Copyright – Владимир Мишин
Данный текст не может быть использован в коммерческих целях, кроме как с согласия владельца авторских прав.
Аслан Фикирли не знал удачи в лотереях и азартных играх. Осознав годам к 12 всю тщетность надежд выиграть миллион в рулетку, получить в обмен на счастливую бумажку «шестисотый» «мерс» или вытянуть на экзамене билет, ответы на который известны даже Большому Али, над огранкой ума которого с первого школьного звонка бились лучшие в Баку пестуны-репетиторы, Аслан твердо решил следовать двум принципам. Во-первых, не играть в преферанс даже с компьютером. Во-вторых, расширить свои познания до пределов, которые позволят ему умереть мудрым и знаменитым.
На своем многотрудном пути к бессмертию Аслан почти достиг второго мехматовского курса, оставалась сущая безделица – перешагнуть барьерчик математического анализа. А дальше - бакинский Эдем: лето, море, девушки, десять, а, была не была, без козыря...
Аслан, в отличие от большинства студиозусов, обожал сдавать экзамены. Небрежным жестом открыть самый убийственный билет и, не заплатив доценту ни цента, выхватить из подрагивающих пальцев экзаменатора матрикул, увенчанный высшим баллом – вот наслаждение, достойное идущего тропой самурая!
Увы, как при упоминании одного только имени Александра Великого вздрагивал весь мир, так от ангельского личика «Задумчивого Льва» в могучей груди альма-матер начинала безумствовать синусоидальная тахикардия.
Правда, из любви к истине следует признать, что как стратег Александр Македонский кое в чем уступал Аслану Фикирли. Да, царь Македонии неплохо разбирался со своими венценосными коллегами, которые то к нему на Пелопоннес на боевых слонах являлись, то он к ним со своей фалангой захаживал. Но секрет военных успехов царя Александра был прост, как хвост амебы: построил фалангу в чистом поле, показал ей толпу врагов – и все, дело сделано: неприятель наколот на пики, а афоризмы, достойные анналов, сочинят Тацит с Плутархом.
Асланчик же от каждой своей экзаменационной победы требовал трепета и очарования первой юношеской любви. Хотя, если уж быть честными до конца, у «Задумчивого Льва» тоже была своя «фаланга», которой он начинал экзаменационные схватки. «Фаланга» Аслаши была не нова по сути, но проста и эффективна по результату: первым ворваться в аудиторию, без колебаний рвануть со стола самый ужасный билет и с ходу, без подготовки обрушить на экзаменаторов, подавленных аномальной экспрессией студиозуса, лавину отточенных, как ятаган, откровений. Формулы выводились «в прямом эфире» прямо на глазах живых участников событий, а не извлекались из рукава где-нибудь в последнем ряду аудитории, комментарии были точны и язвительны, и мудрые муаллимы понимали, что дешевле бесплатно поставить этому нахалу высший бал, чем позволить ему втянуть себя в убийственную для репутации мэтра полемику. Еще выявит, аномал чертов, что седовласый, увенчанный степенями аксакал альма-матерный стрижет купоны с лекций двадцатилетней выдержки, а последний номер «Science» в руках не держал, да и вообще, между нами говоря, слышал лишь звон, а откуда он... Асланчика эта прозорливость муаллимов огорчала: кроме высшего балла, он жаждал высоких эстетических наслаждений. Ну, например, завалиться с мэтром в джунгли уравнений Шрёдингера, а потом наблюдать, как остепененный аксакал провалится в любезно подготовленную для него «Задумчивым» доказательную яму и пузыри оттуда пускает. Или, на худой конец, если муаллим в джунгли не идет, упирается, выдать ему ответ на дополнительный вопрос еще до того, как мэтр закончит его задавать. Но благодать истинного гедонизма была скупа на встречи с «Задумчивым Львом», а после зимней сессии первого курса, когда тропу самурая Асланчику попробовал перейти лишь один храбрый, но неумный доцент, судьба лишила его и этих маленьких радостей бытия. «Задумчивый Лев» потом долго, месяца три, вспоминал это блистательное, поднявшее его к вершинам гедонизма, ристалище, которое скромно началось в аудитории и триумфально завершилось в кабинете Ректора, когда объединенная комиссия со скрежетом зубовным признала превосходство студента над, страшно сказать, хоть и не очень умным, но все-таки доцентом. Промахнувшийся Акела вынужден был отковылять к другой кормушке, а Асланом, как штаммом альма-матерной чумы, Ректор стал с той поры пугать ассистентов и старших преподавателей.
Напуганные при появлении на поле экзаменационной брани «Задумчивого Льва» спешили быстренько черкануть ему в матрикул наивысший балл, а уж затем в соответствии с прейскурантом спокойно заняться нормальной работой с нормальными студиозусами. Аслан от такой беспросветной жизни в уныние, конечно, не впал, но хватку свою бульдожью ослабил. Ну а Рок – он и есть Рок, ему только дай повод посмеяться над простыми и смертными.
Матанализ принимал Академик. Жизнь его клонилась на закат, а лучшая формула была еще не выведена. Поэтому лекции студиозусам он предпочитал не читать, посылая себе на замену любимого Ассистента. Благо жизнь у мальчика вся впереди, а опыта никакого, пусть поднаберется. Ассистент, выполняя волю мэтра, слабым голоском поминал весь семестр Коши да Римана. Асланчик, сидя за первым столом, одобрительно кивал в ответ главой, а Большой Али, появляясь иногда в аудитории, не переставал шумно вопрошать: «Риман, Риман, кто такой Риман? Это его дедушка Риман, да?» Но пришло лето, в матрикулах обязан был распуститься автограф Академика, долг, будь он неладен, оторвал-таки мэтра от любимых формул. А тут еще жара, пиджак, галстук, печень, студенты, прейскурант, хорошо хоть для этого есть Ассистент! Ну да ладно, делать нечего, запускай, только сделаем это по-быстрому!
В аудиторию Асланчик ворвался, словно голодный лев на арену с гладиаторами, первым, как всегда, ухватил билетное черт знает что, уселся под носом у Академика и, плотоядно посверкивая очами, заструился потоком витиеватых формул и комментариями, лишенными, о, только из уважения к вам, мэтр, шипов и желчи.
Ассистент, помня кассандровские речи Ректора, быстренько зашептал Академику об альма-матерной чуме по имени Аслан Фикирли: «Очень, очень хороший студент, отличник!»
Отдадим должное Ассистенту: он был искренен. Опять же матрикул «Задумчивого» Академику подсовывал и странички скучные, однообразные, все сплошь по высшему разряду, ну что в них интересного, перелистывал.
-Хорошо, - думая о своем, о сокровенном, о лучшем и еще не явленном миру, вяло пробормотал Академик, - не надо ничего выводить, напиши формулу Тейлора - и свободен.
Остановленный на полном скаку, Асланчик нахмурил брови: с Тейлором у него проблем не было, лично, конечно, знаком не был, но что, где, когда и с кем, а также как, знал до тонкостей. Однако возникли сомнения в остаточном члене в форме Лагранжа. Вот оно, проклятие почивания на лаврах! От альма-матерного позора и падения в депрессионную бездну «Задумчивого» отделяли жалкие мгновения.
-Формула, где формула? – мрачно изрек Академик, занося руку над матрикулом Асланчика и с тревогой думая о предстоящей рентгенографии печени.
«Щас! Как же! Буду я, сомневаясь и страдая, писать эту чертову формулу! Нет, я ее лучше выведу!» – решил «Задумчивый» и, посмотрев грустными глазами гения на Академика, витиевато, но с чувством, не изрек, а навеки занес в анналы:
-Результат – ничто, эстетическое наслаждение – все!
И, густо покраснев и смахивая дрожащей рукой слезинки пусть и не состоявшегося, но позора, Аслан пошел по стопам Тейлора.
Академик вздрогнул: вот так же, только полвека назад, он отказался от быстрого и высшего балла, предпочтя ему блеск виртуозного ответа. Конечно, это было оценено, и «отлично» от него никуда не ушло, да и дверка в аспирантуру стала шире на пару дюймов, но это уже проза, это детали второго плана. Главное, как верно заметил этот достойный студент, эстетическое наслаждение. И еще юность, у которой все впереди. Э, да что там говорить, было и миновало, и все же, все же, продлись, продлись, прекрасное мгновение, мгновение, когда я был бос и нищ, но молод и счастлив, и вся жизнь была впереди, и печень, будь она неладна, делала свою работу молча и незаметно.
Аслан протянул Академику испещренный символами лист: божественная симфония Тейлора от альфа до омеги вновь была явлена миру.
-Отлично! – раздирая стиснутое спазмом горло, прохрипел гимн своей невозвратной юности Академик.
«Yes! Я сделал это!» - мысленно воздал себе по заслугам «Задумчивый», и, удовлетворенный очередным поединком с Фортуной, достойно покинул ристалище.
О, бедный Асланчик, не ведающий, какое испытание поджидает его этажом ниже! Впрочем, не будем торопить события.
Шесть студиозусов, оставшихся в аудитории после триумфального ухода «Задумчивого», наивно полагали, что раз все оплачено, из рук в руки Ассистенту передано, можно смело отправляться на рандеву с Академиком и получать от мэтра по прейскуранту. Однако следом за возвращением к пьянящим идеалам юности, явившейся вдруг к Академику в образе милого и застенчивого, но подающего безусловные и большие надежды юноши, наступило вдруг тяжелое похмелье. «Ну вот, дожил! За зеленые бумажки ставлю каждому болвану с толстым родительским кошельком высший балл! Этот лизоблюд-Ректор говорит: так надо. Потому что и себе надо, и лизоблюду надо, и тому, кто лизоблюда назначил, тоже надо. Так, говорит лизоблюд, устроен наш мир. Врешь, сволочь, это твой мир так устроен! Мой мир устроен иначе! И я тебе сейчас это докажу!»
-Так, формула Гаусса, формула Гаусса. Сами вывели? – потирая ладони, поинтересовался Академик у первой жертвы.
-Сам, сам, конечно, сам, все сам, сам учил, сам выводил, - не уловив легкий, внесенный в аудиторию волнами ностальгии пепел беды, бездумно затараторила первая жертва Академика.
-Хорошо, тогда вы знаете, чем определяются варианты a и b. Они определяются... Ну, чем же они определяются?
-Ну-у...
-Рекуррентными соотношениями.
-Да!
-И вы их можете написать?
-Кого их?
-Соотношения. Рекуррентные.
Первая жертва удивленно захлопала на Академика глазами, а потом перевела их, возмущенные, на Ассистента: дескать, деньги взял, а где услуга?
-Хорошо, вот вам интеграл. Приведите его к полному эллиптическому интегралу первого рода. Что, не можете? Ну, вот когда сможете, тогда и приходите. Следующий.
Каждый поверженный студиозус распалял Академика все сильнее. Студиозусы ничего не понимали (как же так, мы ведь заплатили сколько надо!) и начинали подозревать Ассистента в присвоении чужой доли. Ассистент, влажный и помятый, как использованная салфетка, с ужасом смотрел на вошедшего в раж Академика, однако блуждающая в его воспаленном сознании спасительная мысль, начинавшаяся словами «Ректор меня убьет!», дальше этого откровения почему-то не шла.
Желающих входить в аудиторию и терпеть измывательства Академика (ладно бы, дополнительные деньги требовал, а то знания ему, видишь ли, подавай!) после эпических ужастиков, излитых первой жертвой, как-то не находилось. «А не прийти ли нам на экзамен завтра, когда ситуация прояснится?» – шептали перед вратами в альма-матерный ад самые осторожные из грешников. Наконец, как рассмотрели в дырочку в двери не входившие в нее, на альма-матерную плаху приполз последний из шестерки, отданной на заклание Академику - Большой Али.
Бегло просмотрев перенесенные со шпаргалки на лист бумаги математические символы, Академик стал тыкать в них пальцем и яриться:
-Это что, многочлен Лежандра? Когда он достигает своего наибольшего значения? Не знаешь? А что ты вообще знаешь?!
На Большого Али дохнуло холодом грозящей катастрофы: если Академик поставит ему мизер...
-Мне нельзя мизер! Тогда я не поеду в Лондон! А за него заплачено! – упреждая санкции, захныкал Большой Али о сокровенном, ни на мгновение не сомневаясь в собственной правоте.
-Ты?! В Лондон?! По обмену! Как самый перспективный математический ум альма-матер?! – ужаснулся Академик и охнул, и закрыл лицо руками, потому что в печень ему так некстати вонзила все свои зубы многоголовая гидра дьявольского недуга.
-Ага, самый-самый. Поэтому...
О том, что ему нужен высший балл, кстати, давно оплаченный, Большой Али сказать не успел.
-Так ты в Лондон собираешься?! Как самый лучший студент? Да ты бездарь! В Лондон должен ехать не ты, а Аслан Фикирли! Я ему высший балл ставлю без ответа, а он не соглашается, буду, говорит, отвечать, потому что наука для него – цель жизнь. А для тебя, бездарь, средство занять кресло повыше. И зачем ты только на мехмат пошел?! Тебе что, нархоза мало, да?! Ну, если мало, так пошел вон! Следующий!
-Сейчас приведу следующего! – искательно забормотал Ассистент, вынесся из аудитории и быстро по мобиле позвонил в Академию.
-Спасай, дорогой, Академик наш совсем того, губит все дело! Звони ему на мобилу, срочно требуй в Академию бумаги подписывать!
Звонок на мобилу спас-таки дело. Академик, громко хлопнув дверью, вышел из пустой аудитории. Взгляд его был горд и презрителен: в нем полыхали грозные молнии идеалов юности. Последний разряд поразил черный «мерс» Ректора: разворачиваясь на своем «вольво», Академик царапнул борт ректорской любимицы. Воровато оглянувшись по сторонам (о, проклятый рефлекс преклонения перед Креслом!) и убедившись, что вмазал он любимице Ректора тайно, но очень, очень эффектно, у лизоблюда, когда он увидит этот дивный, проходящий через весь черный лаковый борт серебрящийся шрам, наверняка начнутся кишечные колики, довольный собой Академик дал по газам. Ах, черт возьми, как приятно не гнуть спину перед Креслом, как приятно хотя бы на тысячу секунд ощутить себя юным и свободным несмышленышем, у которого весь мир в кармане, хотя в кармане у него одна мятая трешка и горсть медяков.
«Так во всем виноват Аслашка?! - разглядывая со всех сторон матрикул и не видя в нем высшего балла, вдруг мелькнуло в тяжелой и горячей голове Большого Али. - Папа последний гяпик не пожалел, всем заплатил, а он, гад, выпендрежник, Академика завел, весь план загубил!»
Эта мысль о последнем гяпике (мысль, даже если не принимать во внимание пару-другую папиных счетов на берегу Женевского озера, была, конечно, лживая, но так вдохновляла на возмездие!) и о чужой вине так понравилась Большому Али, что он, подпрыгивая, размахивая руками и рыча «Yes!», ну просто вылитый Кинг-Конг, ринулся на поиски бедняжки Фикирли.
К удивлению Большого Али, гад Аслашка далеко уйти не успел: этажом ниже, довольный и расслабленный, «Задумчивый» забалтывал своим длинным языком двух девок, кажется, с химического.
-Ты покойник! – сразу, без объяснения причин, завопил Большой Али и затопал ногами. Дальше в сладких грезах Али мелькнул здоровенный «магнум», который надо было ловко рвануть из-за пояса и наделать в шкуре Аслашки с десяток смертельных дырок.
Однако расслабленный жарой и успехом у женщин Аслашка сладких грез Большого Али не разглядел, а рыка тигриного и оскала звериного почему-то не испугался.
-Не верю! Давай второй дубль! – нагло рассмеялся прямо в лицо Большому Али его смертельный враг, а эти химички еще и подхихикали Фикирлишке а-капелла. И это вместо того, чтобы валяться в ногах и молить о пощаде!
Большой Али взревел, подскочил к «Задумчивому» и, размахнувшись правой ударной, великой и могучей, как баобаб, ножищей нацелился в копчик Аслана-зубоскала. «Как только он упадет, я начну топтать его ногами», - успела еще мелькнуть в громадной голове Большого Али приятная во всех отношениях мысль, следом за которой великое тело мстителя оторвалось от земли, можно сказать, взмыло в эфир, а потом рухнуло на истертые башмаками студиозусов каменные плиты альма-матер.
Песчинка способна низвергнуть царства. Большой же Али взмыл и рухнул, поскользнувшись на яблочной шкурке, подброшенной роком на тропу мстителя. И если бы при этом пострадал только копчик Большого! Так нет же, сложные траектории, вычерченные в эфире его лохматыми баобабами, равно как и жесткая посадка на копчик, привели к совершенно неожиданному и даже, можно сказать, трагическому результату. Купленные намедни в элитном салоне элитные брюки от Пако Раббана со скандальным треском разошлись по шву от пояса до копчика и далее, обогнув гульфик, до пояса. Оправданием великому Пако Раббана может служить разве что такой пустяк: по шву, если честно, разошлись никакие не Рабано, а ловкая подделка, сшитая в подвале дома №6 в поселке Новханы туркменскими оппозиционерами из элитной итальянской шерсти. Которая, если еще раз положить руку на сердце, была подпольно сварганена китайскими нелегалами на чердаке Via Generale, 994, Неаполь, Итальянская Республика, звонить три раза, спросить Чингиза.
«Вот это да!» – с ужасом и восторгом подумали химички, застывшие с широко открытыми ротиками и глазками над рухнувшим титаном.
«А почему бы и нет?» – подумал Асланчик и медленно, не отводя взгляда от разлегшегося на плитах Большого Али, стал отступать к лестнице.
«А я, кажется, нравлюсь этим девкам, надо бы телефончиками обменяться, но перед этим я должен зарезать Аслашку. Или задушить? Вот в чем вопрос», - пустился в размышления Большой Али, ощупывая место трагедии и дивясь ее масштабам.
-А-а-а! – заорал вдруг дурным голосом «Задумчивый Лев» и, ухватившись двумя руками за перила, громко затопал вниз по ступеням.
-А-а-а! – на всякий случай завизжали химички и кинулись к лестнице, ведущей вверх.
-А-а-а! – заревел Большой Али, обиженно глядя то вверх, на убегающих химичек, то вниз, на ускользающего Аслашку.
«Сначала месть! Догоню, пну ногой, он покатится по ступеням, а его опять ногой, красота!» – принял генеральское решение Большой Али и, прикрывая руками красные всполохи нижнего белья, ринулся следом за Аслашкой.
Однако «Задумчивый» вместо того чтобы, исходя запахом скунса, крутить повороты по лестничным пролетам и жалким писком молить Али о пощаде, метнулся в альма-матерный коридор, выразительно показав перед этим Большому средний палец.
Если до этого в большой голове Большого еще оставались действующие предохранители, то средний палец «Задумчивого» уничтожил их все и сразу. Гнев Большого был страшен, лик ужасен, нижнее белье из элитного салона выразительно. Аслашка, гад, скрылся за высокой дверью, но это ему не поможет. «О, yes!» – заискрило у дефилирующих по коридору студиозусов, когда Большой Али рванул дверь приемной Ректора и метнулся следом за юркнувшим в нору презренным скунсом Аслашкой.
Извергая междометия, Большой Али окинул огненным взором место предстоящего заклания Задумчивого Льва. Место ему понравилось, опять же Аслашка был тут, рядом, шептал что-то на ухо какому-то бледному тощему типу. Шепчи, шепчи, барашек, это тебя не спасет!
Большой Али был не прав. Если бы он знал, что шепчет с оксфордским акцентом бледнолицему коварный Задумчивый Лев, он бы поспешил извиниться и дать деру из высокого кабинета, а не тянуть руки к уважаемому Британцу, руководителю Программы по обмену студиозусами и вообще Инвестору! Разумеется, Большой Али тянул свои большие волосатые руки к скунсу Аслашке, а не к уважаемому Инвестору, но Британец-то об этом не знал! Британец-то думал, что страшный маньяк в кроваво-красных трусах явился за его жизнью! А жизнь-то одна, отдавать жалко!
Ректор, стоящий рядом с Британцем, мгновенно оценил ситуацию: еще секунда, и инвестиции с Островов могут до альма-матер и не добраться. А как после такой трагедии построишь третий особняк на улице Миллионеров и откроешь второй супермаркет на Елисейских Полях?! От злости на придурка Али, пусть он десять раз любимое чадо Уважаемого Человека, гнева на скунса Аслашку («Подставил, гад, а теперь шепчет Британцу, выслуживается, и ловко как шепчет, слова не разберешь, и где только научился?»), обиды на Фортуну («Ну чем я тебя прогневал? Нищим всегда подавал, гарема не имел, так, несколько любовниц, на Сейшелах ни разу не был, только собираюсь, ну за что такое наказание?!») и своей жалкой беспомощности («Ну почему, почему у меня нет черного пояса Брюса Ли?!») Ректор надулся, покраснел (ох, как трудно решиться, все-таки сын Уважаемого Человека, ну да что поделаешь, свои интересы ближе к кошельку, опять же красные трусы нараспашку и взгляд, ух, взгляд, прямо как у камикадзе или кого похуже) и с хрипом и шипением выдал во все свое руководящее горло:
-Полиция!!!
Сержант, он же студент-заочник первого курса юрфака, мрачный, как король в изгнании, тяжело отрывал от каменных ступеней подошвы изящных туфелек. Скольжение, падение и перелом малой берцовой в феврале (ох уж эта свадьба двоюродного братца!) пробили жуткую брешь в полицейском бюджете: хякимы оказались такими финансовыми пиявками, а доходы... Ну какие доходы с гипсом на ноге и телевизионными триллерами от заката до рассвета?! Нет, Сержант, конечно, понимал: муаллимы тоже люди, без баксов не могут, но могли бы поставить в кредит, он бы за лето поднакопил и осенью вернул. Нет, говорят, в кредит первокурсникам не ставим! Крохоборы!
И в этот миг последнего и нестерпимого страданья Сержант вдруг, словно терьер, уловивший шелест крыльев взлетающей из камышей утки, услышал нежданное, но протяжное и вселяющее некую надежду: «Полиция!» Дверь высокого кабинета распахнулась, Сержант затаил дыхание и с собачьей преданностью впился глазами в огненные, точно из сауны, щеки Ректора. Главное, как учила бабушка, молчи и слушай, и удача тебя найдет.
-А вот и полиция! – почему-то радостно запричитал Ректор и, вцепившись потной клешней в руку Сержанта, затащил его за высокую дверь.
«Неужели успели донести о моей неплатежеспособности!?» – ужаснулся Сержант, и опять нехорошо подумал про роковую свадьбу двоюродного.
-Наша полиция – самая оперативная полиция в мире! – заговорил вдруг лозунгами Ректор и подтолкнул Сержанта к высокому, лысому и явно чужеземному типу.
-О, yes! – криво заулыбался чужеземец и, ткнув пальцем в прислоненного к стенке Большого Али, не хуже начальника отделения нервно скомандовал: «This is mafia! Arrest him!»
-Исполняйте свой долг, сержант! – важно изрек Ректор, прикидывая в уме убытки, понесенные им лично и альма-матер в частности в так некстати начавшейся - да еще в его приемной и на глазах у самого Инвестора! - войне с мафией.
Сержант сначала подумал, что солнце, сессия и безденежье довели его до глюков. Ну как он может исполнить свой долг, если карман пустой, если он вообще шел к Доценту договариваться о кредитной отсрочке, а попал, как в капкан, к самому главному, и тот сразу затопал, закричал, чтоб долги отдавал, а то хуже будет! Нет, это уже полный иксайт, так только в глюках бывает! Чтобы избавиться от наваждения, Сержант даже потрогал ладонь Ректора и сосчитал золотые коронки на верхней челюсти мэтра. Ладонь была влажной, а коронок он насчитал восемь штук. Нет, это не глюки, потому что арифметика врать не может.
-Надевай наручники и выводи! – зло зашипел в это мгновение истины в ухо Сержанту закончивший подсчет убытков Ректор.
Убытки грозили сумой. «Не дождетесь!» – мужественно подумал Ректор. Потом он подумал во второй раз: «Ну, положим, у них в университетах и травку покуривают, и на иглах сидят. Стандарты у них на Западе такие. Мы на них смотрим, учимся, процесс сложный, неизбежны издержки, так сказать, интеграции». От этих резонных мыслей и дышать сразу стало как-то легче, и сума медленно поплыла куда-то в сторону. «Мои мысли - мои «Нескафе»! - взбодрил себя Ректор, демонстрируя Инвестору набор дежурных улыбок. – Ведь не кто-нибудь, а я, я лично, у себя в приемной, в присутствии друга Билла, выявил этого мерзавца, этого наркомана! Плохо, конечно, что жертвой интеграции - и где? в моей приемной! - стал сын Уважаемого Человека! Но что поделать! А главное, во сколько же мне все это обойдется?!»
А Сержанта меж тем неожиданно посетила ну очень правильная мысль: его надетая на чью-то руку браслетка – это верный выход из финансового кризиса. «Хуже не будет, тем более - Ректор приказал. Я кто? Я - сержант. А он кто? Он - Ректор, ему видней». И надел Сержант одну браслетку на свою левую, а вторую - на правую Большого Али. И пошли они оба во мрак коридора, думая о вечном. Сержант – вести ли Большого Али в отделение, где начальник выжмет из толстосумчика подумать страшно сколько, или, может, пришло время начать свою игру? Мысль была приятной, но от нее холодела спина. Впрочем, в такую жару это было даже приятно.
А Большой Али думал о том, что непременно же, не далее как сегодня вечером убьет Аслашку Фикирли. Надо только обналичить кредитку и найти подходящего киллера. Не самому же, в самом деле, пачкаться, когда есть специалисты?
В это время Ректор получил точный ответ на вопрос, во сколько ему обойдется глупость дитяти Уважаемого Человека и подлое предательство безродного выскочки Аслашки Фикирли. Ответ оказался настолько болезненным, что Ректор, одарив Инвестора очередной серией радужных улыбок, выскочил в коридор, догнал скованных одной браслеткой Сержанта и Большого Али и зашептал в ушко служивому:
-Посадишь мальчика в его «мерседес» и отвезешь к папе. Не забудь сказать папе, что это я так велел. Не забудешь?
В голове у Сержанта зрел гениальный план, плод был еще зеленым, важно было не мешать процессу. Поэтому Сержант лишь кивнул головой, мудро полагая, что не стоить плевать в ректорский колодец – кто знает, а вдруг, а мало ли что, и вообще всему свое время...
Глубина этих мыслей была недоступна Ректору, и он решил, что Сержант глуп, но исполнителен, не то, что этот безродный прохиндей Аслашка.
-Молодец! – похвалил Сержанта Ректор. – Будут проблемы – заходи, решим!
«А ведь обманет!» – подумал Сержант, преданно поедая глазами Ректора.
«А ведь обману! – подумал Ректор, ласково улыбаясь Сержанту. – И не потому, что слово держать не могу, а потому, что забуду. Ну вот, уже забыл».
И, бодро кивнув на прощание Сержанту, Ректор заторопился в свой кабинет. Аслан Фикирли, оставленный наедине с Инвестором, очень даже беспокоил ученого дельца.
Ректор, конечно, ожидал от оставленного без присмотра Аслаши какой-нибудь мелкой пакости, без этого Аслаша, как наркоман без героина, жить не может. Но чтобы мерзавец Фикирли выкинул такое! Нет, господа, это уже беспредел!
Yes! – согласился с Ректором Инвестор. – Молодой человек по имени Аслан Фикирли мне уже все объяснил. Причина недоразумения – банальная компьютерная ошибка. О, не волнуйтесь, мы ее уже исправили! В Великую Британию вы посылаете вот этого достойного молодого человека по имени Аслан Фикирли.
И Инвестор обнял Аслашу за плечи и подтолкнул к Ректору.
-Блестящие знания! Блестящий ум! Он великолепен! Он станет гордостью вашей альма-матер! – заливался певчим дроздом Инвестор, лаская масленым взором пухленькую фигурку Аслаши и прикладывая указательный пальчик к губам.
«Гомик гребаный! Да я бы тебе таких мальчиков нашел!» – промокая платком вмиг взмокшее лицо, нехорошо подумал Ректор про Инвестора и деловито произнес:
-О, yes! Отличник! Гордость факультета! Как нам будет его не хватать!
-Ну и отлично! До встречи в Лондоне, мой юный друг! Как приедете, сразу позвоните! Я буду ждать! – проворковал Инвестор и, глубоко и чувственно вздохнув, двинулся обратно в ректорские апартаменты.
«Жди, жди, мудак английский, а в Лондон все равно поедет Большой Али, сын Уважаемого Человека. Компьютеры – они такие, ошибаются столько раз, сколько надо. И что из того, что Али - большой дурак и языков не знает? Главное – Уважаемый Человек все оплатил!» - вежливо уступая дорогу Инвестору, подумал Ректор и, кинув, на Аслашу испепеляющий взгляд, добавил к полному собранию своих мыслей еще одну, последнюю: «А с этим прохиндеем мы еще разберемся!»
-Простите, сэр, но программа защиты свидетелей требует, чтобы я вылетел в Лондон немедленно, сегодняшним рейсом British Air! – каким-то невероятным образом очутившись рядом с Инвестором, зашептал ему на ухо Аслаша. – А когда начнется процесс над мафией, я, как гражданин, вернусь обратно и выступлю на процессе со свидетельскими показаниями!
-Сегодня никак нельзя! – запыхтел в затылок Инвестору Ректор. – Компьютер завис, принтер не работает, бумагу, сволочь, жрет, всю сожрал, а картридж вообще не той системы!
Каким-то невероятным образом очутившись рядом с компьютером, Аслаша загнал в дисковод черненький квадрат, прошелся пальчиками по клавиатуре, выхватил из принтера фирменный бланк с распечаткой и, подлетев к Ректору, аккуратно запихал его в паре с Инвестором в апартаменты.
-Ваш автограф, мэтр! – преданно поедая Ректора глазками, подсунул ему Аслаша на подпись отречение от сына Уважаемого Человека.
-Ручка не пишет, очки дома забыл, удавлю, змееныш, в Британию бесплатно захотел, наглец, да ты знаешь, сколько это стоит, только попробуй это перевести своему педику-британцу! – виновато улыбаясь и хлопая себя по карманам, заворковал Ректор.
-Problems? – забеспокоился Инвестор, оглядывая Аслашу с ног до головы и в восторге облизывая губы.
-No problems, - нежно пропел в ответ Аслаша и мановением факирской руки извлек из воздуха диктофон. – Кассета в обмен на подпись с печатью. Раз, два, на три начинаю переводить!
- О, yes! – дивясь факирским талантам Аслаши, захлопал в ладоши Инвестор.
-Сегодня твоя взяла, а завтра? – хлопнув печатью, важно изрек Ректор, до коликов в животе мечтая, чтобы Большой Али поскорее слил все нечистоты города на Задумчивого Льва.
А в это время Большой Али, постанывая: «Вай-вай, что я с ним сделаю!», добрел до своего черного «мерса» и, поднеся к носу Сержанта закованное в наручник запястье, приказал:
-Расковывай!
-На людях нельзя, неправильно поймут, надо в машине, чтобы никто не видел, - виновато пробормотал Сержант, в голове которого созрел окончательный План.
Через минуту Большой Али, прикованный к дверце «мерса», пойманным в ловушку мелким хищником попискивал на заднем сиденье авто:
-Сержант, ты что делаешь, мы не в Голливуде!
–Как что?! Выполняю приказ Ректора – в камеру тебя везу! - с азартом игрока, начинающего большую игру, рявкнул Сержант. – Папин номер помнишь? Набирай!
Предоставив Большому Али пару раз проскулить в трубку, Сержант отобрал мобилу у сына Уважаемого Человека и, шаркая ножкой по коврику «мерса», забормотал про Ректора и его чудовищный приказ.
-Плевать на Ректора, вези Алишку ко мне! – рявкнула мобила.
-Не могу, присягу давал! – захныкал Сержант, плотоядно облизывая губы.
-Сколько стоит твоя присяга? – отбросив частности и переходя к главному, взял ситуацию за рога Уважаемый Человек.
-Второй курс Полицейской Академии и 10 тысяч наличными! – забыв о тонкостях восточного торга, выдохнул утративший чувство опасности Сержант.
-Хорошо, - спокойно изрекла мобила, - Алишка в обмен на второй курс и десять тысяч.
-Долларов! – неделикатно уточнил Сержант.
-Неужели ты думаешь, что цена моему Алишке – гребаный ширван?! – рявкнул где-то вдалеке Шерханом Уважаемый Человек.
-Нет-нет, что вы, Уважаемый, - покаялся Сержант, хотя следом чересчур уж деловито объяснил Человеку, где, когда и как должен быть передан ему в обмен на Алишку пакет с баксами и документами.
Через два часа в верхний люк «мерса», тормознувшего на сумгаитской трассе, упал серый конверт.
-Yes! - открыв конверт, из которого вывалились зеленые купюры и новенький билет курсанта Полицейской Академии, взвизгнул обезумевший от привалившей удачи Сержант.
В вечернем выпуске новостей стране показали закованного в наручники Сержанта, которого вели под конвоем по сумгаитской дороге бравые полицейские парни. «Сегодня мы провели заключительный этап операции «Оборотни в погонах». Нами разоблачена целая группа коррумпированных сотрудников правоохранительных органов, с поличным взят и понесет заслуженное наказание главарь группировки по кличке «Полковник», - важно гудел в репортерский микрофон высокий полицейский чин. Следом наплыв камеры и на всю страну удивленное лицо Сержанта с наскоро припудренными кровоподтеками.
Ближе к полуночи Ректор позвонил Академику.
-Здравствуй, дорогой, как дела, как настроение, как печень? Ты случайно не знаешь, кто намедни расцарапал бок моему «мерсику»?
«Донесли. Знает. Признания добивается. Интересно, какая сволочь настучала?» – пронеслось в высокой голове Академика, а ноги разом подкосились, хорошо, рухнул в мягкое кресло, а не на дубовый паркет.
-Дела отлично, настроение прекрасное, готовлюсь к выступлению на симпозиуме, кстати, хотел с тобой посоветоваться... – с трудом выдавил из себя затрясшийся мелкой дрожью Академик.
-Да погоди ты о симпозиуме! Ты мне лучше про «мерсика» моего любимого скажи! Кто над ним надругался, имя, имя?! – зашелся в страшном шепоте Ректор.
-Отморозки, шпана, завистники, брошенные женщины, противники Баку-Джейхана, - начал перечислять имена вероятных злодеев Академик, но из трубки, догоняя друг друга, уже неслись быстрые гудки...
-Так уж и быть, прощаю тебя. Скажи спасибо.
Аслан приоткрыл рот и зашелся в благодарственном кашле.
-Ну ладно, ладно, чего уж там, - покровительственно хлопнул по спине Аслаши Большой Али. – Вернусь из Лондона, папа мне институт купит, тебя, Аслан, сделаю своим заместителем по науке. Нужны нам, понимаешь, светлые головы, так что иди, учись, Задумчивый ты наш.
«Да куда ж вы без нас?» - тяжело вздохнув, легко подумал Аслан Фикирли, с тоской глядя вслед Большому Али, сановно плывущему к трапу British Air.
-Yes? – оглянувшись на Аслашу с вершины трапа, поинтересовался на прощанье Большой Али.
-Yes-yes! - откликнулся Задумчивый Лев и смахнул рукой то ли попавшую в глаз соринку, то ли набежавшую слезинку...
Когда Уважаемый Человек узнал, что сделал в Лондоне с Большим Али сластолюбивый Инвестор, изменить что-либо в этой грустной истории было уже слишком поздно...