу. Деревня намного продвинулась вперед. Я отстал. Не предполагал, что у нас в деревне такой великолепный колхоз.

Нусрет. О, колхоз наш —первый во всем районе и богаче всех. Товарищ Имамяр — один из самых трудо­любивых колхозников. Для организации колхоза, можно сказать, сделал больше всех. Самый активный колхозник в деревне. Два раза премировали. Поэтому-то я вас и на­правил сюда. Сами увидите.

Я ш а р, Я очень рад.

Нусрет. Хотя отец его в прошлом был, говорят, вро­де кулака, но сам Имамяр никакого отношения к этому не имеет.

Имамяр. А кто теперь по отцовскому пути идет? У отца Яшара арба за целую версту трещала, а у него те­перь, слава богу, автомобиль гудит вовсю.

Нусрет. Товарищ Яшар, если понадобится, райкому одолжишь ненадолго машину?

Яшар. С большим удовольствием. Машина не моя, нам партия ее предоставила.

Имамяр. Рассказывают, царевич один, напившись допьяна, лежал на мостовой. А негр был царем и проез­жал со свитой. Царевич, подняв голову, сказал: «Чего фасонишь, твой отец был негром, слугой, а мой — царем». Негр засмеялся и ответил: «Чем смотреть на отцов на­ших, лучше уж посмотрим на себя». Так и теперь: у те­бя — автомобиль, а у меня и сахару к чаю нет. Все забо­ты только о колхозе. Но, слава богу, получаем кусок хлеба и живем... Что ж, плова не будет — сыр с хлебом поем. Лишь бы другим, идущим за нами, жилось хорошо. Ягут, Ягут, ну что там с чаем? Чертова кукла, только имя — рубин, а сама и стекла не стоит.

            Нусрет.  Я на чай остаться не могу. Пойду, посмот­рю, как другие разместились. Потом приду, поговоримоварищ Имамяр, ты уж сам знай.

Имамяр. Будь спокоен, слава богу, знаешь меня. А ты, сынок, помни: лошадь принадлежит тому, кто сидит на ней, дом — тому, кто живет в нем, а жена принадлежит тому, кто ей бока ломает. Дом этот в твоем распоряже­нии. Представь себе, что не ты, а мы здесь гости.

За  кулисами  шум.  Шарабаны  вталкивает Амир-Кули.

Шарабаны. Входи, из рук не выпущу. Где Нусрет? Войди, говорю, сукин сын.

Амир-Кули. Не тяни, Шарабаны, тулуп порвешь. Что мне Нусрет сделает? Скажет, что жена имеет право тебя избивать, а ты ее нет?

Шарабаны. Где Нусрет?

Амир-Кули. Тулуп не рви, говорю я тебе.

Имамяр. Что случилось, тетка Шарабаны?

Шарабаны. Вот этот сукин сын, кулак, меня все время заставляет работать.

Амир-Кули. Отец твой — кулак!

Шарабаны. Твой отец — кулак. Имел восемь ба­ранов, четырех козлов и двух ослов.

Амир-Кули. И твой отец имел осла, и сам с такими же длинными ушами.

Шарабаны. Кто это с длинными ушами? Осел или отец?

Амир-Кули. И тот и другой.

Шарабаны. Ты сам с длинными ушами. А ну, про­валивай. Прямо в сельсовет потащу, мошенник.

Амир-Кули. Не рви тулуп... И под другим глазом фонарь засвечу.

Шарабаны. Ты-то? Да я тысячу таких, как ты, мужчин вместо дров в печку брошу.

Имамяр. Да что там случилось у вас, говорите толком.

Шарабаны. Как это случилось? Этот мошенник, кулак, экспортирует меня.

Яшар. То есть как это экспортирует? Ты хочешь ска­зать эксплуатирует? (Смеется).

Шарабаны. Ну да, экспортирует меня. Оба рабо­таем в колхозе, а когда домой приходим, смотри за ре­бенком, обед приготовь, тесто замеси, хлеб испеки, в печ­ку лезь!

Амир-Кули. А что, я буду, засучив рукава, тесто месить?

Шарабаны. Обязательно! Ты еще старые песни поешь?

Я ш а р. Ну, и впрямь между ними настоящая клас­совая борьба.

Имамяр. Знаешь, он, действительно, поет старую песню. Раньше женщина сидела дома и понемногу дела­ла свою работу, а теперь приходит с поля — приготовь чай, испеки хлеба. А когда она займется хлебом — пово­зись с ребенком. Ведь так, товарищи! Не так ли, сынок?

Я ш а р. Так, правильно, товарищ Имамяр, вы говори­те правильно.

Амир-Кули. А что мне с ребенком делать, если за­плачет, чем унимать его буду? Что у меня — груди, что ли?

Шарабаны. А когда говоришь ему, валит ребенка на пол и шлепает.

Амир-Кули. А когда ты меня бьешь по макушке, это что? Закон разрешает мужа бить?

Шарабаны.   Проваливай, лучше идем в сельсовет.

Имамяр. Так кто кого избил?

Амир-Кули. Да она же меня! Пришли с работы, она говорит: «Я просею муку, а ты тесто замеси».

Имамяр. Что ж, можно и муку просеять и тесто за­месить.

Амир-Кули: Говорю, это не мое дело. А она взяла большую дубину — и на меня. Я — за дубину. Она ее вы­пустила и схватила меня. Сильная, стерва... Вижу — дело плохо, свалит меня в канаву, ну, я тогда ее за ногу...

Шарабаны. Я тебе покажу! Я так тебя за ногу схвачу, что на всю деревню закричишь.

Имамяр.  Знаешь, Амир-Кули, чем других беспоко­ить, лучше уж самому побеспокоиться. Ведь люди идут умирать в окопах,   чтобы  потомкам  хорошо жилось. (К Яшару). Не так ли, сынок? Или я не так понимаю?

Я ш а р. Так, так, товарищ Имамяр. Так и есть.

Имамяр.   Послушай,  Амир-Кули.  Давай,  пройдем в другую комнату, будем чай пить, пускай наш .гость с дороги немного отдохнет. Ты не беспокойся, я тебя поми­рю с женой.

Я ш а р. Ничуть я не устал, на машине приехал. Да и вообще не из нежных.

Имамяр. Ничего, они не чужие. Захочешь — в одну минуту полсотни таких соберу. И будут квакать, а ты по­слушаешь их. Им бы лишь о работе не говорить, а бол­товни — сколько хочешь. Отдохни немного, мы потом зайдем опять. Ну, идем.

Шарабаны. Чаю мне не надо. Я его из рук не вы­пущу. Ну, проваливай в сельсовет.

Амир-Кули. А что мне сельсовет сделает? Сама говори: кто первый схватил дубинку, я или ты? Скалкой ударила — молчал. Дубинкой ударила — молчал.

Шарабаны. Какой там... А если молчал, так кто же мне глаз подбил?

Амир-Кули. Кто? А я-то почем знаю. Ты будешь бить, а я буду стоять и смотреть?

Шарабаны.  Ну, проваливай, кулак, тебе говорю...

Амир-Кули. Хорошо, идем, посмотрим, имеет ли жена по закону право избивать мужа?

Шарабаны. Иди, иди!

Имамяр. Ну, хорошо, я ваше дело устрою. Что там с твоим чаем, Ягут? Скоро ли готов будет? (Голос Ягут: «Сейчас, сейчас!»). Гость пусть с дороги отдохнет, а мы сейчас вернемся.(У дверей). Ты, сынок, уж прости. Дома-то никого нет. Девочка одна, все говорит «сейчас, сейчас», а чай все же не готов. Что поделаешь? Теперь девушки такие стали, потребуешь — ответит: «Сам возьмись»... По­ка, прощай.

Я ш а р  (вслед). Ничего, дядя, я не тороплюсь.

Имамяр уходит. Яшар, насвистывая, открывает маленький чемо­дан, вынимает папиросы, инструменты и пробирки, складывает на стол, вешает тар и отходит к окну. Ягут вносит чай. Слегка улыбается.

Я г у т. С приездом!

Я ш а р. Спасибо.

Я г у т (ставя стакан на стол). Что дядя говорил? На­верно ругал меня, что чай не готов?

Я ш а р. Твой дядя — хороший человек, Ягут. Мне он очень понравился, такой толковый, весельчак.

Я г у т. Откуда ты мое имя знаешь?

Я ш а р. Я твое имя с детства знаю.

Я г у т. И я твое имя знаю. Тебя зовут Яшаром. Мы в детстве вместе играли. Помнишь?

Я ш а р. Помню, Ягут, когда я думал о деревне, я всегда вспоминал тебя. Тогда ты была такая маленькая.

Я г у т. А ты был старше меня и такой шалун, не дай бог. Раз камнем ударил по голове, до сих пор не прошло. Вот смотри.

Яшар смотрит на ее волосы и слегка улыбается.

Я г у т. Когда расчесываю волосы, всегда вспоминаю тебя.

Я ш а р.   Ругаешь  меня?

Я г у т.  Нет, но готова тебя схватить за волосы.

Яшар. Значит, ты хочешь мне мстить?

Я г у т. Да, ты всех девушек избивал. А кто эта жен­щина, что с вами приехала?

Я ш а р. Это мой товарищ.

Я г у т. Товарищ, то есть жена?

Я ш а р. Нет, я не женат, холостяк настоящий.

Я г у т. А здесь ведь люди теперь своих жен товари­щами называют... Кого же ты ждешь, чай остынет. Я тебе сапоги сниму.

Я ш а р. Нет, Ягут, я скоро на собрание пойду.

Я г у т. Собрание, говорят, будет вечером. Я тоже пой­ду. Пока раздевайся, отдохни немного.

Я ш а р.   Не стоит...

Я г у т. Сними пиджак, приляг отдохнуть. Потом пой­дешь, собрание не убежит. Ну-ка, сними.

Берет за оба борта пиджака и силой хочет снять. Со стороны кажетсяудто обнимает Яшара. В это время  за окном  показывается  голова Имамяра и сейчас же исчезает.

Я ш а р. Да ты осторожнее, а то упаду.

Удерживаясь, невольно хватает ее за обе руки, выше локтей, Ягут смущенно смотрит на Яшара.

Я г у т. Тише, дядя идет.

Ягут, как змея, выскальзывает из его рук и с улыбкой выбегает в дру­гую комнату, захлопывает за собой дверь. Яшар смотрит ей вслед,. потом отпивает чай, ложится на тахту и курит, переворачиваясь с бо­ку на бок. Наконец он встает и подходит к своим пробиркам. Но ра­ботать ему не хочется, он берет тар и, слегка дотрагиваясь до струнихо напевает:

Мне говорят, что не верна

Из всех красавиц ни одна.

Так нет, любви не надо,

Измучит без  пощады.

Звонкий приятный голос Ягут продолжает из другой комнаты начатугю Яшаром песню.

За тобою, милый друг,

Я уйду в зеленый луг.

Без тебя тоска всю ночь,

Сон долой, улыбка прочь.

Я ш а р (возбужденно проходит по комнате, потирая руки). Эх, что-то нет охоты работать. Надо отсюда ухо­дить.

Ягут в другой комнате продолжает свою песню. Яшар допивает чай и,. когда Ягут кончает петь, зовет ее.

Я ш а р. Ягут!

Дверь открывается и показывается  Т о г р у л.

Т о г р у л.   Что случилось,   кого   ты   зовешь?   Отдох­нул  бы.

Входит Таня.

Я ш а р. Не спится что-то. Как ни старался, не смог глаз сомкнуть.

Т о г р у л. А может, комары кусают? (Тане). Тебе на­до было захватить с собой удушливый газ, пригодился бы здесь.

Т а н я. Ты, смотри, не дразни, лучше захватил бы свою лягушку.

Т о г р у л. А что мне комары сделают? Я спал так сладко, что если б ты не пришла, до вечера не прос­нулся бы.

Т а н я. Я с утра обошла всю деревню и весь берег. Обдумывала твой проект, Яшар.

Т о г р у л. Если не спалось тебе, так надо было рабо­тать.

Я ш а р . Не мог работать.

Т о г р у л. Что случилось с тобой? Или любовью за­горелся? Где эта девушка живет?

Я ш а р. Какая девушка?

Тогрул. О которой ты в городе все время твердил. Ягут, что ли, которая вроде рубина. Кому однажды ты камнем голову разбил.

Я г у т приносит два стакана чаю и берет пустой стакан. Яшар.   Мне,  Ягут,  немного слабее  налей. Ягут уходит.

Тогрул. Я... Ягут...

Т а н я.  Какая хорошенькая! Не о ней ли ты говорил?

Я ш а р. Да, о ней, Таня. Разве не интересна? Она красивее, чем я представлял себе.

Тогрул (засучив рукава и приняв позу боксера). Ты, смотри, шутки брось. На этой девушке я должен же­ниться. Бели бы не Таня, сейчас женился бы.

Т а н я.   А мне-то какое дело.

Тогрул. То есть как, какое дело? Не могу я сразу на обеих жениться. Даже если бы ты меня не любила.

Т а н я.   Кто это тебя любит?

Тогрул.  Кто? Ты! Нечего стесняться и ревновать.

Т а н я. Как бы не так, жди!

Тогрул. Ну, а если не любишь, то почему не хочешь, чтобы я умер? Значит, любишь.

Т а н я. Смотри, Тогрул, если ты еще раз скажешь так, я напишу в контрольную комиссию.

Тогрул.   Напиши.  Ты сама  разрушаешь семейную жизнь.

Т а н я. О какой семье ты заладил?

Тогрул. Как о какой? Вот скоро женюсь на тебе, к будет семья.

Имамяр (за дверью). Да замолчи ты, пожалуйста. Стыдно тебе. (Входя). Человек должен иметь рассудок и сам понимать или слушать то, что говорят.

Я ш а р. Что случилось, дядя?

Имамяр. Да ничего, ребята там... Человек должен  иметь рассудок.

Тогрул. Ну, вставай, одевайся и пойдем. Нусрет говорил, что сейчас колхозники соберутся. Захвати бума­ги свои.

Имамяр.  Крестьяне давно собрались на берегу.

Т а н я. Мы будем ждать тебя у ворот. Скорее кончай.

Тогрул. Пойду и я, одну ее не могу пустить.

Тогрул и Таня  уходят.

Я ш а р. Кто это там кричал, дядя?

Имамяр. Да ничего, у меня брат — сумасшедший, дьявол такой.

Я ш а р. Что же он говорит?

Имамяр. Да ничего. Человек должен сам понимать. Увидел, что девчонка приносит чай и стал возмущаться: «Убью, зарежу!» А я говорю ему — всякое время имеет свои законы: было время, когда жених собирал в платок несколько яблок и карабкался на забор на свидание с невестой. И вдруг выскакивал отец или брат невесты, поднимали тарарам, перестрелку. Времена теперь изме­нились, люди тоже. Женщины знают больше, чем муж­чины. Не так ли, сынок?

Я ш а р. Правильно вы говорите, дядя.

Имамяр. Говорил я ему: он же не чужой, не прохо­димец какой-нибудь. Свой человек. Односельчанин. Вся­кое время имеет свои законы. Да, наконец, каждая де­вушка принадлежит какому-нибудь молодому человеку. Не так ли, сынок? Или я иначе понял?

Я ш а р. Если он сердится, дядя, я могу перейти в дру­гое место.

Имамяр. Да не будь ребенком. Если ему не нравит­ся, пускай сам переходит. Кто в глаз подует моему гостю, тому выцарапаю глаза.

Голос Тогрула: «Готов, что ли, Яшар?»

Я ш а р. Сейчас иду! Потом поговорим, дядя.

Имамяр. Да, да, конечно. Ты не беспокойся, сынок, это все от непонимания. Дай, я понесу бумаги.

Я ш а р. Нет, нет, я эти бумаги отделить от себя не могу. Все здесь. И расчеты и проекты, — все в этой папке. Четыре года над ними работал. Если их потеряю, все пропало. Ни я, никто другой не сумеет восстановить.

Имамяр. Вот как? В таком случае ты их береги, сынок. А то, не дай бог, пропадут, будет неприятность. Пожалуйста.

Выходятходит   Я гу т.

Ягут собирает стаканы и рассматривает пробирки Яшара. Затем, взяв тар, садится на тахту у окна и, глядя вслед уходящим, напе­вает чуть слышно:

Мне говорят, что не верна

Из всех красавиц ни одна.

Так нет, любви не надо,

Измучит без пощады.

За тобою, милый друг,

Я уйду в зеленый луг.

Без тебя тоска всю ночь,

Сон долой, улыбка прочь.

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Собрание крестьян на берегу реки. Болотистое место.

Я ш а р (обращаясь к крестьянам). Каждый год в по­ловодье река заливает поля, а затем снова течёт по руслу. Потому-то земля наша, плодородная, но болотистая, ста­ла очагом малярии.

Имамяр.   Да, да,  верно!  Все у нас малярийные.

Т о г р у л. Таня, ты записывай и реплики.

Т а н я. Всех не уловишь. Ты мне самые важные отме­чай.

Я ш а р. Конечно, проведя оросительную сеть, можно уничтожить малярию и путем механизации сельского хозяйства с меньшей затратой труда добиться большего урожая, но...

Г а с а н.  Вот мы об этом и просим, потому-то...

Амир-Кули. Постой, постой, Гасан, дай говорить человеку.

Имамяр. Товарищ Гасан говорит дельно. Мы, кол­хозники, не против правильного орошения.

Я ш а р. Но я говорю не об этом. И системой ороше­ния и трактором мы можем воспользоваться только на участках, расположенных вокруг нашей деревни. А неподалеку от нас, от селения Алакенд, начинается ли­шенная растительности солончаковая равнина. Она про­стирается за сотни верст и остается неиспользованной.

Имамяр. Да, есть равнина — без начала и конца.

Амир-Кули. А может быть, Гасан об этом и хотел сказать?

И с л а м (председатель). Тише, товарищи, дайте го­ворить.

Я ш а р. Мы приехали с целью обработки этой солон­чаковой равнины.

Н и я з. А на что пригоден солончак? Не будет на нем всходов.

Имамяр. Да ты потерпи. Люди они ученые, не хуже тебя знают.

Я ш а р. Хлопок вырастет, товарищи. Наша государ­ственная лаборатория открыла химический состав, который устранит из почвы соль.

Амир-Кули. Как, что? Солить будут?

Н и я з. Да ты не суйся! Солить будут! Нет, еще зама­ринуют.

Я ш а р. Постойте, товарищи, я вам все сейчас объяс­ню. (Берет доску и пишет на ней углем формулы). По­нятно, товарищи?

Амир-Кули. Поняли: эти буквы означают плов с гусем.

Я ш а р. Да не плов, а водород, значит, гидроген, по­няли?

Имамяр.   Поняли,  сынок,  поняли.

Т о г р у л.   Гидроген  означает водяной  газ.

Амир-Кули. А буква О чем будет?

Имамяр. Да ты слушай, Амир-Кули. А еще жалу­ешься, что жена тебя бьет...

Амир-Кули. Пускай только попробует еще, какой фонарь ей под глазом набью!..

Шарабаны. Я тебе покажу фонарь. Кулак ты эта­кий!

Амир-Кули. Да ты погоди, нам плов с гусем раз­давать будут, понимаешь?

Шарабаны. Чтоб ты подавился! Не ты ли еще вче­ра петуха съел?

Амир-Кули. Фу, ты, дьявол. То петух, а это гусь, тебе говорят. Ну, ты смотри, только к котлу не подойди, варить не буду.

И с л а м. Тише, товарищи, нельзя же так!

Тогрул. Постой, Яшар, я им сейчас объясню. Знаете, товарищи, Яшар нашел такое лекарство; когда смешаешь его с солью, соль пропадает. Поняли?

Голоса: «Поняли, поняли».

Тогрул. Ну, теперь продолжай. Только не приводи этих формул. Без учебы им не понять, что такое гидроген.

Я ш а р. Итак, при помощи лекарства можно уничто­жить соль. На Алакенде надо построить электростанцию, воду в реке плотиной поднять, направить ее к машинам, а потом на орошение солончака. Таким образом Шордузан превратится в богатую хлопковую плантацию.

Имамяр. Постой, сынок, постой. А когда реку об­валуют, плотину построят, то что же наши деревни без воды будут делать?

Т ю р б е т. Что с нашими посевами, с нашими садами станет?

Я ш а р. Мы ими должны пожертвовать. Здесь мы по­теряем, примерно, сто гектаров, зато там выиграем де­сятки тысяч гектаров.

Имамяр. А-а... так, значит...

Мирза-Кули. Этого быть не может. Мы здесь тру­дились, организовали колхоз, а вы хотите отрезать воду и орошать ею солончаковую степь.

С а л а м.   Тогда  уж лучше убить  нас.

Я ш а р. Другого выхода нет, товарищи.

Имамяр.  Скажи-ка, сынок, а нельзя  ли орошать и здесь и там?

Я ш а р. Мы над этим вопросом много думали. Ничего не выходит.

Мирза-Кули. Не выходит — не делайте.

Султан. А почему не делать? Твоя польза важнее или общая?

Н и я з . Мы, крестьяне, до единого человека против такого дела пойдем.

Гасан. Постойте, товарищи, тут получилось недо­разумение. Следовательно, надо разъяснить...

Амир-Кули. Да никаких там «следовательно»

Тюрбет.. Чем лишать нас воды,  лучше уж в гроб всех  уложить.

И с л а м. Товарищи, это очень рискованный   план, сельсовет никогда  на это не согласится. С а л а м.  Слушайте, давайте сперва поймем чем дело. Предложение, может быть, хорошее. Люди ведь не сошли с ума, чтоб, здорово живешь, воду нам закрывать.

 Тюрбет.  Да что там понимать! Сказали, колхоз — устроили его. Говорят, налог — платим. Только вода од­на протекала свободно, и этого лишить хотят.

 Н и я з. Ни один из нас на такой план не согласится.

 А л и я р.  Да они просто с ума сошли. Пойдемте, то­варищи.

Нусрет. Товарищи, мы получили указание — в этом деле помочь, но там не говорится о том, что воду от нас отведут. На это партия согласия не давала. Мы этого не допустим. Мы завтра же напишем партийному комитету.

 Я ш а р. Товарищи, вы здесь ничего не теряете: до сих пор работали здесь, сеяли пшеницу, а теперь будем сеять и хлопок.

Мирза-Кули. Мы ни за что не покинем здесь ко­стей наших предков и не переселимся на солончак.

Aмир-Кули. Почему не можем? Как еще можем! С дним только условием: будем сеять хлопок, и баста! Никаким домашним хозяйством заниматься не будем! А ели жены драться будут, фонари под глаза понаставим.

Шарабаны. Я тебе покажу фонарь! Товарищ Яшар, я первая пойду, а ему, кулаку, не верьте.

Т о г р у л. Где, кто кулак? А ну-ка покажи его, а то без кулака скучно, не с кем будет борьбу вести.

Мирза-Кули. Ваш план — все равно, что убить нас всех.

Тюрбет. Если вы нас, крестьян, спрашиваете, — мы не согласны, а если иначе, то делайте, как хотите.

Н и я з. Колхоз имеется и здесь, незачем понапрасну по солончакам бродить.

Я ш а р.   Товарищи...

Г а с а н. Следовательно, крестьяне не согласны. Рай­ком и сельсовет тоже не согласны. И никто не согласен, следовательно...

Амир-Кули. Опять он про свое «следовательно». Мы, крестьяне, не согласны, и больше ничего.

Тюрбет. Они просто издеваются над нами.

Т о г р у л. Товарищи...

Имамяр. Прости, сынок, я два слова... Что вы все галдите! Надо сперва понять дело, а потом говорить. Ведь люди не сошли с ума, чтоб нам воду сразу отрезать. Зна­чит, думают о чем-то. Не так ли, сынок, или, может быть, я не понимаю?

Т о г р у л. Так, так, дядя.

Тюрбет. Лишают нас воды... Что там еще думать!

Имамяр. Зато здесь теряют десять аршин, а там выигрывают десять тысяч аршин. Бросают рубль на лоте­рею и выигрывают десять тысяч. Нe так ли, сынок?

Я ш а р. Правильно, правильно, дядя.

Имамяр. Значит, правительство здесь ничего не те­ряет, так же, как и мы, крестьяне. Никто нас воды не лишает и голодом морить не будет. Нам говорят: «Колхоз работал здесь, а теперь будет работать там. Сеяли пше­ницу, теперь сейте хлопок». Не так ли, сынок?

Я ш а р. Так, так, дядя.

Т о г р у л. Правильно!

Г а с а н.  Следовательно, никаких недоразумений.

Имамяр. Только один вопрос. Предположим, ты сеял пшеницу и во дворе у тебя — деревья, черешня, яб­лоня. Ты сдавал правительству что следует, остальное ел или продавал. А хлопок ни есть, ни продавать на ба­заре не сумеешь. Надо все сдавать. Конечно, правительство тебе за это отпустит хлеб. Отпустит — будешь сыт, а если на один день опоздает вагон — будешь голодный.

Тюрбет. Хлопкоробов мы видали: сдают хлопок, а сами голодают. Человек сам должен свой хлеб добывать.

Имамяр. Ну, что же тут поделаешь. Теряешь дву­гривенный, зато страна выигрывает миллионы. Мы дол­жны, конечно, все выдержать. Нам станет теперь тяже­лее, но зато детям нашим будет хорошо. Ведь хлопок пой­дет на наши фабрики. Годика два потерпим, а потом все уладится. Меньше поедим—больше сэкономим, нам бед­някам, дело привычное. Плова не будет — будет похлебка.

Амир-Кули, Как это так? А кто гуся есть будет? Опять вы?

И с л а м. Не шумите, товарищи.

Имамяр. Человек не только о брюхе своем думать должен. То, что на общую пользу, — важнее. Не так ли, сынок?

Я ш ар. Так, так, дядя. (Аплодирует ему). Я вижу, что крестьянин-колхозник лучше понимает положение, чем секретарь райкома.

Нусрет. Будьте осторожны, товарищи. Мы не мо­жем согласиться на проект, лишающий деревню воды. Никакая партийная организация вам на это согласия не даст.

И с л а м. Мы не можем, оставив наличные, бежать за кредитом.

Нусрет.   И то неизвестно,  будет или  нет.

Имамяр.  Почему вы сердитесь, товарищи? По-мое­му, польза всей страны важнее личной   пользы.  Хотите, занесите мое мнение в протокол. Пусть делают со мной, что хотят. Я вижу, что здесь общая польза... Вот и все! Не так ли,  сынок?

Тогрул. Так, дядя, так, правильно!

Гасан. Товарищи, мы знаем, что Имамяр — актив­ный колхозник, следовательно, защищает   интересы об­щие. Однако, чтобы избежать недоразумения, оговорюсь, что и райком и сельсовет не против этого, но вместе с тем нельзя лишать наши деревни воды, следовательно...

И с л а м.  Я никаких твоих «следовательно» не знаю, Дело это не годится, и все!

С а м а т. Раз это на пользу нашей стране, как можешь ты не соглашаться!

Мирза-Кули. Да ты молчи там, какая тут польза. Если тебя лишат воды, на что ты сам будешь пригоден?

А мир-Кули. А на что нам вода? Хлопок будет оро­шаться, а для теста воду жена принесет.

Шарабаны. Я тебе принесу... Товарищ Нусрет, вот он — кулак настоящий, избивает меня.

Амир-Кули. Неправда! Товарищ Нусрет, скажи-ка, пожалуйста, по закону жена имеет право избивать мужа? Она еще мне тулуп изорвала. За это я ей отплачу.

Шарабаны.   Отплатишь...

Н у с р е т. Товарищи, слушайте! Мы без указания партийного комитета такое дело решать не можем: слиш­ком большая тут ответственность. Партком же этого не допустит.

И c л а м. Мы из нашей деревни не выделим для рабо­ты ни одного человека, не допустим отводить русло реки.

Т ю р б е т. Пойдем, они с ума сошли...

Т о г р у л. Товарищи!

Н у с р е т. Нечего рассуждать, товарищи. Мы не мо­жем решать такое ответственное дело.

Я ш а р. Это — оппортунизм  с вашей  стороны.

Н у с р е т. Думайте над своими словами, товарищ. Я несу ответственность, и меня моему делу учить нечего.

И м а м я р. Мы, единоличники и колхозники, все сог­ласны на это дело.

И с л а м. Сельсовет не согласен!

Амир-Кули. Если я бедняк, то я согласен. Мне все равно, сеять пшеницу или хлопок, лишь бы есть было что... но к кухне близко не подойду.

Шарабаны. Я тебе покажу кухню.

Голоса: «Никто не согласен. Мы не согласны!»

Нусрет. Обсуждение закончено. Поговорим в парт­коме, а там видно будет...

Г а с а н. Следовательно, вопрос отклоняется. (Пишет).

Ислам. Собрание закрыто. Мы, товарищи, из нашей деревни ни одного рабочего и ничего прочего не дадим и воду отводить  не допустим!

Нусрет (Яшару). Я вас за слово «оппортунист» при­влеку к ответственности. Я выступал от партии.

Я ш а р. Я не партии говорю, а вам.

Нусрет. Хорошо, посмотрим.

Нусрет   уходит.

Тогрул. Ну, что же получилось? Посидели, погово­рили и ушли.

Т а н я.   Вопрос надо передать парткому.

Я ш а р. Ты напиши, Таня, завтра пошлем.

Имамяр. Все это от непонимания, сынок. Что с то­го, что он партийный? Понятие его такое.

Я ш а р. Спасибо, дядя! Вы усвоили вопрос лучше всех, всесторонне.

Тогрул. Вот вас нужно было проводить председа­телем сельсовета.

Т а н я. Конечно, а то предсельсовета кроме, как о себе, ни о чем не думает.

Имамяр. Да если бы я был председателем сельсо­вета, такой ясный вопрос на обсуждение даже не ста­вил бы.

Т а н я. Я все мнения записала. Отправлю в партком.

Имамяр. Отправьте. Я своих слов не боюсь. Я гово­рю, как думаю. Если ошибусь, скажут мне, что не понял, ну и замолчу.

Я ш а р. От усталости я еле двигаюсь.

Т а н я. И я устала.

Тогрул. Ну, идемте. Раз ничего не вышло, чего же ждать.

Имамяр. Идите, идите, отдохните. (Яшару), Ты и днем не отдыхал. Ягут! Куда она пропала, здесь ведь бы­ла... да вот она. Возьми, детка, проводи его, пусть отдох­нет немного.

Все уходят. На сцене остаются Имамяр, Мирза-Кули и Тюрбет.

Тюрбет, Ну как, Имамяр, вопрос этот считать от­павшим?

Имамяр. Какой  там... С ума   сошли?   Если   бы  им партия не велела, они не осмелились бы на такое дело. Этот вопрос все равно пройдет.

Мирза-Кули. А ты-то чего так старался?

Имамяр. Я говорил то, что думал. Я все сказал. Зачем не стараться, если правительство мне желает доб­ра. Работаю в колхозе. Не здесь, так там посею.

Тюрбет. На что нам хлопок? Соберешь — и сдавай правительству!

Мирза-Кули. А то, что Сулейман для тебя на сто­роне сеет.

Имамяр. Ну, и для тебя сеют. И для него. Не я же один. Если у тебя нет сада, деревьев, мне-то что? Я все равно как-нибудь проживу. Горе вот тем, кто не может без них...

Тюрбет. Ну, ты проживешь, а что другим от этого? Как же быть с нашими садами, посевами?

Имамяр. Иные сами знают свое дело. Надо терпеть или же срывать план. Все равно умрешь, рано или поздно. Но я на такое дело не соглашусь.

Тюрбет. Чем сеять хлопок и отдавать его прави­тельству, уж лучше ложиться в гроб.

Мирза-Кули. Тот, кто делает, не спрашивает. И если делать что-либо, то надо начать с этого Яшара. Смыть его, а без него другие ни на что не способны. Но на это я не соглашусь. Можно было бы сделать так: об­винить его в чем-нибудь и удалить от работы, или чтоб он сам ушел...

Тюрбет. Но как, каким путем?

Имамяр. Кто захочет, — и пути найдет. Лишь бы не думать дурного, а если и задумать, то путь найдется. Вот кстати вопрос о нашей Ягут... Но какое мне дело до всего этого? Я правительству дурного не желаю.

Тюрбет.  Ты не думаешь о наших  садах,  о  наших посевах! Без воды все погибнет.

Мирза-Кули. Имамяр, ты найди какой-нибудь ис­ход.

Имамяр. Нет, нет, дорогие, меня в такое дело не впутывайте. Я не сумею этого и не хочу. Мне-то что. Если кто задумает что-либо дурное, — не должен бояться. Ло­мать — так ломать, убивать — так убивать.

Тюрбет. Чего там бояться! Умирать, так умирать. Надо разрушить этот план, больше ничего. Что скажешь?

Имамяр. Не знаю, ей-богу, что и сказать. Думайте сами. Я их оставить не могу, и вас жалею. Думаю, когда отнимут у вас дом, имущество, вы сами-то на что нужны будете?

Тюрбет.  Ну, как знаешь, не хочешь — дело твое. А я сделаю. Посмотрим, они или мы!

 

 

КАРТИНА   ЧЕТВЕРТАЯ

На берегу реки—недостроенная электростанция. Строительный уча­сток завален материалом. В отдалении слышно пение. Доносят­ся голоса рабочих. Видна работа подъемного крана. Голоса рабо­чих: «Раз! Два!.. Раз! Два!.. Подай камень. Поддержи столб. По­дай пилу. Вливай цемент. Раз! Два!..».

Входят Имамяр и Тюрбет.

Имамяр. Кто это гнилыми столбами мост укрепил?

Тюрбет. Ты сам их наметил, а мы подпилили и под­ставили. Чуть пошатнулся — весь мост и провалится. Уж не будет в живых тот, кто под ним останется.

Имамяр. Я туда хорошие столбы метил. Гнилые можно было в другом месте использовать. А что, если мост, действительно провалится?

Тюрбет.  Я думал, что сам ты так хочешь.

Имамяр. Да что, я с ума сошел, что ли? Доведете вы меня до беды. Ну, я пойду домой, а ты побудь там.

Расходятся в разные стороны. Голоса: «Раз! Два!.. Оп-ля...»   Входит Т о г р у л.

Тогрул. Яшар, Яшар! Где же они, черт побери!

Я ш а р (выходит из сторожевой будки, с циркулем, в руках). Кого ищешь, Тогрул?

Тогрул.  Ищу какого-нибудь классового врага.

Я ш а р. На что тебе классовый враг?

Тогрул. Хочу борьбу повести.

Я ш а р. Что за необходимость?

Тогрул. А как же? Побывать в деревне и не раз­вернуть борьбу с классовым врагом? Что за работа тог­да...

Яшар. Что ты дурака валяешь. Здесь колхозная де­ревня, район сплошной коллективизации, какой там ку­лак еще...

Тогрул. А ведь газеты каждый день о классовом враге, о кулаке и тому подобном пишут. И даже рису­ют их вот с такими зубами и с такими выпученными гла­зами. Мне кажется, что в этой деревне, как назло, ни одного такого нет. У всех зубы маленькие, в особенности у нашей Ягут. Ах, какие прекрасные зубки! Прямо как жемчужины, нанизанные в ряд.

Я ш а р. Э-э. (Принимая позу боксера). Смотри!

Тогрул. Послушай, а что, если на самом деле обме­няемся? Ты женишься на Тане, а я — на Ягут. Знаешь, Таня удушливый газ изобрела. Всех комаров вокруг те­бя уничтожит.

Я ш а р. Ты болтал бы меньше. Пошли скорей бри­гаду в деревню Чинаркенд, пусть свяжут бревна и по ре­ке сплавят сюда. Где же Таня?

Тогрул. Таня разговаривает там с рабочими. Нехо­тя работают они и как только меня завидят, так начина­ют расспросы про хлеб и сахар, про зарплату. Вижу, де­ло не ладится — поручил Тане провести с ними беседу.

Я ш а р. Надо телеграмму отправить в Баку.

Тогрул. Мы уже сообщили.

Я ш а р. Если ответа сегодня не получим, все пропало. Какой дельный человек этот Имамяр!

Тогрул. Если бы не он, так ни один дьявол не рабо­тал бы. С одним спорит, другого уговаривает, третьего упрекает, — прямо из кожи лезет, бедняга.

Я ш а р. И какой он умный, толковый, большой акти­вист!

Тогрул. Хорошо, что ты караул поручил. В одну ночь материал растаскали бы.

Я ш а р. Послушай, Тогрул, может быть, ты пойдешь в райком к секретарю, возьмешь несколько тысяч, разда­дим зарплату.

Тогрул. Нет, дорогой, он недавно одолжил нам во­семь тысяч, вторично просить я стесняюсь. Лучше уж сам сходи.

Я ш а р. Меня он недолюбливает. Я ведь тогда назвал его оппортунистом...

Тогрул. Да, и партийный комитет ему выговор вле­пил за это дело. А со мной он в хороших отношениях.

Входит Т ю р б е т.

Тюрбет (входя). Товарищ Яшар, сидите вы здесь, а рабочие там работу бросили и собираются уходить.

Тогрул. А Имамяр где?

Тюрбет.   Его  там   нет.   Он   уговорил   бы   их...

Тогрул (Яшару). Хорошо. Ты иди на стройку, а я опять в райком, может быть, заполучу несколько тысяч, а если нет, — его самого притащу сюда.

Яшар (Тюрбету). А ну, пойдем.

Входят Нияз, Имамяр и  Ягут. Нияз разъярен.

Н и я з. Ты на всю деревню опозорил меня! Что за су­кин сын, что моя дочь ему обед должна приносить? Каж­дый смеется надо мной. Разнесу всех к чертовой матери!

Имамяр. Говори, говори все, а потом я скажу.

Нияз. А что мне говорить? Ты ее развратил, в де­ревне болтают черт знает что. Что между ними общего?

Я г у т. Я не знаю, что я сделала такого, что ты сер­дишься на меня?

Н и я з. Замолчи ты! А то заеду кулаком так, что все зубы проглотишь. Клянусь честью, разорву на куски.

Имамяр. Ты кончил? Слушай же теперь меня. Нельзя девушку ни с того ни с сего ругать. Ведь мы же свою честь на улицу не выбросили? Провинится, тогда и накажи, и я тебя поддержу. Но ведь она, бедная, ничего дурного не сделала! Ну, принесла ему обед, что здесь дурного?

Н и я з. Да я хочу, чтобы она с ним совсем не говори­ла. Что ты моему ребенку опекуном заделался! Моя дочь или нет?

Имамяр. А он тебе что-либо плохое сделал? Принял тебя на работу, вот и выглядишь человеком теперь.

Н и я з. Я свою честь ему не продам. Все работают, и я тоже. При чем тут дочь?

Имамяр.  Стало быть, мы продаем свою честь?

Н и я з. А какое мне дело до вас. Делайте, что хотите.

Имамяр. Послушай, Нияз, надо же идти в ногу с людьми... Видишь, все снимают чадру со своих жен, а ты ребенка в клетке держать хочешь. Заметишь в чем-нибудь дурном — убей!

Н и я з.  Хорошо! Посмотрим!

Имамяр. Иди, иди на работу да смотри, не зевай там.

Н и я э  уходит.

Имамяр (к плачущей Ягут). Будет тебе тоже, не устраивай панихиду. Что ты опять натворила?

Я г у т (заливаясь слезами). Ничего. Говорит: «Поче­му ты с ним разговариваешь? Люди смеются надо мной».

Имамяр. Правильно! Все вы одинаковы. Никогда ни над чем не задумываетесь. Садись поближе. Я хочу тебе кое-что сказать. Ты видишь, у отца — ни капли ума; неровен час, натворит беды. С Яшаром не связывайся, а если серьезно задумала, так скажи ему, чтобы взял тебя и добром проваливал отсюда. Сколько раз говорил тебе, как бы не вышло беды...

Я г у т. Он не хочет уезжать.

Имамяр.  Ты спрашивала?    (Ягут кивает головой).

Имамяр. Да на него и нельзя особенно надеться: приехал с этой русской девушкой, — не знаешь, кто она и что собой представляет.

Я г у т. Он говорит, что она ему чужая.

Имамяр. Ну конечно, иначе не скажет, однако вдвоем в горах пропадают. Ты послушай меня, Ягут. Нияз — бестолковый, как ни старайся, с ним ничего не поделаешь. Послал я тебя в клуб — устроил он скандал; в школу послал—опять скандал; наконец, хотели выдать тебя за какого-то начальника, пришла ты ко мне, запла­кала—и снова неприятность. Пока все обошлось благо­получно. Я-то ничего не имею против Яшара. Если он те­бе действительно нравится, скажи ему, пускай женится и увезет тебя с собой. Иначе — не миновать беды, преду­преждаю! Я вмешиваться больше не буду.

Входит Я ш а р.

Я ш а р. Дядя, ты что ж сидишь? Там рабочие опять чуть было не сорвали работу. С трудом уговорил и успо­коил их.

Имамяр. Да я тоже от них убежал. Самому надо понимать или других слушаться. Все думают о своем животе, а не о завтрашнем дне... Мы здесь социализм строим, а они из-за временных затруднений шум подня­ли.

Я ш а р.  Проголодался я за целый день.

Имамяр. Вот девушка обед тебе принесла, садись, покушай. Так же нельзя, не кушаешь, не спишь... Что случилось? Ведь жизнь то на рынке не купишь.

Я ш а р. Если не присматривать за всем, дело не пой­дет.

Имамяр. Что ж, когда люди не понимают сами. Сесть на осла стыдно, а слезать — тем более. Раз нача­ли дело, хорошо или худо — надо довести до конца. По­смотрим, что выйдет. Стал мельником, так не бойся тя­желого мешка. Только, сынок, ты свои бумаги запрячь подальше: врагов немало. Попадут к кому-нибудь — не сыщешь. Ну, ты кушай, а я пойду, посмотрю, как там ра­ботают.

Я ш а р. Ты, дядя не беспокойся. Я чертежи с собой ношу. Сейчас я руки помою.

Имамяр уходит. Ягут расставляет посуду на маленьком столике. Амир-Кули  и   Шарабаны  вкатывают  на  сцену  ручную  тачку.  На­полняют известью. Шарабаны впряглась в тачку, а Амир-Кули под­талкивает.

Шарабаны. Что ты не помогаешь, хочешь, чтобы я одна тащила? Дохлятина этакая...

Амир-Кули. Колесо свела на камень... Куда же толкать? Дорожки нет.

Шарабаны. А это тебе не дорожка?

Амир-Кули. Да какая там дорожка, когда колесу камень мешает. Убери его сперва...

Шарабаны. Да что ты с камнем пристал! Пона­тужься, и тачка сама покатит.

Амир-Кули. Да куда же больше, не рожать же мне... Убери камень с дороги.

Шарабаны. А ты что, сам не можешь?

Амир-Кули. А кто впереди тачки, ты или я? И на­до же было мне с ведьмой в эту работу впрягаться!

Шарабаны. Ты и здесь меня, кулак этакий, хочешь экспортировать? (Хватается за лопату.).

Амир-Кули отступает.

Амир-Кули. Смотри, Шарабаны, с лопатой не лезь, брось ее, а то фонарь под глазом засвечу.

Шарабаны. Ах ты, кулак несчастный, мне под глаз?..

Амир-Кули (отступая). Отец твой — кулак. Не подходи, говорю.

Шарабаны. Мне фонарь? Мне? (Хватает его за тулуп.)

Амир-Кули. Отпусти, разорвешь!

Шарабаны. Я тебе покажу фонарь!

Шарабаны наступает. Амир-Кули падает на тачку с известью.

Шарабаны. Будешь помогать или нет?

Входит Яшар.

Яшар. (Входя.). Что, тетка Шарабаны, все классо­вую борьбу ведешь, еще не ликвидировала этого кула­ка?

Шарабаны. Товарищ Яшар, я с ним работать не хочу. Он — кулак. Не помогает в работе. Назначьте в помощь другого. Пойду в сельсовет жаловаться на него.

Амир-Кули. Хорошо, и я пойду с тобой, посмот­ришь, как рассудят...

Шарабаны. Идем в сельсовет, идем, только ты сперва за тачку возьмись. (Укатывают тачку со сцены).

Я ш а р. Славная ты девушка, Ягут. Вот как закончу дела, повезу тебя с собой в город, и дядю прихватим. Поедешь?

Я г у т.  Поедем теперь.

Я ш а р. Нельзя, Ягут, я ведь работаю. Ну, значит, со­гласна?

Я г у т. Увези меня, Яшар, поскорей, сегодня же уне-зи. А потом вернешься. Нет, и сам не возвращайся. По­езжай в другую деревню. Наша — нехорошая.

Я ш а р. Почему нехорошая? Замечательная деревня! Большой колхоз, река, зелень. Только комары проклятые больно кусаются.

Я г у т. Да, здесь не оставайся.

Я ш а р. Нет, Ягут, хоть убей, сейчас я никак не могу ни на шаг отойти от работы.

Я г у т.  Не от работы — от нее отойти не можешь.

Я ш а р. От кого?

Я г у т. От той девушки, Тани. Ты с ней каждый день гулять ходишь...

Я ш а р. Ха-ха-ха! Она — девушка свободная, Ягут. Мы осматриваем местность, землю. Вот я засеял опыт­ную плантацию. Хочешь, после работы пойдем с нами?

Я г у т. Нет, мне не разрешают.

Я ш а р.  Кто, дядя?

Я г у т.  Нет, отец. Дядя ничего не скажет.

Я ш а р. Дядя твой — человек хороший, Ягут. Толко­вый человек.

Я г у т. Дядя? (Хочет сказать что-то, но не решается). Уедем из этой деревни, Яшар, уйдем, убежим!

Я ш а р. Зачем бежать? Мы и так поедем. Добром. Дай только работу закончить, ведь вся ответственность на мне лежит. Знаешь, что такое ответственность? Рабо­та значит. Погоди, я тут такую плантацию разведу, что..

Входит Таня.

Т а н я. Яшар, ты здесь? Ты, право, с ума сошел. Пой­ди домой, пообедай, отдохни немного. Тебя же бессонни­ца одолеет. Ох, и сама я проголодалась, умираю от го­лода.

Я ш а р. Присядь, Таня. Ягут замечательный суп при­готовила.

Т а н я. Ты, Яшар, поешь, а потом приходи. Надо столбы у берега устанавливать, никак не удается. Тече­ние сильное, относит. Рабочие ждут. (Берет кусок хле­ба).

Яшар встает.

Я ш а р. Пойдем, посмотрим. Таня. Ты сперва закуси.

Я ш а р. Нет, я потом поем. Нельзя рабочим без де­ла оставаться. Бери, Таня, тефтели. Ягут прямо чудо смастерила.

Т а н я. (Кладя тефтели на хлеб). Ягут — замечатель­ная девушка...

Входит То гр у л.

Тогрул. Хорошее дело! Меня посылает за деньгами, а сам сидит тут, с одной стороны — Таня, с другой — Ягут. Честное слово, Таня, напишу в контрольную ко­миссию. Ты поддаешься влиянию тефтелей и разруша­ешь мою семейную жизнь.

Я ш а р. Садись, садись, покушай. Ну, как с деньга­ми?

Тогрул (обиженно). Откуда я знаю? Сказал, что скоро принесет. Так нельзя, Яшар, ты мою семейную жизнь разрушаешь. То по горам с Таней рыщешь, то тефтелями ее угощаешь. Честное слово, Таня, и ты разо­злишь меня; женюсь на Ягут, а ты подождешь меня?

Т а н я. Я тебе уже говорила, что не тебя я люблю, а Яшара.

Тогрул. Ах, так... Хорошо! Посмотрим, кто потом стреляться будет. (Обиженно отворачивается и бурчит себе под нос что-то).

Я ш а р. Ну, иди, возьми тефтели, а потом пойдем, посмотрим, что там со столбами.

Т о г р у л. Не хочу, к черту твои тефтели.

Тогрул уходит.

Я ш а р (смеясь). Что ты на это скажешь, ревнует ведь... Пойдем, Таня. Я скоро вернусь, Ягут, ты подо­ждешь меня?

Я г у т. Да, я подожду. Ведь надо будет посуду убрать.

Я ш а р. Я сейчас... Только взгляну на столбы, кото­рые никак не устоят в реке.

Яшар и Таня   уходят. Ягут смотрит    им    вслед,    потом опускает голову и тихо плачет. В отдалении кто-то поет.

Входит И м а м я р.

Имамяр. Ты не уходила?

Я г у т. Жду, чтобы забрать посуду.

Имамяр. О чем разговаривали? Ты все твердила «дядя»... «дядя»...

Я г у т. Говорила, что ты — хороший и что отец на меня сердится.

Имамяр. Да разве отец твой — человек? Просто он запутался. Если б ты могла как-нибудь выехать отсюда!..

Я г у т. Яшар не хочет уезжать.

Имамяр. Не хочет?

Я г у т. Да. Говорит, что сперва должен закончить работу.

Имамяр. Врет он. Увлекся этой русской девушкой и не видит даже, что вокруг него — враги. Хорошо! Как только придет и пообедает, возьми посуду и уходи. Он, кажется, сговорился со своей девушкой, отсюда прямо за гору поедут.

Уходит. За кулисами кто-то поет песню Ягут.

Мне говорят, что не верна

 Из всех красавиц ни одна.

Так нет, любви не надо, —

Измучит без пощады.

За тобою, милый друг,

Я уйду в зеленый луг.

Без тебя тоску вою ночь.

Сон долой, улыбка прочь.

Ягут сидит    задумчивая, с поникшей головой.   Входит Я ш а р.

Я ш а р. Ты не ушла, Ягут. Мне очень нравится эта песня. Ты лучше всех ее поешь. Она — наша первая встреча. Приедем в город, в консерваторию поступишь, Ягут.

Я г у т (умоляюще). Уедем отсюда, Яшар... Я всего сказать тебе не могу... но оставаться нам здесь нельзя. Уедем, Яшар... Я каждый день буду петь тебе эту песню. Уедем скорей, здесь опасно, Яшар.

Я ш а р. Что с тобой, Ягут, ты плачешь?

Я г у т. Покинем нашу деревню. Яшар, ради бога... я боюсь за тебя...

Я ш а р. Не плачь, Ягут, что с тобой, чего ты боишь­ся? Я сам поговорю с твоим отцом. Отправлю тебя к нам в город. Дядя проводит и вернется. Утри слезы, а то ска­жут, что случилось?.. А ну, взгляни на меня.

Достает свой платок, слегка обхватывает голову Ягут. Ягут трепе­щет, прижимается к Яшару.

Я ш а р. Глаза твои слез не должны знать, Ягут, ты создана, чтобы весело смеяться.

На сцену   входят    Нияз,   Мирза-К ули, Султан, Алияр, Тогрул  и  несколько  рабочих.    Ягут  замирает  на   месте.

Н и я з. Ах ты, негодяй! Ты осмелился средь бела дня мою честь задеть. (Бросается на них).

Амир-Кули. Нияз, Нияз! (Удерживает его). Нияз. Пустите меня, пустите, вам говорят.

Рабочие окружают  Нияза,  уговаривают:  «Нияз,  Нияз,  послушай...»

Нияз (кричит). Меня еще никто не срамил.

Вбегает И м а м я р.

Имамяр. Что случилось опять? Почему собрался сюда народ?

Со всех сторон сбегаются рабочие.

Р а б о ч и е. Что случилось? Кто дерется? Что за шум, что за скандал?

Н и я з (отбиваясь, Имамяру). Я разобью твой череп, негодяй, это ты во всем виноват. Пустите, какой сукин сын смеет меня держать!

Имамяр. Ну, что случилось, скажи, что случилось, глупый ты человек! Ведь надо же голову иметь... (Обра­щаясь к Амир-Кули). Сбегай, вызови Нусрета или кого-нибудь, может быть, они заткнут ему глотку, опозорил нас при всех.

Амир-Кули поспешно уходит.

Н и я з (в ярости). Пустите меня, говорю вам.

Имамяр   (Ягут). Что тут случилось? Опозорила ты нас...

Я г у т (плачет). Я плакала, он подошел, чтобы уте­реть слезы.

Имамяр. Чтоб ты сгинула, негодная! (Тихо). Ска­жи, что он насильно тебя обнял, а то нам не унять этого дурака, перебьет все.

Н и я з. Я тебя на куски разорву, а потом пускай расстреляют меня. Ты мое имя опозорила...

Имамяр. Да будь ты человеком, ведь смеются же над нами.

Я ш а р. Нияз, ты выслушай меня...

Н и я з. Не хочу слушать, негодяй ты... (Вырывается).

Имамяр (тихо Ягут). Ты слышала, что я тебе ска­зал?

Я г у т. Да, но ведь...

Имамяр. Замолчи! Прошло уже... Потом скажешь. Я все устрою, поняла?

Я г у т. Да.

На сцену вбегают Нусрет, Гасан, Ислам, Ами р-К ули и другие.

И с л а м. Что случилось?

Н у с р е т. Что за шум?

Н и я з. Расстреляйте меня после этого, и больше ни­чего!

А л и я р. Правду он говорит. Инженер, ты приехал работать — так работай, зачем же наших жен и девушек задевать?

Вбегает Тогрул.

Т о г р у л (Яшару). Что такое, в чем тут дело?

Я ш а р. Да ничего! Человек совершенно напрасно вы­ходит из себя. Я в недоумении...

Н у с р е т. Замолчите все! Разберемся.

Т о г р у л  (обращаясь к рабочим). Что случилось?

А л и я р. Чего же больше: воду отводят, лишают все­го и вдобавок еще жен и детей наших обижают.

Имамяр. Я не знаю, какая охота людям вмеши­ваться. Моя дочь, какое вам дело?

Н и я з . Не твоя дочь, а моя, в моем позоре ты вино­ват.

Имамяр (Нусрету). Ради бога заткни ему глотку. Человеком надо быть, заметил что-нибудь — потерпи, людей расспроси, узнай, в чем дело.

Н у с р е т. Успокойтесь все, дайте выяснить. Что слу­чилось? Нияз? Ты хочешь отсидеть за скандалы? Нияз.  Пускай посадят, расстреляют...

Н у с р е т (Яшару). Что случилось?

Я ш а р. Да честное слово, я ничего не знаю. Я сам в недоумении.

А л и я р.  Как не знаешь? А кто обнимал   чужую   де­вушку, я что ли?

Имамяр. А тебе какое дело? Болван ты этакий, ты что здесь — переводчик?

К а д и м. Мы говорим о том, что видели. Зачем же сердиться?

Н у с р е т. Ты помолчи, Имамяр. (Кадиму). Расскажи, что случилось?

Имамяр. Ну, помолчи, так помолчи. К черту все! (Кадиму). Расскажи, что было.

К а д и м. Имамяр послал нас за досками, нас было несколько человек — я, Нияз, Алияр, Амир-Кули... Толь­ко мы вошли сюда, видим, как Яшар крепко обнял девушку. Увидел это Нияз, бросился к ним, но я успел схватить его.

Н у с р е т. Амир-Кули, а ты что видел?

Амир-Кули. Да я просто   видел   обнявшихся.   Не знаю, кто кого обнимал, врать не буду; хорошо  не раз­глядел.

А л и я р. А я заметил: он девушку обнимал, а она пы­талась вырваться.

Имамяр. Ты тут не расписывай!.. Он обнял ее! Де­ти они, что здесь дурного? Другие девушек в перестрелке похищают, и мы ничего не говорим, не сплетничаем...

К а д и м . Зачем же ты сердишься? Нас спрашива­ют — мы отвечаем. Если моя дочь была похищена, то твоя двоюродная сестра, неразведенная, убежала от мужа.

Н у с р е т. Хорошо, хорошо! И ты помолчи. Имамяр...

Амир-Кули.  Да  вы,   чем   других   расспрашивать, лучше у самой девушки спросите.

Н у с р е т. Ты что здесь делала, Ягут?

Я г у т (плача). Я принесла обед...

Г а с а н. Как же это случилось, что вы обнялись?

И с л а м. С твоего согласия или насильно тебя обнял?

 

Вбегает   Таня   взволнованная, обнимает Яшара.

 

Т а н я. Что случилось, Яшар? Ты бледен, на себя непохож...

Т о г р у л. Постой, Таня.

Н у с р е т. Отвечай, Ягут, не бойся, он насильно тебя схватил или...

Я г у т (смотрит на Таню, потом на Яшара и, опустив глаза, тихо отвечает). Насильно...

А л и я р. Ну, вот, когда говоришь правду, люди сер­дятся.

Н у с р е т. Еще инженером зовется! Приехал для ра­боты, а начал...

Н и я з (Ягут). Хорошо, негодная, поговорю я с тобой!

Голоса: «Что ей было делать, бедной, говорит же — насильно схватил. Если б мы сделали, небось, расстреляли бы... а ему что?.. Нет, не инженер он. Да разве инженер может делать все, что захочет?»

За   кулисами   раздается   крик.    Вбегает   Тюрбет с несколькими крестьянами,

Т ю р б е т   (кричит).  На  помощь,  на  помощь!   Мост провалился, раздавил рабочих.

Т о г р у л. Что? Что?

Бросается к месту стройки, за ним бегут Имамяр и другие.

А л и я р. Кого задавило?

Т ю р б е т. Пять-шесть человек.

И с л а м. Насмерть?

Т ю р б е т. Не знаю. Кто скажет, что  под бревнами делается.

Н у с р е т  (Яшару). Вот ваша  работа!  Пойдем,  по­смотрим.

 

Хотят идти, но им навстречу вбегает Тог рул.

Т о г р у л. Спасли, убитых нет. Но дело странное...

Имамяр. Разве можно было гнилые столбы устанавливать? Это по ошибке или сознательно.,. Мало ли у нас врагов.

Н у с р е т. А инженер здесь любовью занят. (Исла­му). Ты задержи его, составь протокол и дело передай суду. А вы, Тогрул, начните принимать работу.

Я ш а р. Товарищ Нусрет, я за собой не чувствую ни­какой вины...

Н у с р е т. Это суд разберет,

Имамяр. Да ведь ничего такого не случилось, что­бы арестовывать человека. Во-первых, ему доверила партия...

Н у с р е т. Это уж не твое дело, товарищ Имамяр. Партии отвечать буду я. Мы не можем давать пищу для всяких толков.

Я ш а р. Отправьте меня в Баку, я сам там отвечу.

Н у с р е т. Пока-что исполком займется этим вопро­сом. А вы, Тогрул, принимайте дела,

Имамяр (Ниязу). Будь ты проклят, дурное отродье! Мальчика в беду вогнал.

Н и я з. А ты меня к беде привел.

Имамяр. Да что ты хочешь от меня, что общего между нами? Посылаю твою дочь в клуб, в школу, — не нравится тебе. Собери свои вещи и уходи.

И с л а м.  Товарищ Яшар, пожалуйста в исполком.

Все уходят. Имамяр, уходя, нарочито громко говорит Ягут.

Имамяр. Ты смотри, девчонка, не говори, что он на­сильно тебя обнял. Беду на человека наведешь!

Т о г р у л. Товарищ Нусрет, уверяю вас, что дело обстояло иначе...

Н у с р е т. Не поймешь толком, может быть, она про­сто отца боится и потому так говорит. Но раз делу дана огласка, оставить так нельзя. Подождем немного, вы­яснится...

Т о г р у л. Но ведь он прислан партийным комите­том.

Н у с р е т. Я прошу вас в мои дела не вмешиваться. Яшар сам за себя скажет. На то есть суд. А вы прини­майте дела.

Т о г р у л. Да, но ведь партия...

Н у с р е т. Перед партией я сам отвечу.

 

КАРТИНА   ПЯТАЯ

Комната   в   доме   И м а м я р а.  Вечер, Имамяридя за столом Я ш а р а,   рассматривает  папку  с  бумагами,  потом  перекладывает динамит под стол. Входит Тогрул.

Т о г р у л. Яшара нет?

Имамяр. Яшара в такое дело впутали, что он покоя себе не находит. С тех пор как отстранили его от работ, ни есть, ни спать не может. Опозорил человека Нияз, дья­вол проклятый.

Т о г р у л. Нет, дядя, не хулите его, Нияз — человек хороший, я его изучил. Крикун он только большой. Каж­дый день пропадает у меня. Подружился. Позавчера я ему отдал пиджак и старую кепку... Надел и говорит, что жениться хочет.

Имамяр. Человек сам должен понимать. Вот дочь его прячется, на работу не выходит, к вам не заходит...

Т о г р у л. Нет, и на работу ходит, и у нас бывает — не прячется. Позавчера со мной была на плотине, с чер­тежами возилась, замечательная девушка.

Имамяр. Зря Яшара сделали козлом отпущения. Раньше ты тоже каждый день приходил, а теперь стал редким гостем. Мне отец всегда говорил: чужой человек никогда не будет братом.

Т о г р у л. Честное слово, дядя, столько работы, что голова кружится. На днях заканчиваем постройку стан­ции. И плотина сегодня будет готова. Теперь меня чаще будете видеть.

Имамяр. Да что в том толку! Неужели нельзя было помочь Яшару?

Т о г р у л. Я в тот же день отправил письмо в Баку. Но по некоторым соображениям его отстранили от ра­бот. «Пусть, — говорят, — пока на плантациях работает, потом посмотрим».

Имамяр. Но вы же поминутно к нему обращаетесь, без него не можете обойтись.

Т о г р у л. Потому что проект — его. Вопрос еще не выяснен, положение опасное. Ты видел опытную хлопко­вую плантацию Яшара?

Имамяр. Как же не видел. Он, бедный, там пропа­дает с утра до вечера. Кажется, и сейчас туда пошел.

Т о г р у л. По его расчетам уже должны быть всходы, но признаков их нет до сих пор. Может быть, ничего и не выйдет.

Имамяр. А тогда что?

Т о г р у л. Не будет всходов — ничего и не выйдет. Тогда и станция и плотина гроша не будут стоить.

Имамяр. Как же так — построили и будете сносить?

Т о г р у л. Нет, почему, может быть, он найдет выход. В крайнем случае профессора Белокурова пригласит.

Имамяр. А тот что, больше вас знает?

Т о г р у л. Он — профессор, учитель наш. На днях ра­бота закончится, там видно будет.

Имамяр. А все-таки плохо поступили с Яшаром, обидели. Бедняга много пережил за это время.

Т о г р у л. Сам сглупил. Увлекся делом и ничего не замечает; забыл, что здесь деревня, что нельзя все де­лать на виду у всех.

Имамяр. Знаешь, сынок, когда и ты так говоришь я ничего не понимаю. Положим, Яшар любит Ягут, кому какое дело. И у вас она бывает, кому какое дело.

Т о г р у л. Ну, ты — сознательный и потому так дума­ешь. Если б все были такими, как ты, тогда другое дело. А когда ему говоришь об этом, обижается. Последнее время он и ко мне стал относиться холодно.

Имамяр. Что ж делать ему, бедному, — обижен. По правде говоря, вы не особенно можете похвалиться дружбой. Я, хоть убей, не взялся бы за его работу. Чело­век трудился, ломал голову...

Тогрул. Что же мне делать? Вот на днях заканчи­вается работа на стройке, начнется другая. Если и тогда его не допустят к работе, как мне поступить? Не оста­вить же ее на половине!

Имамяр. А справитесь без него?

Т о г р у л. Едва ли. Все в его бумагах. При их помо­щи как-нибудь еще можно справиться. А без них даже сам он не сумеет.

Имамяр. Он так расстроен, что еще вчера грозил сжечь проект и броситься в реку.

Т о г р у л. Как сжечь? Вдруг и в самом деле сглупит! Надо бумаги у него взять. Ну, я иду, дядя. Если придет, скажи, пусть приготовит проект, дадим Тане снять копии. Я пойду наверх, поработаю, а потом еще вернусь. Ка­раульные на месте?

Имамяр. Как же... Я сам несколько раз за ночь проверял. Ведь столько денег потрачено, не шутка. Я только что вернулся.

Т о г р у л. Ну, хорошо, пока, дядя. Ты скажи Яшару о бумагах, а я скоро вернусь.

Тогрул  уходит. Имамяр подходит к столу,   рассматривает  бумаги Яшара, и потом динамит. Издали доносятся песня пастухов и звуки свирели. Слышны шаги. Имамяр отходит. Входит Яшар.

Имамяр. Пришел, сынок... Тогрул здесь был, толь­ко что ушел.

Я ш а р. Что же он говорил?

Имамяр. Просил приготовить бумаги, копии хочет снять.

Я ш а р. Почему?

Имамяр. Не знаю, вам лучше знать. Говорит, что и дальше сам будет дела вести, что тебя к работе допу­скать не хотят.

Я ш а р. Ну, что ж, вон в папке, пускай возьмет. Я сам своей жизни не рад.

Имамяр. Понятно, сынок, всякому было бы обидно. Ты трудишься, напрягаешь ум, а потом тебя из-за пустя­ка удаляют да другому работу передают... Но что поде­лаешь, надо терпеть!

Яшар. Я над этой работой ломал себе голову, ноча­ми не спал, работал с опухшими глазами. Она мне, как родной ребенок... Порой, когда смотрю я, как работают, точно молния осеняет меня мысль, вижу, где неточно­сти, иду и сам поправляю. Но все, что делают со мной,— справедливо. Я вел себя, как ребенок.

Имамяр. Ничего, сынок. Терпение виноград превра­щает в халву, а тутовые листья в шелк. Это — судьба. Со всеми может случиться.

Я ш а р. Знаешь, дядя, если б не ты, мне очень труд­но было бы переносить все это. Иногда я так расстраива­юсь, что готов и бумаги эти сжечь и стройку взорвать...Но меня останавливает чувство долга, ответственность.

Имамяр. Нет, сынок, это — нехорошая мысль. Ведь уже истрачена немалая сумма, да и без проекта ничего нельзя сделать. Не так ли?

Я ш а р. Да, все в этой папке, не будь этих бумаг, я и сам ничего не смог бы сделать.

И м а м я р. А разве не сумеешь снова написать? Сам ведь работал.

Я ш а р. Сам-то сам, но работал пять лет. Тысяча раз­ных расчетов, сколько кислоты, сколько воды, — все имеет свои расчеты. Если подмешать больше или мень­ше, ничего не выйдет. А так кто помнит?

Имамяр. Тогрул говорит, что всходов еще нет, надо пригласить профессора.

Я ш а р. Ему, конечно, надо распространять об этом по всему свету. Всходов, правда, еще нет, но позже, на­верное, будут. Пока ничего нельзя сказать.

Имамяр. Это верно, и зачем ему было раньше срока говорить всем об этом.

Я ш а р. Эх, к черту все. Я ужасно устал, дядя. Пони­маешь, как-то пал духом.

Имамяр. Садись, я тебе чаю принесу. Знаешь, сы­нок, в наше время и друг не тот, и брат — не брат. Будь другой на месте Тогрула, за твою работу совсем не брался бы.

Я ш а р. Нет, в этом виноват я сам. Не мог же он ра­боту на половине оставить.

Имамяр. Пускай другой взял бы, но не он. Хотя он не виноват, всегда так бывает. Возьми даже моего родно­го брата, отчего теперь его дочь прячется? С утра до ве­чера у Тогрула пропадает. А отец ни слова не скажет. Потому что Тогрул ему подарил пиджак, кепку, взяткой купил. Если у тебя есть что-нибудь, то все тебя любят, а если ничего нет, —ненавидят. Когда сад был полон слив, встречали: «Здравствуйте», а когда не стало их, то и «здравствуйте» забылось.

Я ш а р. Ягут, значит, с Тогрулом встречается...

Имамяр. Весь день у него проводит, бумаги его на работу за ним тащит. Он ее на автомобиле катает,— все честь-честью. Когда автомобиль был в твоих руках, ты ни разу не катался. Нияз для Тогрула стал лучшим человеком в мире. И Нияз больше не кричит, потому что пиджак, папаху получил, автомобилем пользуется.

Приоткрывается дверь, показывается Ягут.

Имамяр. Войди же, что ты в прятки играешь, или тебе кто-либо не нравится?

Я г у т (входит с потупленным от смущения взором). Меня Тогрул послал узнать, пришел ли Яшар. И тебя зо­вет к себе.

Имамяр, не отвечая ей, берет со стола стакан и уходит в другую комнату.

Я ш а р. Ты у Тогрула была?

Ягут смотрит на Яшара, но не отвечает. Не проронив ни слова, ухо­дит, прикрывая за собой дверь. Имамяр приносит стакан чаю.

Имамяр. Вот дьявольское отродье, и отвечать не хо­чет. Каков отец, такова и дочь.

Я ш а р молчит. Издали доносится пение пастухов.

Я ш а р (грустно). И она уже не та. Ты прав, дядя, что со мной считаться! У него теперь и машина и все. Все к нему стремятся. Ну, что ж, пускай...

Имамяр. О, эти комары проклятые, прямо покою не дают.

Я ш а р. Особенно по ночам — глаз не сомкнешь.

Имамяр. Вот я разведу огонь, и дымком разгоню их. А то ночью тебе покою не дадут.

Имамяр   выходит,   приносит   стружки,   щепки   и   разводит  огонь.

Имамяр. И бумаги-то нет, черт побери.

Яшар берет со стола несколько листов и бросает их в огонь.

Имамяр. Что это, погляди хорошенько, а то рас­строен, — как бы не сжечь нужных бумаг. Не обратишь внимания...

Я ш а р. Э-э, к черту, пускай все сгорит.

Имамяр. Дым-то какой горький, глаза выест.

Я ш а р. Я пройдусь, пока вытянет дым, а то глазам больно.

Имамяр. И я выйду: голова разболелась.

Я ш а р. Сперва затуши огонь, а то динамит близко, перескочит искра — взорвется.

Имамяр. Огня почти нет, это дым клубится. Да что там, динамита немного, если и взорвется, беды не бу­дет.

Я ш а р. Этим динамитом пять таких домов сразу сва­лишь.

Имамяр. В таком случае, сынок, как вернешься, спрячь его подальше, а то здесь разные люди бывают.

Оба  выходят.   Спустя  некоторое  время  за  дверью слышен   голос Я гу т.

Я г у т. Дядя, дядя!

Не получив ответа, Я г у т  входит, заглядывает в смежную комнату, подходит к столу, пересматривает бумаги и уходит. В это время по­является Имамяр. Он закрывает окно и берет со стола папку.

Имамяр. Все здесь. Без этого и Яшар с работой не справится. (Обливает папку керосином и бросает ее в огонь). Пускай себе горит. (Открывает окно и выходит из комнаты.)

Входит Т о г р у л.

Т о г р у л. Где Яшар, где Имамяр? Имамяр (за кулисами). Иду, иду, сынок,

Входит Имамяр.

Имамяр. Дым проклятый еще не рассеялся.

Т о г р у л.  Где Яшар?

Имамяр. Не знаю, кажется, к реке спустился. Не­давно был здесь, сжигал бумаги. Вышли мы вместе, и я сейчас только вернулся.

Т о г р у л  (тревожно). Какие бумаги? Что за бумаги?

Имамяр. Не знаю, право, свои бумаги, чертежи.

Т о г р у л. Что ты говоришь! Он такой, что способен проект сжечь. Где теперь его папка?

Имамяр. Не знаю, все, что у него есть, там должно быть.

 

Тогрул подбегает к столу, ищет на столе, в ящиках.

Т о г р у л (тревожно). Нету, проект исчез, а недавно-здесь был. Куда ушел Яшар?

Имамяр. К реке спустился. Каждую ночь он туда ходит. Думаю, как бы бедой это не кончилось.

Т о г р у л. Ох ты, черт! Пропало все.

Тогрул выбегает из комнаты. Имамяр приносит себе стакан чаю, са­дится и начинает пить. Входит Яшар.

Имамяр. А ты разве не к реке пошел?

Я ш а р. Нет, я вспомнил, что придет Тогрул и вер­нулся.

Имамяр. А я, вернувшись, застал здесь Тогрула.

Я ш а р.  Куда же он ушел?

Имамяр. Не знаю. Он искал что-то в ящиках стола, а потом вышел.

Я ш а р. Искал, ты говоришь? (Смотрит на стол и улыбается}. Унес он проект, сам хочет вести работу. Да разве я отказал бы ему, если он попросил бы?

Имамяр.  Стало быть, боится чего-нибудь.

Я ш а р. Все равно он не разберется в проекте. Опять ко мне придет.

Имамяр (заслышав шаги). Кто там? А вот и он пришел.

Входят Тогрул   и   Таня.

Т о г р у л. Где ты пропадаешь?

Я ш а р (с улыбкой). Ходил к реке, хотел утопиться.

Т о г р у л. Ну тебя к черту! Где проект?

Я ш а р  (все еще улыбается). Я не знаю, играете, что ли? Вам лучше знать, где проект.

Т а н я. Какие там шутки, Яшар, говори правду: где проект?

Я ш а р. Да бросьте вы, и для шуток есть время. Где проект? Сжег его!

Т о г р у л. Как то есть — сжег! Ты что — с ума со­шел?.. Отдай проект. Честное слово, завтра напишу прокурору.

Я ш а р. Проект у вас.

Т о г р у л. Да не болтай ты зря. Дай, говорю, проект, а то завтра же скажу, — арестуют.

Я ш а р. Да что ты волнуешься. Во-первых, проект у тебя, а во-вторых, проект мой. Сожгу или сохраню — мое дело. Я его не для того составлял, чтобы тебе вру­чить.

Т о г р у л. Проект не твой, он — общественное достоя­ние.

Имамяр. Зачем же вы, ребята, кричите? Говорите потише, нельзя же из-за пустяков ссориться.

Я ш а р. Проект не для тебя составлен. Все равно ты в нем ничего не поймешь. Это тебе не электростанция.

Т о г р у л. Станцию мне поручили, и я ее построил. Не болтай попусту, отдай лучше мне проект, а то завтра же напишу прокурору.

Я ш а р. Да ты меня не запугивай, проект ведь мой, если я сжег его, то хорошо сделал.

Т о г р у л. Говорю тебе, проект — не твой. Проект — общественная собственность.

Т а н я. Если проекта не будет, и станция не приго­дится.

Я ш а р. Взорву и станцию динамитом, а потом пусть расстреляют меня.

Т о г р у л. Хорошо, увидим...

Я ш а р. Увидим!

Тогрул  и  Таня, не простившись, уходят.

И м а м я р. Послушай, сынок, вы все ссоритесь, а проект действительно может затеряться, и все расходы пропадут даром.

Я ш а р. Проект у него. Он только ищет повода для ссоры.

Имамяр. Знаешь, сынок, ты лучше сообщи об этом куда следует. Не так ли? Или я иначе понимаю?

Я ш а р. Ничего... Рано или поздно, снова придет ко мне.

Имамяр. Тебе, конечно, лучше знать. Я только советую...

Я ш а р. Мне и жизнь-то сейчас надоела. К черту все!

 

 

КАРТИНА ШЕСТАЯ

Берег реки. Стройка на электростанции и плотине завершена. Тог­рул,   Т а н я, И м а м я р.

Т о г р у л. Таня, рабочие сейчас начнут сдавать ин­струменты. Присмотри сама, чтобы сложили их хорошо и как бы чего не пропало. И дядя Имамяр пусть будет там. Чтобы сразу не повалили, и притом он хорошо пом­нит, что у кого.

Имамяр. Пойду, сынок, пойду! А как же иначе? И без предупреждения пошел бы.

Т о г р у л. Вот и станция и плотина закончены. Как погляжу издали на станцию, душа прямо радуется. Зав­тра ведь деревню светом угощать буду.

Т а н я. Остается теперь вопрос о хлопке. Я очень бес­покоюсь, Тогрул, за результаты.

Т о г р у л. Мне кажется, что Яшар спрятал проекты и не хочет их отдавать.

Т а н я. Я послала ему вчера письменное предупреж­дение. Если сегодня он не представит проектов, напишу прокурору.

Т о г р у л. Да, надо написать, Таня. Это ведь не шут­ка! Как подумаешь, сердце замирает. Кроме того, опыт­ная плантация Яшара до сих пор не дала всходов. Чем все это кончится? Знаешь, Таня, иногда возникает у ме­ня нелепое предположение: не задумал ли Яшар из-за неудачи с хлопком уничтожить проекты и тем самым замять дело?

Т а н я. Нет, Тогрул, он этого не сделает. По всей ве­роятности, он обижен тем, что его отстранили от работы, и рано или поздно отдаст проекты.

Т о г р у л. Да, кстати, хорошо, что вспомнил. Дядя Имамяр, плотина сырая, цемент не окреп. Следи, чтобы ребята были внимательны, сам проверяй работу. Если появится хоть маленькая трещина, вода просочится и разнесет всю станцию.

Т а н я. Со вчерашнего дня воды в реке прибыло.

Т о г р у л. И ежеминутно прибывает, а плотина не окрепла; боюсь, не выдержит.

Имамяр. Весна, сынок, половодье. Каждый год в это время равнина наша похожа на море.

Т а н я.  Сколько времени это продолжается?

Имам я р. Настали решающие дни. У нас в народе говорят, что река взбесилась. Но потом она постепенно отступит к своим берегам.

Т о г р у л. Таня, нужно задержать рабочих на строй­ке еще дня на два, а то вдруг плотина даст трещину и нельзя будет предотвратить катастрофу. Смотри, ведь волны, чем дальше, тем больше взбухают и бесятся.

Т а н я. Волны бушуют и, как бешеные собаки, на­брасываются на плотину.

И м а м я р. Вы завтра еще не то увидите...

Та н я . Вода через плотину не перевалит?

И м а м я р. Нет, плотина высокая, но щиты могут не выдержать напора.

Т о г р у л. Яшар при составлении проекта принял это во внимание, но беда в том, что вода стала не вовремя прибывать: цемент еще не окреп. Не забудь, дядя Имамяр, присмотри за работами. А то маленькая трещина погубит и станцию и опытную плантацию Яшара. Вся работа полетит к черту.

Имамяр. Не беспокойся, сынок. Разве уснешь в та­кое время? Ведь сколько труда и усилий положено на это дело...

Т о г р у л. Как только вода спадет, мы выразим тебе благодарность.

Имамяр. Что мне благодарность! Вы лучше дело уладьте с Яшаром, а мне ничего не надо. Какая тут бла­годарность, ведь мы это для себя строим. Не так ли?

Т а н я . Так, товарищ Имамяр, удивительно развито у вас классовое чутье, пролетарская сознательность.

Т о г р у л. Ну, идем, Таня. Вечереет, сейчас рабочие соберутся.

Имамяр. Я отправлю ребят на дозор и сам сию ми­нуту приду.

 

Входит Г а с а н.

Г а с а н. Товарищ Тогрул, по случаю успешного за­вершения строительства сельсовет зарезал шесть ба­ранов и сегодня вечером на месте стройки готовит угощение рабочим и крестьянам.

Т о г р у л. О-о... Это хорошее дело. Давно не приходилось спокойно есть шашлык.

Г а с а н. Соберутся крестьяне с женами, дочерьми, со всеми, кто посещает наш клуб...

Т о г р у л. Ну, это уж дело ваше. И без того ночь се­годня тревожная. Однако хорошо, что никто не будет спать. Идем, Таня.

Подходит Тюрбет, Г а с а н  уходит.

Имамяр (Тюрбету). Скажи всем ребятам, чтобы вышли с ружьями и до утра несли бы охрану плотины. И чтобы никто глаз не смыкал. Надо осмотреть все трещи­ны.

Т о г р у л (оборачиваясь). Да, да! Чтобы все осмот­рели.

Имамяр. Ты не беспокойся, я ведь сам гам буду.

 

Входит Н и я з.

Н и я з. Товарищ Тогрул, я еще одну девушку записал в члены клуба.

Т о г р у л. Молодец ты, Нияз, настоящий активист.

Н и я з. Не пропадать слову твоему, лучше врагам всем пропасть...

Т о г р у л. А где же враг? Говорят, что в деревне классовая борьба. Вот я сегодня ходил по деревне и ис­кал кулака. И никакого кулака я здесь не нашел.

Имамяр.  Человек должен быть сознательным...

Т о г р у л   (Ниязу). Идем, по дороге поговорим.

 

Т о г р у л   и Н и я з уходят.

Т ю р б е т.  Вот и Мирза-Кули идет.

Имамяр. Какого черта запропал? Иди сюда. Ви­дишь, фитиль? Когда все будут заняты, подведешь его под стену. Другой конец — там, подожжешь и удирай.

Мирза-Кули. А как станут говорить, что динамит видели у тебя в доме?

Имамяр. Это уже мое дело. Яшар при людях гово­рил, что все взорвет. В нем уже сомневаются.

Т ю р б е т.   А   не   спросят,   где  были   караульные?

Имамяр. Бестолочь! Где были? Плотина на десять верст тянется. На другом конце были. Как услышите взрыв, начинайте стрелять.

Т ю р б е т. А вдруг стена не взорвется?

Имамяр. Не будь дураком, взлетит так, что лучше не надо. Я сам видел много раз, как динамит скалы взрывает, горы, а стену...

Мирза-Кули. А нельзя ли отложить это дело? Се­годня ведь собрание и угощение, люди не будут спать...

Т ю р б е т. Нет, откладывать нельзя. Нужно пользо­ваться половодьем, чтобы яшаровские плотину и стан­цию разнесло и залило бы поля. Ведь со дня на день к •севу нужно готовиться. А какая тебе польза, если река осядет?

Мирза-Кули. А потом они не смогут исправить ма­шины?

Имамяр. Ну, кто там будет возиться с этим! Они и теперь уже раскаиваются. Все в тревоге. Да, взорвать нужно так, чтобы Яшар не успел уйти. Пусть очнется в море, во чреве кита.

Мирза-Кули. Что ж тогда выйдет? Кого будут по­дозревать?

Имамяр. Надо понимать с полуслова. Скажут, что повздорил с товарищами, со злости или от зависти взор­вал плотину и сам утопился. Вы только свое дело знайте, .а в остальном я сам разберусь. Ну, отправляйтесь. Яшар идет, не нужно, чтоб он вас видел.

Тюрбет и Мирза-Кули уходят. Имамяр пересчитывает лопаты.

Входит Яшар.

Имамяр. Двери запер, сынок?

Я ш а р. Кажется, запер. Не помню. Ключ в кармане.

Имамяр. Чтобы не залез кто-нибудь. Порастащут все. А ты куда?

Я ш а р. Пришел посмотреть. Сегодня кончаете?

Имамяр. Да, кончаем, сынок.

Я ш а р. Был на плантации. Устал. Думаю, посижу не­много на плотине, проверю работу, все ли в порядке? Кстати, отдохну немного, а то голова, как в тумане.

Имамяр. А как с хлопком? Всходит?

Я ш а р. Пока нет. Подождем еще.

Имамяр. Ты далеко не уходи. Тут сельсовет угоще­ние готовит, барана зарезали.

Я ш а р. Я только на станцию взгляну, а потом буду на плотине. Передохну. За плотиной первые дни нужно присматривать. Цемент еще сыроват, может трещину дать; тогда станции плохо придется.

Имамяр. Погода что-то неважная. С утра громыха­ет, как бы дождь не пошел.

Я ш а р. Сейчас река в самом разливе. Получил я бу­магу: если завтра не представлю проект, сообщат проку­рору. Тогрул очень беспокоится, что я его уничтожил. А я в самом деле его не нахожу. Думаю, уж не смахнул ли со стола по ошибке в огонь.

Имамяр. Я же предупреждал тебя. Ты пересмотри еще. Кроме того, вчера, когда мы уходили, мне показа­лось, что к нашему дому прошла какая-то женщина.

Я ш а р. Я тоже заметил, но не обратил внимания. Нет, проект, должно быть, взял Тогрул, чтобы снять ко­пию. Боится, что я сожгу, и потому прокурором запуги­вает.

За кулисами раздаются  звуки  восточного оркестра. Шум, веселье.

Имамяр. Ну вот, начали.

Я ш а р. Смотри, вода поднимается. Если сегодня плотина выдержит, дальше уже не опасно. Половодье началось рано.

 

Яшар уходит к плотине.

Имамяр (вслед ему). Далеко не уходи, просту­дишься. (Следит за Яшаром).

Появляется  Тюрбет.

Имамяр  (Тюрбету). Значит, он будет здесь... Как стемнеет, беги ко мне, бери динамит.

Т ю р б е т. Хорошо.

Тюрбет уходит. Появляется Ягут. За кулисами играют и поюг.

Имамяр. Что ты вертишься здесь? Люди веселят­ся, танцуют, а ты держишься в сторонка. Смотри, как бы опять из-за тебя скандала не было...

Я г у т. Я отца ищу.

Я г у т уходит.

Сцена меняется. Вечеринка. Ислам, Нусрет, Гасан, Тогруланя Свиридова,Ягут,Нияз,  Амир-Кули,   рабочие, крестьяне. В кувшинах — айран.  Подают   шашлык.   Музыка, танцы. Веселье. После танцев поет ашуг.

 

Под горою, где снега,

Я спросил у пастуха:

Где дорога к дорогой?

Научил меня ггастух,

Я средь тысячи подруг

Разыскал, узнал ее

Речи милой, черный взор,

Все улыбки — вздор н ложь.

Им и верить ты не можешь

И от них не отойдешь.

Последние четыре строки повторяет хор.

Г а с а н. Дорогие товарищи, разрешите мне предоста­вить слово по поводу сегодняшнего торжества секретарю райкома товарищу Нусрету.

Н у с р е т. Товарищи, я много говорить не буду. Наше слово — наша работа. Правду сказать, в первые дни я сам беспокоился за наше строительство. Боялся, что ни­чего не получится, что не хватит денег, материалов. Но сегодняшняя наша победа показывает, что для нас нет ничего невозможного.

Т о г р у л. Черт бы побрал этого Яшара, куда он за­девал проект?

Н у с р е т. Вы поглядите на наше сегодняшнее собра­ние. Когда это прежде бывало так, чтобы женщины ра­ботали с нами рука об руку, чтобы они веселились вме­сте с нами. Женщина у нас уже не стонет под сапогом мужа, она перестала быть и предметом развлечения для мужчины, игрушкой для некоторых интеллигентов наших.

Т а н я  (Тогрулу). Кажется, на Яшара намекает.

Шарабаны. А почему мой кулак все еще колотит меня, бьет, куда попало, и никто его не остановит?

Амир-Кули. Кулак — твой отец, сама ты — кулац­кое отродье, а ко мне привязалась.

Н у с р е т. Ты, тетя Шарабаны, погоди пока со своей классовой борьбой, как говорит Тогрул. Завтра, товари­щи, наша станция зальет электричеством всю деревню. Так мы претворяем слова в дело. От имени партийного комитета я приношу благодарность всем потрудившимся над сооружением станции, и в особенности отмечаю това­рищей Тогрула, Таню и активнейшего из наших колхозников — товарища Имамяра.

Голоса: «Имамяр больше всех работал».

Т о г р у л.  Правильно.

Амир-Кули. Ой, мне душно стало. Налейте-ка мне айрану.

Имамяр. Я — хоть не партиец, но работал для на­шей партии, для советской власти.

Н у с р е т,  Ничего, партия ценит и беспартийных.

Амир-Кули. Ничего, ничего, там, где плов, ты—пер­вый человек.

Имамяр. Для нашей партии, для колхоза я готов всe силы отдать. Пускай я буду сам голодный, но я хочу, чтобы наше дело продвинулось вперед.

Н у с р е т.  Браво!

Имамяр. У меня только просьба к собранию: как-нибудь уладить дело бедного мальчика, Яшара.

Т а н я. Я такого добросердечного человека еще не ви­дела.

Голоса: «Позовите Яшара, Яшара».

Г а с а н. Кто умеет танцевать, пускай встанет, и да­дим слово товарищу Тогрулу.

Амир-Кули. Все это вместе?

Г а с а н. Ты мои слова всегда подвергаешь сомнению.

Амир-Кули. А ты говори так, чтоб понятно было.

Н и я з. Пускай все вместе будет.

Т о г р у л. Браво, Нияз. Вот настоящий коллективист.

Танцуют  под  музыку.

Г а с а н (когда музыка замолкла). А теперь пусть Тогрул говорит.

Голоса: «Говори, товарищ Тогрул». Аплодисменты.

Т о г р у л. Товарищи, мое дело — сами знаете какое. Сегодня я у вас, а завтра поеду в другую деревню, что­бы и там обуздать реку и подчинить ее человеку. (Имамяру). Товарищ Имамяр, на плотине есть кто-нибудь?

Имамяр. Есть, сынок, как же.

Т о г р у л. Я очень сожалею, что среди нас нет одного нашего товарища. Но я надеюсь, что все пройдет благо­получно. Я хочу сказать спасибо за помощь в работе всем товарищам, работавшим со мной. Большое спасибо Нусрету, Тане, Имамяру. Товарищ Имамяр вложил в это дело немало труда и энергии.

Голоса: «Браво, браво».

Г а с а н. По этому случаю давайте споем.

Т о г р у л.  Раз   мы  все — товарищи,  попросим   Ягут спеть нам ту прекрасную песню, которую знает она...

Т а н я.  И замечательно поет.

Голоса: «Просим, просим».

Г а с а н . Ну, Ягут, начни. Ягут. Я не хочу петь.

Голоса: «Нельзя отказываться. Зажгите факел, темно».

Т о г р у л. Факелы только на сегодня, а завтра мы бу­дем иметь электрический свет.

Н и я з (Ягут). Ну, пой же! Упрямая! Не пропадать слову молодца. За искренность душу отдам.

Ягут нехотя начинает петь.

Мне говорят, что не верна.

Девушки подхватывают.

 

Из всех красавиц ни одна.

Так нет, любви не надо, —

Измучит без пощады...

За тобою, милый друг,

Я уйду в зеленый луг.

Без тебя тоска всю ночь,

Сон долой, улыбка прочь.

 

Все вместе.

 

Тьма тумана сходит в лог,

Открывает к милой путь.

Растопчу чертополох —

Незабудки зацветут.

 

Поют и пляшут. Сцена меняется. Плотина. В глубокой задумчиво­сти сидит Я ш а р. Ветер доносит до него отрывистые звуки песен и музыки. Ему слышится голос Я гу т. Начинает накрапывать дождь. Слышны раскаты грома, сверкает молния. К плотине приближаются два человека. Один отходит в сторону, а другой осторожно при­ближается к щиту, поджигает фитиль и убегает. Я ш а р поднимает голову и замечает проскользнувшую тень. Вскакивает.

Я ш а р. Эй, кто там? Что ты делал? Постой!

Взрыв. Камни и песок взлетают в воздух. Яшар падает и, когда пы­тается подняться, кто-то сзади хватает его. В отдалении раздаются выстрелы.

И м а м я р (Яшару). Ни с места! (Силится столкнуть его в воду).

Я ш а р (отбиваясь, не узнает Имамяра). Пусти, пусти меня.

Имамяр. Я тебя пущу, дьявол проклятый! Я тебе покажу, как народное добро губить. Мы строили, а ты вздумал взрывать!

Я ш а р. Кто ты? Это не я... Он убежал... Пусти меня.

Шум.   Бегут  с   факелами,   с  фонарями.   Мирза-Кули   и   Тюрбет — сружьями.

Имамяр. Яшар, Тогрул, Нусрет, сюда, сюда! Пой­мал! Вот кто взорвал! Погибло все...

Подбегают колхозники. Голоса: «Где он? Кто взорвал? Вода... Бере­гитесь... Держите его».

Имамяр. Сюда, на помощь! Поймал я его, прокля­того.

Т о г р у л    (подбегая).  Что  случилось?   Кто  это?

 

Появляются Нусрет, Таня, Ягут и другие.

Имамяр. Вот он... Взорвал... Хотел бежать...

Т о г р у л    (освещая  факелом  лицо  Яшара).   Яшар! Тьфу... Сволочь! (Бьет его по лицу).

Имамяр (с миной удивления). Яшар? Что ты наде­лал?

Я ш а р (со стоном). Уймите воду... Станцию спасайте.

Яшар, обессилен, калится. Ягут всматривается в его лицо. Печальная, она отворачивается.

Имамяр. Что ж ты наделал? Если ненавидел друга, зачем было плотину губить? Лопаты давайте сюда, лопа­ты!

Т о г р у л. Камни кладите! Ближе факелы. Мешки да­вайте!

Голоса:   «Сюда...   сюда   кладите...   Дайте  свет!   Ничего   не  выходит!

Уносит вода!»

Т о г р у л. Вода прибывает, разнесет всю станцию. Скорей! Крупнее камни! Кладите мешки.

Голоса: «Вода уносит мешки... Невозможно унять воду... Спасайте... Верхний мост снесло...»

Т о г р у л (схватившись за голову). Все пропало! Ни­чего не поможет! Что делать? Что делать?

Я ш а р. Мое детище... мое творение пропадает, а я сижу, как беспомощный... Нет, не допущу! (Вскакивает, бросается к плотине). Эй, слушайте команду!

Голоса:  «Средний   мост валится!  Берегитесь!  Отойдите...»

Я ш а р. Слушай... Восемьчеловек отделись! Верхний шлюз открыть! Пустить воду в старое русло!

Т о г р у л (крича, подбегает к нему). Что ты делаешь? Разрушил здесь, хочешь и там разрушить плотину?

Я ш а р (резко, нервно). Пусть рушится, нужно стан­цию спасать. (Кричит). Слушайте!

Т о г р у л (сообразив). А ты прав, Яшар, мне это в голову  не пришло. Скорей, Таня, наверх, открывайте шлюзы!

Я ш а р.  Скорей, скорей...

Н у с р е т (растерявшись, мечась). Давайте мешки! Камни!.. Сюдаюда! Бросайте!

Я ш а р  (резко). Не надо камней, не мешайте!

Н у с р е т. Ты не ори. Наделал беды да еще кричит. Этим себя не спасешь. Мы еще поговорим.

Я ш а р. Вода уносит камни, побьет машины! Завтра можете меня расстрелять, а сегодня исполняйте мои приказания. Я знаю, что делаю.

Голоса:  «Таню унесло!  Спасайте! Ягут упала!»

Я ш а р. Дайте веревку...

Т ю р б е т. Возьмись за веревку и бросайся... Здесь ее волны сейчас пронесут.

Голоса: «Разве спасешь в такую бурю. Камнем ушибет. Погибнешь!>

Н и я з. Помогите! Помогите! Вода унесла моего ре­бенка.

Т ю р б е т.  Кого, кого?

Н и я з. Ягут... Таню спасли. Ягут унесло. Спасите мо­его ребенка.

Яшар. Ягут... Я брошусь... Спасу ее.

Голоса: «Куда ты? Волны разрушают все».

Вбегает Таня.

Т а н я (вбегая). Шлюзы открыли. Вода унесла Ягут. Что делать, Яшар? Все боятся, никто не хочет ее спасти. Нияз, бросайся в воду, мы подадим веревку.

Голоса: «Нет! Нельзя. Это верная смерть! Ягут утонула!»

Я ш а р. Ягут... Я спасу ее.

Яшар  осматривается, резким движением сбрасывает пиджак, опоясывается веревкой и бросается в  реку. Все вскрикивают.

Т а н я.  Яшар ..

Голоса: «И он утонул. Нет, вот он!»

Н у с р е т. Держите веревку.

Голоса: «Всплыл! Вместе с Ягут. Не может справиться с волной. Оба погибнут!»

 

Н у с р е т. Тяните веревку, тяните!

Шум, смешанные голоса. Из воды вытаскивают Яшара и Ягут

Я ш а р (обессиленный). Вода стихла. Теперь бросай­те мешки.

Т о г р у л. Вода убыла. Станция спасена!

Н у с р е т. А этого молодца (указывая на Яшара) бе­рите теперь под арест. Не захвати мы его на месте пре­ступления, он так бы не усердствовал...

Я ш а р  (наклоняясь к очнувшейся Ягут). Ягут...

Я г у т. Яшар...

КAРTИHA СЕДЬМАЯ

Внешний вид готовой электростанции.   Яшар   перед судом. Задум­чив, курит. На процесс приглашен научный эксперт-профессор Ива­нов.   Вокруг — рабочие   и   крестьяне.

Прокурор. Обвиняемый Яшар Куламов уничтожил проект и взорвал плотину. Он нанес вред пролетарскому государству и общественной собственности. По советским законам общественная собственность священна и непри­косновенна, и я настаиваю перед судом на применении к обвиняемому высшей меры наказания.

Председатель. Гражданин Яшар, значит, вы от­рицаете, что сожгли проект и затем покушались взорвать станцию и плотину?

Я ш а р. Проекта я не сжигал и плотины не взрывал. Повторяю, что об этом я ничего не знаю.

Прокурор. Гражданин Яшар, говорили ли вы сво­им товарищам Тогрулу и Тане, что сожгли проект и взор­вете станцию?

Я ш а р. Я этого не говорил.

Прокурор.   Я хочу спросить гражданина Тогрула.

Т о г р у л  встает.

Прокурор. Что вам говорил гражданин Яшар от­носительно проекта и станции?

Т о г р у л. Яшар говорил, что проект он сжег и стан­цию взорвет. Доказывал, что проект — его собственность, а не общественная. Откровенно говоря, я ему не верил и даже сейчас не могу поверить. Я в совершенном недоуме­нии, как все это случилось.

Прокурор. О причинах он не говорил вам?

Т о г р у л. Я думаю, что причиной была передача мче начатой им работы. Это его нервировало. После этого он даже ко мне тал относиться с заметным холодком.

Прокурор. Гражданка Свиридова.

Таня   встает.

Прокурор. Что вы слышали or Яшара относитель­но проекта и станции?

Т а н я. Он говорил, что проект принадлежит ему и что он его сжег. А станцию грозил взорвать. Но мне не верится...

Прокурор. Ну, это дело ваше, а нам важны факты. Гражданин Яшар Куламов, считаете ли вы, что этих по­казаний достаточно? Если нет, то мы допросим остальных свидетелей.

Я ш а р. Нет, больше не нужно. Сейчас я вспомнил, что действительно все это говорил...

Прокурор (к секретарю). Прошу зафиксировать это заявление обвиняемого.

Я ш а р. Но только говорил. Я был расстроен, почти невменяем и мог сказать что угодно,

Прокурор, Понятно, в нормальном состоянии вы не стали бы открывать своих замыслов. Значит, начатая вами работа была передана Тогрулу, и это обратило вас к преступным планам?

Председатель. Скажите, много ли документов вы сожгли?

Я ш а р. Я сжег ненужные бумаги.

Председатель. А вы уверены, что среди них не было нужных? Ведь вы в те дни нервничали?

Я ш а р. Да, нервничал, однако я сжигал осторожно. Имамяр даже следил, чтобы я не выбросил чего-нибудь лишнего.

Прокурор. А чем вы были расстроены? Яшар. Во-первых, тем, что без всяких причин я был отстранен от начатой   мною  работы,  и   мне  оставалось смотреть  на  нее со стороны.

Прокурор. Прошу зафиксировать.

Я ш а р. Но главное — неудачи с опытной плантациейо моим расчетам хлопчатник должен был уже дать всхо­ды, а их не было... Это меня раздражало.

Прокурор. Прошу и это зафиксировать.

Я ш а р. Нервировало меня и недружелюбное отноше­ние окружающих. Я ходил словно потерянный, не знал, как мне быть.

Т о г р у л. Это верно.

Председатель. А почему в ночь взрыва, когда все собрались на товарищескую вечеринку, вы ушли на плотину? Что вы там делали?

Я ш а р. Я хотел осмотреть плотину и отдохнуть.

Прокурор.  А на вечеринку почему вы не пошли? Разве вас не приглашали?

Я ш а р. Я сам не захотел.

Прокурор. Может быть, на плотине, вас ждали более важные дела?

Я ш а р. Нет, никаких важных дел у меня там не бы­ло, а на вечеринку меня не пригласили, хотя я не меньше других вложил труда в строительство этой станции.

Прокурор. Значит, это вас обидело?

Я ш а р. Не особенно...

Г а с а н.  Мы никому не посылали приглашений.

Я ш а р. Но мое положение иное.

П редседатель. Где вы хранили динамит, и запер­ли ли вы дверь, уходя из дому?

Я ш а р. Динамит я хранил дома и, уходя, запер дверь на ключ.

Прокурор. Разрешите теперь задать вопросы сви­детелям?

Председатель. Пожалуйста.

Прокурор. Свидетель Имамяр Рагимов. (Обраща­ясь к Яшару). Он ничего не имеет против вас? Между вами нет вражды?

Я ш а р. Нет, с Имамяром у нас самые добрые отно­шения. Имамяр — очень честный человек. Со дня моего приезда в деревню он заменял мне отца.

Т о г р у л. Имамяр первый подал голос за проект и в работе помогал нам больше всех.

Н у с р е т. Товарищ Имамяр — активнейший колхоз­ник и один из первых организаторов нашего колхоза.

Амир-Кули. Имамяр — молодец.

Б а х р а м. Чего доброго, договорятся, что и советскую власть организовал Имамяр.

Прокурор.  Гражданин Имамяр, почему, прибежав на место происшествия,   вы   задержали   именно   Яшара Куламова?

Имамяр. А потому, что больше там никого не было. И даже сразу не узнал его. Можно рассказать, как это случилось?

Прокурор. Расскажите.

Имамяр.  Мы были на собрании,   а потом   на вече­ринке. Я был, Нусрет, Тогрул. Угощались там, пели, тан­цевали, словом, веселились. Вдруг слышу — взрыв. Я бро­сился к месту происшествия. Смотрю, кто-то пробирается ползком, на четвереньках. Я догнал, схватил, спрашиваю: «Кто?» Не отвечает. «Кто ты?» — говорю. Молчит. А сам все старается вырваться и убежать. Схватились мы с ним А он ведь — парень здоровый, (Показывает на Яшара). То он меня, то я его. Чувствую, что сил моих не хватит, ду­маю, сбросит меня в реку, и стал звать ребят на помощь. Прибежали они, принесли огонь: вижу — Яшар. Не знаю, виноват он или нет,— с кем не случается, кто не ошибает­ся,— а только любил я его, как родного сына, потому что, по совести говоря, хороший он парень. А что с ним случи­лось,  я  не  понимаю.

Прокурор.  Гражданин  Яшар, почему вы  бежали после  взрыва   плотины?

Я ш а р. Я не бежал. Меня оглушило, и я свалился. Хотел встать, в темноте споткнулся и снова упал. В это время меня схватили.

Прокурор. Гражданин Имамяр, а не знаете ли вы, на  кого  был  сердит Яшар?

Имамяр. Боюсь ошибиться. Чужая душа — потем­ки. Я не могу сбросить камень в темный колодец. На кого он мог сердиться? Тут вот и Тогрул, пожалуй, немного виноват.

Прокурор.   Чем?

Имамяр. У этих молодых кровь очень горячая. Чуть что — вспылит, и уже ничем не унять... Я про Яшара гово­рю. Слышу я, кричит он: «Все сожгу, все уничтожу, утоп­люсь, в реку брошусь». Я пошел в райком, Тогрула тоже предупредил. «Нехорошо,— говорю, — человека так обидели, что такие слова говорит». Если б Тогрул захотел, можно было у Яшара проект взять и спрятать.

Т о г р у л. Верно, Имамяр меня предупреждал. Он по натуре мягок, отзывчив и, желая избежать недоразуме­ний, говорил в такой сочувственной форме, что я не при­дал значения его словам. Признаюсь, я и теперь не могу поверить в виновность Яшара. Ведь мы — старые друзья, учились вместе.

Имамяр. И я тоже виноват, не взялся как следует за это дело. Все думал, что погорячится парень и успо­коится. В мыслях не допускал, что всерьез такие слова говорит. Потом еще с моей племянницей Ягут нехорошо вышло у Тогрула. Все знали, что Яшар из-за этой девуш­ки скандал даже имел, а Тогрул повез ее кататься в авто­мобиле и с отцом ее подружился, папаху и пиджак ему подарил. Это тоже Яшару, наверное, неприятно было. Не знаю, как вы, а я так понимаю это дело.

Прокурор (обращаясь к Тогрулу). Вы катали Ягут на машине?

Т о г р у л. Да! Я хотел расположить ее к себе. Ягут и ее отца. Он, бедняга, сварлив, правда, но хороший чело­век. Я с ним дружил и хотел, чтобы они оставили Яшара в покое.

Прокурор. А Яшар не ревновал?

Т о г р у л.  Может быть, и ревновал, но преступление его я не связываю с этой историей. По-моему, оно имеет другие  корни...

Прокурор. Какие же? Мог ли он иметь связь с вре­дительской организацией?

Т о г р у л. Нет! Не думаю...

Т а н я. Этого быть не может!

Т о г р у л. Плотина и электростанция строились по проекту Яшара, предусматривавшему также организа­цию опытной хлопковой плантации на солончаках. Одна­ко с хлопком дело не вышло. Оправдались предположе­ния профессора Белокурова: соль, уничтожавшаяся в лабораторных условиях, оказалась неподатливой в прак­тических опытах. Яшар стал в этом убеждаться. Неудача должна была обнаружиться в ближайшие дни. Она пуга­ла Яшара больше, чем смерть. Станция готова, плотина готова, а для чего они, если с хлопком дело проваливается? К этому прибавились еще всякие личные обиды. Очевидно, чтобы скрыть неудачу, он решил унич­тожить проекты, взорвать плотину и затопить станцию и плантации.

Прокурор. Прошу это зафиксировать.

Т о г р у л.  Но я в недоумении, никак  не  могу  этому поверить.

Я ш а р. Но ведь воду-то я остановил, а не ты!

Т о г р у л. Да, но что же тебе оставалось делать после-того, как тебя задержали на месте преступления?

Я ш а р. Стыдно тебе, Тогрул. Ведь ты знаешь, что эти проекты и строительство были для меня дороже всего на свете. Как мог я их уничтожить?

Т о г р у л. Яшар, я люблю тебя, но мой общественный долг требует, чтоб я говорил то, что думаю.

Я ш а р. Плантации мне незачем было уничтожать. Я уверен, что мел и уголь, которые я в последние дни при­бавил к составу, приведут к результатам, определенным лабораторными опытами.

Иванов. Я в качестве научного эксперта утверждаю, что от примеси мела и угля состав не выиграет. Во вся­ком случае Яшар не мог заранее определить результат.

Прокурор. Последний вопрос подсудимому: поче­му вы обнимали Ягут?

Амир-Кули. А почему человек человека не может обнять? Ягут ведь — не моя Шарабаны, в известь не сва­лит.

Шарабаны. И хорошо делаю, кулак проклятый, чтоб не экспортировал меня. Привык к отцовским ослам да баранам...

Председатель. Товарищи, тише!

Амир-Кули. Отец твой — длинноухий...

Шарабаны. Мой отец, отец мой? Кулак ты этакий!

Набрасывается на Амир-Кули. Ее останавливают.

Шарабаны. Все на мои плечи взвалил — и хлеб, и стирку... и... Сам ничего не делает, лодырь!

Амир-Кули. Эй, Шарабаны, честное слово, подо­бью тебе глаз. (К судье). Товарищ судья, скажите, пожа­луйста, по закону — имеет ли жена право избивать мужа?

Т о г р у л. Тетя Шарабаны, ты пока остановила бы свою классовую борьбу, потом поведешь...

Председатель. Товарищи, тише, не шумите. Под­судимый, отвечайте на вопрос.

Я ш а р. Ягут я не обнимал. Она плакала. Я ее успо­каивал.

Прокурор. Почему плакала?

Я ш а р. На этот вопрос я не отвечу.

Председатель. Гражданин Яшар, вы обвиняе­тесь в уничтожении общественной собственности, что ка­рается высшей мерой наказания.

Голоса: «Требуем расстрела».

Прокурор. А вы отказываетесь от дачи показании, которые могут облегчить вашу же участь.

Я ш а р. Мне нечего больше показывать. Меня обви­няют в уничтожении собственной же стройки, меня судят, как врага народа, не верят моим словам, — ну, что ж, расстреляйте меня! Ни на один вопрос я больше отвечать не буду. Не хочу.

Защитник. Гражданин Яшар, вы этим лишаете ме­ня возможности защищать вас.

Голоса: «Уже пропал, погиб человек».

Прокурор. В таком случае вопрос ясен. Факты на лицо. Подсудимый, я еще раз спрашиваю вас: почему плакала Ягут?

Я ш а р. Я же сказал, что отвечать не буду.

Вбегает Ягут.

Я г у т. Товарищи, товарищи! Дайте мне сказать! Я за него отвечу.

Голоса: «Что? Что говорит Ягут?»

Председатель.  Что ты хочешь сказать, девушка?

Я г у т. Не присуждайте его к расстрелу. Он не вино­вен... я все знаю...

Имамяр. Убирайся к черту, девчонка!

Я г у т. Нет! Я больше не могу. Пускай меня убьют! Я должна сказать... Это не он... Это они... Имамяр... Тюрбет... Мирза-Кули... Мне душно... я умру... я все скажу, а там, будь, что будет...

Председатель. Не бойся, дочка, расскажи, все расскажи.

Я г у т. Я плакала, я умоляла, чтобы он уехал отсюда. Я боялась ему сказать, что они решили его убить.

Прокурор. Кто хотел убить? Кого?

Я г у т. Вот они... Яшара. Им не правилось его дело. Он не обнимал меня. Они заставили меня так говорить. Вот он сжег проект! Вот кто вынес из дому динамит! Дядя послал их. Я следила за ними... Они залезли через окно  взяли динамит...

Прокурор. Ты видела, как жгли бумаги?

Я г у т. Видела. Когда Яшар ушел, дядя вернулся и бросил бумаги в огонь.

Прокурор. Значит, бумаги сгорели?

Я г у т. Нет. Вот они. Я успела их спрятать, а в папку положила другие. Я знала, что они хотели их сжечь. Вот! (Передает проект председателю суда),

Прокурор (Яшару). Гражданин Яшар, это ваш проект?

Я ш а р (осматривает, прижимает к груди). Да, мой, мой,

Я г у т. Все делал дядя. Сначала он научил моего от­ца выдать меня за какого-то начальника. Начальника сместили, и меня не выдали. Когда приехал Яшар, пос­лал к нему, потом хотел свести с его товарищем.

Н и я з (вскакивая и набрасываясь на Нмамяра). Ах ты подлец, негодяй!

Нияза удерживают.

Я г у т. А я полюбила Яшара. Его из-за меня с работы сняли. Вот, все сказала! Если присуждаете его, присуди­те и меня. Вместе нас расстреляйте!

Имамяр (вскочив с места). Нет, не они, а я тебя убью!

Раздается выстрел. Но Амир-Кули успел, схватив Имамяра за руку, отвести  дуло  револьвера.

Голоса:   «Держите  его!   Держите!   Бейте дьявола!»

 

Председатель.   Отнимите  револьвер.

Я г у т. Яшар, я останусь с тобой, вместе умрем...

Т о г р у л. Ах ты, негодяй, Имамяр, а я-то по всей де­ревне искал классового врага. (Бросается к Яшару, об­нимает его). Яшар!

За сценой слышен шум. Голоса: «Яшар! Яшар! Где Яшар?» Вбегает, подтягивая брюки, профессор   Белокуров.   Ищет Яшара. Увидев,обнимает его.

Белокуров. Яшар, наконец-то я нашел... А знаешь, что? Мел! Посадил я хлопок и сам уехал, вернулся, ви­жу — уже есть ростки.

Председатель.   Гражданин, о чем вы говорите?

Белокуров. А-а... мел и больше ничего. Те же са­мые элементы и мел. Я спас тебя, Яшар.

Т а н я. Он находится перед судом, профессор.

Амир-Кули.   Человека  чуть  не  осудили.

Белокуров. Суд? Где суд? Я не допущу... Это — лучший из моих учеников. Я, можно сказать, вынянчил его... (Взволнованный, обнимает Яшара и вдруг вспомимает что-то). Мел и... уголь! Про уголь-то забыл тебе ска­зать... Ну, и вырастил я хлопок, а вы тут суд... По-моему, вот его надо было осудить. (Указывая на Иванова). От­говаривал меня: «Не вмешивайся, пускай, что хотят, то-и делают». Чуть было и меня не сбил с толку. Прекрас­ный хлопок будет у тебя, Мария, тьфу, Яшар. А где же твоя электростанция?

Т а н я. Станция и все — готово, профессор.

Белокуров (оборачиваясь к ней). Мария, тьфу, Таня, и ты здесь. Все наши. (Хочет снова обнять Яшара, но заглядевшись на Таню, обнимает Ягут). Хлопок будет, Яшар. (Замечает, что ошибся). Тьфу, прости, дочка. За что же все-таки судят, Яшар?

Председатель. Вопрос ясен, товарищи. Прокурор отказывается от обвинения Яшара. Виновные привлека­ются к ответственности и будут наказаны по заслугам. Яшар свободен!

Все аплодируют, кричат «Ура!».

Я ш а р   (профессору). С того дня я много пережил...

Тогрул и Таня подходят к Яшару, обнимают его, целуют.

Т о г р у л (обращаясь к Ниязу). Можно обнять твою дочь?

Н и я з. Почему нельзя? Меня, оказывается, этот не­годяй Имамяр подвел, а я не догадывался. Хорошо! (Уг­рожая Имамяру). Я еще покажу тебе...

Т о г р у л (указывая Яшару на Ягут). Ну, можешь об­нять моего подшефного.

Я г у т (смеясь). Видишь, Яшар, он разрешает.

Я ш а р (обнимая Ягут). Ягут...

Амир-Кули. Шарабаны, а мы чего ждем? Все це­луются, так давай и мы помиримся. Я больше не буду тебе фонарей наставлять.

Белокуров. Теперь, Яшар, не бойся. Пускай в ход электростанцию, через год будет и хлопок.

На сцене постепенно темнеет. В отдалении загораются огни электро­станции. Окна деревенских домов освещены.   Станция начала рабо­тать.

Когда сцена вновь освещается, видно широкое хлопковое поле. Кол­хозники собирают хлопок и поют:

Воля моя, радость моя —

Наша  страна!

Сталью сильна, краем труда

Будет всегда.

Воет Аракс, стонет Кура —

Все  нипочем,

Взмахом   руки  ярость  реки

Пересечем.

Голь, солончак в наших руках —

Радостный луч.

Недра земли в дело пошли,

Ожили вдруг.

Время  придет,   мир  зацветет —

Царство труда.

Дети  труда,  точно  руда, —

Стали залог.

Нет крепостей,  что  большевик

Взять  бы  не  мог.

Занавес


[1] Музыкальный инструмент.

[2] Обращение вроде «Эй».

Hosted by uCoz