Рустам Ибрагимбеков
Copyright – М.
Искусство, 1984
Copyright –
«Азернешр», 1989
Данный текст не может быть использован в коммерческих целях, кроме как с согласия владельца авторских прав.
Путник.
Вдова.
Хозяин.
Гробовщик.
Шериф.
Китти.
Ветеран.
Игрок (Джек).
Пьяный доносчик.
Помощник шерифа.
Жители Золотого
каньона.
Небольшой городок золотоискателей, а точнее — его
центральная площадь. На первых этажах деревянных строений видны вывески:
«Банк», Салун «Тихая заводь», «Лучшие гробы», «Парикмахерская». Много портретов
с изображением молодой, красивой женщины в черном; несколько лозунгов: «Слава -
Вдове!», «Да здравствует покровительница Золотого каньона!», «Счастье — это
честность», «Золотой каньон — твердыня морали», «Будем все, как Вдова!»
Посреди
площади на мощном постаменте высится гранитный всадник. За памятником, над
вывеской «Банк» навис балкон, украшенный цветами и лозунгами; убранство и
расположение делают балкон похожим на трибуну. На площади два человека:
хромоногий Ветеран, старательно вытирающий пыль с гранитного постамента, и нетерпеливо
прохаживающийся возле него Шериф.
Из «Тихой заводи» доносятся звуки музыки, голоса: судя по шуму, салун полон
посетителями...
Шериф.
Ты молодец, старина, ты один из тех, на кого можно положиться. Вся твоя жизнь
тому пример. Я доложу Хозяину о твоем усердии. Он должен знать... но: может,
хватит? Ты сделал все, что мог...
Ветеран.
А блеск? Если не потрешь до боли в руках, настоящего блеска не будет!..
Шериф (смотрит на часы). Скоро полдень...
Ветеран, отступив
на шаг, окидывает
оценивающим взглядом памятник. (С еле уловимой иронией, нетерпеливо.) Доволен?
Ветеран, вновь
взявшись за тряпку, трет постамент с еще большей тщательностью. Особенно
заботит его длинная горизонтальная щель, похожая на .те, что бывают в почтовых
ящиках или детских денежных копилках, с той только разницей, что эта сделана в
гранитной глыбе под гранитным всадником.
Ветеран
(переводя дыхание). Залапали. Не
могут руками не трогать. Бросил письмо и уходи.
Шериф.
Некоторые только для того и пишут, чтобы поближе подойти, потрогать...
Ветеран.
А надо выяснить по письмам... кто эти умники.
Шериф.
Всех не проверишь. Да и не каждый подписывается.
Ветеран.
Как?!
Шериф.
Появились и такие в последнее время.
Ветеран.
И что?
Шериф (неохотно).
Читаем.
Ветеран.
Но ведь приказано было, чтобы все подписывались.
Шериф.
Ты прав; старина, но... (Разводит руками
и смотрит на часы.)
В салуне «Тихая
заводь» раздается два выстрела, слышны женский визг, крики...В наступившей
затем тишине на площадь вступает Игрок,
он в традиционном ковбойском костюме и с револьвером в руке.
Шериф (укоризненно). Мы же договорились,
Джек...
Игрок (боковым зрением следит за дверью салуна,
возмущенно). Так играть невозможно. У вас здесь мошенник на мошеннике
сидит.
Шериф.
Пора привыкнуть.
Игрок.
Я уже двоих хлопнул.
Шериф.
Хоть всех... Но за порог ни шагу. (Показывает
на дверь салуна.) Вернись туда. (С
легким нажимом.) Пожалуйста, Джек...
Игрок (загоняет в барабан револьвера несколько
патронов). А ты меня за решетку не упрячешь?
Шериф.
Будешь мозолить глаза — непременно упрячу.
Игрок.
А если они опять вынудят меня стрелять?
Шериф.
Можешь делать все, что тебе угодно.
Игрок.
Ну и порядок здесь у вас!
Шериф.
Порядки, как и везде, удобные властям. К двенадцати часам на площади никого не
должно быть. И если ты еще раз высунешь нос из салуна, я вынужден буду
вспомнить о твоих «подвигах». Иди, иди...
Игрок,
вздохнув, ударом ноги
отворяет дверь и заскакивает в
темное помещение «Тихой заводи». Раздается еще несколько выстрелов,
сопровождаемых женским визгом, и вновь наступает тишина.
Успокоились наконец.
В окне второго этажа над салуном
появляется полуголая Китти.
Китти (кричит). Нет! Нет! Я больше не могу!.. (Хочет выпрыгнуть из окна, но, передумав, на
мгновение исчезает и возникает в двери, от которой к мостовой ведет узенькая
крутая лестница.) Не могу! Я тоже человек! (Сбегает по лестнице.)
Шериф (нарочито спокойно). В чем дело, Китти?
Китти.
Он бьет меня.
Шериф.
Потише, Китти, потише.
Китти.
Требует, чтобы я согласилась на пятерку.
Шериф (движением головы пытается обратить ее
внимание на Ветерана, прислушивающегося к разговору). А на сколько вы
договаривались?
Китти.
На сто.
Шериф.
Неужели цены так подскочили?
Китти.
А ты знаешь, сколько сейчас стоит мясо?
Шериф.
Все равно сто это много.
К и т
т и. Он же садист!
Шериф.
Не так громко, Китти... Ты знала, на что идешь...
Китти.
Больно же...
Шериф.
Не надо было соглашаться. Ну ладно, ладно... потом побеседуем.
Китти.
Мы договорились, что он даст сто и будет делать, что захочет. А он только бьет
и требует, чтобы я спустила цену до пятерки.
Шериф.
Придется потерпеть. (Подталкивает ее к
лестнице.) Давай, давай, Китти. Наверх! И не высовывайся. (Негромко.) Попозже он выложит тебе эту
сотню. С мазохистами сложнее, они боли не боятся, а этот сразу раскошелится... (Дождавшись ухода Китти, поворачивается к
Ветерану.) Вот так вот! Стараешься, стараешься, а... порок и не думает
сдаваться. Ну, ничего, даст бог, наведем порядок... Не за горами тот день,
когда все призывы Вдовы завершатся окончательной победой чистоты и морали! (Смотрит на часы.) Пора закругляться,
старина...
Ветеран.
Уж меня ты мог бы не торопить.
Шериф.
Никаких исключений. Хоть ты и пролил за свободу чуть меньше крови, чем
некоторые... (Показывает на гранитного
всадника.) Но он, как видишь, и после смерти на коне, а ты...
Ветеран.
Мне не нравятся твои шутки, шериф.
Шериф (примирительно). Ладно, ладно, старина,
не заводись. Я полон почтения и к тем из вас, кто жив, и к тем, кто уже на
небесах.
Ветеран.
Не было дня за эти три года, как поставили памятник, чтобы я не вымыл его с
мылом и не вытер до блеска. Неужели сегодня, в день годовщины... (Взглянув на шерифа, умолкает.)
Шериф (смотрит вдаль). Эй, кто там? Не
двигаться с места! Ты что оглох, что ли? Стой, где стоишь! (Тянется к револьверу на поясе.) Стой, говорю!..
На площади появляется Путник. За
спиной у него мешок, на широком кожаном поясе висит револьвер.
Широкополая шляпа прикрывает верхнюю половину лица, заросшего
темной курчавой бородой. Не обращая внимания на угрозы Шерифа, Путник спокойно
направляется к памятнику.
Шериф.
Что за чертовщина? (Переглядывается с
Ветераном, как и он, пораженным появлением. Путника. Сквозь зубы.) Придется
тебя продырявить, даже если ты сам дьявол. (Наводит
револьвер на Путника).
Ветеран.
Не стреляй. Надо выяснить, как он здесь оказался.
Путник
(спокойно). А почему,
собственно говоря, меня хотят
убить?
Шериф (борется с соблазном выстрелить). Не
твоего ума дело.
Путник
(Ветерану). Хорош город, где убивают,
не объясняя причин.
Шериф.
Как ты сюда добрался?
Путник.
Ногами.
Шериф и Ветеран
переглядываются.
Ветеран
(уверенно). Врет.
Путник
(Ветерану, одновременно оглядывая
площадь, портреты, лозунги). Надо верить людям, дядя. Особенно если живешь
в городе, который твердыня морали.
Ветеран
(Шерифу). Через перевал он пройти не
мог.
Шериф.
Ничего, позже все выясним. (Смотрит на
часы.) Куда бы его пристроить? (Путнику.)
У тебя есть выбор: салун, парикмахерская и... (снижая голос) бордель. (Показывает
на лестницу, ведущую на второй этаж, к Китти.)
Путник
(останавливает взгляд на «Лучших
гробах»). Меня больше устраивает это заведение...
Шериф.
Оно закрыто.
Путник.
Бриться я не хочу, пить мне рано, бордель...
Шериф (морщась). Не так громко.
Путник.
А бордель...
Шериф.
Тише, я тебе говорю... Если тебя интересуют местные гробы, то гробовщик сейчас
там... (Жест в сторону комнаты Китти.)
Путник.
Это меняет дело.
Шериф.
И поторапливайся, остались секунды...
Путник, поднявшись
по лестнице, входит в комнату Китти. Крики ее смолкают.
Ветеран.
Неужели он прошел через перевал?
Шериф.
Это невозможно.
Ветеран.
Но как-то же он пробрался в город?!
Шериф (усмехнувшись).
Все выясним... Не беспокойся, старина. Ты закончил?
Ветеран.
В город проникают подозрительные люди, проститутки орут так, что кровь в жилах
стынет, а его беспокоит старый ветеран... (Забрав
свое ведро и тряпку, уходит.)
На балконе,
украшенном большим портретом Вдовы и лозунгами, появляется Хозяин. Одутловатое лицо его мертвенно бледно и
время от времени подергивается в нервных гримасах.
Шериф.
Все готово, Хозяин. Порядок полный.
Хозяин (оглядывая
площадь). А где твои ребята?
Шериф.
На местах. Пока не дадим команду, здесь не будет ни души.
Хозяин
(нервно дернув головой). Как охрана
на этом... На первом этаже?
Шериф.
Как всегда — двое с одной стороны дома, двое — с другой.
Хозяин.
Ну что, начнем?
Шериф.
Как будет угодно. (Уходит.)
Хозяин
(становится в выразительную позу.
Прокашливается). Джентльмены!.. (Умолкает,
после продолжительной паузы лезет в карман и вытаскивает бумажку. Читает.) «Дорогие
соотечественники!..» Вот именно — «соотечественники, жители Золотого каньона!» (Пытается обойтись без бумажки, но вынужден
снова заглянуть в нее.) «Мы собрались сегодня в очередной раз здесь у
памятника... чтобы почтить память того, кто отдал жизнь за свободу народа...
Аплодисменты...» Черт побери, это не надо, «аплодисменты» читать не надо,
аплодировать будут они... Так... аплодисменты закончились... (Запинаясь читает дальше.) «Как один из
тех, кто с оружием в руках отстаивал интересы народа... Бурные аплодисменты...»
Черт, опять!.. «Рядом с Героем как его друг и соратник я горжусь, что памятник
ему поставлен в таком городе, как Золотой каньон, в городе побеждающей
нравственности, в городе, где живут люди, все помыслы и стремления которых
связаны с заботой о ближнем, где пороку объявлена беспощадная война. Я горжусь
тем, что Вдова Героя, немеркнущая любовь которой к покойному, как яркий факел,
освещает нам путь к истине, может быть уверена, что памятник этот водружен
людьми, чтущими Героя и преисполненными глубочайшего почтения к ней самой и ее
мудрым советам. Счастливы люди, живущие в таком городе, как Золотой каньон.
Велика их любовь к тем, кто ведет их путями истины к чистоте и прозрению.
Почтим же глубоким поклоном Вдову, любовь которой к Герою так жива, так
безмерна, верность так тверда, что кажется — все осталось, как прежде, ничто не
изменилось, и тот, которого уже нет с нами, по-прежнему жив и горячо любим. Да
будет так до конца дней наших! Слава Вдове! Бурные аплодисменты, крики «Да
здравствует Вдова!», «Да здравствует Хозяин!» (Вытирает платком взмокшее лицо, тяжело переводит дыхание.)
Появляется Шериф.
Как
народ?
Шериф.
Все с нетерпением ждут ваше выступление.
Хозяин.
Ровно в два.
Шериф.
Все оповещены.
Хозяин.
И чтобы хлопали как надо.
Шериф.
Пусть попробуют не хлопать.
Хозяин.
Они меня любят.
Шериф.
Обожают.
Хозяин.
В конце концов, я даю им работу... И, так сказать, остальное... в будущем.
Шериф.
Безусловно.
Хозяин.
Элементарная благодарность — вот чего я от них требую, больше ничего.
Шериф.
Они знают это.
Хозяин.
Но никого заставлять не надо. Все должно быть... как это говорится, от... Ну?..
Шериф.
От души?
Хозяин.
Вот именно. Все должно быть искренне и... как это?.. Да, взволнованно. Ну, как
положено, сам знаешь. И радостно. Не надо этого самого... Ну, в общем...
грусти... Совсем не надо. Я же жив, в конце концов. Прошлый раз ты
перестарался.
Шериф.
Всех растрогали ваши слова. Вы хорошо говорили.
Хозяин.
Да-да, помню... Но все равно... Погибших, так сказать, не вернешь. Видит бог,
никто его (показывает на памятник} не
любил, как я... Таких друзей не было во всей армии. Но прошлого не воротишь.
Надо думать... об этом самом... Ну, как его? О том, что впереди...
Шериф.
О будущем.
Хозяин.
Да, как говорится, о будущем. Поэтому не надо... Ты меня понял, Шериф?
Шериф.
Они будут улыбаться и хлопать.
Хозяин.
Отлично. Я не сомневаюсь, что они меня, как это говорят... Ну, это самое...
любят... Вот именно. Как положено... Действуй, шериф, действуй. (Отступив в глубь балкона, исчезает потом
вдруг возвращается.) Да, и насчет нравственности тоже... Напомним всем. Это
я к слову... И чтобы этих не было... как их?.. Ну, сам понимаешь...
Шериф.
Проституток?
Хозяин.
Да. Вдова расстраивается. Борьба с пороком не должна прекращаться ни на
секунду.
Шериф (осторожно). Чтобы совсем их не было?
Хозяин.
Совсем.
Шериф.
Я понял. Чтобы на глаза не попадались.
Хозяин.
Торжество морали не за горами.
Шериф.
У нас их немного, всего несколько пташек.
Хозяин.
Борьба не должна ослабевать, сам понимаешь. (Уходит.)
Шериф, почесывая затылок, подходит к памятнику, окидывает его отсутствующим
взглядом. Затем поднимает глаза на окна Китти.
На площади
появляется Помощник. В одной руке его револьвер, другой он поддерживает на
голове мокрый платок.
Шериф.
Неужели так жарко, Джимми?
Помощник.
Тут тип с мешком не появлялся?
Шериф.
Так это ты его прозевал?
Помощник
(неохотно). Он меня мешком оглоушил.
Шериф.
Тем, что за спиной висел? Как же он тебя двинул.
Помощник.
Откуда он вообще взялся? Понять не могу!
Шериф.
Да, загадка. Я думаю, Китти сумеет что-нибудь из него вытянуть...
Помощник.
Он у нее?
Шериф.
Ты кончай свои водные процедуры. И займись делом. Чтобы как следует кричали...
С чувством. (Вспоминает.) И весело...
Помощник.
Весело?
Шериф.
Прошлый раз чересчур печально получилось.
Помощник.
Годовщина смерти как-никак...
Шериф.
Хозяин-то жив. Вот о чем не следует забывать... Сколько у тебя ребят?
Помощник.
Человек двадцать наберется.
Шериф.
Достаточно. По десятке на нос?
Помощник.
По двенадцать. Цены растут.
Шериф.
Это точно. Ты запомнил, в каких местах они подают голос?
Помощник.
Вроде да.
Шериф.
Порепетируй с ними. Подальше где-нибудь, в лесу. Чтобы не слышно было. Главное
— места точно обозначь. А народ подхватит. Толпе только вовремя подсказать надо
— проорет, что угодно.
Помощник.
А с этим что будем делать? (Кивнул в
сторону комнаты Китти.) Прихлопнуть бы его надо.
Шериф.
Прихлопнуть легче всего. Пусть походит пока.
Помощник.
Я одного понять не могу, неужели он перевал одолел?
Шериф.
Это-то меня и волнует... Ничего, вся ночь впереди… Займемся им вплотную.
Помощник.
Про меня не забудь. (Уходит, продолжая
прикладывать к голове мокрый платок.)
Шериф
смотрит на часы и поднимается по лестнице, ведущей к Китти, У двери
прислушивается к тому, что делается в комнате. Затем проворно отскакивает, так
как дверь отворяется и на пороге появляются Путник и Гробовщик.
Гробовщик.
Шериф, этот человек только что ограбил меня на девяносто пять долларов. Китти —
свидетель.
Шериф.
И что он с ними сделал?
Гробовщик.
Это неважно.
Шериф.
Отдал Китти?
Гробовщик.
По какому праву? Моими деньгами распоряжаюсь только я. Кричим о свободе, а
лишены элементарных прав.
Шериф.
Даже в свободной стране нельзя обижать женщин.
Гробовщик.
Женщин? О какой женщине идет речь? Таким, как она, не место среди нас! И ты это
прекрасно знаешь, шериф!
Шериф (хлопает рукой по мешку Путника). Что
это у тебя тут? Тяжелый?
Путник.
Не очень.
Шериф, поднявшись по
лестнице, заходит в комнату Китти, Путник подталкивает Гробовщика к «Лучшим гробам».
Гробовщик — юркий
молодой человек лет двадцати, с тонкими усиками на довольно смазливом
лице — не очень активно сопротивляется.
Гробовщик
(вытаскивает из кармана ключ). Что
вам от меня нужно, я не понимаю?
Путник.
Похороны.
Гробовщик.
С каретой?
Путник.
С каретой, музыкой, факелами, плакальщицами... В общем, со всем, что у тебя
есть в наличии. Самые пышные похороны из всех возможных.
Гробовщик.
Факелов и плакальщиц не будет.
Путник.
Значит, обойдемся без них.
Гробовщик.
Могу организовать гроб из африканского баобаба. С инкрустациями из слоновой
кости.
Путник.
Годится.
Гробовщик.
Но он стоит больших денег.
Путник
(вытаскивает из кармана несколько смятых
банкнот). Достаточно?
Гробовщик.
С избытком.
Путник.
Вычтешь и ту сотню, которую пришлось выложить там. (Кивает в сторону комнаты Китти.)
Гробовщик.
Благодарю.
Путник.
Что это за памятник?
Гробовщик.
Откуда вы явились, если не знаете таких вещей?
Путник.
Я пришел издалека.
Гробовщик.
Сами?
Путник.
Да.
Гробовщик.
Я не претендую на откровенность, но больше никому не говорите такое.
Путник.
Почему?
Гробовщик.
Потому что никто вам не поверит.
Путник.
Людям свойственно не верить правде.
Гробовщик.
Вы хотите сказать, что сумели одолеть перевал?
Путник.
Да.
Гробовщик
(не веря). Значит, вы первый, кто сам
пришел в этот город. (Шепотом.) Всех
остальных привели.
Путник.
Кто?
Гробовщик.
Вы слишком много хотите узнать. У меня и так могут быть неприятности из-за
нашего общения.
Путник.
Я не знал, что спрашиваю о чем-то секретном.
Гробовщик.
А по-моему, вы знаете гораздо больше, чем пытаетесь узнать. (Оглянувшись по сторонам, шепотом.) А
как там за перевалом? Что нового?
Путник.
Я мало что могу рассказать, к сожалению.
Гробовщик.
Понимаю, понимаю... осторожность превыше всего, но меня вы можете не опасаться.
Я не верю во все это.
Путник.
Во что?
Гробовщик.
Ну, во все эти призывы, разговоры о морали, о будущем. Я трезвый человек... (Оглянувшись по сторонам.) Это правда,
что повсюду страшные эпидемии?
Путник
(удивленно). Какие эпидемии?
Гробовщик.
Я так и знал, что это обман. А как военные события?
Путник.
Какую войну ты имеешь в виду?
Гробовщик.
Последнюю... С южанами... Пли с северянами. Как вам будет угодно...
Путник.
Ты шутишь?
Гробовщик.
Какие могут быть шутки?
Путник.
Война закончилась в шестьдесят пятом году.
Гробовщик
(поражен). Что?! Значит, целых два
года нам морочат голову. Не может быть! А Линкольн убит?
Путник.
Да.
Гробовщик.
Слава богу, хоть это правда. (Спохватившись.)
Я не так выразился. Наоборот, это печально, но наша газета столько врет,
что все запуталось.
П у т
н и к. И давно существует ваш городок?
Гробовщик.
Три года. Война была в самом разгаре, когда Хозяин привел нас сюда.
Путник.
Всех сразу?
Гробовщик.
Небольшими группами... Вас действительно интересует этот памятник?
Путник.
Да.
Гробовщик.
И вы, правда, не знаете, кто это такой?
Путник.
Догадываюсь, но хотел бы убедиться.
Гробовщик.
Это друг Хозяина. Они вместе воевали в корпусе генерала Турчина... Ну, того
самого русского, которого судили.
Пути и
к. Судили?
Гробовщик.
Неужели это тоже ложь? Нет, я еще был там, за перевалом, когда его судили...
Путник.
За что?
Гробовщик
(недоверчиво). Вы меня проверяете?
П у т
н и к. Я был очень далеко последние несколько лет. И только вернулся.
Гробовщик.
Путешествовали?
Путник.
Почти. За что судили Турчина?
Гробовщик.
Он принял в армию черномазых и вооружил их.
Путник.
И чем все кончилось?
Гробовщик.
Да ничем. Суд лишил его всех званий, а Линкольн оправдал. Потому что русский. Я
точно знаю, американцу такое никогда не простили бы. А русские, они же не
понимают, что такое негры. Наивные. Этот (показывает
на памятник) тоже русский.
Путник.
Ошибаешься.
Гробовщик.
Я точно знаю, он из России.
Путник.
В России не только русские живут.
Гробовщик.
Ах, вон вы о чем. Это они сами пусть разбираются. А для нас они все русские. Мы
же все американцы, откуда бы ни приехали.
Путник
(усмехнувшись). Даже ирландцы?
Гробовщик
(вынужден согласиться). Да, ирландцы
не в счет.
Путник.
Ну и еще, наверное, кое-кто...
Гробовщик.
Пожалуй, еще мексиканцы... и другая мелочь...
Пути
и.к. А что такое Кавказ, ты знаешь?
Гробовщик.
Кавказ? Нет. Не приходилось слышать.
Путник.
Это такое место на земле, где самые высокие горы и самые гордые люди.
Гробовщик.
В таком случае там непросто жить... Вы хотите сказать, что он (показывает на памятник) из тех краев?
Путник.
Да.
Гробовщик.
То-то Вдова так старается.
Путник.
Старается?
Гробовщик.
Поклялась до конца дней своих не снимать, траур и каждый год отмечает годовщину
смерти. И вместе с ней и весь город. Этого хочет Хозяин. А то, чего хочет
Хозяин, — закон для всех.
Путник.
Почему?
Гробовщик.
Потому что все здесь принадлежит ему: и банк, и салун, и прииски.
Путник.
И даже «Лучшие гробы»?
Гробовщик
(гордо). Нет. «Лучшие гробы» —
независимое предприятие. Состояние моих дел зависит от воли всевышнего.
Путник.
И как он себя ведет? Благожелательно?
Гробовщик.
Если сказать честно, не жалуюсь. Пока я убеждал Китти пойти на снижение цен, в
салуне несколько раз выстрелили. А у нас стреляют метко.
Путник.
И все же это, наверное, малодостойное дело для молодого человека — торговать
гробами. Не так ли?
Гробовщик.
Если хочешь подстрелить птичку, надо залечь в удобном месте и ждать своего
часа. А в нашем городе более удобного места, чем мое, нет — я все вижу и все
знаю.
Путник.
И что за птичку ты мечтаешь подстрелить?
Гробовщик.
Есть одна. И будь я проклят, если не добьюсь своего!
Путник
(с усмешкой). И тогда?
Гробовщик.
И тогда я распрощаюсь с этими чертовыми гробами навсегда!
Путник.
С одним все же рано или поздно придется встретиться. И надолго.
Гробовщик.
Но до этого я успею добиться, всего, чего хочу!
Путник.
А чего же тебе хочется?
Гробовщик,
(тычет пальцем в небо). Власти! И
тогда они узнают, кто торговал гробами в их городе!
Путник.
Прежде всего ты, конечно, заставишь их за пять долларов выполнять то, что они
привыкли делать за сто. Не так ли?
Гробовщик.
Смейтесь. Но рано или поздно я буду стоять на том балконе. (Показывает на балкон Хозяина.) И вещать о нравственности и высокой морали, а все будут слушать
меня и хлопать и кричать: «Да здравствует! Да здравствует...»
Путник.
Наверное, это чертовски приятно?
Гробовщик.
А разве есть еще что-нибудь на свете, ради чего стоило бы жить? Вот он скачет
на коне. (Показывает на памятник.) Герой,
отдавший жизнь за свободу народа, который даже не знает, кто он и откуда
взялся. В чем смысл его жизни? Он погиб, а кто-то вкушает прелести власти, им
завоеванной и утвержденной.
П у т
н и к. Ты, я вижу, против смерти, хоть и торгуешь гробами?
Гробовщик.
Смерть простительна только при поражения. Нельзя умирать, одержав победу.
Победитель должен выжить любой ценой. Сильные не умирают.
Путник.
Заблуждение начинающих. Ну ладно, вернемся к нашим гробам! Итак, похороны по
самому высшему разряду.
Гробовщик.
Когда?
Путник.
В два часа.
Гробовщик.
Сегодня?
Путник.
Для человека умелого времени вполне достаточно. Договорились?
Гробовщик.
Буду стараться.
Путник.
Надеюсь, гроб из баобаба выглядит элегантно? Гробовщик. Как концертный рояль
работы старых мастеров.
Путник.
Я удовлетворен. Итак, до двух... Гробовщик. Вы не назвали адрес. Куда прислать
карету с гробом?
Путник.
Как называется эта площадь?
Гробовщик.
Площадь Свободы.
Путник.
А какой номер у этого дома? (Показывает
на балкон, с которого выступал Хозяин.)
Гробовщик.
Первый.
Путник.
Вот тебе и адрес. Площадь Свободы, дом номер один.
Гробовщик.
Кого хороним?
Путник.
Джентльмена, известного в этом городе под кличкой Хозяин.
Гробовщик
(поражен). Но он жив!
Путник.
К двум часам будет мертв. (Легкий кивок
Гробовщику, неторопливо направляется к дому № 1, на ходу снимая с плеч свой
мешок. Входит в подъезд.)
Появляется Шериф, застегивающий пуговицы на брюках;
полураздетая Китти провожает его
до лестницы. Гробовщик ныряет в дверь «Лучших гробов».
Шериф.
Значит, мы договорились, Китти?
Китти (кокетливо). О чем?
Шериф.
Все о том же: тебя не должно быть видно и слышно, а уж сегодня — тем более.
Китти.
И я не могу принять участие в трауре по этому бедняжке? (Показывает на памятник.)
Шериф.
По нему есть кому скорбеть.
Китти.
И я не услышу нашего Хозяина?
Шериф.
Ты достаточно часто слушаешь его по ночам.
Китти (укоризненно). Шериф, это не моя тайна!
Шериф.
Тайна, о которой знает весь город! Постарайся все же поменьше обращать на себя
внимание.
Китти.
Вот еще! Не буду я ни от кого прятаться. Мне нечего стыдиться. Я честно тружусь
в поте лица.
Шериф.
В этом городе твой труд не в почете, Китти. Пора бы понять.
Китти.
Зачем же меня привезли сюда? Я, по-моему, не просилась. Завязали глаза. Зачем
мне завязали глаза?
Шериф.
Всем завязывали.
Китти.
Чтобы не запомнила дорогу? Значит, боитесь, что я, сбегу?
Шериф (смеется).
Очень боимся.
Китти.
Я всю жизнь делала открыто то, чем многие занимаются тайком, за спиной мужей. Я
всегда презирала тайных шлюх. А в этом городе меня хотят лишить единственного
преимущества!
Шериф.
Тише, Китти, тише. Успокойся... Такие уж у нас обычаи. Ты же знаешь, как я к
тебе отношусь.
Китти.
Все вы хороши! Только и слышишь разговоры о нравственности и чистоте. А наедине
каждый норовит отмочить что-нибудь скотское. Сил нет терпеть.
Шериф (сочувственно). Да, народ у нас сложный.
Китти (заискивающе).
А никак нельзя мне уехать отсюда?
Шериф.
Нет.
Китти.
А говоришь, что хорошо ко мне относишься!
Шериф.
Из Золотого каньона не уезжают.
Китти.
Я никому не расскажу. Ничего не видела, ничего не слышала. Всю жизнь буду
молчать, как рыба. Отпустите, умоляю. Я больше не могу.
Шериф.
А чем тебе здесь плохо, не понимаю? Клиентов много, платят хорошо.
К и-т
т и. Не могу больше прятаться. Устала.
Шериф.
Многого захотела. Так каждый скажет, что устал. Нет уж, придется потерпеть.
Порок у нас в городе не в почете, и с этим нельзя не считаться... А как себя
вел этот парень с мешком? Что-нибудь рассказывал?
Китти.
Нет.
Шериф.
А что у него в мешке?
К и т
т и. Не знаю.
Шериф.
Плохо работаешь, Китти. Тебе известно, что у нас делают с проститутками, когда
их ловят?
Китти (пугаясь). Да.
Шериф.
Пока я только догадываюсь, чем ты занимаешься. Но ведь могу и узнать. И тогда
все. Конец. Ты меня поняла?
Китти.
Да.
Шериф.
Умница.
В салуне «Тихая
заводь» нестройный гул
голосов постепенно переходит в пение.
Напились.
Китти.
Еще бы! Целый день пьют взаперти.
Шериф.
Когда народ много пьет, рано или поздно жди неприятностей.
Как бы в
подтверждение этих слов в дверях «Тихой заводи» появляется Пьяный Доносчик.
(Кричит.) Назад!
Доносчик
(останавливается на пороге. В руке у него
какая-то бумажка). Я туда... (Показывает
на памятник.) Бросить хочу. (Машет
бумажкой.)
Шериф.
А что у тебя там?
Доносчик.
Сам знаю.
Шериф.
И очень хорошо, что знаешь. Но бросишь позже...
Доносчик
(упрямо). Я сейчас хочу.
Шериф.
Сейчас нельзя. Давай назад, я тебе говорю.
Доносчик.
Я сам слышал.
Шериф.
Что?
Доносчик.
Крики. (Показывает на Китти.) Она
кричала, проститутка.
Шериф.
Ты что мелешь?
Доносчик.
Я точно знаю — она проститутка. И кричала сегодня. Я все здесь написал.
Китти.
А ты, скотина! Сам же ходишь ко мне через день!
Доносчик.
А теперь одумался. Совесть заела.
Шериф (идет к дверям салуна). Ну ладно, давай
твою бумажку, я ее брошу.
Доносчик.
Нет. (Прячет бумажку с доносом за спину.)
Обманешь. Я сам... Чтобы Хозяин узнал правду. (Вдруг всхлипнув, начинает плакать.) Если бы он знал, что
творится... Все врут, развратничают, а говорят о чистоте... о морали!
Обманывают бедного... Я все написал. Все как есть... Против пьянства тоже
написал. Чтобы не пили больше. Совсем не пили... Ни грамма... Мы же можем, если
захотим. (Подойдя к памятнику, бросает
свой донос в щель в постаменте.)
Песня в «Тихой заводи» звучит громче, дверь с шумом распахивается, и толпа пьяных посетителей вваливается на площадь, покачиваясь в ритме мелодии...
Шериф (пытаясь остановить толпу). Стойте!
Назад! Назад! Еще не время! Рано... Рано...
В своем кабинете
просыпается спящий за столом
Хозяин. Отпивает глоток из
стоящей перед ним бутылки.
Хозяин.
Запели. К чему бы это? Пора начинать, что ли? (Наливает себе еще в стакан, морщась, пьет, подходит к двери на балкон.
Понаблюдав за происходящим на площади, возвращается к столу. Собирается сесть.)
Дверь в глубине комнаты отворяется, входит Путник
(Спиной почувствовав его появление, застывает
в нелепой позе, на полусогнутых ногах.) Ты?
Путник остается в
дверях, в руке его револьвер.
(Все в той же позе.) Я не виноват, я все
объясню. Только не стреляй!
Путник.
Повернись.
Хозяин
(торопливо и жалобно). Нет. Умоляю. В
спину ты не выстрелишь. Я знаю. Выслушай меня. Прошу тебя.
Путник.
Ты еще
надеешься оправдаться после
того, что сделал?
Хозяин.
Ты прав тысячу раз. Меня... Это самое... четвертовать мало.
Путник.
Поставил для утешения памятник и решил, что сполна рассчитался?
Хозяин.
Я не убивал тебя.
Путник.
Бросить распоротого до горла товарища, не забыв прихватить единственную флягу с
водой, — это не убийство?!
Хозяин.
При таких ранениях нельзя пить. Я точно знаю. А фляга была одна на двоих. Ты же
помнишь?
Путник.
Оружие у нас тоже было на двоих?
Хозяин.
Неужели ты пришел в себя потом?
Путник.
Как видишь.
Хозяин.
Не стреляй, прошу тебя... Ты прав, я, это самое... Ну, как ее?.. Скотина. Но я
не думал! Такая страшная рана — все, как говорится, вывалилось. Я бы не бросил
тебя, если была бы хоть какая-то, это самая... Надежда.
Путник.
Но она была, как выяснилось.
Хозяин.
Слава богу. Клянусь тебе всеми святыми, я страшно рад. Не убивай меня. Да, я
трус... как говорится, ничтожество, но я никогда, это самое... не желал тебе
плохого. Можно, я повернусь? Ты не выстрелишь? (Набравшись смелости, поворачивается лицом к. Путнику.) Да как я
мог?! Я всем обязан тебе! Ну, вспомни, я же всегда был трусом... Сколько раз
ты, как говорится, смеялся надо мной... Я так рад, что ты жив... Ты прав. Ты
тысячу раз прав. Тварь, ничтожество, мразь. Как угодно можешь называть меня. Я
все заслужил. Но поверь в одно, я не желал тебе... этого... Ну, как ее?..
Смерти! Как я мог?! Ты столько для меня сделал! А без тебя я опять стал никем.
Путник.
Прибрав к рукам целый город.
Хозяин.
Это же все твое, все принадлежит тебе. Я только, как говорится, управляю.
Путник.
По какому праву?
Хозяин.
Я помогаю Норе... Мы же думали, что ты, это самое, погиб, и все по наследству
перешло к ней, как положено... Все до копейки... Вот бумаги! (Начинает рыться в ящиках.) Я только
управляю, так сказать... Все пять участков дали золото, много золота. Как ты и
предполагал. Помнишь, я не верил, когда ты рассказывал? Но первая же промывка
дала столько песочка, что пришлось нанять людей. И пошло, и пошло... Сейчас в
городе три тысячи этих самых... Ну... Жителей. И все работают на тебя… Но никто
не знает дороги сюда. Клянусь тебе. Даже Нора. Я сохранил тайну перевала. Всем
завязывали глаза. И выбраться отсюда тоже никто не может. Ни сюда, ни отсюда...
Путник
(опустив револьвер). Где Нора?
Хозяин
(суетливо). У себя. У нее отдельный
дом. Боже, какая радость. Что с ней будет! Не было дня, чтобы она о тебе не
говорила. Ты и только ты! Такая любовь! Весь город об этом знает... Мы с
Норой...
Путник
(перебивает). Как к ней пройти?
Хозяин. Тут есть ход... Но сейчас я хожу через улицу.
Может быть, послать за ней? (Опираясь на
стол, незаметно нажимает на звонок.) -
Путник.
Не надо.
Хозяин.
Она сама придет. Не может быть, чтобы она не почувствовала... Сейчас
прибежит... А как ты прошел сюда? Внизу же охрана! Ах да, я забыл, с кем
говорю. Ты их убил?
Путник.
Связал.
Хозяин.
Всех?
Путник.
Двоих.
Хозяин.
Там еще двое. У другого входа. Видишь, я ничего от тебя не скрываю...
Путник.
Ты что, собираешься до конца жизни никого отсюда не выпускать?
Хозяин.
Другого выхода нет. Разболтают — а тут столько золота... Но они довольны.
Привыкли. Я им внушил, что лучше Золотого каньона им нигде не будет, — условия
жизни одинаковые, все равно, хоть ты белый, хоть ты негр, крыша над головой
есть, работа гарантирована. А главное, они думают, что мы все золото потом
разделим... Поэтому платить можно меньше, раз золото как бы общее... Вроде я
для них же его и берегу, чтобы потом, так сказать, в будущем, при дележе,
каждому больше досталось... Но ты не волнуйся, это только, как говорится, в
том; случае, если они... это самое... будут достойны. Таковы эти... как их?..
Правила игры. Так им и объявлено. Делить будем, только когда окончательно очистимся
от этих самых... которые... От грехов... И прошлых и настоящих... А когда это
произойдет, сам понимаешь, никому не известно. Но они очень стараются, как
говорится... (Спохватившись.) Что-то
я разболтался... А где ты пропадал все это время? Три года прошло... Больше
даже...
Путник
(ждет обещанного появления Вдовы, хотя и
старается не проявлять своего волнения). Долгая история.
Хозяин.
Слава богу, все, как говорится, благополучно кончилось...
Появляется
Вдова. Как и на портретах, она в
черном, что ей очень идет.
Вдова (увидев Путника). Боже... Не может быть!
Господь услышал мои молитвы... Боже, неужели это правда? Ты жив? Ты цел! И все
такой же красивый... Это чудо, чудо! (Затихает
на груди у Путника, нежно гладящего ее по волосам.)
Дверь
в глубине распахивается, и в комнату заскакивают Шериф и два его помощника со
взведенными револьверами.
Хозяин
(кричит). Не стрелять! Свои!
Шериф.
Он уложил двух моих парней внизу...
Хозяин.
Ничего, бывает... Это шутка. Он пошутил. (Выпроводив
представителей закона, выскальзывает из комнаты вслед за ними.)
Вдова.
Он сказал, что собственными руками опустил тебя в могилу. Я поехала туда. Он
показал мне этот холм, твое имя на нем. Мы перевезли гроб сюда... Тогда же...
Значит, он все врал.
Путник.
Как всегда.
Вдова.
Он так плакал.
Путник.
Предчувствовал, чем все кончится в конце концов.
Вдова.
Ты хочешь его убить?
Путник.
Очень хотел. Но теперь, когда я увидел тебя... Не знаю...
Вдова.
Ты остался таким же добрым. Страдания не ожесточили тебя.
Путник.
Еще час назад я готов был перестрелять весь мир.
Вдова.
Где ты был так долго?
Путник.
Меня подобрали индейцы. Пришлось пожить с ними.
Вдова.
У тебя там была женщина?
Путник.
Меня не отпускал вождь. Ему нравилось со мной 'беседовать.
Вдова.
И ты не мог бежать?
Путник.
Они спасли меня. И в конце концов разрешили уйти.
Вдова.
Через три года?
Путник.
Бежать после того, что они для меня сделали, 5? не мог... Ты приехала сюда
сама, по своему желанию?
Вдова.
А где я была бы ближе к тебе? Он появился и сказал о завещании. Адвокат отдал мне
карту, и мы приехали сюда,
Путник.
А ты знаешь, что отсюда никто не может уехать?
Вдова (не слишком уверенно). Да, кажется. Он
что-то говорил мне. Но все довольны, по-моему... Они кричат об этом на каждом
углу.
Путник.
Если народ кричит на каждом углу о том, что ему хорошо живется, значит, кому-то
это очень нужно...
Вдова (прижимаясь к нему). Ни о чем не хочу
говорить, (Начинает расстегивать его
рубашку.)
Путник.
Я месяц не мылся.
Вдова.
Хоть год!
Путник.
Пойдем к тебе...
Вдова.
Мне нравится этот письменный стол.
Путник.
Давно?
Вдова.
С момента твоего появления.
Путник.
Но даже это не может меня с ним примирить — слишком много лжи им сочинено. (Как бы проверяет прочность стола.)
Вдова.
Неужели не выдержит?
Путник.
Боюсь, что нет.
Вдова.
Жаль.
Путник.
Надеюсь, что кровать твоя покрепче?
Вдова.
Проверим.
Путник.
Чуть позже.
Вдова.
Ты ранен?
Путник отрицательно
качает головой.
Устал?
Болен? Боишься заразить меня какой-нибудь индейской болезнью?
Путник.
Боюсь заразиться от тебя любовью к собственным портретам.
Вдова.
И долго будет продолжаться карантин?
Путник.
Нет. Насколько мне известно, у вас тут намечено нечто вроде траурного собрания
по поводу годовщины моей смерти. Не могу отказать себе в удовольствии выступить
с этого балкона.
Вдова.
Ты серьезно?
Путник.
Вполне.
На
площади перед домом
опять возникает песня
и раздаются крики, «Да здравствует Хозяин!», «Да
здравствует Вдова!» Путник и Вдова
подходят к балкону.
Вдова.
Они же все пьяны... И ты собираешься им что-то говорить?
Путник.
Придут и другие. Не все же пьяны в этом городе. Их что, специально спаивают?
Вдова.
Зачем?
Путник.
Чтобы поменьше утруждали свои мозги ненужными мыслями.
Вдова.
А мне он говорил, что борется с пьянством.
Путник.
Когда оно мешает работе. Оказывается, это не простой вопрос, спаивать или нет?
И надо и не надо. И выгодно и накладно.
Вдова.
Интересно, где он сейчас?
Путник.
Думаю, за дверью, подслушивает...
Вдова.
Уже ушел.
Путник.
А тебя это беспокоит?
Вдова.
Он же на все способен.
Путник.
Не решится.
Вдова.
Не своими руками.
Путник.
Все равно.
Вдова.
Я умру, если с тобой что-нибудь случится. Второй раз я этого не перенесу.
Путник.
Все будет в порядке.
Вдова.
Ты уверен?
Путник.
Абсолютно.
Вдова (решительно).
Тогда пошли.
Путник.
К тебе?
Вдова.
Да.
Путник.
А выступление перед пьяным народом — к черту?
Вдова.
К черту! Я не хочу ждать ни секунды.
Путник.
Ты так меня любишь?
Вдова.
Обожаю.
Путник.
Тогда вперед! И да поможет нам бог в этом городе Высокой морали. Аминь!
Уходят.
В другую дверь заглядывает Хозяин.
Хозяин
(кому-то за дверью). Можно. (Нервно.) Что ты пыхтишь! Я целыми днями
таскал ее когда-то. И не пустую. (Суетливо
помогает Шерифу втащить в комнату изрядно потрепанную странную коляску, похожую
на детскую, но рассчитанную на взрослого человека)
Шериф (переводя дыхание). Хотел бы я
посмотреть на дитя, которое в ней каталось.
Хозяин.
Это инвалидная коляска, болван.
Шериф.
Что теперь с ней делать?
Хозяин.
Привести в порядок.
Шериф.
Как?
Хозяин.
Не знаю. Но чтобы она выглядела не такой... как это?.. Ну, в общем...
обшарпанной. Где она валялась?
Шериф.
За конюшней.
Хозяин
(потянув воздух). Пахнет, по-моему.
Шериф.
Не должно. Там чисто. Свежий воздух.
Хозяин.
Вся краска... как это?.. Ну?...Облезла. Хотя бы пыль протереть. (Хватает со стола первое, что подвернулось
под руку, сует Шерифу.)
Шериф.
Это ваш галстук.
Хозяин.
Ничего. (Тихо.) На грязном легче
вешаться.
Шериф.
Что?
Хозяин.
А то, что ты не слишком тороплив (принимается
за коляску с другой стороны), хотя и можешь потерять работу.
Шериф.
Что у него там в мешке, не знаю! Ребята минут двадцать в себя приходили...
Хозяин подбегает к
мешку, оставленному Путником, заглянув в него, так же бегом возвращается к
коляске; энергично выбивает пыль из подушки.
(Осторожно.) Что там?
Хозяин
(неохотно). Смола, перья, камни...
Шериф.
Для кого, интересно, это все заготовлено?
Хозяин.
Работай, болван, и болтай поменьше.
Шериф.
А то, что он перевал одолел, — вас не удивляет?
Хозяин.
Нет.
Шериф.
Пыль вытерта.
Хозяин
(оглядывается, замечает вазу с цветами). Может,
цветами ее украсить?
Шериф.
Зачем?
Хозяин
(бросается к вазе). Где нитки? Есть
нитки?
Шериф.
Спросить у прислуги?
Хозяин.
Никакой прислуги! (Бежит к столу, роется
в ящике, возвращается.)
Шериф.
Это шнурки.
Хозяин.
Вижу. Скорей! (Поспешно привязывает
несколько цветков к откидывающемуся верху коляски.) Да, так лучше. Как бы
гирлянда. Похоже?
Шериф.
Безусловно.
Xозяин. Есть
ощущение, что о ней заботятся, ухаживают?
Шериф.
За кем?
Хозяин.
За коляской, болван.
Шериф.
Она ухожена, как невеста на выданье.
Хозяин.
Теперь надо потихоньку внести ее туда. (Показывает
на дверь, ведущую к Вдове.)
Шериф.
Вдове?
Хозяин.
Да. Это коляска ее юности. Память, так сказать... С нее все и началось.
Шериф
с показным рвением хватается за коляску. Издали слышен страшный грохот,
несколько приглушенный расстоянием.
Стоп!
Кровать рухнула. Придется переждать.
Шериф.
Кровать?
Хозяин
(истерически). Да, кровать! Под этой
шлюхой рухнула кровать. Так на ней скакали!
Шериф (поражен). Вдова? С этим? С мешком?
Хозяин.
Вот именно, с мешком! Поправ... это самое... любовь и уважение народа! Все
рухнуло! И я вынужден это терпеть! Я, сделавший из нее святую!
Шериф.
Но я же предлагал...
Хозяин.
Поздно!
Шериф.
Я предлагал сразу.
Хозяин.
Нет-нет. Я этого не хочу, я против... Категорически... Его может покарать
только... это самое... как говорится... рука народа. Я не должен иметь к этому
никакого отношения. Ты меня понял? Только народ! Народ, оскорбленный в лучших
чувствах и в этих самых... побуждениях… Вот именно — побуждениях. Два, нет,
лучше три человека. Хорошие стрелки! Из ненависти... к этому, самому... Ну, как
его?.. Пороку! Да, пороку! Одновременно! С двух, нет, трех сторон! И
неожиданно. Но мы ничего не должны знать. Тебе ясно?
Шериф.
Когда и где?
Xозяин. Народу не
приказывают. Он сам выбирает время и место. Когда возмущение, так сказать,
достигает предела. Но стрелять наверняка и без промаха. На балконе будут еще
люди. А убить надо одного... Ты слышишь, шериф, одного! И только после моей
речи. Не раньше. Пусть исполнится, так сказать... как это?.. Воля народа. Вот
именно. Мы не в силах этому помешать. Нет преград... этому самому... Ну, как
это?.. Народному гневу. Нет спасения посягнувшему на его... эту самую... Ну,
которая? Да, честь! Все! Конец! Я высказался...
ДЕЙСТВИЕ
ВТОРОЕ
В
своем кабинете на втором этаже Хозяин
продолжает возиться с коляской;
оттирает смоченным виски галстуком пятна с обивки мягкою сиденья.
Появляется Вдова. Отпрянувший было от коляски Хозяин
опять принимается за дело; подчеркнуто не обращает на Вдову внимание.
Вдова (ласково, с заискивающими интонациями). Где
ты ее нашел? Где она была? Ну что ты молчишь? Надо отнести ее ко мне, пока он
не проснулся. (Кладет руку на плечо
Хозяину, он довольно грубо ее сбрасывает.)
Хозяин.
Ты что, звонка не слышала?
Вдова.
Слышала.
Хозяин.
Звоню, звоню. Оглохла, что ли?
Вдова (оправдывается). Я, по-моему, сразу
прибежала.
Хозяин.
Это тебе кажется.
Вдова.
Извини.
Хозяин.
Трудно зад поднять. Сколько раз можно говорить! услыхала звонок — не тяни, иди
сразу.
Вдова.
Я причесывалась... Не сердись. Прошу
тебя...
Хозяин.
Меня чуть на тот свет не отправили, а она там... это самое... патлы свои
расчесывает.
Вдова.
Если ты будешь так разговаривать, я уйду.
Хозяин.
А как с тобой разговаривать? Это кровать грохнулась?
Вдова.
Да.
Хозяин.
Дорвалась! Ночи не могла дождаться? (Берется
за коляску.)
Вдова.
Что ты собираешься делать?
Хозяин.
Отнести коляску...
Вдова.
Он как раз спрашивал о ней... (Помолчав.)
Может, ты уедешь?
Хозяин.
Куда?
Вдова.
Пойми, это единственный выход.
Хозяин.
Для кого?
Вдова.
Для всех.
Хозяин.
Только не для меня. Тебе, конечно, удобней, чтобы я исчез. После всего, что для
тебя сделано, пользуешься первым же удобным случаем, чтобы избавиться от меня и
прибрать все к рукам?
Вдова.
Ну что ты говоришь? Что прибрать? Мне ничего не нужно.
Хозяин.
Не придуривайся. Меня ты не проведешь. И нечего пускать слезу и таращить на
меня глаза. Эти штучки на меня не действуют. И не мечтай от меня избавиться.
Вдова.
Послушайся меня хоть раз — уезжай. И можешь забрать с собой все золото!
Хозяин.
Все золото отсюда забрать невозможно.
Вдова.
Ну сколько сможешь.
Хозяин.
Вот именно, сколько сможешь. А сколько я смогу? Одну, как говорится, тысячную,
миллионную часть того, что здесь есть! Это ты ловко придумала. Но так легко от
меня не откупишься...
Вдова.
А чего ты хочешь?
Хозяин.
Чтобы все осталось по-прежнему.
Вдова.
Но он же вернулся.
Хозяин.
Только не начинай болтовню о любви. Бесполезно. Я сделал из тебя... эту
самую... Ну, сама знаешь... Святую! Не для того, чтобы в конце концов самому в
это поверить.
Вдова.
Ты опять меня попрекаешь?
Хозяин.
А почему бы и нет? Может, не имею права? Нет, ты скажи, чтобы я знал... А то
ведь получается, что все кругом святые... а я... это самое... который... Ну,
как его?.. Никому не нужный негодяй!
Вдова.
Я этого не говорила.
Хозяин.
И правильно. Если есть зверь отвратительней этого самого... ну... койота, то
это, как говорится, гиена.
Вдова.
По-моему, я не сказала тебе ни одного обидного слова.
Хозяин.
Ты только предлагаешь мне убраться отсюда подальше. Опять повторяется та же
история? Как только появляется он, я становлюсь ненужным?
Вдова.
Ну что ты говоришь?! Ты же знаешь, как я к тебе отношусь.
Хозяин.
Как?
Вдова.
Благодарно... и вообще... Ты же понимаешь... я тебя люблю...
Хозяин.
Ладно, хватит врать. Мне это не нужно. От тебя требовалось только одно — лежать
в этой чертовой коляске и улыбаться. Ты очень... это самое... Ну, как его?..
Трогательно улыбалась... тогда.
Вдова.
Незачем было демонстрировать меня ему.
Хозяин.
А где бы я взял деньги на лечение?
Вдова.
Он и так бы их дал.
Хозяин.
Он не верил ни одному моему слову и ни цента бы не дал, если бы не увидел тебя.
Вдова.
Не обязательно было оставлять меня с ним наедине. Ты сам хотел того, что
случилось, ты хотел, чтобы он в меня влюбился.
Хозяин.
Не для того, чтобы ты меня предала.
Вдова.
Ты что-то затеваешь: я это чувствую нутром...
Хозяин
(усмехнувшись). Ты... этим самым,
своим любвеобильным... как его... нутром чувствуешь сейчас только одно — как бы
срочно от меня избавиться. Но, как говорится... напрасно.
Вдова.
Что ты задумал?
Хозяин.
Ровным счетом ничего. Но на всякий случай, как говорится, хочу кое-что
напомнить: кто целый год таскал тебя в этой коляске, когда ты заболела? И лечил
у лучших врачей?.. А чем ты мне отплатила?
Вдова.
Может, хватит об этом?
Хозяин.
Только не строй из себя оскорбленную добродетель. Так, как я, тебя никто не
знает...
Вдова.
Это не имеет никакого значения.
Хозяин.
И все остальное, что ты вытворяла, тоже не имеет значения?
Вдова.
Да, не имеет.
Хозяин
(с искренним восхищением). Второй такой
наглой шлюхи в жизни своей не видел!
Вдова (подходит к столу, опираясь на него,
нажимает на скрытый звонок). Может быть!
Хозяин.
Что ты делаешь? Он же поймет, что ты тоже пришла сюда по звонку.
Вдова.
Учти, если ты не уедешь, я вынуждена буду все ему рассказать...
Хозяин.
Представляю, как он обрадуется.
Вдова.
Так ты уедешь или нет?
Хозяин.
Нет, конечно. И ты ничего ему не расскажешь. Верно ведь?
Вдова.
Он все равно узнает.
Хозяин.
Не узнает. (С нажимом.) Не успеет!
Вдова.
Я же говорю: ты что-то задумал?
Хозяин.
А ты сомневаешься?
Вдова.
Ничего не получится... уезжай, прошу... Я люблю тебя... Поверь... Но ты должен
уехать...
Хозяин.
Ты всегда была умной девочкой, Нора. Неужели ты не понимаешь, что на этот раз
он... как говорится, обречен. Ты ставишь не на ту лошадку, дорогая. Лишь бы он
вышел на балкон. А насчет звонка не беспокойся, он не поймет, что это такое. Не
догадается. Про эту штуку, как ее... Ну?.. Про электричество... пока что мало
кто знает.
Вдова.
Значит, ты твердо решил?
Хозяин.
Все решает народ.
Вдова.
А ты уверен, что у тебя получится?
Хозяин.
Я же говорю — ты умница... Не беспокойся. Гарантий, как говорится, нет, но тебя
это не коснется в любом случае—народ, так сказать, возьмет все на себя. (Прислушивается.) Спокойно... Идет... Я
исчезаю. (Выскакивает за дверь.)
Вдова медленно
опускается на сиденье коляски. Из салуна выходит Игрок. На площади появляется Гробовщик.
Гробовщик
(подходит к Игроку). Каждый должен
заниматься тем бизнесом, который у него получается. Если бы я умел хорошо
стрелять, я бы не торговал гробами. И уж ни за что бы не стал играть в карты.
Игрок.
Тут у вас жулик на жулике сидит.
Гробовщик.
Нужна моя помощь?
Игрок.
Да, но...
Гробовщик.
Понимаю... Сколько?
Игрок.
Два.
Гробовщик.
Могу дать три!
Игрок (удивленно). Но мне нужно два гроба.
Гробовщик.
Лишний гроб никогда не помешает... Мне кажется, сегодня у нас ожидается большая
стрельба.
Игрок (мрачно). Я свое уже отстрелял.
Гробовщик.
Одним выстрелом больше, одним меньше — какая разница?
Игрок.
Смотря для кого... Сколько у вас здесь стоит гроб? Гробовщик. Дорого. За два
гроба ты мне будешь должен кучу денег... или... один выстрел.
Из
салуна появляется Доносчик, он пьян. Остановившись поодаль, подает знаки
Гробовщику.
Гробовщик
(Игроку). Позже я объясню. (Делает вид, что не видит жестов Доносчика.)
Игрок.
Предпочитаю расплачиваться деньгами...
Доносчик
подходит ближе.
Гробовщик
(Доносчику, грубо). Чего тебе?
Доносчик.
Есть разговор.
Гробовщик.
Не видишь, я занят!
Доносчик.
Все сделано, как надо.
Гробовщик.
Потом поговорим.
Доносчик
(Игроку). Я вас знаю.
Игрок (холодно). А я вас — нет.
Доносчик
(улыбнувшись и погрозив ему пальцем). Два
трупика. (Гробовщику.) Надеюсь,
письмо дойдет?
Гробовщик.
А я почем знаю?
Доносчик.
Ну так дело не пойдет, мне нужна гарантия.
Гробовщик.
Я торгую гробами, а не гарантиями.
Доносчик.
Ты же обещал.
Гробовщик.
Ты меня с кем-то путаешь. (Игроку.) Позже
поговорим. (Уходит.)
Доносчик
(бросается следом за ним). Никому
нельзя верить. Страшное время. Все берут, но ничего не делают...
Игрок плетется к
салуну. У своей двери появляется Китти.
Китти.
Ну, как дела?
Игрок (устало). Двумя жуликами стало меньше.
Китти.
Так ты всех перестреляешь.
Игрок.
Похоже, этим кончится.
Китти.
Проигрался?
Игрок.
Столько жуликов одновременно в жизни своей не встречал. Будто кто-то специально
их сюда собрал.
Китти.
Так оно и есть.
Игрок.
И смерть их не пугает.
Китти.
Все просадил?
Игрок.
Ничего, я свое возьму.
Китти.
А может, хватят?
Игрок.
Поздно.
Китти.
Компаньон не нужен?
Игрок.
Хочешь войти в долю?
Китти.
Очень.
Игрок.
Условия?
Китти (лезет за пазуху). Единственное —
получаешь девяносто пять долларов и возвращаешь, если выиграешь.
Игрок.
Я верну тебе втрое больше. (Взяв деньги,
ныряет в салун.)
Китти идет к себе. Появляются Гробовщик и Шериф,
Гробовщик
(Шерифу, глядя вслед Игроку). Что ты
собираешься делать с этим парнем?
Шериф.
Мне пока не до него. А что?
Гробовщик.
Я бы не хотел, чтобы ты его трогал.
Шериф.
Я не знал, что ты в нем заинтересован.
Гробовщик.
Он неплохой парень.
Шериф.
Слишком часто стреляет.
Гробовщик.
Простим ему этот недостаток.
Шериф.
Ты на этом настаиваешь?
Гробовщик.
Я прошу.
Шериф.
Ну что же... Ты же знаешь, я всегда рад оказать тебе услугу.
Гробовщик (значительно).
Я это знаю.
Уходят.
На втором этаже появляется
Путник. Подходит к Вдове, все
еще сидящей в коляске.
Путник.
Вот ты где... Меня разбудил какой-то странный звонок. (Разглядывает коляску.) Сохранилась все-таки... Ты почему сбежала?
Вдова.
Тебе надо отдохнуть.
Путник.
Никакого желания.
Вдова (с улыбкой). Жизнь среди
индейцев пошла тебе на пользу.
Путник.
Очень. Хотя бы потому, что именно там я понял, что был недостаточно ласков с
тобой.
Вдова.
Я этого не ощущала.
Путник.
Истинную цену всему узнаешь, лишь теряя то, что имел... Только там я
по-настоящему понял, как много ты для меня значишь и как мало я делал для того,
чтобы ты это почувствовала...
Вдова.
Не было необходимости: я все делала за двоих.
Путник.
Ты шутишь, а это действительно так...
Целуются.
Вдова (нежно). Зато ты разрушитель мебели.
Путник.
Каждый день буду дарить тебе вместо цветов новую кровать.
Вдова.
А стол?
Путник.
Столы мне нравятся меньше.
Вдова.
Мне тоже, но целый стол лучше, чем поломанная кровать.
Путник.
В таком случае поломанный стол лучше целого.
Вдова.
В этом еще надо убедиться.
Путник.
Именно этому мы посвятим остаток жизни. (Смотрит
на коляску.) Кто ее так разукрасил?
Вдова.
Он.
Путник.
Как ни странно, но, когда я испускал дух на мокрой от крови земле, почему-то
очень хотелось оказаться в этой коляске и чтобы ты была рядом... Когда теряешь
надежду на удачу, вспоминаешь о справедливости... Умирая, я думал: неужели ты
не заслужил хоть несколько последних минут полежать в этой коляске и чтобы она
за тобой ухаживала...
Вдова.
Действительно странное желание: ты в нее даже не поместишься.
Путник.
Помещусь... Я уже проверял.
Вдова (смеется). Когда?
Путник.
Давно. Сразу же, как ты вылечилась.
Вдова.
Ты что, уже тогда мечтал в ней полежать?
Путник.
Да. И чтобы ты кормила меня с рук.
Вдова.
Боюсь, что это продолжалось бы недолго.
Путник.
Почему?
Вдова.
Она все же слишком мала для тебя. Пришлось бы перенести тебя в кровать.
Путник.
Ни в коем случае. (Забирается в коляску.)
Если ты согласна кормить меня с ложки здорового, я готов добровольно
пролежать в этой коляске всю оставшуюся жизнь.
Вдова.
А как же с мебелью? Только что ты собирался остаток жизни посвятить ей!
Путник.
Днем я буду лежать в коляске, а по ночам крушить мебель... Я хочу тебе кое-что
сказать. Мужчина должен быть сдержанным в словах и чувствах — люди, среди
которых, я родился и вырос, внушили мне это с детства! Я поверил им и почти
никогда не рассказывал о себе... С тех пор, как я себя помню, меня готовили
быть воином... Я навсегда усвоил все, чему учили меня отец и старшие братья, но
в результате оказалось, что мне недодали ласки — очень уж рано меня отняли у
матери. Понял я это, лишь когда встретил тебя: женщины, которых я знал раньше,
были для меня только развлечением. Ты первая, кто разбудил во мне потребность в
ласке, и каждый раз, когда ты, лаская меня, говорила о своей любви, я ощущал
себя ребенком. Я тщательно скрывал это, и только там, среди индейцев, я подумал
о том, как мало ты получала в ответ на свою любовь. Теперь все будет иначе.
Война окончена, и мы всегда будем вместе...
Целуются.
Вдова.
Я так счастлива.
Путник.
Ты любишь меня?
Вдова.
Я не представляю жизни без тебя.
Путник.
А меня бы уже давно не было на свете, если бы не ты — каждый раз, когда жизнь
уже покидала меня, возникала ты, и только это меня спасало...
Вдова.
Я это чувствовала. Бывало так, что я целыми ночами говорила с тобой...
Путник.
Это меня спасло.
Вдова.
Теперь мы вместе, это главное...
Путник.
Ты права — это главное... Ничего больше мне не нужно... Ты знаешь, что они
сделали с Турчиным?
Вдова.
Я не хотела тебе говорить.
Путник.
Значит, это правда?! Его судили?
Вдова.
Да.
Путник. Из двухсот
человек, приехавших со мной сюда, больше половины погибло на моих глазах. Что с
остальными — неизвестно. И после всего этого лучшего из нас, нашего командира,
отдают под суд! За что? Что плохого в том, что он взял в армию негров, за свободу
которых мы приехали сюда сражаться?
Вдова.
Все уже позади, слава богу.
Путник.
Бедный Турчин! Кто бы мог подумать, что такой жестокой может оказаться
благодарность народа. Давно стоит этот памятник на площади?
Вдова.
Три года.
Путник.
Когда судьба еще раз подарила мне жизнь, я понял, что не имею больше права
распоряжаться собой и должен сохранить жизнь для тебя...
Вдова.
Боже, как ты меня любишь!
Путник.
Ты — единственное, что у меня осталось. Ты и родина. И слава богу — одно
другому не помеха. От всего «стального, что так волновало меня раньше, я
освободился, ничего больше мне не нужно. Ни славы, ни успеха, ни власти, ни
•богатства, ничего!
Вдова!
Ты просто устал.
Путник.
Может быть. Но боюсь, что надолго.
Вдова.
Отдохнешь несколько дней...
Путник.
Я действительно уже не тот после всего, что произошло.
Вдова.
Все мы не те.
Путник
(вылезает из коляски, подходит к своему
мешку, роется в нем). Странно... Тут лежала тетрадь... на самом дне... (Продолжает искать.) Автограф поэта
Эдгара По, стихотворение «Ворон», написанное его собственной рукой...
Вдова.
«Ворон»?
Путник.
Это его лучшее стихотворение. Ты не слышала?
Вдова (заглядывает в мешок, удивленно). Что
это?
Путник
(чуть смущенно). Подарок одного
старика...
Вдова.
Камни?
Путник.
И тетрадь, и камни, и смола, и перья... Он подобрал этого По на улице в
Балтиморе в бессознательном состоянии и несколько дней выхаживал... И тот,
умирая, оставил ему все, что при нем было. И сказал: «Тетрадь — для друзей, а
смола, перья и камни — для ваших врагов». Старик подарил мне все это с
теми же словами... (Отложив мешок в сторону.) Еще утром она была здесь... Мешок я из
рук не выпускал... (Вспоминает о своем
посещении Китти.) Нет, этого не может быть...
Вдова.
Что?
Путник.
Зачем она ей?
Вдова.
Кому?
Путник.
Тут у вас... живет девушка...
Вдова.
Китти!
Путник.
Да, кажется.
Вдова (пораженная). Ты был у Китти?
Путник.
Случайно...
Вдова.
И так легко об этом говоришь? Ты... после трех лет отсутствия... с этой... Ты
знаешь, кто она?
Путник
(обнимает ее). Ну что ты! Как ты
могла подумать такое?
Вдова.
Я знаю эту... Она...
Путник.
Она ни в чем не виновата...
Вдова.
Дрянь...
Путник.
Зачем ты так? Не надо...
Вдова.
Ты не знаешь, что это за дрянь!..
Путник
(ласково). Ты все такая же...
ревнивая... Ну перестань... Подумай, что ты говоришь...
Вдова.
Ты и она — нет, этого не может быть!
Путник.
Успокойся... Ничего не было, я тебе говорю...
Вдова.
А как ты у нее оказался?
Путник.
Случайно...
Вдова.
Знаю я эти случайности... Она затащила тебя... Затащила. Никого не пропустит...
Я тебя не обвиняю, ты мужчина...
Путник
(с улыбкой). Я мужчина только с
тобой... (Притянув ее к себе, крепко
целует.)
Вдова (переводя
дыхание). Так я и поверила...
Путник.
Я моногамен, как беркут.
Вдова.
А что это значит?
Путник
(целуя). То, что, кроме тебя, мне
никто не нужен.
Вдова.
Это правда?
Путник.
Конечно. (Целует ее.)
Вдова.
Я чуть с ума не сошла.
Путник.
Как ты могла подумать такое?
Целуются.
Вдова.
Это такая дрянь...
Путник.
Перестань...
Целуются.
Вдова.
Проходу никому не дает...
Путник.
В конце концов это ее профессия.
Целуются.
Вдова.
В том-то и дело...
Путник.
Надо же как-то зарабатывать на жизнь.
Вдова.
Ей этого мало...
Целуются.
Ей еще
надо в любовь поиграть...
Целуются.
Терпеть
не могу проституток.
Путник.
Почему?
Вдова.
Ты еще спрашиваешь.
Путник
(улыбаясь). В полевых условиях они
незаменимы,
Вдова.
Как можно брать деньги за... близость с человеком?
Путник.
Конечно, это не очень благородно, но...
Вдова.
Я не ханжа... Вас, мужчин, я могу понять... Но их я презираю... Ниже пасть
нельзя — спать с каждым только потому, что тебе платят... Лучше уж
повеситься... Это она украла тетрадь, больше некому... А все-таки... как ты у
нее оказался?..
Путник
(улыбаясь). Заставили.
Вдова.
Кто?
Путник.
Шериф.
Вдова.
Он уже силой к ней загоняет?
Путник.
Ему нужно было очистить от меня площадь.
Вдова.
Она приставала к тебе?
Путник.
Ей было не до меня. (В ответ на
удивленный взгляд Вдовы.) Занималась другим гостем. Пришлось даже помочь
немного.
Вдова.
Ему?
Путник.
Ей... он отказался платить...
Вдова.
А сколько... это сейчас стоит?
Путник.
Тут был особый случай: парень оказался садистом...
Вдова.
Бедняга.
Путник.
Она?
Вдова. Он.
Путник.
Интересная точка зрения.
Вдова.
Это же болезнь — он ничего не может с собой поделать.
Путник.
И причиняет боль другому.
Вдова.
Он же не виноват: его на это обрекла природа. И не так-то просто найти того,
другого, кто согласен терпеть боль... Разве можно этим пользоваться, чтобы
вымогать деньги!.. Нет .ничего страшнее продажных женщин!
Путник. У тебя появился преувеличенный интерес к ним. Раньше
я этого не замечал.
Вдова.
Раньше они не жили у меня под носом... Их тут несколько на этой площади. А
вокруг — три тысячи мужчин.
Путник.
А других женщин здесь нет?
Вдова.
Очень мало: золотоискатели, как ты знаешь, стараются не обременять себя семьями...
Пауза.
П у т
н и к. А зачем ей моя тетрадь?
Вдова.
Хотя бы для того, чтобы ты пришел к ней еще раз.
Путник.
Этого я не сделаю даже ради «Ворона», написанного рукой великого поэта. Тем
более, что я знаю его на память... Прочитать?
Вдова.
Да.
Путник.
Оно длинное.
Вдова.
Ничего.
Путник.
И мрачное.
Вдова.
Это хуже.
Путник.
Я и подумать не мог, что в Америке есть такие поэты... Может быть, оно совпало
с тогдашним состоянием моей души, но, когда я прочитал это стихотворение, меня
потрясла правда — каждого из нас рано или поздно .ждет свой Ворон... (Шутливо-торжественно.) Начинаю! (Читает медленно, с большим чувством.)
«Как-то в полночь, в час угрюмый,
утомившись от раздумий.
Задремал я над страницей фолианта
одного,
И очнулся вдруг от звука, будто кто-то вдруг
застукал,
Будто глухо так затукал в двери дома
моего.
«Гость, — сказал я, — там стучится в
двери Дома моего,
Гость — и больше ничего».
Ах, я вспоминаю ясно, был тогда декабрь
ненастный,
И от каждой вспышки красной тень
скользила на ковер,
Ждал я дня из мрачной дали, тщетно
ждал, чтоб книги дали
Облегченье от печали по утраченной
Линор,
По святой, что там, в Эдеме, ангелы
зовут Линор, —
Безымянной здесь с тех пор.
Шелковый тревожный шорох в пурпурных
портьерах, шторах
Полонил, наполнил смутным ужасом меня
всего,
И, чтоб сердцу легче стало, встав, я
повторил устало:
«Это гость лишь запоздалый у порога
моего,
Гость какой-то запоздалый у порога
моего,
Гость — и больше ничего».
И, оправясь от испуга, гостя встретил
я, как друга.
«Извините, сэр иль леди, — я
приветствовал его, —
Задремал я здесь от скуки, и так тихи
были звуки,
Так неслышны ваши стуки в двери дома
моего.
Что я вас едва услышал», — дверь открыл
я: никого.
Тьма — и больше ничего.
Тьмой полночной окруженный так стоял я,
погруженный
В грезы, что еще не снились никому до
этих пор;
Тщетно ждал я так, однако тьма мне не
давала знака,
Слово лишь одно из мрака донеслось ко
мне: «Линор!»
Это я шепнул, и эхо прошептало мне:
«Линор1!»
Прошептало, как укор.
В скорби жгучей о потере я захлопнул
плотно двери
И услышал стук такой же, но отчетливей
того.
«Это тот же стук недавний, — я сказал,
— в окно за ставней,
Ветер воет неспроста в ней у окошка
моего,
Это ветер стукнул ставней у окошка
моего,—
Ветер — больше ничего».
Только приоткрыл я ставни — вышел Ворон
стародавний,
Шумно оправляя траур оперенья своего;
Без поклона, важно, гордо, выступил он
чинно, твердо,
С видом леди или лорда у порога моего,
На Паллады бюст над дверью у порога
моего
Сел — и больше ничего.
И, очнувшись от печали, улыбнулся я
вначале,
Видя важность черной птицы, чопорный ее
задор.
Я сказал: «Твой вид задорен, твой хохол
облезлый черен,
О зловещий древний Ворон, там, где мрак
Плутон простер,
Как ты гордо назывался там, где мрак
Плутон простер?»
Каркнул Ворон: «Nevermore» (Больше никогда
– англ.- ред).
Выкрик птицы неуклюжей на меня повеял
стужей,
Хоть ответ ее без смысла, невпопад, был
явный вздор;
Ведь должны все согласиться, вряд ли
может так случиться,
Чтобы в полночь села птица, вылетевши
из-за штор.
Вдруг на бюст над дверью села,
вылетевши из-за штор,
Птица с кличкой «Nevermore».
Ворон же сидел на бюсте, словно этим
словом грусти
Душу всю свою излил он навсегда в
ночной простор.
Он сидел, свой клюв сомкнувши, ни пером
не шелохнувши.
И шепнул я вдруг вздохнувши: «Как
друзья с недавних пор.
Завтра он меня покинет, как надежды с
этих пор».
Каркнул Ворон: «Nevermore!»
При ответе столь удачном вздрогнул я в
затишье мрачном,
И сказал я: «Несомненно, затвердил он с
давних пор.
Перенял он это слово от хозяина такого.
Кто под гнетом рока злого слышал,
словно приговор,
Похоронный звон надежды и свой смертный
приговор
Слышал в этом «Nevermore».
И с улыбкой, как вначале, я, очнувшись
от печали,
Кресло к Ворону подвинул, глядя, на
него в упор,
Сел на бархате лиловом в размышлении
суровом,
Что хотел сказать тем словом Ворон,
вещий с давних пор.
Что пророчил мне угрюмо Ворон, вещий с
давних пор,
Хриплым карком: «Nevermore».
Так, в полудремоте краткой, размышляя
над загадкой,
Чувствуя, как Ворон в сердце мне вонзал
горящий взор,
Тусклой люстрой освещенный, головою
утомленной
Я хотел уже склониться на подушку на
узор,
Ах, она здесь не склонится на подушку
на узор.
Никогда,
o nevermore!
Мне казалось, что незримо заструились
клубы дыма
И ступили серафимы в фимиаме на ковер.
Я воскликнул: «О несчастный, это бог от
муки страстной
Шлет непентес, исцеленье от любви твоей
к Линор!
Пей непентес, пей забвенье и забудь
свою Линор!»
Каркнул Ворон: «Nevermore!»
Я воскликнул: «Ворон вещий! Птица ты
иль дух зловещий
Дьявол ли тебя направил, буря ль из
подземных нор
Занесла тебя под. крышу, где я древний
Ужас слышу. Мне скажи, дано ль мне
свыше там, у Галаадских гор,
Обрести бальзам от муки, там, у
Галаадских гор?»
Каркнул Ворон: «Nevermore!»
Я воскликнул: «Ворон вещий! Птица ты
иль дух зловещий!
Если только бог над нами свод небесный
распростер,
Мне скажи: душа, что бремя скорби здесь
несет со всеми,
Там обнимет ли в Эдеме лучезарную Линор
—
Ту святую, что в Эдеме ангелы зовут
Линор?»
Каркнул Ворон: «Nevermore!»
«Это знак, чтоб ты оставил дом мой,
птица или дьявол!» —
Я, вскочив, воскликнул: «С бурей
уносись в ночной простор,
Не оставив здесь, однако, черного пера, как знака
Лжи, что ты принес из мрака! С бюста
траурный убор
Скинь и клюв твой вянь ив сердца! Прочь
лети в ночной простор.
Каркнул Ворон: «Nevermore!»
И сидит, сидит над дверью Ворон,
оправляя перья,
С бюста бледного Паллады не слетает с
этих пор;
Он глядит в недвижном взлете, словно
демон тьмы в дремоте.
И под люстрой в позолоте на полу он
тень простер,
И душой из этой тени не взлечу я с этих
пор.
Никогда, о nevermore!
На площади появляется Ветеран. В руке у него нечто похожее на плакат, видны
слова: «Долой проституток!!» Прибивает плакат над дверью комнаты Китти.
Появляется Китти.
Китти.
Ты что тут делаешь?
Ветеран.
Не видишь?
Китти (читает по складам). «До-лой
прос-ти-ту-ток...» (Улыбается Ветерану.) И
чем я тебе мешаю?
Ветеран.
Таким, как ты, не место в Золотом каньоне.
Китти.
Я тоже так думаю.
Ветеран.
Уймись, пока не поздно.
Китти.
Не могу.
Ветеран.
Знаю, на кого ты надеешься! Но клянусь всеми святыми, даже это тебе не поможет.
Не для того мы проливали кровь, чтобы терпеть такое безобразие.
Китти.
А что тебя так волнует, я не понимаю? Что я особенного делаю?
Ветеран.
Ты еще спрашиваешь?! Наступит час расплаты! За все ответишь!
Китти.
Перед кем?
Ветеран.
Перед народом.
Китти.
А я разве не для народа стараюсь?
Ветеран.
Всех выведем на чистую воду! По одному перетряхнем. Каждый даст ответ за все содеянное!
Никто не избежит возмездия! Какие бы посты ни занимали.
Появляется Шериф.
Говорят
одно, а делают другое. Всех разоблачим! (Увидев
Шерифа, умолкает.)
Шериф.
Что-то ты раскричался, старина!
Ветеран.
Я говорю правду.
Шериф.
Отдохни, старина. Слишком много правды вредит здоровью!
Ветеран.
Мне терять нечего.
Шериф (со скрытой угрозой). Я этого не знал.
Мы еще поговорим с тобой на эту тему.
Ветеран.
Я готов.
Шериф.
Не сегодня, старина. Не сегодня. У тебя будет возможность высказать все, что
накопилось на душе. Обещаю. А сейчас иди, иди отсюда. Прошу тебя.
Ветеран.
Я не из пугливых. Меня не запугаешь. Учти (Уходит.)
Шериф поднимается по
лестнице к Китти.
Шериф.
Можно?
Китти.
А если я скажу «Нельзя»? (Насмешливо.) Ты
уже был у меня сегодня. Забыл?
Шериф устало
опускается на ступеньку лестницы.
Что с
тобой?
Шериф.
Устал.
Китти.
Зачем же ты пришел еще раз?
Шериф.
А что, нельзя просто поговорить?
Китти (смеется). Это что-то новое.
Шериф.
Что я, не человек?
Китти.
Не знаю.
Шериф.
Если есть работа хуже твоей, то это моя.
Китти.
Мне моя работа нравится.
Шериф.
Я знаю.
Китти.
Только врать надоело. Ты зачем пришел?
Шериф.
Я же сказал. Поговорить. Только не задавай мне вопросов.
Китти.
А ты мне.
Шериф.
В конце концов имею я право поговорить с кем-то, ничего не выясняя?
Китти (усмехнувшись). И не угрожая.
Шериф.
Да.
Китти.
И не принуждая...
Шериф.
Вот именно. И не боясь.
Китти.
Вот бы никогда не подумала, что ты кого-то боишься.
Шериф.
Я боюсь только одного человека.
Китти.
А я его не боюсь.
Шериф.
Напрасно.
Китти.
Я его жалею.
Шериф.
А меня?
Китти.
Мы договорились не задавать вопросов.
Шериф.
Как же мы поговорим?
Китти.
А мы уже поговорили.
Шериф.
Если бы ты знала, как мне трудно.
Китти.
Всем трудно.
Шериф.
И не с кем поделиться. Иногда так хочется, чтобы кто-то посочувствовал,
пожалел... У тебя такого не бывает? (Помолчав.)
Я же не железный. Работаешь, работаешь, делаешь, что -приказывают, но
нельзя же так всю жизнь?.. А? Как ты считаешь?.. А если вдруг все изменится?
Так же тоже бывает. Нет ничего вечного на этом свете. Правильно я говорю? Кому
я тогда нужен? Ну что ты молчишь?.. Ты же добрый человек. (Встает.) Значит, не хочешь со мной говорить?.. Ну ладно...
Китти уходит к себе.
Появляются три помощника
шерифа. Молча располагаются
на некотором расстоянии друг от друга в
точках, наиболее удобных для обстрела балкона.
На втором этаже появляется Хозяин. Путник и Вдова, все еще находящиеся под
впечатлением от чтения «Ворона», не сразу его видят.
Хозяин
(Путнику). Прошу, так сказать,
прощения... Как говорится, не помешал?
Путник.
Помешал.
Хозяин.
Я на минутку... (Подходит к коляске,
поправляет один из украшающих ее цветков и незаметно подбрасывает тетрадь,
припрятанную в рукаве.)
Путник.
Понравилось?
Хозяин.
Что?
Путник.
Стихотворение.
Хозяин.
Какое стихотворение?.. А-а-а... Да я так просто... я же не любитель...
Путник.
На всякий случай?.. Рука не удержалась?
Хозяин.
Да.
Путник.
По привычке?
Хозяин
(менее уверенно). Да.
Путник.
И так всю жизнь? Не надоело?
Хозяин
(смущенно смеется). А что делать?
Приходится...
Путник.
Не так уж много ведь и осталось... Сколько тебе?
Хозяин.
Тридцать пять...
Путник.
Может, хватит уже?
Хозяин.
Я стараюсь.
Путник.
Вижу, как стараешься.
Хозяин.
Ты прав, ты во всем прав!.. Я абсолютно согласен!..
Путник.
С чем?
Хозяин.
Со всем! Так больше жить нельзя! Я так тебе завидую... Ты молодец — никаких,
как говорится, компромиссов... чист перед всеми... (Перехватывает взгляд Вдовы.) Я сейчас уйду... Две минуты... Просто
хочется один раз высказаться, излить, как говорится, душу... (Путнику.) Можно?
Путник пожимает
плечами.
Ты
благородный человек. Я должен тебе сказать. Я ценю это... Мало кто ценит, а я
ценю. И завидую. Потому что сам, как говорится, негодяй... Да, это так... Я
хочу, чтобы ты знал, я в себе не заблуждаюсь. А тобой, как говорится, восхищен.
Потому, что есть чем восхищаться. (В
ответ на нетерпеливый жест Путника говорит быстрее.) Ты всегда вступался за
слабых. Правильно?.. И не боялся смерти. Правильно?.. (Перечисляя, загибает пальцы.) Боролся за справедливость — это
три?.. Делился последним — что четыре?.. И поэтому у тебя все хорошо: тебе
благодарны, тебя любят. (Показывает на
Вдову.) Тебя, как говорится, чтут и... это самое... Уважают... И так будет
до конца... этих самых... дней твоих... Как ты к людям, так и они к тебе — уважение,
как говорится, надо заслужить... А меня за что уважать? Не за что. Я в себе
совсем не заблуждаюсь — как был„ так и остался ничтожеством. А жизнь, как
говорится, не обманешь, она каждому воздает должное. Поэтому у тебя есть все, а
у меня ничего — ни любви, ни уважения, ни... этой самой... как ее?..
Уверенности. Поэтому я один, а у тебя есть она, Нора. Я сразу понял, что вы,
как говорится, созданы друг для друга... Боже, как летит время. Будто вчера все
было, а уж сколько прошло... Помнишь, как ты прогнал меня?
Путник.
Помню.
Хозяин
(Вдове). Я залез к нему в карман
ночью. Позарез были нужны деньги для врачей. А он увидел и прогнал меня.
Путник
(Вдове). Когда человек, днем
уверявший тебя в дружбе навек, ночью шарит по твоим карманам — спросонок это
довольно обидно. Но утром он показал тебя, и я отдал ему все, что у меня было.
Хозяин.
Я не взял себе ни копейки, все ушло на врачей!
Путник
(Вдове). Меня поразил твой взгляд — в
нем было столько печального достоинства! И одновременно мольба о помощи. Плохо,
конечно, когда человек зависим, но именно в этом положении лучше всего
проявляются его истинные качества.
Вдова.
Да, просить я умею.
Путник.
В том-то и дело, что ты ни о чем не просила.
Хозяин
(Вдове). Я просил вместо тебя!
Путник.
Это правда, он прибежал в гостиницу и начал умолять о помощи.
Хозяин
(Вдове). Все решали деньги, которых у
меня не было. Только они могли поставить тебя на ноги. Много денег. И на
врачей, и на поездку к Горячему источнику, и на лекарства. Вот почему я показал
тебя ему! Я был вынужден! (Путнику.) Разве
ты дал бы мне денег, если бы не увидел ее?
Путник.
Нет. (Вдове.) Что бы потом ни
произошло, он был и остается человеком, который подарил мне тебя. И я не должен
забывать об этом. (Подходит к Хозяину.) В
конце концов, не все же рождены быть героями на войне...
Хозяин.
Ты меня прощаешь?
Путник.
Да.
Хозяин хочет обнять
Путника, но, не решившись, опускается на колени. Путник пытается помешать ему.
Хозяин
(на глазах его слезы). Нет-нет. Я
должен это сделать. Простить меня! После всего... Какое благородство! Нора, ты
видишь. Он простил!.. Меня, меня, который... (Подчинившись Путнику, поднимается на ноги.) Какое благородство!..
Я не могу поверить... Спасибо... (Плачет.)
Путник.
Ну ладно, ладно... Успокойся. Нора, дай ему воды, что ли...
Хозяин.
Она на меня обижена. Ты простил. А она, как говорится, не может. Так тебя
любит... А если уж она рассердится — Хоть беги. Нет, я не жалуюсь. Я, как
говорится, просто к слову. Нора прелесть. Молодец. Ее все обожают... Это
самое... как говорится, поклоняются... Весь город. Все до единого. Она для них,
как святая. (Смотрит на часы.) Сейчас
как раз все должны собраться на площадь. По случаю твоей годовщины. Может, ты
выступишь и скажешь, как говорится, пару слов?..
Шериф звонит в
медный колокол, висящий рядом с гранитным всадником, и площадь заполняется
жителями Золотого каньона, в первую очередь посетителями «Тихой заводи». Опять
возникает песня...
Слышишь,
как дружно поют, все вместе, и белые тоже, и песня негритянская — полное
равноправие. Я скажу несколько слов, а потом, после меня, выступишь ты. Не
возражаешь? Как говорится, очень удобный случай... Рано или поздно это все
равно придется сделать. Не так ли?
Путник.
Да, наверное.
Хозяин
(Вдове). Ну вот видишь. Так или иначе
людям надо сообщить о том, что он, слава богу, жив, здоров, вернулся и... (Выглядывает на площадь.) Народ уже
собрался...
Путник
(Вдове). У меня к тебе просьба —
убери пока со стола эти бумаги...
Хозяин.
Тебе нужен стол?
Путник.
Да. Сразу же после выступления.
Хозяин.
Я помогу тебе, Нора.
Вдова.
Не надо. (Путнику, неуверенно.) Тебе
обязательно нужно подвергнуть себя опасности?
Хозяин.
Какой опасности? Нора, подумай, что ты говоришь? (Путнику.) Уверяю тебя, ей просто кажется... Ничего серьезного,
поверь мне!..
Путник
(Вдове). В таком случае готовь стол.
Хозяин.
Возьми себя в руки, Нора.
Путник
(Хозяину). А ты знаешь, что я
собираюсь им сказать?
Хозяин.
Нет. Но это твое... как говорится, право. Можешь сказать все, что тебе
хочется...
Путник.
Я хочу сказать им о том, что все эти ваши портреты, призывы, запреты — чушь
собачья. И что тысячи людей отдали жизни за отмену рабства совсем не для того,
чтобы ты превратил этот каньон в ловушку. И творил здесь все, что тебе
заблагорассудится.
Хозяин
(стараясь скрыть беспокойство). Ты
собираешься это им сказать?
Путник.
А почему бы и нет?
Хозяин.
Ты слышишь, Нора!. (Путнику.) А что
будет... как говорится, потом?
Путник.
Что им захочется: кто решит уехать отсюда — уедет, кто захочет остаться —
останется.
Xозяин. А что будет
с... этим, как его? Золотом?
Путник.
Ты же обещал раздать его. А обещания полагается выполнять... Ты согласен?
Хозяин
(мнется). Что я могу сказать? Ты, как
говорится, нашел этот каньон, и как ты захочешь, так... это самое... и будет...
Путник.
А что ты считаешь, Нора?
Хозяин.
Она тоже не возражает.
Путник.
Значит, вы оба не против того, чтобы я вышел на балкон и во всеуслышание
повторил то, что сейчас сказал вам?
Хозяин.
Как мы можем...
Путник
(Вдове). А потом мы с тобой уедем
отсюда...
Вдова.
Куда?
Путник.
Далеко.
Вдова.
Ты все-таки хочешь уехать на родину?
Путник.
А почему бы и нет?
Хозяин.
А что будет со мной?
Путник.
Займешь место среди тех, кто стоит под балконом. Получишь столько, сколько и
все, и заживешь безбедно.
Хозяин
(Вдове). Я рад за тебя, Нора.
Исполняются все твои, так сказать, мечты: разделите золото, уедете отсюда,
вдвоем, без никого, и ты, как говорится, никогда больше не увидишь тех, кто
останется здесь, ни взрослых, ни... этих самых... детей. Ты меня поняла? И я
тоже, как говорится, доволен. А что мне надо? Я же не для себя, так сказать,
старался...
Путник
(Хозяину). Итак, мы с тобой выходим
на балкон, ты что-то говоришь...
Хозяин.
Буквально несколько слов.
Путник.
А потом я излагаю все, что думаю про этот ваш высоконравственный город.
Хозяин.
Да, так получается.
Путник.
И ты не пытаешься меня отговорить?
Хозяин.
А как? Разве ты согласишься?
Путник.
Вряд ли. Но попытаться же можно было? И ты, Нора, почему-то умолкла, а ведь
чего-то очень боялась вначале... (Хозяину.)
Ну что, пошли?
Хозяин.
Пошли. (Направляется к балконной двери.)
Путник.
А стрелять в меня будут сразу? Или я хоть что-то успею сказать?
Хозяин.
Как стрелять? Почему?
Путник.
Не знаю. Видимо, потому, что ты неисправим. (Берется за висящий на боку револьвер.)
Xозяин. Что ты
делаешь? Ты же простил меня! (В ужасе
следит за тем, как рука Путника с револьвером идет вверх.) Не стреляй... Ты
ошибаешься... Клянусь... Я честен перед тобой. Как ты можешь?.. Умоляю... Я
хочу жить... Ты прав... Я все скажу... Только не стреляй... Там трое... С трех
сторон, так сказать, одновременно...
Путник
(Вдове). Ты знала об этом?
Вдова.
Нет.
Путник
(Хозяину). Это правда?
Хозяин.
Нет.
Вдова.
Я ничего не знала.
Путник
(Хозяину). Значит, ты опять врешь?
Хозяин
(Вдове). Я же сказал тебе, вспомни...
Вдова.
Что ты мне сказал?
Хозяин.
Все.
Вдова (старается говорить спокойно). Подумай,
что ты говоришь?
Хозяин
(кричит). Я сказал, что он обречен?
Сказал! Ска-зал! Не отказывайся.
Вдова.
А что я ответила? (Путнику.) Я
ответила, что у него ничего не получится, и предложила уехать. (Хозяину.) Разве не так?
Хозяин.
А когда я сказал про лошадку, ты промолчала!
Путник.
Про какую лошадку?
Хозяин.
Я сказал, что она не на ту лошадку ставит.
Вдова.
Я уговаривала его уехать.
Путник
(Хозяину). Значит, ты опять врешь? (Взводит курок револьвера.)
Хозяин.
Не стреляй! Я говорю правду. (Вдове.) Что
ты молчишь? Он же убьет меня! (Путнику.) Она
все знала... У нас ребенок!.. Не стреляй. Она всегда тебя обманывала. Спала со
всеми! Есть свидетели...
Путник стреляет подряд несколько раз, Хозяин валится на пол. На площади
Шериф и его помощники слышат выстрелы. Переглядываются.
Шериф.
Спокойно.
Помощник.
Нас, кажется, опередили.
Шериф (под нос). Сами разберутся... (Громче.) Суетиться не будем.
На втором этаже Вдова, склонилась над телом Хозяина.
Вдова (не глядя на Путника). Ему уже не
поможешь.
Путник.
Ты очень об этом сожалеешь?
Вдова.
Нет.
Путник.
То, что он сказал о тебе, правда?
Вдова.
Нет.
Путник.
А ребенок?
Вдова.
Ты же знаешь, он может придумать все, что угодно?
Путник.
Я тебя, оказывается, совсем не знаю... Он сказал тебе о том, что в меня будут
стрелять?
Вдова.
Конечно, нет.
Путник.
О чем же ты хотела меня предупредить? Ты намекала на какую-то опасность.
Вдова.
Мне показалось... От него всего можно было ожидать...
Путник.
Ты знала, что в меня будут стрелять, но перестала удерживать от выхода под
пули, как только поняла, с какими намерениями я сюда пришел.
Вдова.
Неправда. Я люблю тебя, и только это имеет для меня значение.
Путник.
Может быть. Но одновременно из-за еще большей любви к собственным портретам ты
не против того, чтобы меня. убили. Не так ли?.. Ну что же, раз так, то и я не
имею ничего против. С некоторых пор, как я тебе сказал, твои желания для меня
закон! Жаль, правда, что не состоится свидание с родиной, но будем считать, что
это достаточная плата за то, что я ее покинул. Сейчас я выйду на площадь, и все
произойдет так, как было вами — тобой и им — задумано...
Вдова.
Неужели ты можешь поверить, что я хотела твоей смерти? Все, что он сказал, —
ложь!
Путник.
Все?
Вдова.
Есть вещи, которые тебе трудно объяснить. И не потому, что я считаю себя
виноватой... Просто ты не поймешь.
Путник.
Почему?
Вдова.
Потому что вокруг тебя все должно быть чистым и правильным. И я в том числе. А
в жизни так не бывает, в ней рядом с самым прекрасным — грязь. Даже в любви... Но
ты этого не видишь и не хочешь видеть. И поэтому я никогда ничего не могла тебе
сказать... Ты из тех, кто не поднимет кусок хлеба с земли, даже если будет
умирать с голоду!
Путник.
Я ел полевых мышей и пил воду из вонючих дождевых луж.
Вдова.
Но если я скажу тебе, что этот человек (бросает
взгляд на тело Хозяина), будучи законченным негодяем, сделал для меня так
много, что я ни в чем не могла ему отказать, ты даже не попытаешься меня
понять.
Путник.
Нет.
Вдова.
Я была в этом уверена.
Путник.
Он действительно для тебя много сделал, но...
Вдова (перебивает). Не много, а все! Если бы
не он, я до сих пор лежала бы парализованной в этой коляске.
Путник.
Значит, ему почему-то очень было нужно тебя вылечить.
Вдова.
Он любил меня. И даже когда я бросила его ради тебя, он продолжал меня любить.
Путник.
Зачем ты мне все это говоришь?
Вдова.
Я люблю тебя... Ты мне веришь?
Путник.
Как ни странно, верю.
Вдова.
Ты не простишь меня... Но молю тебя только об одном: тебе нельзя выходить туда.
(Показывает на площадь.)
Путник.
Знаю.
Вдова.
Но ты все равно это сделаешь?
Путник.
Да. Не беспокойся, мое выступление не затянется и о тебе я ничего сказать не
успею — у вас тут отличные стрелки, как сообщил мне один подающий надежды
местный житель. Прощай. (Взяв свой мешок,
направляется к двери.)
Вдова.
Подожди. Ты не прав... Мы же любим друг друга...
Путник.
Да...
Вдова.
Умоляю тебя, не делай этого. Я буду мучиться всю жизнь...
Путник
(усмехнувшись). Для облегченья твоих
страданий будем считать, что я сделал это не из-за тебя. Кто-то же должен
сказать правду этим беднягам (кивает в
сторону площади), которых дурачат только потому, что когда-то на общее
несчастье я нашел в этих местах золото! (Уходит.)
На площади, у памятника. Жители Золотого каньона, приплясывая, поют свою
песню. Среди них Игрок, Китти, Гробовщик, Доносчик.
Ветеран стоит в стороне, он с неодобрением взирает на толпу. Шериф следит за балконом. Три помощника готовы в любую секунду открыть
стрельбу.
Путник, выйдя из подъезда,
направляется к памятнику. Помощники Шерифа берут его на мушку.
Шериф.
Без моей команды не стрелять.
Путник влезает на
гранитный постамент; подняв руку, он требует тишины. Слышны возгласы:
«Кто такой?», «А ну, слезь оттуда!», «Тащи его!..»
Путник.
Тихо!
Доносчик
(орет). Кто ты такой, чтобы мы тебя
слушали?
Путник.
Я знаю дорогу через перевал. И пришел сюда, чтобы помочь вам отсюда
выбраться... Все, что вам обещали и обещают, — ложь! Ни слова правды! Все
вранье! И не ждите никакого дележа золота в будущем!..
Толпа
разражается возмущенными возгласами. Путник продолжает говорить, но его не
слышно. Чьи-то руки тянут его за штанину. Путник пытается удержаться на
постаменте, но тщетно. Разъяренная толпа стаскивает его на землю.
Китти (кричит). Что вы делаете? Остановитесь!
Шериф (помощникам). Не стрелять. Хозяин был
прав, нет преград народному гневу! Народ сам выбирает время и место. И мы не в
силах ему помешать.
Ветеран
(схватив ведро и тряпку, энергично
пробивается к памятнику). Пустите! Пустите меня!
Китти (прикрывая Путника). Остановитесь!
Прекратите! Я знаю его, он отличный парень.
Игрок (помогая ей, незаметными, но сильными ударами сдерживает активность
первого ряда толпы). Осторожно! Не увлекайтесь! Здесь женщина! Осторожно!
Доносчик.
Клеветник! Клеветник! Шпион!
Ветеран
через голову Доносчика смачно плюет в сторону Путника, которого Китти и Игрок
выводят из толпы, затем возвращается к памятнику и торопливо смывает с
постамента следы потасовки. Гробовщик, настороженно следя за каждым движением
Шерифа и его помощников, подходит к Путнику; в руке у него мешок. Китти
шепчется с Игроком.
Гробовщик
(вручая Путнику его мешок). Карета и
гроб готовы. Можно приступать?
Путник.
Тело на втором этаже... Гроб с инкрустациями?
Гробовщик.
Все как договорились. (Смотрит на часы.) И
без опоздания.
Путник.
Ты свое дело знаешь.
Гробовщик поспешно
отходит в сторону.
Китти (взяв Игрока за руку, Путнику). Ты
правда можешь пройти через перевал?
Путник.
Да.
Китти.
Подождешь нас?
Путник.
Я не спешу.
Игрок.
Благодарю.
Китти
и Игрок идут к ее комнате.
Шериф и помощники не
сводят глаз с Путника, устало наблюдающего за толпой.
Китти.
Но предупреждаю, игра со мной приносит одни убытки.
Игрок. За честную
игру почему бы и не заплатить?!
Китти.
Впрочем, с тебя я денег не возьму.
Игрок.
Деньги, выигранные в карты, ничем не хуже других.
Китти.
Не в этом дело. Хочется сделать тебе подарок.
Игрок.
Это похоже на признание в любви.
Китти.
А почему бы и нет? Ты мне давно нравишься. А я тебе?
Игрок.
Позволь ответить на этот вопрос через десять минут. (Поднявшись по лестнице, он уходит вместе с Китти в ее комнату.)
Шериф.
Это был последний, с кем она не имела дела.
Помощник.
Разве? А я думал, таких, как я, много.
Шериф.
Каких?
Помощник.
Верящих во все это. (Показывает на
портрет Вдовы и призывы к нравственности.)
Шериф.
Я имел в виду — последний среди умных.
Помощник.
А я, значит, дурак?
Шериф.
Ты наивный. Но ничего, это проходит с возрастом.
Помощник
(обеспокоенно). А если не пройдет?
Шериф (вздохнув). Значит, ты неизлечим.
Помощник.
Ну, что я могу с собой поделать... Так хочется верить! Знаю всю правду и все
равно верю...
Шериф.
Верь, верь. На таких, как ты, все и держится...
Путник кладет на землю свой мешок и неторопливо направляется к памятнику. Я
так и знал... Приготовиться.
Отодвинув Ветерана, который пытается в него вцепиться, Путник вновь
взбирается на постамент и поднимает руку. Удивленная его вторичным появлением
толпа замолкает.
Путник. И все же я должен сказать... Все эти ваши портреты, призывы, запреты — чушь собачья!.. А всадник — это я!
Шериф.
Пли...
Три выстрела следуют один за другим: трижды дергается в падении тело Путника, отмечая каждую попавшую в него пулю. Толпа шарахается от памятника. Выскакивают на лестницу полураздетые Китти и Игрок. Бегут вниз... Гробовщик направляется к подъезду дома № 1.
Шериф.
Нет предела народному гневу!..
Гробовщик, поднявшись на второй этаж, застает Вдову в комнате Хозяина.
Она все еще в слезах.
Гробовщик
(подходит к телу Хозяина, распростертому
на полу, опускается на колени и прикладывает ухо к его груди). Сердечный
приступ. Состояние тяжелое, но не безнадежное. Народу так и объявим... Пусть
пока полежит. (Поднимается.) Спешить не будем.
Вдова (устало). Почему ты здесь? Что
происходит на площади?
Гробовщик
(подходит к Вдове). Три года я ждал
момента, когда смогу быть тебе полезным. И наконец этот момент наступил.
Вдова.
Ты пришел организовать похороны?
Гробовщик.
Хозяин чувствует себя неважно, но с похоронами лучше повременить. (Обнимает Вдову, она не очень уверенно
отстраняется.)
На площади толпа застыла в ожидании. Китти и Игрок склонились над телом
Путника.
Гробовщик
(укоризненно). Разве мы не любим друг
друга? (Легко преодолевая ее
сопротивление.) Каждый день я ждал твоего появления на балконе. И громче
всех кричал: «Да здравствует Вдова!» Неужели я не заслужил права быть рядом с
тобой в трудную минуту?
Вдова (делает попытку высвободиться). Сюда
могут войти.
Гробовщик
(крепко прижимая ее к себе). Положись
на меня. Дай возможность преданному тебе человеку однажды проявить свои
способности. Иначе моя жизнь потеряет смысл.
Вдова.
А что ты можешь... кроме организации похорон?
Гробовщик.
Все, что угодно. Кое в чем ты уже убедилась, не так ли? Но без твоей помощи мне
и теперь не справиться... Ты всегда была добра ко мне... Помоги, прошу тебя...
Вдова.
Что я должна сделать на этот раз?
Гробовщик.
Выйти со мной на балкон.
Вдова.
На балкон?
Гробовщик.
Разве мы не любим друг друга?
Вдова.
Зачем тебе это нужно?
Гробовщик.
Чтобы они мне поверили. (Идет к столу
Хозяина, роется в бумагах.)
Вдова.
Что ты там ищешь?
Гробовщик.
Люди ждут его выступления, и оно должно состояться. (Находит нужную бумагу.)
Вдова.
Ты шутишь?
Гробовщик
(невозмутимо). Мне не до шуток. И
тебе, думаю, тоже. Состояние Хозяина тяжелое, поэтому выступление будет
зачитано доверенным лицом. И ты должна стоять рядом, когда я его буду читать.
Вдова.
Зачем нужна эта комедия?
Гробовщик.
Чтобы выиграть время для принятия окончательного решения. Никто не знает, как
они себя поведут, узнав о его смерти... (Тычет
пальцем в лежащего на полу Хозяина и выглядывает на площадь.) Ждут... Тот,
из-за кого ты не решаешься выйти на балкон, уже… Его уже нет... Разве ты не
слышала выстрелы?
Вдова.
Слышала.
Гробовщик.
Тебе придется выполнить мою просьбу, любовь моя... ради нашего ребенка...
Промедление чревато гибельными последствиями. (Широким взмахом руки указывает на балконную дверь.)
Вдова колеблется.
С площади доносится шум голосов,
смолкнув ненадолго.
опять возникает песня...
Они
давно ждут. Нельзя злоупотреблять терпением толпы.
Вдова.
А вдруг они не поверят?
Гробовщик
(уверенно). Поверят. Сейчас главное
ничего не менять, чтобы все оставалось по-прежнему. Какая разница, кто будет
стоять рядом с тобой, он, я, кто-нибудь другой?.. Им все равно. Нельзя лишать
их того, к чему они привыкли годами. Ну, любовь моя... Решайся...
Вдова смотрит на
него с сомнением.
Обожаю...
(Легонько подталкивает Вдову к балкону.) Счастье
мое!.. Жизнь!.. Любовь!.. Сладость!.. Боль!..
Еще
один толчок — и Вдова оказывается на балконе. Раздаются восторженные крики: «Да
здравствует Вдова!», «Да здравствует покровительница Золотого каньона!»
Толпа удивленно
затихает, когда на балконе появляется Гробовщик. Помощники Шерифа ждут
указаний. Шериф молчит.
Выполняя
возложенную на меня печальную миссию, вынужден сделать важное сообщение.
Несколько минут назад внезапно резко ухудшилось состояние здоровья нашего
дорогого и уважаемого Хозяина. Сердечный приступ приковал его на время к
постели. Положение серьезное, но не безнадежное. Делается все, чтобы в
ближайшее время поднять всеми нами любимого человека на ноги. Пока же позвольте
зачитать собственноручно написанное им выступление. (Читает.) «Дорогие соотечественники, жители Золотого каньона! Мы
собрались сегодня в очередной раз здесь у памятника, чтобы почтить память того,
кто отдал жизнь за свободу народа. Как один из тех, кто с оружием в руках
отстаивал интересы народа рядом с Героем, как его друг и соратник, я горжусь,
что памятник ему поставлен в таком городе, как Золотой каньон, в городе
побеждающей нравственности, в городе, где живут люди, все помыслы и стремления
которых связаны с заботой о ближнем, где пороку объявлена беспощадная война. Я
горжусь тем, что Вдова Героя, немеркнущая любовь которой к покойному, как яркий
факел, освещает нам путь к истине, может быть уверена, что памятник этот
водружен людьми, чтущими Героя и преисполненными глубочайшего почтения к ней
самой и ее мудрым советам.
Счастливы
люди, живущие в таком городе, как Золотой каньон! Велика их любовь к тем, кто
ведет их путями истины к чистоте и прозрению. Почтим же глубоким поклоном
Вдову, любовь которой к Герою так жива, скорбь так безмерна, верность так
тверда, что кажется — все осталось, как прежде, ничто не изменилось, и тот,
которого уже нет с нами, по-прежнему жив и горячо любим. Да будет так до конца
дней наших! Слава Вдове!»
Толпа рукоплещет Гробовщику. Слышны крики: «Да
здравствует Вдова!»,
«Да здравствует Хозяин!» Гробовщик и Вдова приветственно машут толпе.
Шериф (помощникам). Убрать оружие. (Прислушивается к крикам толпы.) Хорошо
кричат. Дружно. И главное — искренне, от всей души... (Помощнику, глядя на Вдову.) Если бы ты знал, Джимми, как она
хороша в постели...
Толпа кричит: «Да здравствует Вдова!», «Да здравствует Хозяин!»
(Не очень громко.) Да здравствуют
«Лучшие гробы»!
Толпа (дружно). Да здравствуют «Лучшие гробы»!
Занавес
1981