Фархад Гаджи-Гасымов

СТИХИ

 

 

Copyright – Фархад Гаджи-Гасымов

 

Данный текст не может быть использован в коммерческих целях, кроме как с согласия автора

 

*****

 

Сегодня сыро. За окном

следы дождя. Сентябрь – в коме.

В моем пустом и сером доме

обои пахнут молоком.

 

Грядет зима. Пора купить –

пальто, ботинки, шарф и шапку.

Hаброски собираю в папку,

иду на кухню, не с кем пить

 

из чистых чашек молоко,

сажусь за стол, смотрю на скатерть:

в нее , когда – то, Богоматерь

Младенца кутала. Легко

 

бывает раз в году на сердце,

в канун Христова Рождества –

и стол накрыт для торжества,

и все глядят на водку с перцем.

 

А я стою особняком,

и улыбаюсь маме с папой,

и медвежонок косолапый,

что четверть века мне знаком,

 

висит на той же самой елке,

все в том же елочном углу…

Сегодня сыро. Я могу

поранить руки об осколки

 

моей несбыточной мечты,

моей тоски по русым косам,

когда я, загнанный вопросом:

«Поэт, к чему стремишься ты?»

 

все в том же елочном углу

стою лицом к стене и плачу,

но все ж , надеясь на удачу,

шепчу сквозь слезы : « Я смогу »…

 

 

“ Тоска “

 

Она проносится над нами,

как самый злостный ураган,

своими крыльями – стихами,

касаясь наших с вами ран,

напоминает о Природе,

о том, что, вроде, все не так,

что в нашем с вами огороде

растут капуста и  бурак.

 

И проезжающая мимо

домов разрушенных карета

несет в себе остатки дыма

и тошный запах лазарета.

 

И округленная до сотни

периодичность изменений

не потревожит нас сегодня

угрозой нашим точкам зрений

 

Тоска , заполнившая разом,

пустоты мнимого восторга,

глядит открытым правым глазом

на выходящую из морга,

 

никем не признанную Скуку,

со зла надевшую чадру -

Тоска, уставшая к утру,

к вину протягивает руку.

 

 

*****

 

 

Возможно, я бессилен перед фактами,

когда бомбят детей и стариков,

когда стою в антракте между актами

в гримерной, между пыльных париков,

 

и думаю, к чему моя бессонница,

к чему в газетах сводки о войне,

и чувствую, как шрам над переносицей

стремится увеличиться вдвойне.

 

Возможно, я изменчив по природе:

сегодня – счастлив, завтра – обойден

в любви, в друзьях, в досуге и в работе,

и в том , что ночью не приходит сон.

 

Но это все -  такая мелочь . Где – то,

когда я сыт и пишутся стихи,

голодный мальчик, донага раздетый,

замаливает «детские» грехи.

 

А дуло автомата у затылка

мешает вспомнить , как цветет сирень,

какого цвета молоко в бутылке,

и « в точности» -  какой сегодня день.

 

Возможно, я утрирую реальность,

но мне сейчас -  совсем не до улыбок:

в войне одну я вижу ненормальность –

обдуманное деланье ошибок…

 

 

 

*****

 

 

 

На проходящих мимо Вас

костюмных мальчиков в штиблетах,

с Вас не сводящих глупых глаз

и позабывших о билетах

 

в кино, смотрю через окно

и понимаю, что несчастен,

что юность прожита давно,

и сам себе я неподвластен.

 

Часы настенные стоят -

им суждено стоять и слышать,

как по ночам скрипит кровать,

и как танцует дождь на крыше.

 

Поэт , прибегнувший к вину,

как к панацее от напастей,

разлегся в полную длину

своей неудержимой страсти.

 

А в это время мимо Вас,

такой уютной и небесной,

проходит Жизнь , в который раз

мне показавшейся чудесной…

 

 

 

“Противостояние “

 

 

Страстная, порочная, живая,

босиком сошедшая со сцены,

мигом добежавшая до края

зала, где дешевле вдвое цены,

алыми забросанная розами  -

Ты освящена прожекторами

и окружена глазами – розгами

дам, обремененных вечерами -

 

скучными, намыленными, серыми,

в обществе с храпящими мужьями.

Радуешь ты яблоками спелыми

щек своих – людей, живущих в Яме.

 

 

 

“Антиконкретика “

 

 

Запах тела твоего – сад в конце июня:

Бродский , Блок и Бунин.

Складки тела твоего – Рубенса полотна,

и глядящий в окна

 

рыжий полумесяц.

Гость, пришедший в десять,

постучавший в дверь ногой,

гость  - незваный, странный , злой,

 

помешавший мне заснуть -

мне его не обмануть,

и тебя не приласкать:

гость ложится на кровать.

 

В складках тела твоего,

Рубенсом воспетого,

гость находит Откровенье Иоанна.

Поздняя

за окном скучает ночь.

Мне ли после этого

не стегать себя по бедрам

винограда гроздьями…

 

 

 

“Ожидание “

 

 

 

Я знаю , что такое ожидание:

в разгаре – отвратительное лето,

и поезд прибывает с опозданием

на станцию, и я с лицом валета

 

ищу глазами даму в одеянии,

не в том, в котором зиму провела -

нас некогда душило расстояние,

и мучили проблемы и дела.

 

A ныне - отвратительное лето,

тузы шестерок гонят по перрону,

а те, слюнявя, курят сигареты,

и предлагают королям короны.

 

Ищу глазами даму в одеянии,

прозрачном, дамой купленном в Париже,

и слышу я , как кто – то, с придыханием,

мне шепчет: « Я Вас,сударь, ненавижу.

 

Вы предали меня и нашу зиму,

те долгие катания на лыжах,

когда меня Вы называли Зиной,

и в волосах моих купались рыжих.

 

А дома Вас ждала супруга Ольга,

и отпуск Ваш кончался через сутки,

Вы колкостей наговорили столько,

что покраснели б даже проститутки.

 

А мне пришлось покинуть этот город

и шляться по плебейскому Парижу…

Не помешало б выстирать Ваш ворот

супруге. Я Вас, сударь, ненавижу.»

 

Я знаю, что такое ожидание:

в разгаре - отвратительное лето,

и дама пик в прозрачном одеянии

уходит от червонного валета.

 

 

 

“Фиеста “

 

 

Дождливый день – на редкость грустно,

и вспоминается опять,

как я стоял и пил невкусный

коктейль.И было ровно пять

 

утра -  коварнейшее время,

под домом -  ни одной души,

лишь от столбов фонарных тени

на тротуаре. Я спешил

 

понять, к чему твои капризы,

а кот сиамский из угла

следил за тем , как по карнизу

металась мышь и не могла

 

спуститься вниз по занавескам –

ведь так случается не раз:

в делах,  проваливаясь с треском,

дурной мы видим чей – то глаз.

 

Я пил коктейль и выл собакой,

при этом думал об одном -

каким же знаком Зодиака

назвать себя – свирепым львом,

 

тельцом с ярмом иль скользкой рыбой,

а может  - девою святой?

Двенадцать слов даны на выбор,

но выбор - вовсе не простой.

 

Вот так стоял я до рассвета,

поддавшись женскому капризу,

а ты приехала с банкета

и на меня смотрела снизу.

 

В твоей таинственной улыбке

читалась книга многих судеб –

и вспомнил я о Козероге,

и понял я, что с нами будет…

 

 

 

*****

 

 

Духов тончайший аромат

от тела юного исходит.

Слепая ночь по полкам бродит.

A я, наслушавшись сонат

 

глухого гения из Вены,

сижу у ног заснувшей Музы,

карандашом веду по венам

и ем неспелые арбузы.

 

Часы показывают полночь -

сосед ругается с соседкой,

гремит на кухне табуреткой,

соседку называет: «Сволочь!»

 

А я сижу и ем арбузы:

внутри - спокоен , внешне – тоже,

сосед без ругани не может -

его с ней связывают узы.

 

Духов сладчайший аромат

меня окутывает – вены -

углем расписанные стены -

стоят, как злостный компромат.

 

Но мне сейчас - легко и просто:

хочу одаривать собою

всех  - независимо от роста,

от отношения к запою,

 

от цвета кожи , цвета мыслей,

от состояния здоровья  -

сосед жену из дома выслал,

назвав ее: «Башка коровья!»

 

 

«Больно » ( Посвящаетя А.Р. )

 

 

 

Если б не было Марии Магдалины,

то, наверное, и не было б Христа.

Я сижу, леплю стихи свои из глины,

отказавшись от чернил, пера, листа,

 

отказавшись от друзей и телефона,

от ненужной , мне знакомой суеты,

от родителей и от родного дома,

где , не раз, по вечерам бывала ты.

 

Я сижу, леплю стихи свои из глины  -

видно , так же, Бог лепил свое дитя,

видно , тоже , Бога предал друг старинный.

Я сижу , рукой по глине проводя,

 

понимаю , что непросто быть поэтом,

и при этом - ежедневно пить мартини,

закупать товар по низким ценам летом

и сбывать его зимой. В одной картине

 

мальчик брошен был Судьбою на чужбину,

там же умер , весь монетами звеня.

Eсли б не было его, тебя и глины,

то, наверное, и не было б меня…

 

 

“Баллада о Верности “

 

 

 

С позором выдворен из лабиринта Минотавр,

супруга Лота вновь гуляет на свободе,

статью о ревности писать задумал мавр,

или о верности, накинутой по моде,

 

на плечи гладкие, покатые, тугие -

как дань общественности , суженные книзу:

к ним прикасаются по праздникам другие,

чьи тени бродят по широкому карнизу

 

и натыкаются на узкие догадки

больного мавра, поседевшего от Боли -

его замучили кроссворды и загадки,

в которых спрятаны искомые пароли.

 

Один протест - и никакого созиданья:

заплесневела чернокожая Любовь,

над пациентом знахарь шепчет заклинанья,

супруга Лота избрала неволю вновь,

 

в родные стены  - в закоулки лабиринта-

дана возможность возвратиться Минотавру,

на плечи дамские , измотанные флиртом,

ложится полночь, изувеченная мавром…

 

 

 

“Мои стихи “

 

 

Мои стихи - как результат конфликта,

души хромой - хромые эвкалипты,

некстати появившиеся гости,

стихи мои  - подброшенные кости,

 

упавшие на стол , сукном обитый,

восторженным Христом с лицом небритым

стою пред комбинацией костлявой -

поэт, живущий в долг и на халяву.

 

Мои стихи - как следствие тревоги,

проекции кривой - кривые ноги,

не к месту папой сказанные речи,

стихи мои - наличие наречий,

 

 

отсутствие какого – либо смысла,

фанатик, ткнувший пальцем в дельту Вислы,

рябой грузин , ответивший словами:

«Кто против нас - тот с Богом, но не с нами!»

 

Мои стихи - итог совместной жизни

веселых именин и грустной тризны,

шампанского и чая спозаранку,

стихи мои  - похожи на испанку,

 

танцующую под луной фанданго,

чьи бритые подмышки пахнут манго,

чье частое дыханье тушит свечи -

и наступает долгожданный вечер…

 

 

“В семнадцатом ей было восемнадцать…”

 

 

В семнадцатом ей было восемнадцать…

Курсистка, очарованная Блоком,

лицо была готова расцарапать

тому , кто назовет Любовь пороком.

 

Сквозь заросли купеческого зла

ей было суждено одной добраться

до Истины , чью музыку познав,

уже не пожелала возвращаться,

 

как прежде, в одичалый Петербург,

к его геометрическим проспектам,

к студенту , появившемуся вдруг,

и вскоре завербованному сектой.

 

В семнадцатом ей было восемнадцать -

в отцовском доме по ночам храпели,

по праздникам привыкли целоваться,

прогуливаться чинно по аллее.

 

Курсистка , очарованная Блоком,

проведшая октябрь у окна,

с исписанным чернилами блокнотом,

и в красном платье, сшитом из сукна,

 

успела до кровавого прихода

Историей взращенных палачей

для своего несчастного народа

стать символом пылающих свечей…

                                                 Аминь.

 

 

“Солнце над Таити “

 

 

Зимою – темно – синее,

весною – ярко – красное,

над островами дивными

висит -  всегда прекрасное

и никогда -  жестокое,

висит и не таится -

Добро миллионноокое -

 

живущим на Таити,

увешанным гирляндами,

обкраденным французами

с седыми бакенбардами,

с трусами под рейтузами -

оно средь пальм кокосовых

таинственной прохожей

с распущенными косами

и разноцветной кожей -

по вечерам мерещится.

Разбрызгиваясь ливнями,

в корыте Солнце плещется

над островами дивными.

 

 

 

*****

 

 

Ночные улицы столицы -

неоном залиты дома,

на бюст святой императрицы

ложится хлопьями зима.

 

Окутав снегом грудь и плечи,

придав царице важный вид,

зима, уставшая от встречи,

уходит в ночь, как фаворит.

 

А белый бюст императрицы,

чей профиль источает свет,

глядит на улицы столицы,

которых кутает рассвет.

 

 

*****

 

 

Ты вся - такая нежная, отзывчивая, чуткая.

Hа скатерть белоснежную ты вся -

такая хрупкая -

ложишься, ноги вытянув

и запрокинув руки,

женой желаешь быть ему -

отыскивая звуки

в своей израненной душе,

натягиваешь струны,

помолодев, похорошев

на зависть Шакья – Муни,

ты обретаешь тот покой,

к которому стремится

герой, придуманный тобой,

поэт -  самоубийца…

 

 

 

 

 

Hosted by uCoz