Аделя Иманова

ЛЮБОВЬ И ТАЙНЫ НАШЕГО ГОРОДА

Copyright – Аделя Иманова

Данный текст не может быть использован в коммерческих целях, кроме как с согласия автора

Любовь и тайна доктора Фатьмы.

…не входите в дома, кроме ваших домов,

пока не спросите позволения и не пожелаете

мира обитателям их.

Коран. Сура 24-27

Микаил торопился домой. И хотя «час пик» уже прошел, машин на дороге было предостаточно. И как назло прямо перед его машиной какой-то дурак не спеша, ехал на красном «ауди», обогнать который ему никак не удавалось. Наконец, свернув с Р.Бейбутова на улицу  Физули он вырвался вперед, оставляя позади порядком надоевший и раздражающий его «ауди». Он мечтал доехать, минуя светофор на проспекте Бюль-Бюля, до известного супермаркета, перед которым стояла длинная вереница автомобилей, поэтому чтобы припарковать свою машину ему пришлось проехать ещё немного вперед, в сторону  больницы, где он и выключил мотор. Тут зазвонил мобильный телефон. Это была Афа. Она попросила его купить ещё и какой-нибудь кофейный ликер, который любит ее подруга, приглашенная на вечер в гости.

– И поторопись, пожалуйста, уже без пятнадцати восемь и, видишь, начал идти снег,  – сказала она ему.

– Əl çək!¹– сказал Микаил.

Разговаривая с женой, он увидел, как слева от его машины остановился злополучный красный «ауди», а предполагаемый «дурак» оказался миниатюрной женщиной среднего роста в коричневом норковом полушубке  и белой меховой  шляпке.  На плече у нее висела белая сумочка с металлическим ободком. В руках она держала белые перчатки и выглядела очень женственно и элегантно.

Женщина сразу привлекла внимание Микаила и, казалось, манила его за собой. Выйдя из машины, она направилась в сторону супермаркета. Опомнившись, Микаил тоже поспешил в магазин. Жена поручила ему купить кое-какую закуску на ужин, но он так был занят незнакомкой,  что  никак не мог вспомнить, что должен купить.  Он увидел, как женщина в белой шапочке, зашла в супермаркет. Последовав скорее за нею, нежели за покупками он вошел в магазин, придумывая на ходу причину для знакомства. Женщина уже катила перед собой металлическую тележку, направляясь к витрине с фруктами. Она попросила продавщицу взвесить ей апельсины.

–  Неплохая мысль, – подумал Микаил, – нам они тоже не помешают, тем более в дом приглашены гости.

Она стояла к нему вполоборота, поэтому он не мог, как следует разглядеть ее лицо, но профиль у нее был превосходный с маленьким, слегка вздернутым носиком и тонкими губами. Поравнявшись с ней, он задал ей первый идиотский вопрос, который пришел ему в голову:

– Вы не знаете этот сорт апельсинов сладкий или кислый?

Она повернулась к нему лицом, на секунду задержала на нем взгляд прекрасных голубых глаз, обрамленных пушистыми ресницами, и медленно ответила:

– Не знаю.

Микаил не слышал ответа, так как его вдруг охватило непонятное волнение, легкий трепет пробежал по всему телу, и незаметная искра запалила его сердце, которое начало учащенно биться.

В воздухе летал невидимый глазу кудрявый малыш с луком и стрелами.

Микаилу накануне исполнилось сорок четыре года. Это был умудренный опытом мужчина, в жизни которого были знакомства не с одним десятком женщин в различных уголках мира, что давала возможность его профессия, однако, чтобы женщина сразу так сильно понравилась ему – такое с ним происходило впервые и  несколько забавляло его.

– Опомнись, старик! – говорил ему здравый внутренний голос, но внезапно нахлынувшее чувство требовало от него конкретных действий: узнать ее имя, номер ее телефона, место жительства, поэтому он твердо решил следовать за ней до дома.

– А как же гостья? Афа меня убьет, – подумал он. – Плевать! Она как-нибудь выкрутится, пусть пьют чай с конфетами, а там, может быть, и я подоспею, – укрепился он в своем решении.

Женщина осматривала витрину с овощами и фруктами. Пробежав глазами по щедрым дарам отечественной и иностранной природы, он, наконец, вспомнил, что ему было нужно. Побросав в тележку пакеты с продуктами, он покатил ее вперед, не упуская из виду женщину, в тележке которой уже лежали палка колбасы и головка сыра.

– О боже! Мне же тоже нужны колбаса и копчености,  – вспомнил он.

Опять зазвонил мобильный телефон.

– Сыр бери только «Эдем», слышишь? – приказала ему Афа.

– Какой ещё «Эдем»? Слушай, не морочь мне голову! Какой есть, такой и возьму, отстань, – рявкнул он на жену.

Женщина, находившаяся рядом, и без сомнения, слышавшая его разговор, изредка бросала на него косые взгляды. Он встал рядом с ней и, улыбаясь, спросил:

– Вы не подскажете, который из этих сыров «Эдем»?

Улыбнувшись ему в ответ, она показала пальчиком на круглый сыр в красной оболочке, лежавший в ее тележке.

– Может, вы мне поможете выбрать хорошую колбасу? – не отставал он от нее.         – А вы посоветуйтесь по телефону, – сказала она, обнажая ряд белоснежных зубов,  и через мгновение уже складывала в свою тележку какие-то банки с солениями. «Соленые огурцы!»  – опять внезапно вспомнил Микаил поручение жены и, пристроившись рядом с незнакомкой и, глядя на представленный огромный выбор огурцов в разнообразных банках, спросил у нее:

– А какие огурцы вы порекомендуете мне выбрать?

По личному опыту он знал, что с женщиной можно завязать отношения, даже вызвав ее гнев.

– Послушайте, вам не кажется, что вы перепутали меня с сотрудником супермаркета? – рассердилась она, но, взглянув на его добродушно-растерянную улыбку, смягчившись, добавила:

– Я не знаю, какой у вас вкус, но что касается лично меня, то я предпочитаю вот эти  огурцы. И она указала ему на самую невзрачную банку, и, уловив его удивленный взгляд, добавила:

– Да, банка особым дизайном не отличается, но вкус у огурцов отменный!

Она попросила не задавать ей больше вопросов, а при необходимости советоваться с продавцами. Взяв с полок кое-какие продукты, она двинулась вперед, в конец магазина. Он обратил внимание, что она покупает очень много продуктов. «Наверное, у нее большая семья»  – предположил он.

Микаил держал в руке коробку с конфетами, когда заметил, что интересующая его особа приблизилась к тому же отделу магазина. Их взгляды встретились, и внезапно они разом почему-то засмеялись. Оказавшиеся рядом покупатели с удивлением смотрели на них.

– Извините, – сказала она, – продолжая смеяться, – мне показалось, что вы опять будете со мной советоваться, какие выбрать конфеты. Но, взглянув на вас, поняла, что ошиблась.

– Нет, вы не ошиблись, просто я не успел это сделать, – ответил он, понимая, что контакт с ней уже налажен.

Подойдя к витрине с напитками и глядя на то, как она рассматривает бутылки, он взял инициативу в свои руки и сказал ей, что теперь наступило время, когда можно воспользоваться уже его советом. Женщина с его помощью выбрала шампанское и на свое усмотрение купила шоколадный ликер.

– Какое совпадение, мне тоже нужно купить кофейный или шоколадный ликер! – вспомнил Микаил.

Это был уже конец супермаркета, и он подошел к кассе.

Тем временем его новая знакомая купила флакон французских духов и попросила их упаковать. Купленные  продукты уже были переложены в четыре больших пакета. Не давая ей опомниться, он перехватил их у нее и пошел к выходу. Дверь плавно открылась, и она следом за ним вышла на улицу.

– Вы напрасно беспокоитесь! Я бы подогнала машину поближе, –  сказала она, –  отдайте сетки, дальше я понесу их сама.

– Да вы вперед еле-еле проехали, как вы собираетесь при таком интенсивном движении, подавать машину назад?!

– В крайнем случае, я объехала бы улицу,  – улыбнулась она.

– Я вижу, ханум, у вас уйма свободного времени,  – с нежностью в голосе заметил он, складывая пакеты на переднее сиденье  её автомобиля.

Женщина поблагодарила его за помощь и попросила извинить ее за то, что она не может его подбросить, потому, что это невозможно и очень удивилась, узнав, что стоящая рядом заляпанная грязью белая «Волга» последней модели, принадлежит ему.

– Опять вы оказались рядом со мной, –  улыбнулась она, глядя на часы, –  всего вам доброго! – добавила она, садясь за руль.

– Если позволите, я всегда буду рядом с вами,  – уверенно сказал он, –  и для начала предлагаю нам познакомиться. Микаил,  – представился он, придерживая дверцу  машины и протягивая ей руку.

– Очень рада, –  сказала она, –  но мое имя вам ни к чему. Я замужняя женщина и никогда на улице ни с кем не общаюсь. Даже не понимаю, что сегодня на меня нашло. А теперь извините, я очень тороплюсь.

Захлопнув дверь, она осторожно развернула машину, и поехала в сторону Пятиэтажки.

Записав в блокнот номер ее автомобиля, он собирался завтра через приятеля в ГАИ непременно узнать ее имя, и, желательно, адрес. Вновь позвонившая Афа поинтересовалась, не сошел ли он с ума, потому что уже пятнадцать минут девятого и сказала, чтобы он не забыл про хлеб. Он сострил, что обычно сходит с ума в половине девятого и если она не оставит его в покое, сегодня это произойдет чуть раньше. Погода была отвратительная: шел то дождь, то мокрый снег. Микаил завел мотор, включил дворники и, всматриваясь в плохо освещенную дорогу, медленно тронулся с места. Возле карамельной фабрики он опять увидел перед собой знакомый «ауди». «Какая потрясающая женщина», - думал он, и решил все-таки не оставлять на завтра знакомство с ней. Он держался на расстоянии, не теряя из виду ее машину. На проспекте Азадлыг она остановилась около цветочного ларька и стала покупать гладиолусы. Увидев его рядом с собой, она даже не успела раскрыть рот, как он обратился к продавцу соседнего ларька: «Bir blok siqaret ver!^*» Затем Микаил вытащил из огромной вазы красную розу, бросил деньги на прилавок, догнал хозяйку «ауди» и протянул ей цветок.

– Вы переходите все границы! – покачала она головой, –  только ваш приличный вид не дает мне права нагрубить вам и предположить, что вы ко мне пристаете. Простите, но я не могу взять розу!

Он с большим наслаждением смотрел на эту прекрасную женщину, с которой свела его судьба в этот ненастный вечер, и верил, что это не случайность.

– Ханум! Вы мне очень понравились, и я ничего не могу с собой поделать. Богу было угодно скрестить наши пути и это произошло. А из-за розы на меня обижаться не надо. «Человек с цветами в руках не сделает ничего плохого », –  процитировал он кого-то и бросил розу в открытое окно машины.

– Бог здесь не при чем! Не надо сваливать на Бога свои ошибки. Кошмар какой-то! Взрослый мужчина, а ведет себя как мальчишка,  – проговорила она, включив скорость и резко рванув автомобиль с места.

Афа истошно орала в телефон, что уже половина девятого, и что «она сейчас придет». «Еду-у!»  – взвыл он и нажал на газ, но, подъезжая к дому, он опять увидел ее. Незнакомка, придерживая от ветра шляпку, о чем-то спрашивала женщину на улице. Увидев Микаила, который вышел купить хлеб, она со злостью хлопнула дверью машины и исчезла за поворотом.

Останавливая «Волгу» напротив своего блока, он заметил, что красный «ауди» сиротливо стоит посреди их двора, образованного из четырех домов.

– Неужели он живет в нашем дворе?! Хотя, наверное, она к кому-нибудь приехала», - подумал он. – Сейчас сброшу продукты домой, спущусь, буду сидеть в машине и ждать, пока она не выйдет.

Дверь ему открыл сын, ошалевший от игры на компьютере, и сразу пошел к себе. Микаил отнес продукты на кухню, куда тут же ворвалась Афа:

– Приведи себя в порядок и иди – я познакомлю тебя с подругой, и пока ты будешь развлекать ее светской беседой, я соберу на стол, – сказала она.

– Никого я развлекать не буду! – прошептал он. – С меня достаточно похода в супермаркет. У меня срочное дело, я сейчас ухожу.

– Ну, Мика, хотя бы десять минут! – взмолилась Афа – Пойдем! – подтолкнула она его в гостиную, войдя в которую он не поверил своим глазам: в кресле сидела владелица «Ауди».

– Знакомьтесь! Это мой бывший муж, но надежный друг, а также отец нашего сына Микаил, для близких знакомых – Мика, а по воскресеньям – Майкл. А это моя школьная подруга, очень хорошая девочка, а теперь шикарная женщина Фатя, –  представила их друг другу Афа и, глядя умоляющим взглядом на Микаила, удалилась на кухню.

Гостья подала руку Микаилу и сказала: «Очень рада, меня зовут Фатьма».

Он  с видимым удовольствием расположился в кресле напротив нее и сказал с легкой иронией в голосе, широко улыбаясь:

– А вы говорили, любезная Фатьма ханум, «Бог здесь не при чем!». Бог всегда с нами, и он творит  все, что ему угодно, или вы по-прежнему будете отстаивать свою позицию?

– Нет! Я согласна с вами, –  сдалась она.

Через несколько минут в комнату вошла Афа, неся на подносе закуски. Она быстренько накрыла на стол и приказала Микаилу открыть шампанское, принесенное Фатьмой.

– Какое хорошее шампанское! – похвалила она Фатю. – Ты знаешь толк в напитках! А ты, почему купил эти огурцы, они же такие острые! – набросилась Афа на Микаила.

– С сегодняшнего дня я полюбил иранские огурцы,  – сказал он. – А какие огурцы любите вы, Фатьма-ханум? – обратился он к ней.

– Я тоже люблю иранские огурцы, но в отличие от вас, я полюбила их значительно раньше.

– Лучше расскажи о себе, Фатя,  – перебила гостью Афа. – Как живешь, где теперь работаешь, вышла ли вторично замуж? Я о тебе ничего толком не знаю. Мы же все время работали за бугром, и я ни с кем не держала связь.

При этих словах сидящий за столом Микаил внимательно посмотрел на Фатьму,

которая, немного смутившись, сказала, что живет она нормально, работает в той же поликлинике, а замуж она не вышла, чем очень удивила Афу, с точки зрения которой любая женщина – врач, а тем более такая «лапочка», как Фатя, после развода может хоть десять  раз подряд выйти замуж.

Тут неожиданно зазвонил Фатин мобильный телефон. Извинившись, с нескрываемой тревогой в голосе она спросила у кого-то:

– Что-то случилось, тетя Рая? А я уже испугалась,  – сказала она, переводя дух. – Все нормально? Скоро. Я буду к десяти часам дома, как обещала. Да, погода плохая, но я буду осторожна, не беспокойся. Пока.

– Тетя Рая помогает мне по дому,  – ответила она на Афин вопросительный взгляд.

– Хорошо живешь,  – сказала Афа, –  даже прислугу имеешь. Я не знала, что врач ушник так хорошо зарабатывает. Или у тебя другой источник дохода? – неудачно пошутила она.

– Идиотка, –  обозвал ее Микаил и вышел из комнаты. Афа попыталась сгладить допущенную бестактность, но Фатьма сказала, что не обиделась. Больше в течение вечера Афа у Фатьмы ни о чем не спрашивала,  а рассказывала о себе.

И она и Микаил выросли в семьях высокопоставленных чиновников, которые решили поженить детей. Афа закончила наш иняз и прекрасно владела английским и французскими языками, а Микаил, успешно завершив учебу в МГИМО, работал в МИД-е СССР, в посольствах различных восточных стран. Брак был заключен, потому что родители считали, что их дети подходящая пара. Молодожены особой любви друг к другу не испытывали и жили просто так, по привычке. Однако спустя несколько лет стали понимать, что за свою совместную жизнь они парой так и не стали и вообще совершенно противоположные люди.

Микаил рос в дружной семье, родители его относились с уважением и вниманием друг к другу и к своему единственному сыну. Микаил унаследовал от них эти качества и заботился о жене и сыне, и хотел, чтобы они платили ему тем же. Но Афа не была рождена для семейной жизни. За двадцать лет она так и не научилась готовить. Стоять на кухне было для нее мучением, поэтому они все время ели всухомятку или какую-нибудь еду из пакетов. Она не могла постирать даже детскую майку, не догадывалась стереть пыль с мебели. Сама ничего не умела и организовать это тоже не могла, поэтому часть заработанных ими денег (а деньги они зарабатывали немалые) уходила на прачку, уборщицу, кухарку, нянечку. Семью из трех человек обслуживали, по крайней мере, четыре женщины, не говоря о шофере, который возил Афу, и периодически меняющихся парикмахеров, массажисток, маникюрщиц. У Микаила всегда была высокая зарплата. Работа за границей оплачивалась в валюте, но из-за Афиной бесхозяйственности они никогда не откладывали денег, и им по сей день помогают родители.

Микаил не знал, что такое домашний очаг и уютный дом. У него не было надежного тыла в лице жены. Он никогда не был уверен в том, что утром он может надеть глаженую рубашку и чистые носки, а вечером спокойно съесть тарелку горячего обеда. После работы он не мог толком отдохнуть, потому что дом всегда был полон подружками Афы, выкуривающих пачки сигарет и занимающихся перемыванием косточек отсутствующим приятельницам. Микаил надеялся, что Афа все-таки изменится, но этого не произошло, и, в конце концов, он решил развестись с женой, и недавно они развелись. Никаких ссор и выяснений отношений не было, просто они оба поняли, что так больше продолжаться не может. Жилплощадь они решили не продавать, и Микаил сейчас ждет, когда тесть даст ему определенную сумму, чтобы он, добавив свои сбережения, купил себе отдельную квартиру. Рассказывая все это, Афа выкурила полпачки сигарет, и пепельница была полна окурков. Фатьма удивилась ее честному и правдивому рассказу о себе, потому что не каждый может признаться в своих недостатках.

- Мика очень хороший, ласковый и заботливый, но я не могу дать ему необходимое тепло. Ему нужна чуткая и внимательная жена, такая, как ты, например. Так что если у тебя действительно никого нет, рекомендую к нему приглядеться – не пожалеешь. А у меня, честно говоря, давно есть другой мужчина, и он меня вполне устраивает.

– Неужели она нашла себе мужчину лучше, чем ее муж, –  подумала Фатьма, которой Микаил так понравился, что она боялась, как бы ее чувства не были замечены.

Тут в комнату вернулся Микаил. Афа пошла на кухню, чтобы  принести свежий чай.

– Ну, как? Вы все обо мне узнали? – поинтересовался он. Фатьма кивнула головой в знак согласия.

Оставшуюся часть вечера Афа и ее бывший муж рассказывали о тех странах, где они побывали, об их культуре, обычаях и нравах. Было очень интересно. Она даже не заметила, как быстро пролетело время.

Взглянув на часы и посмотрев в окно, Фатьма засобиралась домой. Шел сильный снег, а ветер усилился. Афа попросила Микаила отвезти Фатю домой, но она сказала, что сама за рулем, чем очень удивила Афу.

– А я так и не научилась ездить,  – призналась, –  а ты – молодец, но пусть Мика поедет с тобой до дома, а сам вернется на «тачке», а то я буду беспокоиться за тебя, на дорогах, наверное, ужасный гололёд.

Фатьма отнекивалась, но Микаил все равно спустился вместе с ней к машине, которую порядком занесло снегом. Он велел ей сесть в кабину, а сам, взяв веник, почистил автомобиль от снега и сел за руль. Спросив куда ехать, он вывел машину на дорогу и спокойно довез ее до дома, не обмолвившись по пути ни словом. Обычно она оставляла машину на улице, так как не имела гаража, а во дворе не было места. Выключив мотор, Микаил поблагодарил Фатьму за то, что она не стала  рассказывать Афе об их встрече и, что  он сделает все, чтобы завоевать ее расположение.

– Вы меня совсем не знаете, поэтому не зарекайтесь.

Она поблагодарила его за помощь и взялась за ручку дверцы, но он ее остановил:

– Подождите, Фатьма-ханум, я хочу ещё сказать…

– Ничего говорить не надо,  – мягко перебила она его, –  ведь нам и так все ясно…

За короткий вечер между этими взрослыми людьми неожиданно вспыхнуло такое чувство, которое нельзя было передать словами. Оба это понимали и оттого,  что все произошло внезапно и быстро, не знали как себя вести.

Микаил взял покупки из машины и занес их в парадную, собираясь подняться по лестнице, но Фатьма ему не разрешила и сказала, что дальше она понесет пакеты сама.

– Может вы…,  – начал он.

– Кофе у меня нет, а чая мы с вами напились. Кроме того, уже поздно, вы же теперь из-за меня будете вынуждены добираться на такси в такую погоду.

Он не стал больше настаивать, попрощался и вышел на улицу. Снег валил крупными хлопьями, сильный ветер дул ему прямо в лицо, пробирался за ворот свитера, не давая возможность застегнуть куртку, но Микаил не замечал всего этого. Лицо его непроизвольно расплывалось в улыбке, душа ликовала, потому что перед глазами стояла Фатьма. Он не помнил, чтобы когда-нибудь в жизни с ним случалось что-либо подобное! Он не знал, как дождется завтрашнего дня, чтобы вновь  увидеться с Фатьмой и размышлял какой ему найти для этого убедительный повод, но так и не смог.

На следующее утро медсестра сообщила опоздавшей на работу Фатме что ее давно ждет пациент, затылок, которого она видела, в кресле. На столе лежала охапка красных роз.

– О Боже! Какие красивые! Откуда и почему такое количество? – спросила она и, пройдя вперед, увидела Микаила, сидящего в кресле. – Это опять вы? Да ещё и двенадцати  часов не прошло, как мы с вами попрощались!

– Не «ещё», а «уже» двенадцати часов! Поверьте, это время показалось мне очень долгим. Я зашел сказать, что мужчина в моем возрасте не может часто говорить о своей любви, но я обещаю вам доказать свою любовь поступками. А теперь я спокойно поеду  на работу. Я

тоже опаздываю. До вечера! – сказал он и вышел из кабинета.

Фатьма растерянно смотрела на цветы. Тут вернулась молоденькая медсестра, которую недавно назначили ей вместо ушедшей на пенсию предшественницы.

– Доктор! Какой мужчина! – Отпад! – стала восхищаться она Микаилом. – Какой красавчик! Прямо, как голливудский артист.

– Почему именно голливудский? – спросила она с улыбкой.

– Потому что высокий и изысканно одет.

– Сабина! Не говори глупостей! У нас очень много своих высоких, красивых и изысканно одетых мужчин – артистов. Как же вы молодые, любите все иностранное!

* * *

Прошло четыре месяца со дня их знакомства. Микаил, как ни старался, но так и не мог наладить более тесный контакт с Фатьмой. Она запретила приходить к ней часто на работу и тем более приносить цветы.  Она боялась, что коллеги могут о ней плохо подумать. Но он никак не мог понять, почему надо думать плохо о женщине, которой дарят цветы. Иногда Фатьма разрешала ему съездить с ней за покупками в магазины и донести продукты, но … только до подъезда. Она отклоняла его предложения о походах в театр, на концерт, ссылаясь на домашнюю занятость.

Она, действительно, после работы сразу мчалась домой и никуда из квартиры не отлучалась. Он был в этом уверен, так как часто звонил ей. Она никогда не приглашала его в гости, несмотря на то, что он настаивал. «Как-нибудь в другой раз», - все время отвечала она. Кроме того, она периодически говорила ему о том, что обязательно настанет день, когда он ее бросит. Вот и сегодня их встреча закончилась  теми же словами. Разговор происходил в машине.

– Послушай, Фатя, может, я себя неправильно веду? Может у меня есть какой-нибудь недостаток, о котором я не знаю? Да, может, я просто тебе противен, и ты не можешь мне об этом прямо сказать? Пойми, я тебя очень люблю! Я для тебя сделаю все, что ты захочешь! Я серьезный человек, мне не нужна женщина для времяпрепровождения. Я хоть завтра готов на тебе жениться и решать все твои проблемы, быть тебе опорой в радости и горе! И, поверь, это не пустые обещания, я за них отвечаю, потому что я не в том возрасте, чтобы бросать слова на ветер! Но ты должна объяснить мне свое непонятное поведение и смысл своих слов, потому что так больше продолжаться не может. Мне кажется, что я тебе тоже небезразличен, ведь правда?

При этих словах Фатьма взяла его за руку и приложила ее к своей щеке.  У нее из глаз ручьем  текли слезы:

– Я умру, если ты меня бросишь, я этого не переживу, слышишь, не переживу! – шепотом сказала она.

Микаил ничего не мог понять.

– Фатьма, золотце, ну расскажи ты мне, что произошло, почему я тебя брошу?! Как я могу бросить дорогую мне женщину! Ведь я так люблю тебя! Я никогда в жизни не говорил таких слов ни одной женщине! Но я чувствую, что существует какая-то тайна, которая вынуждает тебя вести себя подобным образом и говорить такие слова. Но я же клянусь быть тебе опорой в радости и горе! Тут Фатьма заплакала ещё сильнее:

– Нет такого человека, который бы разделил со мной мое горе! Мой муж тоже меня очень любил, да и сейчас он ко мне хорошо относится, но горе он со мной делить не захотел и ушел, хотя только он и должен был стать мне опорой. Многие мужчины с большим удовольствием начинали за мной ухаживать, но, узнав о моей проблеме, тут же со мной расставались. Я их не виню и не осуждаю, и мне было безразлично, когда кто-то из них уходил, но  твой уход будет для меня трагедией, потому что я тоже тебя люблю, и произошло это со мной с первого дня нашего знакомства. Я привыкла подавлять свои чувства, но теперь я ничего не могу с собой поделать.

Микаил погладил ее по голове и сказал, что главное это то, что они любят друг

друга, а остальные проблемы они решат, только она должна рассказать ему все о себе.

– Я расскажу тебе об этом как-нибудь в другой раз, когда соберусь с духом. И не настаивай, я тебя прошу – мне и так трудно. Кроме того, мне будет неприятно, если ты попытаешься обо мне что-то узнать сам. Этого делать не надо – мне всегда об этом сообщают. Я тебе обещаю все рассказать сама.

Прошло два месяца, но Фатьма так ему ничего и не рассказывала. Микаил ее не теребил, но всякий раз, когда он видел Фатьму  заплаканной,  уставшей или, замечая черные круги у нее под глазами, он порывался ее расспросить, но, почувствовав это, она его опережала: «Скоро. Скоро ты все узнаешь, потерпи!»

На самом деле Фатьма уже давно могла обо всем рассказать Микаилу. Однако она сама искусственно продлевала свою единственную радость в жизни – общение с любимым мужчиной, внимательным, душевным и заботливым человеком. Но Фатьма очень боялась, что даже такой хороший человек, как Микаил, не захочет быть вместе с женщиной, у которой на шее такая обуза и, в конце концов, пополнит список отказавшихся от нее мужчин.

Фатьма с Микаилом нигде вместе не бывали, так как у нее никогда не было времени, но Микаилу удалось уговорить ее приходить с ним в спортивный зал, где он с приятелями по воскресным дням играли в баскетбол. Она согласилась на это после того, как он рассказал ей однажды, что за его товарищей по команде приходят болеть жены, подруги, дети, иногда даже родители, радуются их игре и забитым голам, а он, будучи хороший игроком, не имеет ни одного болельщика. Афа никогда не соглашалась проснуться рано утром в воскресенье и ехать через весь город только для того, чтобы по ее словам «посмотреть, как он бегает в трусах». Однако, как ни странно, Фатьме эта затея понравилась, и она стала почти каждое воскресенье ездить в спорткомплекс. Она познакомилась с болельщиками, которые, представляя ее друг другу, говорили: «Это жена Майкла», потому что за хорошую игру Микаила прозвали Майклом Джорданом. Было непривычно периодически слышать: «Sağ ol, Maykl!»^* Фатьма обычно опаздывала на начало игры. Увидев ее на трибуне, Микаил радовался как ребенок, посылал ей воздушные поцелуи и старался играть как можно лучше.

В последнее воскресенье Фатьма не пришла в спортзал, и он после игры сразу позвонил ей. Ему ответила тетя Рая и сказала, что Фатьма очень занята и к телефону подойти не может. В течение дня ему так и не удалось поговорить с ней, но ему показалось, что голос у Фатиной помощницы был тревожный и, в конце концов, она ему сказала:

– Сынок! Ты бы сегодня больше не звонил, не до тебя ей! Будет лучше – она сама тебе перезвонит!

– Что будет лучше? – спросил он.

– Она сама скажет.

До четверга Фатьмы не было в поликлинике. Её мобильный телефон был отключен. Правда, в среду вечером ему удалось поговорить с Фатьмой. У нее был хриплый дрожащий голос. Фатьма сказала, что у нее были небольшие проблемы, но все обошлось, и завтра она выйдет на работу. Он не стал мучить ее расспросами, но твердо решил завтра, во что бы то ни стало узнать то, что она скрывает.

Четыре дня,  в течение которых он не видел Фатьму, показались ему вечностью. Он очень скучал по ней, потому что от всей души полюбил эту чудесную женщину. Несмотря на ее запрет, он купил большой букет роз,  положил его в темный целлофановый пакет и с утра направился в поликлинику, перед которой уже стояла Фатина машина. Обычно открытая дверь ее кабинета была почему-то закрыта. Он просунул голову в кабинет. Фатьма сидела спиной к двери за столиком, а стоящий напротив нее мужчина лет пятидесяти протягивал ей конверт. Микаил тут же осторожно прикрыл дверь и сел возле нее на скамейку, но через тонкие стены волей-неволей услышал весь разговор, происходящий в кабинете.

– Здесь тысяча  долларов, если будет нужно еще – скажешь, –  сказал мужчина Фатьме. – Он тебя доконал. И самое ужасное, что ты ничем не можешь ему помочь,  и в один прекрасный день  все кончится. Ты потратила на него столько сил, энергии, здоровья, ты посвятила ему свою молодость – и все это бестолку! Посмотри на себя – ты красивая женщина, но с тобой из-за него ни один мужик не свяжется, потому что не сможет это терпеть!

– Конечно, если родной отец от него отказался, то, что я могу требовать от чужих людей! – услышал он тихий голос Фатьмы. А что я, по-твоему, должна сделать? Бросить своего ребенка в интернат для умственно-отсталых детей, а сама жить припеваючи, ходить в гости, в театр? Да меня бог накажет!

– Мы могли бы заплатить, чтобы за ним там хорошо смотрели.

– Мы так говоришь, потому что никогда там не был. Это ужасное место. Медперсонал физически не в состоянии обеспечить нормальный уход за больными, ведь многие не могут себя обслуживать. В эту больницу даже работать никто не хочет идти – потому, что тяжело и морально, и физически. Я была в этом диспансере, отдала там все свои деньги до последней копейки, а потом ушла. И сейчас помогаю больнице, чем могу.

– Согласен – я – подлец! Но видит Бог – я не мог смотреть на то, что от такого физически здорового мужчины и такой красивой женщины как ты, родился больной ребенок. Ты знаешь, что мне тебя очень жалко, но я ничего  не могу сделать. Ну, ладно, я пошел! Если что – звони!

Дверь кабинета открылась, мужчина вышел, кивнув Микаилу:

– Врач уже свободен – заходи!

Но Микаил не мог сразу встать со скамейки. Он осмысливал полученную информацию. Он даже предположить не мог, что тайна Фатьмы окажется одновременно такой простой и такой сложной. Единственное, что он не мог понять, почему она это скрывала, почему не сказала об этом сразу. И тут он вспомнил все, что говорила ему Фатьма. Значит, она думала, что сразу как он узнает о больном ребенке,  он тут же ее бросит! Бросит так же,  как с ней поступали другие. Вот оно что! Поэтому она так долго не открывала ему свою тайну! Впрочем, у нее есть право так думать.

Он встал и зашел в кабинет. Они давно уже были на «ты», поэтому ее обращение удивило его.

– А! Это вы? А я думала, что вы ушли.

– А почему «вы» так подумали?

– Вы, наверняка, слышали мой разговор через дверь. – Он кивнул в знак согласия. – Так вот,  – продолжала она,  – обычно мужчина, узнав мою историю, уходит сразу, не прощаясь.  Я ждала, что вы поступите также, но на сей раз, я немного ошиблась. Вы оказались не таким как все и порядочнее, чем я предполагала, и, наверное, хотите мне на прощанье что-то сказать и объяснить, но я вас прошу избавить меня от этого. Я ничего не хочу слушать, можете  себя не утруждать, я все понимаю. Все в порядке, вы можете спокойно уходить, я к этому готова.

Она заметно волновалась, нервничала и говорила не останавливаясь.

– Помолчи! – резко перебил ее Микаил,  – ты действительно ошиблась, – я отличаюсь от всех и не порядочностью, как ты предполагаешь, а тем, что по-настоящему тебя люблю. Я не хочу часто повторять эти слова, они теряют от этого свою истинную значимость, но это так на самом деле. И я не откажусь от любимой женщины только из-за того, что ее ребенок болен, потому что в таком случае грош цена моим словам и поступкам. Запомни! В моем лице ты видишь союзника и помощника во всем, что связано с тобой!

Услышав эти слова, у Фатьмы из глаз опять потекли слезы, и она заплакала,

уткнувшись в грудь Микаила. Он обнял ее за плечи.

– Мне ничего от тебя не нужно, просто не оставляй меня, –  всхлипывая говорила она сквозь слезы.

Микаил сказал, что сегодня вечером он зайдет к ней ненадолго, чтобы познакомиться с мальчиком, но Фатьма попросила перенести встречу на завтра, потому что она должна вечером ехать в аэропорт. Ее подруга, вышедшая замуж за иностранца и проживающая сейчас в Англии, через знакомую стюардессу передала какое-то новое лекарство для сына.

Хорошо, что Микаил поехал вместе с Фатьмой, потому что дорога в аэропорт неблизкая. Из-за болезни сына она не спала  несколько дней, была очень уставшей и всю дорогу засыпала. Кроме того, давно никуда не выезжавшая Фатьма не знала, как ориентироваться в здании нового аэропорта, и без Микаила, полжизни проведшего в дороге и владеющего несколькими иностранными языками, она вряд ли могла бы найти нужную им стюардессу. Подруга Фатьмы, кроме лекарства, прислала ее сыну спортивный костюм, несколько маечек и футболок, а Фатьме – красивый свитер и шоколадный ликер, которому она очень обрадовалась.

На следующий день вместе с Микаилом она сделала необходимые покупки и нехотя, вопреки своему желанию, что явно читалось у нее на лице, повела его к себе.

Фатьма жила в старом доме в центре города, в квартире, которую оставил ей муж. Дверь открыла приятная седоволосая  женщина лет шестидесяти. Это была тетя Рая. Она скомандовала Микаилу:

– Оставь сетки около двери и иди!

– Тетя Рая! – улыбнулась Фатьма, – это не сосед! Это мой приятель Микаил – вы с ним знакомы по телефону. Теймур спит?

– Красавец! – сказала тетя Рая, невольно залюбовавшись Микаилом, и протянула ему руку:  – ну, проходи, поглядим, действительно ли ты наш приятель. – А Тима сейчас, наверное, проснется, – обернулась она к Фатьме, – он тебя ждал и уснул.

Фатьма пошла переодеться, предварительно проведя Микаила в гостиную, которая показалась ему мала для приема гостей. Минут через пять она вернулась, задержала на нем грустный взгляд, вздохнула и тихо сказала: «Пойдем».

Они вошли в большую просторную комнату, которая была освобождена от мебели и была полностью приспособлена для обслуживания больного мальчика. У одной стены стоял длинный тяжелый дубовый стол, у другой – широкая кровать, рядом с которой были полки с ячейками, где в беспорядке лежали игрушки, конструкторы, детские книги, различные цветные журналы. Почти на трехметровой высоте, на подставке, вмонтированной в стену, стоял телевизор. Посреди комнаты находился небольшой диванчик, обтянутый кожей. В углу стояло инвалидное кресло.

На кровати спал мальчик десяти лет, который проснулся сразу, как только они вошли в комнату. На самом деле Теймуру было пятнадцать лет, но он отставал в развитии, поэтому он выглядел значительно младше своего возраста. Это был полный низкорослый мальчик с большой головой и такими же, как у Фатьмы, голубыми глазами, но с несколько косым разрезом. Цвет лица у него был синеватый. Одетый в темно-синие брюки и голубую фланелевую рубашку он выглядел чисто и опрятно. Когда он встал, Микаил увидел, что мальчик прихрамывает на одну ногу.

Он очень обрадовался матери, которая обняла и поцеловала сына. Теймур с тревогой, но в тоже время с интересом смотрел на мужчину,  протягивающего ему руку

– Тима! Это наш друг дядя Микаил. Он пришел к тебе в гости,  – сказала Фатьма.

Мальчик молча пожал руку Микаилу. И больше за все время визита он не тронулся с места. Периодически то Фатьма, то Рая вытирали слюну, вытекающую из его рта. Вдруг он посмотрел на часы, воскликнул: «Кино!» и вытащив пульт из-под подушки, включил телевизор.

– Он обожает сериалы, с удовольствием смотрит и как-будто помнит все фильмы, – сказала Фатьма.  

Они вернулись в гостиную и сели пить чай. С мальчиком осталась Рая.

Фатьма рассказала, что муж ушел от нее на третий год после рождения ребенка, на которого он даже смотреть не мог.  Ему было стыдно перед друзьями за больного сына. Он женился во второй раз и у него уже теперь трое детей. Спустя пятнадцать лет Фатьма его уже не осуждает. Пусть простят ее мужчин, но они не умеют терпеть боль и страдание так, как это умеют делать женщины. Она благодарна мужу за то, что он продолжает по сей день содержать ее с ребенком. Что бы она могла сделать со своей зарплатой! Он нашел тетю Раю, которая долгие годы работала в больнице, и является опытной медсестрой. Он уговорил ее переехать к Фатьме, чтобы смотреть за мальчиком. Фатьма выделила Рае отдельную комнату, свою бывшую спальную; гостиная, как он видел, переоборудована в детскую, потому что у мальчика сердечная недостаточность и ему нужно много воздуха. Сама она спит на диване в этой комнате, куда перетаскана вся мебель из гостиной.

Тетя Рая получает от ее бывшего мужа очень высокую зарплату. Но, когда она видит, как прекрасно Рая ухаживает за Тимой, как следит за его лечением, давая ему по часам микстуры и таблетки,  не высыпается из-за него по ночам, с носовым платком ходит за ним, вытирая нос и рот, часами занимается с ним, играет в различные игры, рассказывает ему сказки, а вдобавок ведет домашнее хозяйство, то она считает, что той суммы, которую они ей платят, даже недостаточно.

Рза же купил ей машину, чтобы она экономила время. Сам он к сыну почти не приходит и если заходит, то всего на  несколько минут.

Несмотря на то, что Теймур  любит Раю, он хочет, чтобы и мать находилась возле него. Поэтому Фатьма ни одной минуты нигде не задерживается и никуда не ходит, и к ним она пришла только из-за того, что Афа очень настаивала, ничего не знала о Теймуре, и взяла с нее слово…

– Я очень благодарен ей за это, –  вставил Микаил.– Ей, наконец, удалось мне угодить.

… Последнее время мальчик часто болеет, и лечить его становится все тяжелее и тяжелее. Недавно он заболел гриппом и чуть не умер. Его организм совсем не может сопротивляться инфекции. Без надобности она никуда не отлучается.

После этого случая Микаил стал регулярно приходить к Фатьме. Он освободил ее от многих забот: покупал продукты и лекарства, привозил врачей для Теймура, который постепенно к нему привык. Микаил «играл» с  мальчиком в домино, внеся, таким образом, разнообразие в его серую жизнь. Теймур, который все время вращался в обществе двух женщин, с удовольствием играл с Микаилом и грустил, когда он был в командировке, периодически повторяя  « Мика».

Так прошло более года.

Несмотря на прекрасный уход, который был обеспечен мальчику, его состояние здоровья с каждым днем становилось все хуже и хуже, и наступил день, когда он уже не мог вставать с постели. Он пролежал всё лето, задыхался, бредил и никого не узнавал, даже мать, хотя все время звал ее и Раю, а иногда и дядю Мику. Лечащий врач сказал, что надежды на выздоровление мальчика нет. Вконец расстроенная Фатьма и сама это понимала, но ей как матери было очень тяжело слышать эти слова от врача. Она взяла отпуск и почти до самой смерти сына не отходила от него, Фатьма не хотела ни есть, ни пить.

– Как я могу спокойно кушать, когда мой сын уже давно ничего не ест и умирает у меня на глазах,  – со слезами говорила она.

... Теймур умер в начале августа, так и не приходя в сознание. На похоронах народу было мало: многие были в отпуске, на даче. Кроме того, Фатьма не разрешила обзвонить родственников и знакомых, а те которые пришли, с трудом узнавали Фатьму, настолько она изменилась за время болезни Теймура.

К удивлению всех она не плакала и молча, почти не двигаясь, следила за происходящим. Она выплакала все слезы, пока сидела у постели больного. Незаметно прошло сорок дней со дня смерти, в течение которых на четверги или в обычные дни недели приходили знакомые и приятели, не успевшие выразить соболезнование.

Наконец, все визиты закончились, время отпуска Фатьмы тоже подошло к концу, и она должна была вернуться на работу, где отсутствовала долгое время, и, вообще, ей было необходимо подумать, как жить дальше, но Фатьма не могла и, казалось, не хотела. Она целыми днями молча лежала или сидела в маленькой комнате, уставившись в одну точку. Иногда заходила в бывшую гостиную, где раньше обитал Теймур и, обратив взор к какому-нибудь предмету, тихо беззвучно плакала. У нее, по-прежнему, не было аппетита, она не хотела ни с кем говорить. Рая и Микаил, который уже полгода жил в ее квартире, не знали, что с ней делать.

Одинокая тетя Рая, почти двенадцать лет проживающая в доме Фатьмы, вдруг осталась без дела и ей уже пора было уходить, но она не могла бросить Фатьму в таком состоянии. Однако лишь только она завела разговор об уходе, мотивирую тем, что ей уже теперь в доме делать нечего, как сорок дней сдерживающая себя Фатьма, вдруг сорвалась и вместе с присоединившейся  к ней Раей, стала так плакать и рыдать, что бедный Микаил не знал, кого из них успокаивать. Наплакавшись, они решили, что тетя Рая, у которой не было близких родственников, останется жить с Фатьмой.

Микаил несколько месяцев назад купил квартиру недалеко от дома Фатьмы и там уже был завершен ремонт, поэтому, чтобы как-то отвлечь Фатьму, он предложил ей с Раей переехать жить к нему, чтобы начать ремонт в ее квартире. Тетя Рая, понимая, что это, действительно, может растормошить Фатьму, стала ее уговаривать принять предложение Микаила, но не получив ее согласия, они сделали это вопреки воле Фатьмы. Они перенесли одежду, необходимые вещи и забрали ее в дом к Микаилу, где все трое удобно разместились. Обессиленная Фатьма вяло возмущалась, что она не имеет никакого права жить в доме Микаила, который ответил, что они могут очень быстро решить эту проблему, потому что ЗАГС расположен очень близко, и что все зависит от желания Фатьмы.

История отношений Микаила и Фатьмы наглядно свидетельствует о том, что может сделать мужчина для любимой женщины, если его чувства к ней действительно искренние.

Отремонтированная с большим вкусом квартира Микаила, любовь и забота, внимание по замыслу Микаила и Раи должны были хоть как-то отвлечь Фатьму и вывести ее из состояния стресса, однако их предположения не оправдались. Фатьма, по-прежнему, была безучастной и безразличной ко всему и, по-прежнему, ничего не хотела, голодала и находилась в каком-то отрешенном состоянии. Приглашенный психиатр установил у Фатьмы депрессию, назначил необходимое лечение, отметив, что наряду со всем ей нужны положительные эмоции, внимание и забота, а главное – время, которое, как известно, лучший лекарь.

Однако время шло, а настроение Фатьмы не менялось. Дошло до того, что Микаил обратился к бывшему мужу Фатьмы, Рзе, с просьбой поговорить с ней, в надежде что-то изменить. (Кстати, Рза, познакомившись с Микаилом на похоронах, остался им очень доволен и даже выразил ему благодарность за внимание к сыну). Но встреча с бывшим мужем не дала положительных результатов, а только усугубила положение.

Из-за Фатьмы, Микаил после работы сразу бежал домой, он почти перестал встречаться с друзьями, нигде не бывал, и даже вынужден был забросить любимый баскетбол, но, к сожалению, ничем не мог помочь любимой женщине. Фатьма все так же была подавлена.

Прошла осень, наступила зима. Был конец декабря, все готовились к встрече Нового года. Уже началась продажа елочных игрушек, витрины магазинов были украшены цветными лампочками, гирляндами, воображение покупателей поражали размеры и качества елок из различных стран мира. Люди закупали продукты и подарки.

Микаил тоже говорил сюрприз для Фатьмы. К концу декабря ремонт в ее квартире был завершен, и квартира стала неузнаваемой. Большая комната вновь стала гостиной. Сюда была перенесена нужная мебель. Микаил приобрел новый мягкий уголок, предметы которого по форме напоминали цветок. Он знал, что Фатьма давно хотела купить такой, но раньше его некуда было ставить, да и не до того было. На окнах висели красивые занавеси, выбранные вместе с тетей Раей из каталога. В квартире везде стояли розы, очень любимые Фатьмой, а на закрытом балконе была устроена целая оранжерея из цветов, посаженных в специальных ящиках, горшках, кашпо.

Квартира ждала хозяйку, и двадцать девятого декабря она вернулась. Микаил с тетей Клавой наблюдали за Фатьмой, которая молча обошла всю квартиру и затем села в гостиной. Она попросила Микаила задвинуть плотные занавеси, отчего в комнате сразу стало темно, и тихо сказала:

– Все очень красиво. Спасибо, но все это я обрела ценой жизни своего ребенка.

Микаил, стоящий в дверях, посмотрел на тетю Раю, пожал плечами и сказал:

– Ну ладно, вы тут обживайтесь, а я пойду по делам.

Хлопнула входная дверь.

Тут сорвалась тетя Рая:

– Ну что же ты делаешь, дочка?! Да не гневи ты Бога! Бог дал тебе больное дитя, ты это наказание выдержала! Ты заботилась о нем день и ночь пятнадцать лет! Бог тебе его дал, Бог и взял! Ты должна смириться! Если бы можно было трауром вернуть мальчика, то я бы тебя поняла! Я знаю, что творится у тебя на душе, тебе хуже всех, ты – мать, но ты не можешь сама умереть из-за сына. Бог оставил тебя живой – так и живи! Взамен твоих многолетних мучений он дал тебе любовь такого мужчины, равного которому я за всю свою жизнь не видела! Ангел, а не человек! Если кому-нибудь рассказать, что он для тебя делает и готов делать – никто не поверит! А ты только скорбишь – и конца края твоей скорби не видно! Ты что не понимаешь, что он не железный, ему может все надоесть. Бедный! Он так старался, по каким-то журналам делал ремонт, весь город обегал из-за этих чертовых кресел! Вся квартира в цветах, в холодильнике чего только нет! Он тебе, наверное, двадцать ликеров купил! А ты что? «Спасибо», - передразнила она Фатьму, - но траур продолжается. Бедный, ушел! Я бы на его месте не вернулась!

Тут Фатьма молча, с опущенной головой слушающая гневную речь тети Раи, подняла на нее глаза.

– Конечно! – продолжала Рая, внутренне радуясь тому, что Фатьму хоть как-то задели ее слова. – Если он не вернется, я тоже уйду! Нечего мне здесь делать! Мы с Микаилом жить хотим, а ты нам жить не даешь!

Тут неожиданно раздался звонок в дверь. И тетя Рая впустила в квартиру высокого парня, который спрашивал Микаила. Тетя Рая провела его в гостиную, и Фатьма узнала Шакира, играющего баскетбол вместе с Микаилом. Его тоже по ассоциации с игроком НБА называли «Шакил». Фатьма пригласила его сеть, и он сел в кресло напротив нее.

– Фатьма-ханум! А что у вас так темно? На улице такая хорошая погода, солнце светит, а у вас занавески...

– Не успели открыть! – сказала Фатьма и, поднявшись, отдернула шторы – комната залилась солнечным светом.

– Как у вас красиво! – сказал с вздохом Шакир, –  а я никак не соберусь сделать ремонт, жена меня уже запилила, однако я пришел к вам по делу.

Тетя Рая вместе с неслышно возвратившимся Микаилом, затаив дыхание, слушали беседу Фатьмы и Шакира у двери в прихожей.

Шакир попросил Фатьму повлиять на Микаила, который полгода не ходит играть и из-за его отсутствия их команда все время проигрывает. Завтра должна состояться последняя игра года, и ребята послали его к Микаилу, чтобы он пришел хотя бы на последнюю игру.

Фатьма пообещала Шакиру поговорить с Микаилом, который, топая ногами, вошел в комнату, сделав вид, что он только что вернулся. Он пообещал Шакиру прийти завтра в спортзал. К удивлению Микаила и тети Клавы Фатьма подала им чай, но домочадцы, боясь спугнуть Фатьму, не показали своей радости. В тот же день вечером Фатьма стала возиться на кухне, помогая сияющей Рае.

30 декабря рано утром Микаил осторожно, чтобы не разбудить спящую Фатьму, собрался и поехал в спортивный центр. Команда очень обрадовалась его приходу и собиралась «дать жару» соперникам. На последнюю игру года пришли жены и дети почти всех игроков, на скамейках сидели спортсмены из других секций.

Перед началом игры зазвонил мобильный телефон Микаила, и он услышал волнующийся голос тети Раи:

– Микаил! Она пропала! Ее нет дома! Ничего мне не сказала и ушла. Я, старая, спала и не слышала ничего. Куда она может пойти в такую рань?

– Может в магазин? – предположил расстроенный Микаил.

– В половине восьмого утра?!

Микаил сказал тете Рае, что сейчас же начнет искать Фатьму. Тут арбитр просвистел начало игры. Микаил стал объяснить товарищам из команды, что его жена куда-то ушла,  и он должен пойти ее искать, но они его не понимали и насильно вытолкнули на игровую площадку. Игра не вязалась. Давно не игравший Микаил, расстроенный звонком Раи, только мешал игре команды.

– Майкл! Что с тобой? Играй! – кричали ему отовсюду, но он ничего не слышал.

С большим трудом, доиграв первый период, он сел на скамейку и позвонил домой. «Не пришла!»  – сказала тетя Рая.

– Извини, друг, очень жаль, но я должен уйти, –  обратился Микаил к Шакиру, –  у меня дома возникли проблемы.

– Микаил! Но ты же мне обещал!

Микаил напоследок обвел глазами зал и вдруг, улыбнувшись, сказал Шакиру:

– Ну, раз обещал, то я остаюсь!

На трибуне рядом с детьми Шакира сидела Фатьма и махала ему рукой.                        

Üzüyümün qaşı...

                                                                          …побуждай к благому, удерживай от  

                                                              запретного и терпи то, что тебя постигло…

                                                                                       Коран. Сура 31-16  

По понедельникам в приемное время опять было много посетителей. Люди с разным характером и темпераментом, спокойные и энергичные, добрые и злые, умные и глупые, разговорчивые и молчаливые, искренние и не очень, молодые, пожилые и даже старые.

Лала всех внимательно выслушивала и терпеливо отвечала на все вопросы. Рабочее время подходило к концу, и она очень устала. Кроме того, периодически звонил телефон: те же просьбы, но в более лаконичной форме.

Однако среди многочисленных звонков был еще один. Стоило поднять трубку, как из нее доносилась прекрасная фортепианная музыка. Неизвестный так хорошо играл, что жаль было прерывать мелодию. Тем не менее, она вынуждена была это делать, так как посетители вряд ли оценили бы ее любовь к искусству.

Наконец прием был закончен. Часы показывали начало восьмого. По тому, как она неторопливо собирала вещи, было ясно, что ее не ждут дома муж и дети.

Вновь зазвонил телефон. В такое время мог звонить только тот, кто знает, что она ещё не ушла. Лала устало плюхнулась в кресло и подняла трубку, в которой звучала ее любимая песня «Üzüyümün qaşı firuzədəndi...»⁴

Она с большим удовольствием слушала мелодию и думала о том, кто  ее исполняет, но не могла найти ответа на свой вопрос, потому что в ее окружении не было такого, без сомнения, профессионального музыканта.

– Кто вы такой? – спросила она по завершению игры.

– Ответ настолько прост, что я не хочу вас так быстро разочаровывать, –   ответил приятный мужской голос. – Уже поздно. Вам пора домой. Если не ошибаюсь, вам ещё сорок минут на дорогу. Я позвоню вам в девять часов.

Наспех поужинав, Лала рассеянно смотрела телевизор. Ей было тридцать пять лет и, как говорят в народе, она была старой девой, но выглядела она значительно моложе. Стройная девушка, с большими черными глазами, элегантная, с прекрасными манерами и хорошим вкусом. Все очень удивлялись: почему она не замужем. Но никто не знал, что эта девушка в ранней молодости пережила страшную трагедию из-за нелепой смерти любимого человека, и, даже спустя десять лет она никак не может смириться со своей потерей. Лала понимала, что жизнь продолжается, что пора иметь семью, но ей было очень трудно выбрать себе спутника жизни. Ей никто не нравился и, как это бывает в таком возрасте, в любом претенденте на руку и сердце, она всегда находила какой-нибудь недостаток. Родители, родственники, приятели одолели ее вопросами о замужестве, и она обещала им вскорости решить этот вопрос, переросший в проблему.

Телефонный звонок прервал ее раздумья.

– Ну что? Вы умираете от любопытства? – поинтересовался незнакомец в ответ на ее. «Алло!»

– Я принадлежу к редчайшей в мире категории нелюбопытных женщин, –  ответила она,  – но вынуждена признаться, что мне интересно узнать, кто мой собеседник.

– Но это лишний раз подтверждает, что в природе не существует этой «редчайшей категории». Не буду вас больше мучить. Меня зовут Эльхан, фамилия – Миралиев. Лично мы не знакомы, но видимся довольно часто. Вы меня вспомнили?

Как могла Лала его не вспомнить?! Да она его и не забывала! С того дня, как она увидела этого человека, он не выходил у нее из головы.

Он пришел в аппарат министерства около двух месяцев назад после партийной конференции, где он был избран новым парторгом министерства и сразу же привлек к себе внимание женщин и не столько внешностью, сколько обаянием. Высокий симпатичный мужчина сорока лет с пышными черными усами, приветливый и общительный, с очаровательной улыбкой он не мог оставить равнодушной ни одну женщину. Кадровичка сообщила, что он женат, тем не менее, интерес к нему не угасал. Однако Лала, влюбившаяся в Эльхана с первого взгляда, старалась подавлять в себе вспыхнувшее чувство, понимая, что рассчитывать на взаимность чужого мужа она просто не имеет права.

В министерство Лалу посылали изредка, но он бывал у них в Управлении довольно часто, и Лала про себя отметила, что последнее время, встречаясь, он как-то по-особенному смотрит на нее. Как видно, она не ошиблась. Сегодняшний вечер,  связанный со звонком – Эльхана, выбил ее из колеи и смешал ее чувства.

– Ну и что вас интересует,– спросила Лала.

– Как бы вам это объяснить.., – он несколько замешкался, –  видите ли, Лала, дело в том, что я ... Нет! Дело в том, что не... Короче, мне надо вам кое-что сказать, но я не знаю, как это мне сделать. Черт возьми! – засмеялся он, –  я даже не думал, что это будет так трудно! С чего же мне начать?

Лала, естественно, догадалась, о чем будет говорить ее новый знакомый, но  делала вид, что ничего не понимает.

– А вы начните с главного! – помогла она советом Эльхану.

– Да, вы правы! Я начну с главного... В общем так! Лала, вы мне очень нравитесь, но я не предполагал, что буду так смущаться, поэтому решил объясниться по телефону, не смея ничего сказать, глядя вам в глаза. Конечно, это не лучший способ выразить свои чувства, но я надеюсь, что вы на меня за это не обиделись, правда?

Лала не успела ничего сказать, а он продолжал:

– Я знаю, Сева (кадровичка) уже сообщила всем мои анкетные данные. Действительно, я женат, но около трех лет живу отдельно. Не хотел бы говорить об этом по телефону. Послезавтра суббота. Давайте встретимся, и я обо всем вам расскажу.

Позвонив близкой подруге Рене, Лала рассказала ей все, что произошло сегодня вечером и призналась, что влюблена в Эльхана.

–  Лалка! И ты столько времени молчала и ничего мне не говорила?! Бессовестная! Но все равно молодец! Подцепить такого обалденного мужика! Да за него все женщины у нас в министерстве умирают. Впрочем, ты это и без меня знаешь! Но я за тебя очень рада: наконец нашелся человек, который тебе понравился.

Лала и Рена были одногодки и подружились в институте. Рена уже успела побывать замужем, но развелась и теперь одна воспитывала двоих детей. Она работала в том же министерстве и была знакома с Эльханом.

Ни в субботу, ни в последующие два-три месяца вне работы Лала с Эльханом не встречалась, хотя он очень настаивал. Он звонил ей по несколько раз в день и на работу, и домой. И теперь, бывая у них в Управлении, обязательно заходил к ней. За короткое время Лала к нему очень привязалась, всегда ждала его звонка и от души радовалась его приходу. Он был умный интеллигентный человек, спокойный и выдержанный. Прекрасный рассказчик, Эльхан хорошо разбирался в искусстве, музыке и технике, так как умудрился закончить и строительный институт и консерваторию.

Если он звонил из дома, то, положив трубку телефона на пианино, наигрывал для нее различные мелодии и обязательно ее любимую: «Цзцйцмцн гашы».

– Как ты угадал, что это моя любимая песня? – спросили Лала Эльхана, на что он ответил:

– Носить кольцо с бирюзой и не любить эту песню – грех!

У Лалы, действительно, было такое кольцо, подаренное бабушкой, которую она

очень любила.

Иногда Лала даже сомневалась, что она любит больше: кольцо или песню о кольце с бирюзой, потому что эта песня была для нее лучшей песней в мире. Услышав ее мелодию Лала буквально замирала, она как-бы на время отключалась от действительности и оставалась один на один с этой восхитительной музыкой. Особенно она любила слушать эту песню в исполнении покойного Рашида Бейбутова,. И была бесконечно благодарна Тофику Кулиеву за это прекрасное произведение, которое прожило и, без сомнения, проживет долгую жизнь. Столько лет прошло со дня сочинения этой песни, а она и сегодня всеми любима. Вот в этом-то и состоит истинное величие и мастерство композитора. Лала вообще обожала песни Тофика Кулиева и могла слушать их часами. И ей особенно было приятно, что Эльхан не только разделял ее точку зрения, но и мог очень многое рассказать о творчестве  маэстро.

Время шло. Лала и Эльхан очень привыкли друг к другу. Эльхан все чаще настаивал на встрече, но Лала, воспитанная в строгих правилах и, имевшая безупречную репутацию, не могла себе позволить пойти на свидание с женатым человеком, пусть даже фактически разведенным. Но в тоже время она не могла побороть в себе растущее с каждым днем физическое влечение.

Рена видела переживания подруги, и ужасно возмущались: «Нельзя же так мучить и себя и его! Узнай конкретно, когда он получит развод! Надо же быть такой дурой! Да ты хоть представляешь себе, какое удовольствие ты получишь от его поцелуев?! Наверное, от его усов будет щекотно! Идиотка! С природой бороться нельзя!»

И природа победила!

Было начало апреля. Как-то утром он зашел к ней, держа в руках какой-то сверток, и сказал:

– Если ты обрадуешься тому, что здесь находится, то в субботу мы поедем на прогулку,  – и опрокинул сверток ей на стол.

Лала вскрикнула от восторга: на стол посыпались прекрасные гиацинты: белые, розовые, сиреневые, и кабинет наполнился чудесным ароматом этих дивных цветов.

В пятницу в обеденный перерыв Рена давала Лале различные советы, как вести себя наедине с Эльханом, но они ей не понадобились.

Лала и Эльхан договорились встретиться в два часа дня.

В субботу с утра пошел снег (в апреле!), и подул холодный ветер, но позвонивший Эльхан сказал, что все остается в силе.

– Куда же можно поехать в такую непогоду? – поинтересовалась Лала, сидя в его машине.

– Я дал себе слово поехать с тобой на море, но ничего. В хорошую погоду туда все ездят, а вот в такую – не всякий отважится!

Они приехали на Шихово.

– Я так долго ждал этого момента, что даже не знаю о чем говорить, –  вздохнул Эльхан.

Тем не менее, он подробно рассказал Лале о себе.  После смерти матери, оставшись вдвоем с отцом, абсолютно не приспособленные к домашним делам, вопреки своему желанию по совету тети женился на ее соседке: тихой скромной девушке, производивший хорошее впечатление, которое быстро развеялось. Выросшая в многодетной семье в стесненных жилищных условиях, она радовалась не столько, в общем-то, неплохому мужу, который ей достался, сколько просторной четырехкомнатной квартире в центре города.

Отец Эльхана, научный работник, весьма далекий от быта человек, не понимал тревогу сына:

– Ты мой единственный сын, она твоя жена – хозяйка дома, мы ее прописали, чего волноваться? Все в норме!

Но Эльхан не мог считать нормой первый вопрос женщины после брачной ночи:

– Когда я буду прописана к тебе – мама меня уже выписала!

Эльхан прописал жену на пятый день после свадьбы. Когда она, возвратившись из ЖЭКа, обзвонила всех родственников и с радостью сообщила им об этом, Эльхан понял, что совершил ошибку.

Ему стало так противно, что жить  с ней он уже не хотел и с каждым днем ненавидел ее сильнее и сильнее, и даже рождение дочери не обрадовало его. Дождавшись, когда ей исполнился год, Эльхан предложил жене развестись. Но вот уже три года ему не удается это сделать, так как все время находятся различные причины, искусственно прикрывающие нежелание расстаться с квартирой. Он с отцом проживает квартирантом, так как терпеть бесконечные ссоры и скандалы, уже нет сил. Завершив свой рассказ, он добавил:

– Я рассказал тебе истинные факты, чтобы ты не получила искаженную информацию. Но самое главное это то, что я тебя очень люблю и сделаю все, чтобы мы поскорее были вместе.

Тема о жене была закрыта. Все остальное время он рассказывал ей множество забавных случаев о своих друзьях, о поездках в разные города, об учебе в институте и консерватории. Лала слушала его и думала, что наконец-то нашла свое счастье. Эльхан оказался тем мужчиной, о котором она мечтала.

Снег давно перестал. Выглянуло солнце. Был уже шестой час, когда она предложила вернуться в город. Он взял ее за руку и приложил к своей щеке.

К семи часам она была уже дома. Мама сообщила, что несколько раз звонила Рена.

– Ну что? Тебе было щекотно от его усов?

Когда Лала ответила, что они не целовались, Рена завопила:

– Так чем же вы занимались столько времени? Я уже думала, что он тебя девственности лишил! Господи! Ну что ты за дура! Неужели тебе не хотелось поцеловаться с ним разок?!

– Хотелось! Но не могла же я это сделать первой! Но он меня этим и потряс, что не стал приставать ко мне в первую же встречу.

Вечером позвонил Эльхан и поинтересовался, понравилась ли ей поездка.

– «Очень», –   ответила Лала.

В следующую субботу они вновь поехали за город. Почему-то всю дорогу Эльхан молчал. Лала что-то рассказывала ему, но он, казалось, ее не слышал.

Как только Эльхан выключил мотор, он взял ее за руку, притянул к себе...

Лале показалось,  что она стала невесомой и летит в пропасть. Голова закружилась, в животе похолодело. Мягкие, но уверенные поцелуи Эльхана вперемежку с нежными словами сводили ее с ума. От усов, действительно, было щекотно.

– Когда ты целовалась в последний раз? – спросил он, переводя дух.

– Четырнадцать лет назад,  – ответила она.

– Невероятно! Откуда ты такая взялась!

Они стали часто совершать поездки за город, нередко ходили в гости к Рене. Лала сияла от счастья. Но однажды, возвращаясь в город, Эльхан сказал:

– Все! Больше мы с тобой никуда не поедем!

– Почему? – удивилась Лала,  – ты уже разлюбил меня?

–  Послушай! Я очень сильно люблю и уважаю тебя. Более того, я не представляю рядом с собой никакую женщину кроме тебя, но я не мальчик. Мне надоело целоваться в машине. Мне трудно контролировать свои действия и держать себя в руках. Мне нужно больше. Я хочу, чтобы стала моей!

– Он абсолютно прав! – отреагировала Рена. – Он нормальный здоровый мужик. Да и ты – не маленькая девочка. Ты его любишь и, если не хочешь упустить, сделай решительный шаг или оставь его в покое!

Но Лала не могла сделать ни то, ни другое. Она очень полюбила Эльхана и ни за что на свете не хотела с ним расставаться, но в то же время она не могла принять его предложение.

Лала выросла в строгой азербайджанской семье с многочисленными тетушками, которые с детства учили своих девочек, как они должны вести себя с мужчинами.

Лала мучилась, а время шло. Развод Эльхана затягивался, так как жена не соглашалась ни на один вариант расселения.

Скоро в стране стали происходить изменения. Горкомы, райкомы были ликвидированы, и необходимость в партийных работниках отпала. Эльхан остался без работы. Пока он ее искал, отца разбил паралич. Платить за квартиру и лечение отца стало практически невозможным, и он был вынужден вернуться в свою квартиру, к жене. Лала предлагала ему всяческую помощь: материальную и физическую, но он категорически от всего отказывался. Она знала, что ему трудно, хотя он никогда не жаловался. Они перестали видеться, так как  он практически не мог выходить из дома, потому что  состояние отца было крайне тяжелым.

Естественно, что в такой ситуации вести разговор об их личной жизни было нетактично и бессмысленно. Об этом они даже не вспоминали в их редкие телефонные разговоры, но он всегда повторял, что очень любит ее, и ему жаль, что все так складывается.

Так прошло ещё полгода.

Лала не знала, что ей делать. Она уверила домашних, что скоро выходит замуж и сейчас радовалась, что ее хотя бы временно оставили в покое.

Наступило лето, в начале которого Лала отмечала свой день рождения. В перерыв явился Эльхан, он выглядел очень уставшим и измученным. Они немного поговорили. Он рассказал, что состояние отца не улучшается, жена его тоже болеет, поэтому притихла и уже не скандалит.

На прощанье он подарил Лале крошечную золотую подкову: «Это нам на счастье. Смотри – не потеряй!»

Подкова пропала в тот же день, и, сколько Лала не искала, так и не смогла ее найти. Это ее очень расстроило. А тут ещё Рена ее замучила: «Я понимаю, что сейчас не время говорить о ваших отношениях. С его стороны нечестно так поступать с тобой и держать тебя на привязи. Может, ты сможешь устроить свою личную жизнь с кем-нибудь другим. Сколько ты будешь ждать? Тебе тридцать шесть лет!»

– Я подожду ещё,  – сказала Лала, потому что люблю его.

– Пенелопа несчастная! Чего ждать? Сначала развод, потом потеря работы, затем болезнь отца, а завтра ещё что-нибудь случится, а ты будешь ждать!

Лала потеряла голову.

Мама с родственниками вновь начали приставать с расспросами о замужестве, а племянник тетиного мужа, давно положивший на нее глаз, стал подозрительно часто «случайно» бывать у них тресте или «Проходить мимо» к концу ее работы.

Следующая неделя началась с сообщения Рены о том, что у жены Эльхана обнаружен рак груди и ей предстоит операция.

... Эльхан не приходил и не звонил все лето. Лала знала, что отец его скончался, и теперь жена после ненужной и бесполезной операции дожидается своей очереди.

Обручение Лалы состоялось в сентябре, в октябре он должна была перебраться к мужу.

Перед отпуском, когда Лала собирала вещи, неожиданно пришел Эльхан. Истосковавшаяся Лала бросилась ему на шею. От близости любимого мужчины, от его поцелуев, от знакомого запаха одеколона у нее кружилась голова.

– Я пришел пожелать тебе счастья и предложить в последний раз съездить со мной к морю.

Лала не могла ему отказать.

В машине Эльхан сказал: «Давай только на секунду зайдем к моей бабушке

передадим лекарство...». Поднимаясь по ступенькам какого-то дома, Лала думала, что никогда не слышала о том, что у него есть бабушка.

Никакой бабушки у Эльхана, естественно, не было...

Муж Лалы после их свадьбы сказал:

– Несмотря на клятвы твоей тети, я был уверен, что ты не девственница.

... Лалиному сыну сейчас шесть лет. С четырех лет он удивительно хорошо играет на пианино.

– Не могу понять, откуда у него такие способности к музыке! Мне медведь на ухо наступил, и у нас в роду вообще нет музыкантов,  – удивляется муж Лалы.

– У нас тоже,  – говорит Лала.

Только Рена загадочно улыбается, потому что Эльхан, теперь уже ответственный работник МИДа, встречается со своим сыном у нее дома.

Счастье, лежащее на дороге.

                                                                                И нашел тебя бедным и обогатил.

                                                                                                               Коран. Сура 93-8

Аида пересчитала деньги: оставалось пять тысяч манат. Опять не хватило денег на клубнику, которая кончалась, а они с Зоей Васильевной никак не могли ее попробовать.

«Ладно, уж – не дети», –  подумала она. На следующей неделе она должна была получить деньги за аренду гаража. «Вот тогда и купим», –  вздохнула она про себя. Она ещё раз заглянула в кошелку: все ли она купила. Все правильно: два килограмма картошки, пол кило помидоров, шесть  яиц, зелень и две пачки «Саны». Этой еды им должно хватить на неделю.

Аида перешла дорогу. Зоя Васильевна махала ей рукой с балкона. Они жили в пятиэтажном доме в районе «Пятиэтажки» и были соседями по этажу. У Зои Васильевны была однокомнатная, а у нее двухкомнатная квартиры. Уже десять лет Аида жила одна. Детей у нее не было, и после смерти мужа она замуж вторично не собиралась. Да это и трудно было бы сделать, так как, имея прекрасную фигуру, Аида была очень некрасивой женщиной и знала, что за глаза все называют ее «страшненькой». Уменьшительно-ласкательный суффикс к слову прибавлялся из-за ее чудесного характера. Аида была честной, безгранично доброй, чуткой и внимательной. В свои сорок восемь лет она была по-детски наивной, и все принимала за чистую монету. Двадцать пять лет она проработала «простым» инженером на одном из заводов. Шесть лет назад завод закрыли, и с тех пор Аида как не пыталась устроиться на какую-нибудь работу, так и не смогла. Немного денег, что ей удалось скопить за свою жизнь, пропала: в коммерческих банках. А теперь она была вынуждена перебиваться на двадцать долларов за аренду гаража. И эти деньги она делила с одинокой соседкой Зоей Васильевной, которая получила небольшую пенсию.

В прошлом году они решили сдать одну из своих квартир, но это им никак не удавалось, так как квартира Зои Васильевны вообще никогда не ремонтировалась, и в ее комнате обои были сорокалетней давности. В Аидыной  квартире  последний раз  ремонт производился при жизни её мужа, но соседи сверху умудрились так затопить ее квартиру, что в ней не только ванная с кухней пришли в непригодное состояние, но и обе комнаты с потрескавшимися облупленными потолками и выгоревшими обоями тоже представляли собой ужасно неприглядную картину. По этой причине они так и не смогли заполучить даже самого бедного квартиранта и жить им, прямо скажем, было очень тяжело.

Из-за отсутствия денег Аида была лишена многих элементарных вещей. Купалась у соседки, так как в ее ванной была испорчена колонка. Белье гладила чугунным утюгом, так как был сломан электрический. У нее даже телевизора не было.

Так уж случилось, что у них с Зоей Васильевной почти одновременно испортились телевизоры. Приглашенный мастер из двух собрал им один телевизор, который показывал только несколько каналов. Телевизор был необходим женщинам для просмотра телесериалов, которые они очень любили и в течение дня обсуждали всех героев. Что касается газет и журналов, то на их покупку денег у нее никогда не оставалось. Она с завистью смотрела на газетные киоски, пестрящие красочными обложками газет и журналов, которые ей так хотелось почитать.  В прихожей Аидыной квартиры стоял треснувший от удара телефонный  аппарат, перевязанный изоляционный лентой, так как купить новый у нее тоже не было возможности.

Вот с такими трудностями жила Аида, пока один единственный день не перевернул всю ее жизнь.

Как-то раз вечером Аида с Зоей Васильевной возвращались с очередной ежедневной прогулки. Они медленно шли, наблюдая за тем, как в арке их дома стоит небольшая толпа. Приблизившись, они увидели лежащего на земле скорчившегося мужчину. На вид ему было около шестидесяти лет. Это был  худой мужчина, с пышной седой шевелюрой. Одет он был в светло-серый костюм и почти новые черные туфли, о чем явно свидетельствовала подошва обуви. В левой руке с очень красивыми часами и массивным перстнем на безымянном пальце был зажат брелок с ключами от машины.

Какая-то женщина предположила, что он пьяница, но ее голос потонул в неодобрительном гуле толпы, не согласной с ее мнением. Аида увидела, как их сосед по дому присел на корточки возле мужчины и сказал, обращаясь ко всем:

– Никакой он не пьяница. У него, скорее всего, приступ. Нужна «скорая помощь»; но нельзя же вызывать ее в подворотню,  – и вдруг, заметив Аиду, он обратился к ней, - Аида ханум, жалко человека, возьмите его к себе и вызовите врача. Видно, что он приличный человек. Я сам бы это сделал, но меня ждет машина: я с семьей еду в район. Помогите мужчине и не беспокойтесь! Очухается и уйдет, он совсем не похож на бездомного.

Мужчина стонал от боли. Раздумывать было некогда. Взглянув на Зою Васильевну, словно ожидая ее одобрения, Аида решительно сказала:

– Поможем.

Молодые парни из толпы, взяв мужчину под мышки, быстро доставили незнакомца к ним на второй этаж. Зоя Васильевна, как всегда, очень долго возилась с замком, а Аидына дверь была уже открыта. Парни занесли и положили мужчину к ней на диван в столовой. Аида подложила ему под голову подушку и укрыла пледом. Больной лежал на боку, голова его была наклонена до колен, он громко стонал.

–  Вызывай «скорую», Аида, –  показала на телефон Зоя Васильевна, –  вон, из кармана виден паспорт, наверное, его.

– Нехорошо лезть в чужой карман,  – ответила Аида.

– Нехорошо будет, если он умрет у тебя на диване, –  сказала соседка, доставая паспорт из кармана пиджака, висевшего на стуле.

Из паспорта выпала повестка в суд. Они узнали, что мужчину звали Агадаи. Ему был шестьдесят один год, и у него была многолетняя бакинская прописка, что несколько успокоило Аиду.

Врач, приехавшей «скорой помощи» сделал мужчине обезболивающее и посоветовал Аиде обязательно взять его к гастроэнтерологу, так как у него серьезное заболевание. Когда «скорая» уехала, было уже начало одиннадцатого.

Больной спокойно спал, подложив руку под голову. В столовой Аиды стоял смешанный запах хорошего одеколона и дорогих сигарет. Было жестоко и, по крайней мере, неприлично будить больного и отправлять его домой.

– Зоя Васильевна! Я почему-то беспокоюсь. А вдруг он у меня что-нибудь украдет? – неуверенно предположила Аида.

– Господи! Да что у нас с тобой можно украсть? – улыбаясь, ответила соседка.

И сознавая нелепость своего предположения, Аида тихо засмеялась, потому что в ее квартире с давно вышедшей из моды мебелью, просиженными креслами и стульями, с потускневшим от времени и многократной стирки ковром и простенькой посудой, красть, действительно, было нечего.

Аида ночевала у Зои Васильевны. Утром, зайдя в квартиру, они увидели, что мужчина уже проснулся и сидит на диване. Выглядел он неважно, наверняка, сказывался вчерашний приступ. Его серые глаза со вниманием и интересом смотрели на вошедших женщин.

– Не знаю, как выразить вам свою благодарность, –  сказал он, –  вы мне очень помогли. От сильных болей я всегда теряю сознание. Даже не представляю, что бы со мной стало, если не вы. Большое вам спасибо! Не каждый в наше время решиться взять домой такого больного. Простите, я не знаю ваших имен.

– Зоя Васильевна и Аида,  – сказала Зоя Васильевна и спросила: «Как вы теперь себя чувствуете?»

– Если я сейчас выпью стакан свежего чая, то будет совсем хорошо,  – ответил он с улыбкой.

Аида пошла на кухню. Когда она с подносом вошла в комнату, соседка и Агадаи тихо беседовали.

– Ты знаешь, дочка, вот человек хочет снять у тебя комнату?

– Вы, наверно, шутите,  – сказала Аида.

– Ничуть. Я говорю вполне серьезно,  – сказал незнакомец.

– Вы же видите, что у меня квартира в ужасном состоянии. У меня нет телевизора, в ванной не работает колонка…, – стала перечислять Аида.

– Это все мелочи,  – перебил ее мужчина, –  давайте лучше обговорим цену. Сколько вы хотите за комнату, за столовую, естественно?

– Я не знаю,  – сказала Аида растерянно.

– Двести долларов вас устроит? Но только, если возможно, с обедом. Продукты за мой счет.

Аида от удивления не могла даже рта раскрыть.

– Устроит,  – ответила за нее Зоя Васильевна, –  она очень чистоплотная и хорошая хозяйка. А готовит так вкусно, просто пальчики оближешь.

– Вот и хорошо,  – сказал новоявленный квартирант, –  ко мне будут приходить только два парня: они у меня работают и во всем мне помогают. Он достал из лежащего на столе портмоне деньги и  протянул Аиде.

– Вы не возражаете, если я позвоню?  – спросил Агадаи и, не дождавшись ответа от стоящей в растерянности Аиды, вышел в прихожую и набрал номер.

– Аяз! Это я. Не волнуйтесь, все нормально. Я нашел и уже снял квартиру. Срочно приезжайте – у нас много дел,  – сказал он в трубку и, спросив у Аиды, назвал адрес.

Через десять минут в дверь позвонили.

– Я открою, –  сказал Агадаи, вслед за которым в квартиру вошли два молодых парня приблизительно тридцатилетнего возраста. У каждого в руке был букет  роз. Они вручили цветы женщинам и сразу же завоевали их сердца.

– Молодцы! Хорошо, что вы догадались,  – сказал Агадаи, –  но я не говорил вам, что здесь две женщины,  – удивился он.

– Мы услышали в трубке голоса, когда беседовали с вами,  – ответил Аяз, –  и будучи истинными джентльменами…

– Ладно, джентльмены, прошу вас пройти со мной,  – перебил его Агадаи.

Одного из парней звали Аяз, второго – Сеймур. Они с нескрываемым удивлением рассматривали Аидину квартиру.

Зоя Васильевна и Аида удалились в другую комнату, но из открытой двери столовой они слышали все, что сказал Агадаи.

– Эти женщины подобрали меня с приступом на улице и оказали необходимую помощь. Мне здесь нравится, и я поживу тут, пока утрясётся мой квартирный вопрос. Кстати, суд сегодня. Наверняка,  мне присудят однокомнатную на Гянджлике, а ей оставят квартиру в центре. А теперь слушайте. Здесь нет элементарных вещей. Поэтому идите и купите сейчас один хороший телевизор и нормальный телефонный аппарат. Приведите мастера – пусть исправит колонку и заодно посмотрит газовую плиту. Сегодня утром до прихода хозяйки я хотел поставить чай, но не мог повернуть ни одной ручки на плите. Не представляю, как она ей пользуется!

В это время Аида, прикрыв рот рукой, сказала шепотом Зое Васильевне:

– Бедный! Он же не знает, что у меня работает только одна конфорка и то еле-еле!

– Далее,  – продолжал Агадаи,  – Сделайте мощный «bazarlıq»^*. Основные продукты

возьмите по пять килограммов. Само собой фрукты и овощи. Мне пиво и сигареты, как обычно. Купите мне спортивный костюм и тапочки. Все. Идите!

Тут же хлопнула входная дверь.

Ошалевшие женщины молча смотрели друг на друга. Покачав головой, Аида сказала:

– Зря я все-таки согласилась пустить его в дом. Может он какой-то преступник?

– Никакой я не преступник, а обычный нормальный бизнесмен,  сказал появи– вшийся в дверях Агадаи, –  и бояться меня не нужно. Сейчас ребята принесут мне спортивный костюм, надо будет погладить мне эти брюки, а то  у них несвежий вид.

–  Тогда пойду, поставлю утюг, чтобы он согрелся до их прихода, –  сказала Аида, вставая со стула и, уловив вопрос во взгляде Агадаи, смущенно добавила, –  электрический утюг испорчен.

Квартирант опять подошел к телефону, набрал номер и сказал в трубку:

– Купите ещё один хороший утюг.

Где-то через час, еле-еле сводившая концы с концами Аида изумленно наблюдала за тем, как ребята выкладывают на кухонный стол продукты из громадной коробки. Чего только тут не было! Сахар, мука, чай, крупы, макаронные изделия, сыры, колбасы, разные копчености, мясо, куры, простые и шоколадные конфеты, кексы, печенья, рулеты, орехи, овощи, цитрусовые фрукты, бананы и даже два ананаса!

В отдельной плетеной корзинке была отборная клубника. Все продукты были высшего качества. В большом кульке находились приправы начиная с соли и кончая шафраном.

В дверях кухни появился квартирант в спортивном костюме и, даже не взглянув на стол, напомнил о брюках, и протянул Аиде электрический утюг, рекламу которого часто показывали по телевизору. Затем Мурик (так Аяз звал Сеймура) принес из прихожей два свертка. В одном из них был электрический чайник, а в другом красивый телефонный аппарат, который он тут же подключил вместо старого. В отдельную коробку Аяз сложил продукты для Зои Васильевны и отнес их ей. После этого мужчины ушли.

Чуть позже Аида зашла к соседке, чтобы поделиться с ней переполнявшими впечатлениями. Ее кухонный стол был также завален различной снедью.

– Я никогда в жизни не ела ананас, даже не знаю, как его резать, –  улыбалась изумленная Зоя Васильевна. Она, как и Аида, не могла поверить в то, что происходит.

К четырем часам приехал Агадаи с парнями и мастером, который быстро починил колонку. Газовую плиту он забраковал, сказав, что она очень уж старая и больше двух конфорок на ней работать не будут.

– Лучше купить новую,  – посоветовал он.

– Неплохо бы и холодильник в придачу, –  добавил Аяз, показывая на продукты, которые стояли на столе, не поместившись в  допотопный Аидын «Орск».

Пообедав, ребята ушли, а Агадаи, усевшись на диване, стал просматривать какие-то документы. Он так спокойно и уверенно себя чувствовал, как-будто он жил в этом доме много лет.

Ещё через час рабочие вносили в Аидину квартиру телевизор, холодильник и газовую плиту. По истечении каких-то пятидесяти минут мастер заменил ее газовую плиту на новую и включил холодильник «Стинол», который своей новизной подчеркивали убогое убранство ее кухни. Старая плита была вынесена во двор, а свой холодильник Аида поставила в спальню.

Несмотря на то, что новые бытовые приборы были очень красивы и отличались хорошим качеством, Аиде не понравилось, что их принесли и установили, не спрашивая ее мнения. Она зашла в столовую, где Агадаи с ребятами смотрели «Вести» по большому цветному телевизору, и с ее точки зрения очень строго спросила квартиранта, сколько он собирается у нее жить. Аяз с Сеймуром заулыбалась, а Агадаи спокойно ответил, что не

более шести месяцев.

– Тогда почему вы купили холодильник и плиту? Я обошлась бы своими приборами!

– Аида ханум! Неужели вы думаете, что, уходя, я заберу эти вещи с собой? Все останется вам, пользуйтесь на здоровье! Кстати,  – сказал, пряча улыбку Агадаи, обращаясь к ребятам,  – завтра купите ещё один телевизор, потому что мне кажется Аида ханум из тех, кто аккуратно смотрит все сериалы и это, по-моему, единственное, в чем наши с ней взгляды не совпадают.

Пришедшая Зоя Васильевна радовалась за Аиду:

– Счастье-то, какое! Да ты никогда в жизни не смогла бы купить хоть одну из этих вещей!

Так Агадаи стал жить в доме Аиды. До четырех часов он был на работе, затем возвращался. Вечером к нему приходили ребята, приносили деньги и отчитывались перед ним.

Аяз с Сеймуром по утверждению Агадаи были очень честные, деловые и сообразительные ребята. Добрая Аида сразу пришлась им по душе, но их поражала ее наивность и непрактичность, поэтому они всегда над ней подшучивали. Особенно Сеймур, про которого Агадаи говорил, что он будет веселиться даже на своих похоронах.

Как-то за ужином Аяз сказал Агадаи, что его машина уже отремонтирована и стоит уже под балконом. Агадаи поинтересовался у Аиды не сдает ли кто-нибудь гараж в их дворе.

–  Кроме меня никто не сдает, только я, потому что у меня нет машины.

– А у вас есть гараж? – хором спросили ребята.

– Да. Большой каменный гараж. Папа был инвалидом войны, но машина была продана перед его смертью. Однако, мой гараж, к сожалению, сейчас занят. Я его сдала в аренду.

– Аяз! Какая она практичная женщина, –  лукаво сказал Сеймур, сразу предположив, что Аиду, наверняка, надули. – И сколько вам платят за аренду? – чересчур вежливо обратился он к Аиде.

– Двадцать долларов,  – спокойно ответила она.

Аяз с Сеймуром поперхнулись.

– Двадцать долларов за аренду гаража в центре города? Да вы что, Аида ханум! Как же такое может быть? Платят хоть аккуратно? – спросил Аяз, укоризненно качая головой.

– Если честно – нет, потому что дела в магазине идут плохо. Это они мне так объясняют, хотя у них всегда полно покупателей.

– А кто арендует гараж? – вмешался в разговор Агадаи.

– Завмаг супермаркета, что у нас под домом. А что, я сдала его дешево? –  спросила Аида.

– Чересчур дешево, –  сказал Агадаи и перевел взгляд на ребят, –  спуститесь и разберитесь. Мне кажется, они не осиливают столь высокую плату, –  улыбаясь, добавил он.

Спустя некоторое время заведующий супермаркетом, ни разу не удостоивший Аиду даже взглядом и расплачивающийся с ней через своих работников, находился в квартире Аиды и извинялся перед ее квартирантом-

– Ага! Я не знал, что ханум ваш человек. Даю слово: больше этого не повторится.

– Я знаю. Из-за несвоевременной оплаты мы расторгаем договор. Освободите гараж!

– Baş üstə^*, Ага!

Через два дня темно-синий БМВ Агадаи стоял в Аидином гараже, но ни он, ни Аяз с Сеймуром так и не смогли  уговорить Аиду взять деньги за его аренду.

Постепенно Аида и Агадаи привыкли друг к другу. Она убедилась, что он порядочный человек и относилась к нему с большим уважением. Ничего не боясь, она уже спала в своей комнате. Периодически с ним случался приступ, она тут же вызывала ему «скорую», ухаживала за ним во время приступа и вообще очень заботилась о нем. Аида уже знала его семейную драму.

Агадаи был женат на красивой, вечно недовольной, крикливой женщине младше его на двенадцать лет. У них есть двадцатилетняя дочь. Много лет он занимал руководящие должности, затем по болезни вышел на пенсию, но семья, по-прежнему, жила прекрасно, ни в чем не нуждалась. Полгода назад он застал жену с любовником. И больше всего в этой истории его потрясло то, что дочь была дома и при выяснении отношений заняла сторону матери:

– Папа! Ты старый больной человек, а мама ещё молодая!

Они развелись. По решению суда ему досталась однокомнатная квартира, которая пока занята квартирантами, поэтому он временно поселился у нее.

– Когда перееду, я буду скучать, потому что уже к тебе привык,  – сказал Агадаи.

Сам того не понимая, он очень привязался к Аиде. Тихая, спокойная, заботливая Аида была для него олицетворением семейного счастья и покоя, в чем он так нуждался и был бесконечно благодарен судьбе за то, что повстречался с Аидой.

Аида всегда чем-нибудь изумляла ребят и Агадаи.

Как-то беседуя с ней, он очень удивился, узнав о том, что эта женщина за всю свою жизнь никогда не выезжала из города. Как родилась в Баку, так и прожила здесь все свои сорок восемь лет.

– Куда бы ты поехала, если у тебя вдруг появилась такая возможность? – спросил он.

– Естественно, в Москву и Ленинград.

– А куда бы вы пошли там в первую очередь? – тут же задали вопрос Аяз с Мурадом, предвкушая нестандартный ответ и повод для смеха.

Не успела ничего не подозревающая Аида ответить:

– В Москве, конечно, в Мавзолей Ленина… – как они чуть не упали со стульев от смеха

– … а в Ленинграде – в Эрмитаж,  – завершила свою мысль Аида.

Парни хихикали. Агадаи прикрикнул на них:

–  Bəsdir^*! А куда бы ты ещё хотела поехать? – с интересом спрашивал он Аиду.

– Я понимаю, что это, невозможно, но я бы поехала в Париж, Лондон, Нью-Йорк, Стамбул, на Канарские острова – мне интересно, почему все туда рвутся,  – и обязательно в Лаг-Вегас!

– А что, Аида-ханум, вы любите азартные игры? – продолжали веселиться Аяз с Сеймуром.

– Да нет! Просто я видела по телевизору, что в Лас-Вегасе много казино, я бы хотела попробовать сыграть хоть раз в жизни.

– Ну, для этого вовсе не обязательно ехать в Лас-Вегас, –  сказал Агадаи, –  будь готова, сегодня мы идем в казино.

В тот же вечер элегантно одетая Аида в сопровождении трех мужчин посетила казино и незаметно для себя посадила там 100 долларов! После этого она уже не играла, а следила за игрой других. Агадаи играл в соседнем зале. Они вернулись домой в три часа ночи. По дороге Аида никак не могла успокоиться: как же это вышло, что она пустила на ветер такую большую сумму. Ведь ещё совсем недавно она считала копейки и это деньги были для нее недосягаемым состоянием.

Агадаи, Аяз и Сеймур откровенно, беззлобно над ней посмеивались.

Наутро Аида рассказала о своих впечатлениях Зое Васильевне, умолчав о проигранных деньгах, потому что ей было очень стыдно.

–  Знаешь, дочка, восточные мудрецы говорят, что Бог потешается над человеком только дважды: когда бедного делает богатым и наоборот, но ты особо отмечена Богом. Он послал тебе счастье на всю оставшуюся жизнь.

Соседка оказалась права.

Агадаи был тяжело болен и знал, что ему осталось жить несколько лет.

За это время он совершил с Аидой краткие путешествия во все страны, куда ей хотелось съездить. Кроме того, они побывали в Японии, Китае и Италии.

Агадаи расписался с Аидой, перевел на ее имя однокомнатную квартиру, сделал прекрасный ремонт в ее квартире, поменял ей всю мебель. Он оставил ей машину и драгоценности, которые хранились в обыкновенном бакинском базарном кульке. Вероятно, сеть магазинов была оставлена им Аязу и Сеймуру. Они с искренним уважением относятся к Аиде. По сегодняшний день они часто наведываются к ней, и во всем оказывают содействие. Раз в месяц они втроем посещают могилу Агадаи и оставляют там роскошный букет.

Вот и думайте теперь, что хорошие мужчины на улице не валяются!

День святого Валентина

                                                                                 Не спрашивайте о вещах,  которые

                                                                                 огорчат вас, если откроются вам.

                                                                                                       Коран.  Сура 8-101

Гюльшан прекрасно понимала, что сыну жениться ещё  рано, что его вкусы и привязанности могут неоднократно поменяться, но в своем воображении она давно видела своей невесткой рослую, пышущую здоровьем соседку Тарану, поэтому ее очень задевало, что Назим абсолютно не обращает на нее внимания. Впрочем, по ее наблюдениям, двадцатилетний сын особенно прекрасным полом и не интересовался. Он хорошо учился, занимался в секции карате, ездил на соревнования в другие города, у него были друзья и много приятелей, но при всем этом он был скромным и молчаливым юношей.

С матерью он общался по необходимости, а вот с отцом был очень близок и с годами все больше и больше становился похожим на отца, который очень любил сына и гордился им. Схожесть отца и сына была не только внешней. Сын учился в том же ВУЗе, выпускником которого был отец, как отец увлекался спортом. Оба побывали в одних и тех же городах, поэтому у них всегда находились общие темы для разговора. И своим отношением к женщинам он тоже был, наверняка, обязан отцовским генам. Гюльшан с ужасом думала о том, что какая-то женщина может повторить ее судьбу.

Даже несмотря на то, что ее семейная жизнь с Эльбрусом началась не очень удачно, они с матерью надеялись, что с годами Эльбрус изменится, но просчитались.  Конечно, спустя двадцать лет думать об этом, по крайней мере, глупо, тем не менее, как всякая женщина он ожидала от замужества лучшей доли, чем получила.

Много лет тому назад Гюльшан с матерью решили продать часть своего большого дома. И ее нынешний муж Эльбрус пришел к ним в качестве покупателя. Сделка состоялась. Покупатель оказался холостым, и незамужняя Гюльшан, засидевшая в девках, очень долго пытались заарканить соседа, но ей это не удавалось, так как он был необщительным, и несколько раз довольно резко выставлял девушку из дома. Родители Гюльшан происходили из Южного Азербайджана, Гюльшан родилась в Баку, окончила институт и стала преподавать в техникуме. У нее был мягкий характер, она была хорошая хозяйка и на лицо была очень симпатичная, но имела один недостаток: она была очень высокая и очень полная. Покупка одежды и обуви всегда была для неё проблемой. Вероятно, по этой причине она и не могла вовремя выйти замуж, а ей было уже тридцать пять лет. Новый сосед подходил ей как внешне (он был крупным мужчиной), так и по возрасту, поэтому они с матерью делали все возможное лишь бы не упустить столь подходящую партию. Но Эльбрус, разгадавший маневр своих соседей, прямо заявил Гюльшан, чтобы она оставила его в покое, так как ему нравится другая женщина. На вопрос, почему же он на ней не женится, он грубо ответил, что это не ее дело.

Время шло, а сосед не женился. И вот однажды вечером Гюльшан увидела в окно, как он вышел из машины и, качаясь, пошел к двери. Около десяти минут он никак не мог попасть ключом в замок. Подоспевшая Гюльшан с удивлением обнаружила, что Эльбрус, которого она за полтора года ни разу не видела даже выпившим, был смертельно пьян, и из его глаз непроизвольно катились слезы.  Такой шанс упустить она не могла!

На следующее утро Эльбрус никак не мог объяснить соседке и ее сестре, что Гюльшан делает в его постели.

– Какие же вы все дряни,  – сказал раздосадованный Эльбрус.

Так Гюльшан стала его женой. Без обручения, без свадьбы. Даже брак и рождение сына они регистрировали в один день.

Надо отметить, что Гюльшан оказалась прекрасной женой. Она в идеальном порядке содержала дом. Будучи полной женщиной, она с удивительной быстротой выполняла домашнюю работу: убирала, стирала, готовила, пекла. Эльбрус тоже хорошо обеспечивал семью. У него была высокая зарплата. Он ещё где-то подрабатывал, и все деньги отдавал в дом. По профсоюзной линии его часто направляли в другие города и страны. Гюльшан знала, что он объездил всю Европу, был в Скандинавских странах и уже женатым ездил в Америку, Индию, Японию и Китай. Но никогда не привозил жене даже иголки! То есть он делал различные покупки: для дома, для детей, для себя, но для жены он ничего никогда не привозил. Он вообще не замечал ее и разговаривал с ней только о доме и о детях. Они никуда вместе не ходили, никогда не разговаривали на отвлеченную тему. Гюльшан не помнила, чтобы он хоть раз ей улыбнулся. Даже в родильный дом он к ней не приходил, и забирала ее оттуда мать и тетя. Эльбрус никогда не обращался к ней по имени, а только окликал: «Az! Ay qız!»^* естественно, это ее обижало. Не посмев сказать об этом Эльбрусу, Гюльшан как-то выразила недовольство свекрови.

- А на что ты надеялась? Мы к тебе сватов не посылали! Ты же знаешь, что он тебя не любит! Эльбрус любил, да и сейчас, наверное, любит одну девушку, но она вышла замуж, как раз в тот день, когда ты насильно решила стать его женой. В их роду все мужчины однолюбы. Любят раз и навсегда. Мой муж и мои сыновья все такие. Поэтому – терпи! Ты пожинаешь плоды своего неверного поступка, –  безжалостно сказала свекровь.

И Гюльшан терпела, хотя такое обхождение очень задевало ее самолюбие. Даже с ее подругами Эльбрус был более приветлив, чем с женой.

– Нормальный мужик: не курит, не пьет, семью обеспечивает. Чего ты ещё хочешь? – удивлялись они,  – ты думаешь, у него есть другая женщина?

Вряд ли у Эльбруса была другая женщина, но то, что она была в его сердце, в этом Гюльшан не сомневалась, да и свекровь это подтверждала.

Гюльшан любила детей, дети любили родителей, она привыкла к своему уютному дому, где с удовольствием принимала гостей. У нее был налаженный устойчивый быт, который она не хотела разрушать, хотя бы ради детей. У Гюльшан не было выбора, и поэтому она покорно терпела равнодушие мужа, но ей было обидно, что и сын по отношению к ней становится таким же безразличным, как отец.

В воскресенье к ним зачем-то зашла Тарана.

– Такая хорошая девушка, а ты на нее даже не смотришь. Смотри, упустишь такую невесту! – сказала Гюльшан Назиму после ухода соседки.

Ответ сына-молчуна поразил мать и одновременно ранил ее в сердце.

– Мама! Чего в ней хорошего? Дылда и верзила! Она сейчас, наверное, носит пятидесятый размер одежды. А ноги, какие большие! Настоящая женщина должна быть изящной и нежной. А такие крупные девушки, как Тарана, мне не нравятся.

Эльбрус, также удивленный словами сына, с удовольствием посмеивался в усы.

Дочь Сева, покатываясь со смеху, неожиданно выдала Назима:

– Да ему просто нравится Руба, новая девочка в нашем классе. Я с ней подружилась. Мама, я же тебе рассказывала, помнишь? Она такая клевая, не очень высокая, но такая стройная. Она придет ко мне на день рождения – увидишь!

После завтрака, еще немного поговорив с дочерью, Гюльшан узнала, что, оказывается, Назим очень часто заходит за сестрой в школу. Он знаком с ее одноклассниками, а от новой девочки Рубы он, по словам Севы, просто без ума. Так как Сева с ней дружит, он с сестрой провожает Рубу домой, иногда они вместе гуляют по городу и несколько раз были даже в «Кортлио».

– Это же дорогое кафе для детей! Откуда у него столько денег?

– Ему дал папа. Он сказал ему, что хочет отвести нас в кафе.

– С ума сойти! Вокруг творятся такие дела, а мать даже не в курсе! А почему мне ничего не сказали? Почему я узнаю обо всем в последнюю очередь? – раскричалась вдруг Гюльшан.

– Почему ты так нервничаешь, мама? Я же тебе рассказала.

– Да! Но это произошло совершенно случайно!

У Гюльшан из глаз вдруг потекли слезы. Сева бросилась обнимать и целовать мать, так и не поняв, почему она плачет  из-за такой ерунды. А Гюльшан, начав плакать, уже не могла остановиться. И плакала она не из-за того, что дети забыли рассказать ей о походах в кафе, просто накопившаяся от равнодушия мужа многолетняя обида, которую она стойко переносила, вдруг внезапно вырвалась наружу. Сева не знала, как успокоить мать.

В начале января у Севы был день рождения.

В субботу в доме ждали гостей. Из района на день рождения внучки специально приехала свекровь, чье имя носила Сева, пришли Эльбрусыны братья с детьми. Взрослые сидели в отдельной комнате.

Назим, одетый с иголочки, надушенный лучшим одеколоном, с заметным волнением прохаживался с друзьями по двору. Эльбрус с братьями возились возле мангала и подсмеивались над Назимом. Гюльшан тоже с нетерпением ждала гостей, так как ей тоже хотелось увидеть девушку, которая покорила сердце ее сына.

Она оказалась на редкость хороша собой! Она не была красавицей, но в этой девочке-старшекласснице было столько очарования, что ей стало понятно волнение сына. Она была среднего роста, очень стройная и удивительно прямо держала спину. Все ее движения были элегантными и красивыми. Она была очень нежной и явно отличалась от всех девочек. Одета она была с большим вкусом, на лице не было видно следов косметики. У девочки были длинные каштановые волосы, заплетенные в косу и украшенные оригинальной заколкой. Руба вежливо поздоровалась с Гюльшан и протянула ей букет из белых орхидей, который она принесла специально для нее. Севе она подарила другие цветы. Гюльшан, которой почти никогда не дарили цветов, была тронута вниманием девочки.

К удивлению Гюльшан мать Эльбруса, Севда ханум, подозвав внучку, спросила ее, как зовут мать Рубы.

– Тетя Диляра,  – ответила Сева.

Гюльшан, периодически заходившая в комнату гостей, видела, как ее скромный, неразговорчивый Назим вертится вокруг Рубы, которая ведет себя очень сдержанно и не танцует так часто, как все.

Где-то через час шашлык был готов, и младший брат Эльбруса, Эльдар, понес его в комнату, откуда послышались восторженные возгласы детей. В окно Гюльшан увидела, как вернувшийся Эльдар, размахивая руками, о чем-то говорит Эльбрусу. Покончив с шашлыком, братья поднялись в дом, и Эльбрус со старшим братом заглянули в комнату детей, чтобы поприветствовать их. Постояв несколько минут в дверях, они пошли к родственникам. Хлопотавшая у стола Гюльшан обратила внимание на то, как многозначительно переглянулись свекровь с сыновьями и услышала фразу, оброненную старшим деверем: «Çox oxşayır»^*. Она не понимала о чем идет речь, но какое-то внутреннее чувство и интуиция подсказывали ей, что они говорят о Рубе. На вопрос, почему она интересовалась именем матери девочки, свекровь ответила: «Просто так». Но Гюльшан догадалась, что Руба очень похожа на девушку, которую любил ее муж.

Руба иногда приходила к Севе. Назим делал все, чтобы завоевать ее расположение, но складывалось такое впечатление, что Назим совсем не интересует Рубу. Она была серьезная девочка, усердно занималась и, к радости Гюльшан, приучила к усердию Севу. Они обе собирались поступать в мединститут, и Руба, в отличие от беспечной Севы, придавала особое значение учебе в выпускном классе.

За ужином хохотушка-Сева подтрунивала над братом, что Руба не обращает внимания на его ухаживания.

– Ты бы ей подарок какой-нибудь сделал,  – предложила сыну Гюльшан.

–  Руба не та девушка, которую можно завоевать подарком, –  ответил Назим, –  И потом, по какому поводу? Её день рождения летом, а до Восьмого марта ещё далеко.

Последнее время мать перестала удивляться поведению преобразившегося тихони-сына, но слова мужа сразили ее наповал. Казалось, не слушающий беседу жены и детей, не отрывающий глаз от телевизора Эльбрус, вдруг сказал, обращаясь к сыну:

– Есть прекрасный повод сделать девочке подарок. 14 февраля во многих странах мира отмечают День Святого Валентина – это день влюбленных. У нас это тоже начинает входить в моду. Поэтому ты можешь подарить ей какой-нибудь сувенир, но, главное, напиши хорошие слова, такие, которые она никогда не сможет забыть. Считается, что, поздравив девушку в этот день, можно завоевать ее сердце.

– Папа! Откуда ты знаешь такие вещи? – удивилась Сева.

Но больше всех была удивлена Гюльшан. Равнодушный до бессердечности, невнимательный и безразличный Эльбрус, ни разу не подаривший жене даже никакой безделушки, никогда не вспоминавший ее день рождения, мужчина, для которого Восьмое  Марта был обычным днем в календаре, оказывается, знал, что существует  День влюбленных!!! Этого от своего мужа она никак не ожидала! Действительно, двадцати лет оказалось совсем мало, чтобы она как следует узнала своего мужа. Но разве могла предположить Гюльшан, что замкнутый и скрытный Эльбрус, каким он был дома, на самом деле имел другую сторону, которую он тщательно скрывал от жены.

Угрюмый человек по имени Эльбрус мог посоветовать влюбленному сыну как вести себя в компании девушки, какие выбрать для нее цветы, в каком случае следует дарить сувенир, а когда можно обойтись простым поздравлением. Гюльшан понимала, что это всего лишь жизненная практика, и осталась она у Эльбруса от его молодости, там, где Гюльшан и в помине не было, а была какая-то таинственная незнакомка, которую, как ни странно, до сих пор помнит, и, скорее всего, любит Эльбрус.

И у Гюльшан вдруг возникла такая ненависть и к этой неизвестной женщине, и к Рубе, которая была почему-то похожа на нее. Эта ненависть росла в ней с каждым днем, потому что именно эта незнакомая женщина, с которой ее мысленно всегда сравнивал муж, была, по ее мнению, виновата во всех ее бедах, а, главное, в бездушном отношении к ней Эльбруса. Ею овладел какой-то непонятный  азарт, подстегнувший Гюльшан побольше узнать и, желательно,  познакомиться с женщиной, которую любил ее муж. В ее душе накопилось столько обидных и нехороших слов, которые она собиралась бросить в лицо незнакомке.

В отсутствие Эльбруса она покопалась в его личных бумагах, но ничего интересного не обнаружила: ни писем, ни открыток, ни женских фотографий. От братьев Эльбруса что-нибудь узнать тоже было практически невозможно.

Однако неожиданный и невероятный случай помог Гюльшан не только увидеть, но и познакомиться с интересующей ее особой.

Как-то раз Сева с Назимом пошли проведать заболевшую Рубу. Гюльшан, находившаяся у подруги, договорилась с ними встретиться, чтобы они вместе вернулись домой.

Но, не дождавшись детей и не зная номер телефона, Гюльшан была вынуждена сама пойти за ними к Рубе, которая жила в центре города в архитектурном доме, построенном ещё до революции и ранее принадлежащим известному бакинскому миллионеру. С большим трудом по многочисленным ступенькам она поднялась на четвертый этаж.

Руба, приветливо встретившая Гюльшан, провела ее в гостиную.

Это была большая просторная комната со старинным дубовым паркетом. Высокие потолки комнаты были украшены превосходной кружевной лепкой с узорами. В центре, прямо под люстрой, рисунок лепки изменялся, переходил в колосья с цветами, сплетенными в большой венок. С каждого угла комнаты крылатые амурчики направляли в нее свои золотые стрелы.

Гюльшан, выросшей в обычным доме, собственноручно возведенном ее отцом и отличающимся простотой форм и стандартов, очень нравились подобные необычные квартиры, которые не походили одна на другую и каждая отличалась своей индивидуальностью.

Квартира, в которой жила Руба, была одной из таких, где старинные архитектура и антикварные предметы декора удивительно органично сочетались с современной мебелью. Гюльшан была поражена изумительной красотой камина с бронзовыми подсвечниками, на котором стояли оригинальные часы под стеклянным колпаком. В двух  горках была собрана превосходная коллекция статуэток. Гюльшан медленно ходила по комнате, с  интересом разглядывая все вокруг.

Полкомнаты занимали угловой диван с четырьмя креслами вокруг низенького стола,  а отдельная стена была отведена полкам с многочисленными куклами, необычными сувенирами и плюшевыми игрушками. Здесь были зайцы, лисы, мишки, обезьяны, собаки. На нижней полке из синенькой сумочки, выцветшей от времени, торчала голова ещё одной собачки с большими грустными глазами. Неизвестно почему (скорее, по интуиции) Гюльшан взяла в руки собаку, вслед за которой из сумки вдруг выпала красивая открытка, прочитать которую ее заставил знакомый каллиграфический почерк мужа.

– «Дорогая Дильруба! – писал он. – Ко всем тем словам, в которых я от души желаю тебе всего наилучшего в жизни, я хочу добавить, что даже самая простая собака может рассчитывать на обычную человеческую ласку. Прости за притчу, но не всем их пишет несчастный Эльбрус. 14.02.1979 г.»

– А я как раз собиралась пригласить вас в гости, чтобы познакомиться, –  услышала Гюльшан за собой приятный женский голос.

Обернувшись, она увидела, что Руба было точной копией своей матери. И как выяснилось потом, схожесть была не только внешней. У Рубы был такой же голос, такая же манера говорить, жестикулировать, передвигаться. Обе слегка картавили. Их даже звали одинаково. Просто для удобства мать звали Делей, а дочь Рубой, а вовсе не Рубабой, как предполагала Гюльшан. И ещё одно вызывало удивление. У этой современной женщины, одетой в элегантный брючный костюм, волосы, так же, как у дочери, были заплетены в косу.

Она жестом пригласила сесть стоявшую в растерянности Гюльшан.

– Нам с вами есть, о чем поговорить, Гюльшан ханум, ведь наши дети дружат.

Гюльшан со злосчастной открыткой в руках сидела перед Дильрубой, слушала ее и чувствовала, как ее ненависть куда-то улетучивается.

Да! Дильруба была хорошо сложена и была хороша собой, но в то же время она оставалось обычной земной женщиной со своими проблемами и трудностями. Двадцать  лет назад она вышла замуж за любимого человека, известного инженера-нефтяника, с которым они долгое время работали за границей. Уже год, как он умер. Оставшись вдвоем с дочерью, Дильруба, вернулась в Баку, с большим трудом устроилась на работу, да и то в Сумгаит. Особых материальных трудностей она не испытывает, но морально ей очень тяжело. Близких родственников совсем мало, да и им не до нее.

– У Вас очень хорошие и воспитанные дети. Я с работы возвращаюсь поздно, поэтому сына вашего увидела только недавно, и была поражена его сходством с Эльбрусом, которого, честно говоря, я совсем забыла. Поговорив с Назимом, я поняла, кто их отец, но не сказала детям, что я с ним знакома.

Она взяла из рук Гюльшан открытку и бросила ее в какой-то ящик.

– Я считаю, что ни к чему им об этом знать. Все это было очень давно и сейчас ровным счетом не имеет никакого значения... вы согласны со мною?

– Да, – ответила Гюльшан и поняла, что оригинальное и необычное поздравление, написанное Эльбрусом девушке, которая его никогда не любила, вместо негодования, вызвало у нее обычную человеческую жалость к мужу, так и не добившемуся расположения любимой девушки.

Не помогли ему ни хорошие слова, ни подарки, ни поздравления в такой непривычный для нас День Святого Валентина!

Сюрприз для любимой

                                                                                               …не убивайте ваших детей

                                                                                                  из боязни обеднения…

                                                                                                            Коран. Сура 17-33

У нас принято очень долго опекать детей. Даже после совершеннолетия. С одной стороны это хорошо. Родители оберегают детей от дурного влияния, предостерегают от необдуманных поступков. А с другой стороны: всегда ли это хорошо и необходимо? В конце концов, все родители простые смертные, и они тоже могут в чем-то ошибаться. Ведь возраст и жизненная практика не всегда являются гарантией принятия правильных решений. Мне понятно желание родителей видеть своих детей счастливыми. Но давайте задумаемся: всегда ли совпадает наше понятие о «счастье» с тем, как его представляют себе наши дети. И будут ли счастливы наши дети, если они последуют совету родителей.

Эта необычная история произошла много лет тому назад, но героиня помнит ее до сих пор и вряд ли когда-нибудь забудет.

* * *

– Почему ты так рано вернулась и почему такая грустная? – спросила Лейлу мама.

– Я не грустная, просто голова разболелась, и я ушла,  – ответила она.

У Лейлы действительно болела голова. Она злилась на девочек, которые опять решили познакомить ее с очередным парнем. На сей раз, это был сослуживец жениха ее подруги Гюли, специально приглашенный на день рождения для «нечаянного» знакомства с Лейлой. Однако, как обычно, из этой затеи ничего не вышло. Он не понравился ей с первого же взгляда, поэтому она абсолютно не реагировала на слова и шутки нового знакомого и в конечном итоге собралась и ушла.

На следующий день она попросила девочек больше ни с кем ее не знакомить.  

Разговор происходил в институтской столовой на большой перемене.

– Да оставьте вы ее в покое! Что вы пристали к девке? – сказала Роза, мать двоих детей, которая доучивалась после взятого ею вынужденного отпуска по уходу за детьми.

Роза поступила в педагогический институт после учебы в педучилище и уже на втором курсе вышла замуж, затем подряд родила двоих детей. Она по возрасту была намного старше сокурсниц, у нее уже был определенный жизненный опыт, которым она щедро со всеми делилась. Девочки, составляющие основной контингент института, всегда прислушивались к ее мнению и рекомендациям.

Вот и сейчас. Роза посоветовала не лезть в личную жизнь Лейлы, объяснив, что вопросы знакомства мужчин и женщин решаются в небесной канцелярии и что вмешиваться в ее дела не стоит.

– Вот увидите, в один прекрасный день она сама увидит своего суженного и влюбится.

Лейла была с ней согласна. Ее только интересовало, как другие девушки узнают, что они влюбились. Ответов было множество, но она запомнила только ответ Розы:

– Когда ты увидишь парня и у тебя «ёкнет» сердце – значит, ты влюбилась.

– Как это «ёкнет»? – спросила Лейла.

– Сама узнаешь!

Лейла так и не поняла, как «ёкнет» сердце, но терпеливо ждала свой день и час.

Она уже училась на третьем курсе института. Почти у всех девочек были парни, а у нее – нет. Она была стройной девушкой с большими черными глазами на смуглом лице, с маленьким носом и маленьким ротиком с тонкими губами, которые она складывала бантиком, когда писала. У Лейлы был прекрасный характер, за это все любили: друзья, родственники, соседи, и она отвечала им взаимностью. Зная, что у нее нет парня, все стремились ее с кем-нибудь познакомить, но ничего путного из этого не выходило.

Она жила обычной жизнью студентки ВУЗа: лекции,  семинары, занятия в библиотеке. В свободное время она ходила в кино, нередко на концерты и в театр, часто совершала по городу со своими подругами Майей и Гюлей, с которыми дружила с первого курса. Все трое учились хорошо, доверяли друг другу свои девичьи тайны и «пропивали» стипендию отличников в кафе «Sərin^*», куда ходили в то время все студенты города.

Однажды у Майи с Гюлей были какие-то срочные дела и они после занятий поехали домой, а Лейла нехотя пошла в библиотеку имени Ахундова, чтобы подготовиться к семинару. Обложенная конспектами, она занималась около двух часов. Устав, Лейла на секунду подняла голову от тетради, посмотрела вперед и вдруг у нее «екнуло» сердце, когда она увидела высокого парня, который шел между рядами и искал свободное место, а оно было… только рядом с ней.

– Девочка! Ты не возражаешь, если я сяду здесь? – тихо спросил он у Лейлы.

Наверное, она ответила «да», потому что парень, сказав «благодарю» уже доставал из портфеля-дипломата (предмет тогдашней роскоши) свои конспекты и раскладывал их на столе. Он попросил разрешения отодвинуть немного ее книги (так как она оккупировала весь стол), мельком заглянул в  ее тетрадь и поинтересовался, что за «муру» она изучает. Потерявшая дар речи «девочка» с трудом выдавила:

– Старославянский.

– Боже мой! Представляю себе, как это должно быть интересно! – иронично заметил он и спросил:

– Ты что, заикаешься?

–  Н-не-ет! – ответила она, удивляясь тому, что действительно заикается.

Он несколько раз с удивлением смотрел на Лейлу, которая сидела без дела. Но она уже не могла сконцентрироваться: ее сердце усиленно билось, слегка кружилась голова. Лейла тупо смотрела в учебник, иногда перелистывая его, и ничего не могла писать. Наконец, съев все свои конфеты, она ушла. Парень с улыбкой смотрел ей в след.

Лейла не могла дождаться следующего утра, чтобы рассказать подругам о своей встрече. Однако они выслушали ее безо всякого энтузиазма.

–  А что ты, собственно говоря, радуешься? Вы познакомились, и он проводил тебя до дома? – спросила Гюля.

– Нет

– Может, он попросил у тебя номер телефона? – спросила Майя.

– Нет, мы не знакомились, и номер телефона он у меня не просил, но мне кажется, что произошло что-то очень хорошее.

Трезвые рассуждения подруг спустили Лейлу с небес на землю, но ее душа все равно пела и ликовала.

На перемене Роза, улыбаясь, заметила:

– Кажется, ты уже знаешь смысл этого слова!

– Какого слова? – спросила Лейла и засмущалась, понимая, на что она намекает.

– Я не могу поверить в то, что ты меня не понимаешь! Да ты так сияешь, что издалека видно!

После занятий Лейла вновь пошла в библиотеку. Он пришел поздно, только в половине шестого. Мест было много, и он сел впереди. Она видела его профиль и смотрела не отрываясь. Видимо, почувствовав ее взгляд, он обернулся и, улыбнувшись, помахал ей рукой. Как она была счастлива!

Лейла стала часто (даже когда в этом не было необходимости) посещать библиотеку. Они встречались не всегда: он приходил, в основном, после шести часов, наверное, когда у него кончалась работа, а ей к этому времени уже нужно было быть дома. Но все-таки постепенно между ними завязались теплые «библиотечные» отношения. Она уже знала, что Рамизу – двадцать семь лет, он – аспирант, работает в Научно-исследовательском институте и является единственным сыном папы-профессора и мамы-врача. Она знала его двух друзей, вместе с которыми он иногда приходил. Одного звали Казбек. Ему было тридцать восемь лет. Он  был спокойный, уверенный, рассудительный человек, такой же высокий как Рамиз, но с почти седой головой, что придавало ему особый шарм.

Второго звали Дима. Все его звали «красавчик Дима», потому что он, действительно, был очень красив. Они с Рамизом были одногодки, выросли в одном дворе, учились в одной школе и даже институте, вместе поступили в аспирантуру. Они даже внешне были похожи.

Рамиз познакомил друзей с Лейлой, представив ее как подружку-сладкоежку. Она познакомила ребят с Майей и Гюлей.

Рамиз все чаще садился около Лейлы и даже предложил занимать друг для друга место. Она угощала его шоколадом, и он не оставался в долгу, тоже таская ей конфеты и наблюдая за тем, с каким удовольствием Лейла поглощает сладости. Иногда он просил ее помочь: что-нибудь переписать, начертить диаграмму, таблицу. Все! Дальше этого их отношения не шли. А тем временем Лейла с каждым днем все больше и больше влюблялась в Рамиза.

Так прошло около трех месяцев. Наступил декабрь, в течение которого Рамиз не приходил в библиотеку, несмотря на то, что она ходила туда ежедневно и даже задерживалась допоздна. Дома это терпели – зимняя сессия была в полном разгаре. Но Рамиза не было, он – пропал! Лейла себе места не находила. Подруги ее успокаивали, пытались объяснить, что она не вправе на что-то претендовать. Лейла все понимала умом, но не сердцем! Она не знала ни фамилию, ни домашний телефон, ни конкретное место работы Рамиза. И даже, если бы знала, то она не осмелилась бы ему позвонить, зная, что у нее нет на это права, ведь она была для него обычной знакомой из библиотеки.

Сессия завершилась. Приезжие студенты разъехались по домам и с ними Майя с Гюлей. Оставшись одна, Лейла совсем захандрила, так как девочки ее морально поддерживали. Она чувствовала, что сходит с ума.

…Первый день после каникул прошел скучно, поэтому Лейла не могла дождаться конца занятий. Наконец она с толпой студентов с удовольствием вылетела на улицу и …обмерла. Чуть ниже входа в институт она увидела Диму, который стоял на самой верхней части каменного бордюра и вглядывался в лица выходящих из института девушек. Он нашел Лейлу глазами и завопил: «Рамиз! Да вот же она!» Подойдя ближе Лейла увидела Рамиза и деликатно отходящих Казбека с Димой.

Они стояли и молча смотрели друг на друга. Внезапно они оба сделали шаг навстречу друг другу. Рамиз обнял Лейлу и сказал:

– Меня неожиданно направили в Москву, в командировку, и я думал там, что с ума сойду без моей сладкоежки. Мне было так скучно и грустно без тебя, что я еле дождался своего возвращения.

Так начался ещё один из счастливейших и прекрасных романов нашего города.

Выяснилось, что Рамиз работал рядом с институтом, в котором училась Лейла. Они стали встречаться чаще, искали любую минуту для общения. Он был изумительным человеком: добрым, чутким, внимательным, заботливым. Казалось, в этом парне была сосредоточена вся человеческая добродетель. Он старался сделать все, чтобы украсить жизнь Лейлы. Он знал ее любимые книги, мелодии, конфеты, приносил ей журналы, пластинки, дарил игрушки и, наконец, цветы. Он почти ежедневно приходил к Лейле в институт и совсем скоро стал здесь своим. Его знали многие студенты и педагоги.

Рамиз был способным человеком. Он очень быстро разобрался в программе филологического факультета и прекрасно мог рассказать о «падении редуцированных»^* об усложненных синтаксических конструкциях и о многом другом.

Дима шутил:

– Рамиз! Ты благодаря Лейлуше теперь так много знаешь, что мне неудобно находиться в твоем обществе! Прямо в жар бросает от своего невежества и оттого, что я не знаю, куда упали эти «редуцированные».

Казбек смеялся:

– По-моему, вы оба с ума сошли! Вам пора бросить архитектуру и защитить диссертацию по старославянскому языку!

У отца Рамиза был бежевый ГАЗ-21, находившийся в полном распоряжении троих друзей. Профессор Алиев водить машину не умел, и они умудрялись обслуживать на ней отца и мать Рамиза, жену Казбека (которая ждала ребенка), многочисленных девушек Димы, а также 605-ю группу пединститута, в которой Лейла была старостой.

Рамиз и Лейла наслаждались обществом друг друга и строили планы на будущее. Его должны были отправить на работу за рубеж, но поскольку направлялись только семейные, они решили подождать, пока Лейла не получит диплом, чтобы оформить отношения юридически.

Рамиз часто ездил в командировку, и в его отсутствие ее навещали Казбек или Дима и помогали Лейле, если была такая необходимость.

Однажды, поднимаясь по лестнице все той же библиотеки имени Ахундова, Рамиз сказал Лейле:

– Сейчас я тебя познакомлю с одним человеком, которому, уверен, ты сразу понравишься.

– Кто это и почему ты нас хочешь познакомить? – спросила Лейла.

– Потому что уже давно пора это сделать!

И он подвёл Лейлу к высокому интеллигентному седовласому мужчине. Она сразу поняла, что это отец Рамиза, так как сын был очень на него похож. Профессор Алиев был прекрасным человеком. Ему сразу понравилась Лейла. Он полюбил ее и обращался к ней не иначе как: «Ay, gəlin!"^* Лейла смущалась, но ей это нравилось.

Впоследствии Лейла вспоминала, что иногда слышала, как Казбек интересовался мнением матери Рамиза по поводу Лейлы, но он всегда отвечал: «Что-нибудь придумаем!», однако практика показала, что это оказалось не так просто.

Все, кто впервые знакомился с матерью Рамиза, очень долго не могли понять: как ее муж, такой мягкий и добродушный человек мог выбрать Минавер ханум своей спутницей жизни. Дело в том, что у Минавер ханум был отвратительный характер, и это было написано у нее на лице. Она была крайне властная и себялюбивая особа. Все решения в семье принимала сама и терпеть не могла, если ей в чем-то перечили. Профессор Алиев занимался наукой, смирившись с судьбой, и не обращал внимания на жену.

И у матери Рамиза были свои планы по поводу женитьбы сына. Минавер ханум не знала о существовании Лейлы, поэтому удивлялась, когда сын отмалчивался на предложения встречи с предполагаемой невестой. Муж, поддерживая сына, жене, естественно, тоже ни о чем не говорил. Минавер ханум знала о предстоящей поездке сына за рубеж, поэтому стремилась форсировать его обручение и свадьбу, однако она не могла понять, почему сын стал таким несговорчивым.

Но шила в мешке не утаишь! Узнав истинную причину поведения сына, Минавер ханум буквально рассвирепела:

– Ты собираешься жениться на этой простушке и нищенке?! Да я никогда этого не допущу! Запомни: только через мой труп! Это надо же! Променять такую породистую девушку, как Натаван, на эту нищую девчонку! Рамиз! Ты что, ослеп? Разве ты не видишь между ними разницы?

– Вижу, мама! – спокойно отвечал Рамиз. – И я сделал свой выбор, но я не виноват, что он не совпадает с твоим, но жениться буду я, поэтому и решать мне!

Минавер ханум не верила своим ушам. Как это может быть, что сын не согласен с ее мнением и отказывается ей подчиниться!

– Ну, погоди! – сказала она про себя, – я тебе устрою «свой выбор»!

Утром следующего дня Лейла увидела, что в ее сторону стремительно направляется женщина средних лет. Она предположила, что это мать кого-то из студентов, поэтому сама обратилась к незнакомке.

– Вы кого-нибудь ищете? Может быть, я могу вам помочь?

– Нет! Да вы только посмотрите на эту нахалку! – базарным голосом закричала женщина, привлекая всеобщее внимание.

Она ещё спрашивает, чем может мне помочь? Помоги! А для этого оставь в покое моего сына! Слышишь? У него есть невеста, они давно любят друг друга, а ты неизвестно откуда взялась и им мешаешь!

Ей стало плохо. Вдруг Лейла чувствовала, что у нее подкашиваются ноги. Неужели эта женщина говорит правду? Она не могла поверить в то, Рамиз ее обманул и не рассказал о своей невесте! Ей было стыдно перед сокурсниками, собравшимися на крик женщины, но она ничего не могла сказать в свое оправдание, молча слушала мать своего избранника и из ее глаз катились слезы.

Наконец, как всегда опаздывающая и решительная Роза при поддержке Майи с Гюлей, немного утихомирили Минавер ханум. Они завели ее в пустую аудиторию, подальше от любопытных глаз. Поорав ещё немного Минавер ханум напоследок пригрозила Лейле, что если та не оставит Рамиза в покое она пойдет к ней домой, в деканат и комитет комсомола института. Она строго-настрого наказала не говорить о ее визите Рамизу и ушла.

– Как он мог тебя обмануть и не сказать о невесте? Он совсем не похож на лгуна! – удивилась Гюля.

– Да вы что, не понимаете, что она врет! – сказала Роза. – Наверное, есть какая-то девка – кандидатура матери, к тому же богатая, поэтому наша Лейлуша ее не устраивает. Да успокойся ты! – обратилась она к Лейле, – я уверена, что Рамиз здесь не при чем. Он порядочный и благородный человек – уж я-то в людях немного разбираюсь. Вот увидишь! Скоро все прояснится.

Испугавшись угроз Минавер ханум, Лейла не рассказывала Рамизу о визитах его матери, которая поставила себе цель извести девушку скандалами. Она буквально терроризировала Лейлу: ловила ее в институте, библиотеке, на улице, на автобусной остановке. Ни сама Лейла, ни ее подруги, часто являющиеся свидетелями и участниками скандалами Минавер ханум, не могли с ней справиться. И каждый раз она угрожала Лейле не говорить ничего Рамизу. Она докатилась до того, что однажды пришла с девушкой, которая представилась невестой Рамиза, и они оскорбляли Лейлу вместе.

– Разве ты не видишь, что она лучше и красивее тебя? – спрашивала ее Минавер-ханум.

Соперница, действительно, была хороша собой, прекрасно одета и украшена всевозможными ювелирными изделиями. Она была под стать будущей свекрови, которая являла собой образец первоклассной скандалистки.

Если скандал происходил в институте, то Лейлу пытались защитить и студенты и педагоги, но без «спектакля» Минавер не уходила. Периодически, услышав: «Минавер идет!» Лейла пряталась и, в конце концов, была вынуждена избегать Рамиза, хотя для нее это было невыносимо. Рамиз ничего не мог понять. Он поймал Лейлу с помощью Казбека и Димы, устроил ей допрос, но она плакала, просила ее отпустить, утверждая, что разлюбила Рамиза, во что невозможно было поверить.

– А ты не думаешь, что твоя мама имеет к этому какое-то отношение? – предположил опытный Казбек.

– Неужели моя мать может опуститься до такого? – недоумевал Рамиз.

Его вновь срочно направили в командировку, но перед отъездом он попросил

Казбека во всем разобраться, с чем тот блестяще справился, так как подруги Лейлы после некоторого сопротивления обо всем ему рассказали.

Неизвестно, что произошло в доме профессора Алиева, но Лейлу оставили в покое, и ее отношения с Рамизом вновь возобновились. Рамиз просил Лейлу не обращать внимания на мать и собирал документы для поездки. Они ждали госэкзаменов Лейлы, после которых, поженившись, должны были уехать.

Рамиз обещал Лейле, что день последнего госэкзамена она запомнит навсегда, потому что приготовил ей сюрприз… и сдержал свое слово

Был конец июня. Рамиз был в очередной командировке.

Шел третий госэкзамен, перед началом которого неожиданно опять появилась Минавер ханум. Она своим криком довела Лейлу до истерики, вызвав негодование членов экзаменационной комиссии. Подоспевший Дима с трудом увел мать своего приятеля.

До последнего госэкзамена оставалось два дня, когда вернулся Рамиз, который собирался сделать сюрприз для Лейлы. Семья Рамиза к этому времени уже переехала на дачу.

Зашедшие вечером передать ключи от машины Казбек и Дима рассказали Рамизу об очередной выходке его матери.

Как потом они об этом жалели!!! Они еле успокоили собравшегося ехать на дачу Рамиза, объяснив, что лучше это сделать утром. Но доведенный до отчаяния Рамиз сказал: «Она же поклялась мне не делать больше этого!» и все же выехал из дома, когда Казбек с Димой ушли.

Как выяснилось потом, у них с матерью произошел ужасный скандал, длившийся около часа. Бедный профессор не мог их успокоить.

–Я завтра же пойду с ней в ЗАГС, – пообещал матери Рамиз, – и, не желая оставаться на даче, поехал обратно в город.

Накануне ночью Лейле приснилось, что часы в их доме остановились, и она никак не может их завести. «Какой странный сон» – подумала Лейла, проснувшись от телефонного звонка. Мама и братья были на работе.

Лейла взяла трубку и услышала голос Димы:

– Немедленно спускайся в подъезд! Я звоню с остановки.

Лейла в шлепанцах и в красном в горошек платье спустилась на первый этаж и подошла к старенькому «Москвичу», за рулем которого сидел Дима.

– В чем дело? Чья это машина? – удивленно спросила она.

– Быстро садись в машину, все объясню потом. Ты должна увидеться с Рамизом, – хриплым голосом сказал Дима.

– Он уже вернулся? Я пойду, переоденусь!

– Некогда! Садись в машину и ни о чем меня не спрашивай! – закричал он, – и почему ты в красном платье?!

Дима бешено гнал машину, и скоро она увидела, что они подъезжают к зданию больницы имени Семашко. Выйдя из машины, Дима взял за руку ничего не понимающую Лейлу и потащил к хирургическому отделению.

Первое, что увидела Лейла, – как рыдающий Казбек ведет под руку профессора Алиева, который кричит на все отделение:

– Minəvvər! Mənim balamı sən öldürdün!^*

Рамиз разбился по дороге в город после спора с матерью.

На похороны Казбек и Дима Лейлу не пустили, так как боялись обезумевшей от горя и чувства вины Минавер ханум.

Наступил последний день госэкзаменов. День 4 июля Лейла помнит и не забудет никогда!

Пришедшие к ней на экзамен то ли по долгу, то ли по привычке Казбек и Дима были усланы за цветами для педагогов.

Онемевшая от горя Лейла стояла со всеми вместе перед дверью в аудиторию. Институт жил своей нормальной жизнью и в вестибюле стоял обычный шум из голосов студентов, лаборантов и учителей. И вдруг постепенно голоса стали затихать, и внезапно стало удивительно тихо.

Лейла обернулась и увидела одетую во всё чёрное, постаревшую Минавер-ханум, которая, без сомнения шла к ней.

–Я убью ее, – сказал Айдын, единственный в их группе парень, – что теперь ей от тебя надо?!

Все молча стеной, стали перед Лейлой, как бы защищая её.

– Расступитесь! – тихо проговорила Минавер ханум, дойдя до студентов, – я пришла просить у нее прощения!

И она стала медленно опускаться на колени перед Лейлой. Но Лейла и, подоспевшие Казбек с Димой, не дали ей сделать это.

– Дочка! Я и только я виновата в смерти моего сына и нет мне прощения на этой земле!

Когда вернулись Казбек с Димой, отвозившие домой Минавер ханум, экзамен закончился, но студенты не расходились, так как это была их последняя встреча в институте.

Казбек и Дима преподнесли Лейле большой букет роз.

– Рамиз собирался сделать мне сегодня сюрприз, – глухо сказала Лейла, принимая цветы, и заплакала.

– Всё, всё! Пошли на улицу! – скомандовал Казбек, – больше никаких сюрпризов не будет, – сказал он, – сейчас поедем к нам, – Марина приказала непременно тебя привезти. Она ждет нас, чтобы отметить завершение учебы в институте.

Они спустились на первый этаж института, куда с улицы доносилась веселая музыка.

Перед зданием толпились студенты. Выйдя на площадку, они увидели, что прямо напротив входа в институт группа музыкантов исполняет различные мелодии, а за ними на самом высоком дереве висят разноцветные воздушные шары и транспарант с надписью:

«Поздравляю тебя, Лейла!», а внизу чуть мельче «Рамиз».

– О, Господи! Я забыл отменить оркестр! – застонал Дима, – мы с Рамизом вместе договаривались! Пойду…, –  и он направился в сторону артистов.

Но Лейла схватила его за руку:

– Не надо! Пусть играют! – сказала он сквозь поток слез, градом катившийся из ее глаз. – Это последний подарок Рамиза мне, это его сюрприз. Настоящий сюрприз…

… Минавер ханум пережила сына на пять месяцев. Лейла узнала об этом зимой, когда приехала в город из района, где она работала по направлению в одной из сельских школ. Ещё она узнала, что Дима с родителями уехал в Израиль, а Казбек с женой работает по контракту за рубежом.

Ни с кем из участников этой истории Лейла никогда уже не встречалась. Она поздно и неудачно вышла замуж, родила ребенка, который умер, не прожив и месяца.

* * *

Прошло более двадцати лет. И вот совсем недавно в обувном магазине на Торговой Лейла увидела высокого молодого, но с ранней сединой парня. Стоящая рядом с ним девушка примеряла босоножки. Лейла никак не могла вспомнить, кого же он ей напоминает. Она так пристально смотрела на парня, что он почувствовал это и, наверное, сказал, об этом подошедшему к нему мужчине.

Мужчина обернулся и …Лейла узнала в нем постаревшего и располневшего Казбека.

Сын Казбека, как две капли воды, похожий на отца, и дочь, с удивлением смотрели, как отец целуется и обнимается с худенькой незнакомой женщиной.

Выйдя из магазина, они долго сидели и плакали в его старенькой «шестерке», вспоминая обо всем, что произошло. Дети Казбека, сидевшие в машине, не проронили ни слова.

Казбек сказал:

– Они очень хотели тебя увидеть. Они знают историю моего друга и носят ваши имена.

Детей Казбека звали Рамиз и Лейла.

Нищая

                                                                                                 Он дал вам убежище

                                                                                           и подкрепил своей помощью…

                                                                                                           Коран. Сура 8-26

Каждый раз, проходя мимо этой женщины, он мучился оттого, что не может вспомнить, где он видел ее ранее. Всю дорогу до больницы доктор Салманов размышлял об этом: он твердо был уверен в том, что она не была его пациенткой, но необычно высокий рост женщины, ее – осанка, руки с нежными тонкими пальцами – все это было ему знакомо. К сожалению, невозможно было разглядеть ее лицо, потому что ее голова постоянно  была обвязана косынкой, спущенной на глаза: она никогда не поднимала голову и не подавала голоса, а просто тихо и покорно стояла вдоль стены в подземном переходе, стыдливо выставив вперед ладонь. Эта женщина в корне отличалась от других «профессиональных» (если так можно выразиться) нищих, которые или своим видом, тихими или громкими причитаниями призывали оказать им помощь.

Он никогда не проходил мимо нее. Более того, он постоянно держал наготове деньги, чтобы подать ей. Доктор не видел ее лица, но ему казалось, что всякий раз, принимая от него деньги, оно покрывается краской от смущения. Шепотом, еле слышно она выговаривала «спасибо».  Доктор Салманов не мог побороть в себе желание заговорить с этой женщиной, и твердо решил сделать это сегодня.  Он рассказал об этом своей жене – чуткой сердобольной женщине,  но она не советовала ему заговаривать с нищенкой.

– Никто  от хорошей жизни человек милостыню просить не будет, – сказала она.  Как бы внешне это не выглядело легко: встать и протянуть ладонь – эта простота дается очень тяжело: здесь и предание жизненных принципов и внутренняя борьба, и коренные изменения, происшедшие в жизни, что вынуждает человека присоединиться к группе просителей подаяний.

Доктор Салманов издалека приметил ее цветную косынку и стал держаться ближе к стене, чтобы не мешать прохожим, спешащим в метро. Приблизившись к ней, он протянул ей деньги и, не дожидаясь благодарности, спросил: «Скажите, уважаемая, мы не могли быть с вами знакомы ранее?»

Не успел доктор завершить свою фразу, как женщина сорвалась с места и бросилась бежать вниз по тоннелю, крича на ходу: «Нет! Нет! Мы с вами никогда нигде не встречались! Никогда!» «Ни-ког-да!» – гулко разносился ее голос в пространстве. Ошарашенный Салманов глядел вслед убегающей женщине, бег которой был удивительно грациозен, и внезапно вспомнил ее.

…Уже много лет семья Салманова дружила с несколькими семьями. Они вместе справляли праздники, дни рождения, юбилеи, защиты диссертаций и многие другие события. Шли годы. В их компании происходили изменения: она пополнялась за счет зятьев, невест и внуков.

Чей-то родственник работал в небольшом уютном ресторане, где они привыкли отмечать различные мероприятия. Здесь была  хорошая кухня и прекрасное обслуживание. Официанты почти всех знали по именам. Кроме того, в ресторане работали превосходные музыканты. В конце любого праздника певец, он же тамада и конферансье, положив на пианино флакон французских духов, объявлял конкурс на лучшее исполнение народного танца. Все женщины: и молодые и старые с удовольствием принимали участие  в этом забавном соревновании, показывая, кто на что способен. Но сплясать лучше Мелек ханум не удавалось никому.

Собственно говоря, с этого безобидного конкурса, как выяснилось впоследствии, все и началось.

Инженер-нефтяник Махмуд, работающий на буровой и его супруга Мелек отмечали обручение сына Фазиля, который также как и отец, окончил институт нефти и химии, но работал в проектном институте. Он был старшим сыном в семье, младший был профессиональным военным и с первого дня войны находился на фронте. Иногда он приезжал домой, но ненадолго, так как сердце его был рядом с сослуживцами. У родителей душа болела за Анара. Как и все, они хотели бы видеть сына рядом с собой здоровым и невредимым, но они понимали, что  не всегда это возможно.

Пребывание на фронте сделало Анара несколько грубым, он стал резок и категоричен в суждениях, но дома ему никто не перечил. Вот и сейчас, приехав на обручение брата и увидев его избранницу, он заявил: «Мне совсем не понравилась ваша невестка. Она ещё покажет вам, где раки зимуют». Фазиль обиделся на брата и матери еле удалось их как-то примирить.

Торжество уже подходило к концу. Уже было сказано много теплых слов и пожеланий в адрес жениха и невесты, их родителей, друзей и приятелей. Невеста, ее мать и родственники познакомились с окружением жениха и остались им очень довольны. Мелек очень радовалась, слезы радости выступали у нее на глазах: ведь она так мечтала о свадьбе сына!

Наконец тамада объявил традиционный конкурс на лучший танец. Женщины и девушки почти полчаса демонстрировали свое искусство, выделывая различные па. Невеста Фазиля, Самира, тоже была среди претенденток на приз, и, признаться, превосходно танцевала. Наконец, уставшие девушки почти без сил упали в кресла.

– Ну что? Кто-нибудь может сказать, что танцует лучше меня?! – призывно спросила Самира.

– Ты действительно хорошо танцуешь, но ты ещё не видела, как танцует твоя свекровь, и скоро ты узнаешь, что такое настоящий танец,  – сказал кто-то из девушек, – а вот и она!

Самира и девушки увидели, как сидящие за столом гости встали со своих мест, и подошли к центру зала, к танцующим. Среди них была и Мелек.

Это была худая высокая женщина с длинными черными волосами, которые она собирала на затылке. Сегодня Мелек была одета в превосходное бордовое бархатное платье. На шее у нее была нитка крупного жемчуга. Вот она вышла на середину зала, и всех буквально заворожило ее исполнение. Ей действительно не было равных в танце! Она не плясала, а парила. Ее грациозная фигура то быстро, то медленно двигалась по кругу. Нежные руки, как две птицы под звуки мелодии то взвивались вверх, то разлетались в стороны. Она притоптывала в такт музыке, одновременно поводя плечами. Глаза женщины сняли! Она вся преображалась в танце! От тихой застенчивой женщины не оставалось и следа! Самира и ее родственники с изумлением наблюдали за этой картиной. Наконец танец завершился под бурные аплодисменты присутствующих.

– Мелек ханум как всегда лучшая, – сказал тамада, передавая ей коробку с духами.

– Вот как надо танцевать и лучше моей мамы это не делает никто! – сказал Анар, глядя на Самиру.

Мелек обратилась к гостям иначе: «Я вам всем признательна за внимание, однако, мне кажется, сегодня вы не усмотрели мою достойную соперницу – это моя невестка, а теперь и моя дочь Самира, которая доказала, что танцует лучше всех. По этой причине я передаю этот приз с вашего согласия по назначению», - и под одобрительные возгласы гостей протянула духи Самире.

От присутствующих не ускользнул холод и недовольство в глазах новоиспеченной невестки. Улыбаясь одними губами, она отвела руку свекрови и сказала:

– Мне чужой приз не нужен, свой приз я заработаю сама!

Произошла немая сцена. Все кинулись разряжать обстановку, понимающие музыканты заиграли какую-то мелодию, но было ясно, что случилось что-то нехорошее. Хорошо, что Анар с парнями вышел курить во двор, а то неизвестно, что могло бы произойти.

До глубины души оскорбленная Мелек стояла среди родственников, глядя, как отъезжает семья невесты.

Этого случая было достаточно. Чтобы свекровь и деверь стали заклятыми врагами Самиры. Она их так возненавидела, что не могла скрыть это. Даже переехав в дом свекрови, она старалась с ней не общаться и постепенно добилась того, что они с Фазилем ели в своей комнате, а Мелек с мужем – в столовой. Махмуд–киши хотел прибрать невестку к рукам, но Мелек не разрешила, ссылаясь на то, что Самира беременна, поэтому ее волновать не стоит. Кроме того, она не хотела вредить сыну. Невестка не принесла в дом радость. Сын со снохой все время сидели в своей комнате и даже гостей там принимали, вынося на кухню грязную посуду. Свекровь, оберегая беременную невесту, выполняла все работу по дому сама, однако Самира это не ценила, а воспринимала как должное.

Неприятности Мелек эти не ограничились. Случилось беда: погиб ее младший сын. Родители очень тяжело переживали эту утрату. Самира, даже словом не выразившая сочувствие свекру и свекрови, ни в день похорон, ни в последующие траурные дни не появилась, а все это время находилась у матери, ссылаясь на беременность. Даже пришедшие в один из четвергов сотрудники фирмы, где Самира работала переводчицей, были удивлены ее отсутствием.

Сердце матери не выдержало. Когда родился ее первый внук, рождение которого она ждала с нетерпением, Мелек лежала с обширной формой инфаркта и не вставала с постели. Когда внука принесли домой, она захотела посмотреть на него и сказала сыну об этом. Через приоткрытую дверь был слышен диалог Фазиля с Самирой:

– Твоя мать даже не соизволила прийти ко мне в роддом.

– Она же больна и почти не встает с постели.

– Вот именно: почти.

– Прекратите спор! Фазиль, отнеси малыша маме! – услышала она голос тещи сына.

Но даже эта перепалка не могла омрачить встречу бабушки с внуком: «Боже! Да какой же он красивый мой внук! Радость моя!»

Через несколько минут Самира потребовала мальчика для кормления. Все! Это был единственный раз, когда Мелек так близко видела внука, потому что Самира сделала все, чтобы Мелек не общалась с ребенком. Махмуд настоял, чтобы жена ушла с работы, Самира же, напротив – через два месяца, переведя ребенка на искусственное питание, продолжила работу – она того стоила, оклад в фирме был очень высокий. Деньги давала ей возможность прекрасно одеваться. Вообще длинноногая Самира была похожа на топ -модель. Она снисходительно смотрела на Фазиля, попавшего под сокращение штатов. Между супругами часто происходили ссоры, из которых Самира всегда выходила победителем. Отец давал денег Фазилю, чтобы поддерживать его авторитет, но  Махмуд-киши внезапно умер. Вот тут-то для Мелек и Фазиля наступили черные дни! Они стали полностью зависимы от Самиры, т.к. пенсия Мелек была мизерная.

Прошло много времени, прежде чем Мелек с большим трудом удалось устроиться смотреть за годовалым ребенком, причем, круглосуточно. Она была вынуждена согласиться – платили прилично, а другой работы не было. Все заработанные деньги она отдавала сыну, приходя домой раз в неделю на несколько часов. В течение десяти месяцев она не встречалась ни с сыном, ни с невесткой.

Сын даже по телефону, который она ему сообщила, не выразил ей благодарность за деньги.

Однажды Мелек случайно пришла домой в  середине недели и застала Самиру с каким-то иностранцем. Но Самира даже не смутилась! Более того, она пригрозила свекрови, что сделает ее сыну плохо, если та расскажет ему об увиденном. Мелек не знала, как ей быть!

Через несколько месяцев она опять осталась без работы. Она почти днями лежала на кровати, так как обессилела от голода, а продуктов дома не было. Сын рано утром из дома и приходил за полночь, а то и вовсе не ночевал дома по несколько дней. Совершенно случайно по газете Мелек устроилась охранником на чью-то дачу и прожила там более двух лет. Никто за это время ее не искал!

После того, как от ее услуг отказались, она вернулась домой. Но дома не было!!! На его обоих этажах находился офис какой-то фирмы, работники которой не имели представления о семье сына. В ЖЭК-е ей сообщили, что сын с семьей выписан в США, а Мелек выписана ещё раньше, как пропавшая без вести.

Так, Мелек оказалась на улице. Долгие походы по инстанциям ничего не дали.  Не сумев ничего добиться, она была вынуждена протянуть руку для подаяния! Здесь и обратил на нее внимание доктор Салманов, который не мог сразу узнать в постаревшей, поседевшей, беззубой и грязной нищенке прекрасную танцовщицу Мелек.

Обратившись в полицию, они вместе с женой разыскивали Мелек и, наконец, нашли ее в одной из городских больниц, где она находилась под чужим именем. Доктор Салманов долгое время ее выхаживал, затем они с женой забрали ее к себе, помогли восстановить паспорт и пенсию. Она прожила не более года. Никогда не говорила о своем прошлом, ни о чем не расспрашивала, была очень молчаливой. Единственное, что Мелек любила – это смотреть видеокассету, которая запечатлела ее в танце. Тогда у нее на глазах проступали слезы.

Шекспировский Отелло бакинской «хрущевки»

                                                                                   А те, которые бросают обвинение

                                                                     в своих жен, и у них нет свидетелей, то…

                                                                     проклятие Аллаха на нем, если он лжец.

                                                                                                         Коран. Сура 24-67

О ревности написано и сказано много. Во многих семьях из поколения в поколение передаются различные случаи и истории, связанные  с этой, прямо скажем, не лучшей чертой нашего характера. Из литературы нам также известны многие герои-ревнивцы. Что же касается шекспировского Отелло, то он был, есть и, вероятно, всегда будет мерилом ревнивого мужчины. Все-таки ревность не до конца изучена специалистами! А между тем она и по сей день, продолжает свое губительное дело, являясь причиной множества стычек, ссор, размолвок, а часто и разлук между людьми.

Вот вам еще одна история о ревности.

После смерти матери Сурая с отцом переехали из района в Баку. Они купили  двухкомнатную квартиру на первом этаже дома – «хрущевки» в одном из микрорайонов столицы. Али киши стал работать на заводе, Сурая в тот же год поступила в педагогический институт на «дошкольный» факультет. Уставшие от долгого ухода за больной женщиной, они упивались тишиной и покоем. Отец и дочь вообще от природы были очень спокойными людьми с покладистым характером.

Так прошло более года.

И в один прекрасный день Али, возвращаясь со свадьбы племянника, привез с собой молодую женщину – односельчанку, жениться на которой ему посоветовали родственники, рекомендуя ее как хорошую хозяйку и покорную женщину. Была ли она хорошей хозяйкой Сурая так и не узнала, так как вплоть до ухода из дома, всю работу Сурая по-прежнему выполняла сама. Что же до покорности, то от нее не видно было даже следа. Более того, Сара оказалась такой крикливой, сварливой и скандальной женщиной, что Али  всю оставшуюся жизнь проклинал себя за необдуманную женитьбу, но деваться уже было некуда. Сара быстро родила ему подряд девочек-близнецов, а затем и сына. Дети оказались такими же горлопанами, как и мать, и орали день и ночь. В доме всегда стоял ужасный шум из-за крика Сары или детей. Чтобы прокормить большую семью Али устроился на вторую работу и поэтому приходил домой поздно, а для Сураи жизнь превратилась в ад.

Госэкзамены были на носу, а Сурая, которая и так везла на себе весь дом, должна была помогать смотреть за детьми и стирать детские пеленки, которые даже в хорошую погоду сушились прямо в квартире, отчего в доме всегда не хватало воздуха. Проветривать квартиру Сара не любила, так как боялась застудить детей. Но, в конце концов, Сурая с грехом пополам завершила учебу в институте и получила диплом. Ей удалось устроиться на работу недалеко от дома, но она по-прежнему оставалась прислугой для мачехи, которая ее откровенно не любила.

Али киши жалел старшую дочь, но ничего не мог изменить. Однажды он пришел домой очень радостный и объявил, что парень из соседнего дома хочет взять Сураю в жены. Он рассказал, что Назим работает в банке, у него свой «жигуленок»,  трехкомнатная квартира, оставшаяся после смерти родителей и, вообще, с точки зрения отца он является хорошей кандидатурой для Сураи.

Сурая не была знакома с Назимом, но ее удивило, что современный  парень, даже не поговорив с ней, обратился прямо к отцу. Однако она так устала от своего рабства в родительском доме, что была согласна выйти замуж хоть за черта лысого, лишь бы уйти подальше от противной мачехи.

К сожалению, ни она, ни отец не могли предположить, что ее  ожидает в будущей семейной жизни.

Получив разрешение Али киши, Назим на следующий день к концу работы зашел за Сураей в детсад. Он оказался симпатичным молодым человеком среднего роста, но чересчур любопытным и уверенным в себе.

– Я ваш сосед Назим. Вчера я разговаривал с Али киши в отношении женитьбы на тебе. Я думаю, у тебя нет возражений, –  сказал он растерявшейся Сурае.

Он прекрасно понимал, что замужество для Сураи было моральным спокойствием и избавлением от тяжелого труда, поэтому не счел нужным сказать девушке более приятные слова для приветствия и знакомства. Не дожидаясь ответа, он продолжил:

– Я не знал, что за детьми в садик приходят и папы.

– У кого в доме есть время, тот и приходит, даже дедушки приходят, – ответила ничего не подозревающая Сурая будущему мужу.

Назим проводил Сураю до дома и заметил ей на прощание, что она очень много смотрит по сторонам.

– Разве? Не обращала внимания. Мне, казалось, я всегда смотрю перед собой.

– Теперь обращай внимание и следи за собой. Ты моя невеста и должна вести себя скромно.

Сурая и так была тихой и скромной девушкой, поэтому ей было неприятно слышать такие слова в свой адрес от человека, которого она видела впервые в жизни. Но перспектива уйти из дома была очень заманчивой, и она за хозяйственными делами забыла о замечании Назима, но напрасно. Он позвонил вечером, чтобы поговорить с отцом о свадьбе и, подозвав Сураю к телефону сказал, что  запрещает ей носить брюки и напомнил о своем замечании. Возмущенная Сурая рассказала об этом отцу, который ответил, что Назим ведет себя как нормальный восточный мужчина, и он вправе требовать, чтобы она одевалась по его вкусу. Сурая была вынуждена проглотить это, тем более что мачеха очень обрадовалась поведению Назима.

– Представляю, как ты ходишь по улице, что он был вынужден сразу же сделать тебе замечание, – едко заметила она.

В воскресенье отец, как обычно был на работе. Сурая, постирав белье, вышла вешать его во двор. Когда она шла обратно к блоку, недалеко от нее остановилась машина, из которой вышла молодая женщина с каким-то листочком в руке. Мужчина закрывал дверь автомобиля, а женщина, окликнув Сураю, попросила ее подождать, но неожиданно споткнулась и упала. Подбежав к незнакомке, Сурая помогла ей подняться на ноги. Тут подоспел ее муж. Плащ и обувь женщины были испачканы в грязи, колготки порваны. Сама она была очень взволнована. Спутник ее успокаивал.

Сурая с одобрения Сары, наблюдавшей эту картину из окна, пригласила незнакомцев в дом. Супруги зашли к ним. Пока женщина, представившаяся Алией, с помощью Сураи приводила себя в порядок, мужчина рассказал Саре, что они по объявлению в газете ищут квартиру на их улице. Телефон в объявлении не указан, поэтому они не могут уточнить адрес. Сердечно поблагодарив Сару и Сураю, которая дала Але новые колготки и объяснила месторасположение нужного им дома, они ушли.

Скоро Сурая забыла об этом случае, потому что ее ожидали в жизни большие перемены. Конечно, она представляла свое замужество по-другому. Она мечтала встретить и полюбить хорошего парня, который также любил, ценил и уважал бы ее. И в глубине души ей был неприятен ее внезапный и неожиданный брак, который больше походил на деловое соглашение. Сурая понимала, что устраивает Назима по каким-то ему одному известным параметрам, а она вынуждена принять его предложение из-за невыносимых условий, сложившихся в доме, из-за неприязни к ней мачехи, всеми силами выживающей Сураю из дома, даже ценою лишения в ее лице домработницы. С того момента как объявился Назим в качестве жениха, Сара стала придираться к Сурае и всячески терроризировала ее, поэтому Сурая не могла дождаться, когда Назим уладит свои дела и заберет ее к себе в дом. Все должно было решиться в течение трех месяцев.

Новоявленный жених несколько раз водил Сураю к каким-то родственникам, два раза сводил ее на концерт и очень часто заходил за ней к концу работы. Короткий путь до дому не давал возможности им толком побеседовать, но Назим постоянно делал Сурае какие-то замечания: не так подошла, не так посмотрела, не так сказала. Но самое главное Назим терпеть не мог, если с ней на улице кто-то здоровался, а от приветствия мужчин он приходил в бешенство и обязательно спрашивал, кто это.

Сурая любила детей, с удовольствием ходила на работу. Ее знали мамы, папы, дедушки, бабушки и другие близкие родственники ее подопечных, поэтому с ней здоровались очень много людей, что выводило из себя Назима. Понемногу Сурая привыкла к этому. Она старалась идти по дороге с опущенной головой, чтобы избежать расспросов Назима, понимая, что он просто ревнивый человек. Сурая была очень молода и не сталкивалась в своей жизни с особыми проявлениями ревности ни мужской, ни женской, и она не осознавала, какой разрушительной силой обладает это чувство, если оно принимает болезненные формы.

Отец ее успокаивал, да и она сама не могла поверить в то, что Назим бесконечно будет мучить ее по мелочам безо всякого основания, потому что, в общем, он казался неплохим парнем. Он хорошо разбирался в банковском деле и в экономике, был прекрасным знатоком азербайджанской литературы и, поэзии в частности, знал наизусть множество стихотворений, и Сурая, тоже любившая поэзию, с удовольствием его слушала.

Вот и сегодня по дороге Назим ей рассказывал об Алиаге Вахиде. Дойдя до угла их дома, они попрощались. Сурая пошла к блоку и вдруг услышала: «Сурая ханум! А я вас здесь дожидаюсь!»

Она узнал мужа Алии, который пытался объяснить ей, что пришел специально, чтобы встретиться с ней, но Сурая ничего не слышала. Ее внимание было приковано к дереву, за которым затаился Назим. Сурая не знала, как ей поступить. Если бы Назим подошел к ним, то она все объяснила бы ему, но он даже не тронулся с места, предположив, наверное, что Сурая его не видит. Она понимала, что ей предстоит долгий и нудный разговор с Назимом, которого тяжело было в чем-то убедить.

Наконец, она очнулась от своих раздумий, так как ее собеседник пытался всучить ей какой-то сверток.

– Что это такое? – отшатнулась она.

– Это Алия просила вам передать, – ответил он. – Она сильно простужена и не может прийти сама. Она хочет вам позвонить, дайте, пожалуйста, ваш номер телефона.

Чтобы быстрее отделаться от так некстати подвернувшегося знакомого, она быстро написала номер телефона на коробке сигарет, которую он протянул. Попрощавшись, он, наконец, побежал к своей машине.

Дома ее встретила зареванная Сара, которая сообщила, что у близнецов очень высокая температура и что они целый день зовут Сураю, которую сестры и брат очень любили. Переодевшись, она занялась детьми и провозилась с ними весь вечер. Когда успокоенные дети уже спали, Сара сказала ей, что несколько раз звонили какая-то женщина и Назим, но она просила их перезвонить, так как Сурая была занята. Еще Сара добавила, что Назим был почему-то очень злой. Тут раздался звонок в дверь и в комнату ворвался Назим. Он велел Сурае одеться и выйти с ним во двор, так как Сара попросила его говорить тише, указав на спящих детей.

Уже в квартире Сурая поняла, что ей будет трудно оправдаться, но он, даже не дал возможности ей это сделать. Муж Алии был объявлен ее любовником, с которым она тайно встречается в разных местах. Он делает ей различные подарки и что последний раз он их застукал во время передачи очередного сувенира и что Сурая, разглядев Назима, написала место предстоящей встречи, чтобы Назим ее не услышал.

Подобной бессмыслицы Сурая услышать не ожидала! Он задавал ей вопросы и, не дожидаясь ответов, выдавал свою версию вместе Сураи. Когда, наконец, каким-то чудом, доведенной до истерики Сурае, удалось вставить слово и сказать, что она видит этого человека второй раз в жизни и понятия не имеет, что находится в злополучном свертке, который передала ей его жена, к ним неожиданно подошел отец, возвращавшийся с работы.

– Сынок! Твой голос слышен за квартал отсюда, – тихо заметил он, – давай войдем в дом и проясним, что все-таки произошло.

– Тебе опять звонила Алия. Помнишь, которая упала, – сказала Сара, недоуменно глядя на всех троих.

Тут вновь позвонила Алия. Она ещё раз поблагодарила Сураю за оказанную ей помощь и пожелала ей счастья. Из разговора стало ясно, что Алия ждет ребенка, поэтому они с мужем были так перепуганы от ее падения, и помощь Сураи была ей очень кстати.

– Мы скоро будем соседями, потому что покупаем квартиру рядом с вами, – добавила она.

– Этого мне только и не хватало, – подумала Сурая и поблагодарила Алию за подарок.

Положив трубку, она принесла пакет, переданный ей мужем Алии. В нем оказались коробка шоколадных конфет, хорошие дорогие колготки и светящийся брелок для ключей в виде сердца, на котором была надпись «Доброе сердце». Ситуация разъяснилась сама собой, однако Назим никак не мог успокоиться.

– Все это для меня малоубедительно, Али киши, – сказал он, со злостью глядя на плачущую Сураю.

– Может быть, у него все-таки есть причина так злиться, – вставила Сара, поддерживая Назима назло мужу и Сурае.

– Закрой рот, дочь ослицы!, – прикрикнул на нее Али.

Назим отнял брелок у Сураи и ушел, даже не извинившись.

– Бедная моя девочка, – сказал Али, – неужели он не изменится?

…Назим не приходил и не звонил две недели, но Сурая видела, как он за ней следит, предполагая, что она его не видит. Наконец, он подошел к ней и сказал, что на первый раз прощает ее, но все-таки остается при своем мнении, так как этот тип не внушает ему доверия, и чтоб он больше никогда не видел его возле Сураи.

И, тем не менее, даже помирившись с невестой,  Назим продолжал за ней следить. И дождался!

Спустя два месяца он увидел Тогрула, идущего по дорожке к зданию детского сада, откуда ему навстречу шла Сурая. Увидев Сураю, Тогрул очень обрадовался и поинтересовался, что она здесь делает.

– Как хорошо! Алия будет очень рада! Мы уже переехали и сейчас устраиваем сына в этот садик.

Естественно, что Назим, наблюдавший эту картину через дорогу, содержание беседы не слышал и в объяснения бедной Сураи не поверил.

– Почему они должны отдавать ребенка именно в этот детсад? – кричал он, – хотя прекрасно понимал, что все стараются отдать детей в близлежащий садик.

– Может, их сын будет ходить ещё и в твою группу? – иронично вопрошал он.

И конечно, по закону подлости мальчик был определен в младшую группу, которую вела Сурая. Утром следующего дня, увидев подходящую к ней Алию с сыном, она очень расстроилась, а когда Алия сообщила ей, что приводить сына будет она, а забирать – муж, у Сураи из глаз непроизвольно потекли слезы.  Назим никогда утром не провожал ее на работу, боясь опоздать сам, а заходил за ней только к концу дня, а это значит, что он будет постоянно сталкиваться с Тогрулом.

Спустя несколько минут Сурая уже стояла перед заведующий детсадом, умоляя перевести ее в другую группу.

– Дочка! Как я могу в середине года поменять воспитателей в группах?! Кроме того, ты думаешь, кто-нибудь пожелает поменять детей постарше на малышей?

Поменять группы ей не удалось, как и не удалось избежать очередного спора с Назимом, что, впрочем, было бесполезно, так как ревность, съедающая его, парализовывала его ум, не давая ему возможности размышлять логически, вынуждая его больное воображение придумывать различные небылицы. Каждый раз Сурае стоило большого труда успокоить Назима.

Многие, наверное, думают, что Сурая уже после нескольких ссор с Назимом должна была расторгнуть помолвку. Но никто из нас не был на ее месте, поэтому не нам судить: было бы ей хорошо остаться в родительском доме, рядом с выживающей ее из дома мачехой или ей все-таки было лучше выйти замуж за ревнивца – Назима. Она из двух зол выбрала меньшее, и вскоре после свадьбы переехала в дом супруга.

Ей был представлен двухнедельный отпуск и ее так называемый «медовый месяц» прошел без ссор. Назим отпуск не брал: в банке работала какая-то комиссия. Сурая быстро выполняла домашнюю работу и до одури смотрела телевизор. Покупки Назим делал сам, уходя из дома, отключал и прятал телефон, а дверь квартиры закрывал на ключ. Сложности у Сураи начались, когда она стала ходить на работу. Назим ее встречать не мог, так как стал возвращаться чуть позже, а чтобы проконтролировать время ее возвращения, он был вынужден включить телефон, что его очень беспокоило, поскольку он предполагал, что, имея под рукой телефон, Сурая может совершить что-то непозволительное.

Немного освоившись с ролью жены, Сурая несколько раз говорила с мужем, убеждая его в отсутствии причины для беспокойства и уж тем более для ревности. Назим с ней соглашался, но через некоторое время все начиналось заново. Каждый день перед уходом на работу он инструктировал Сураю, как она должна себя вести, а по вечерам подробно спрашивал, чем он занималась дома и на работе. Она приучила себя не перечить Назиму, зная, что это бесполезно, но в сердце молодой женщины постепенно скапливалась затаенная обида на мужа, изводившего ее глупыми придирками.

Прошло около пяти месяцев. Назим был уволен по сокращению штатов и очень нервничал, так как не мог найти работу, но зато у него появилась прекрасная возможность контролировать жену, с которой он ходил даже в женскую консультацию, так как Сурая была уже в положении. Алия ходила в ту же консультацию, и они с Сураей часто там встречались. Назим знал, что она жена его «злейшего врага», однако был с нею очень приветлив. Сурае было неудобно, что Назим «пасет» ее даже здесь, где мужчины попадались крайне редко, но не стала говорить ему об этом. Она все ещё ходила на работу и, естественно, встречались с мужем Алии, Тогрулом, когда он забирал ребенка. Обычно по вечерам при хорошей погоде она выводила детей во двор детского сада, и родители забирали их отсюда. Само собой разумеется, что у них всегда были какие-то вопросы, связанные с детьми, которые они обсуждали с воспитательницей. Назим терпел всех, но не Тогрула. Ему казалось, что он очень долго стоит возле Сураи, долго разговаривает и, вообще, ребенок для него только повод для общения с Сураей.

В принципе с ревнивыми людьми так и происходит. Вначале они ревнуют ко всем, а затем зацикливаются на одном человеке, и здесь их воображение разыгрывается не на шутку. Так было и с Назимом. Он вбил себе в голову, что Тогрул интересуется Сураей, и она дает ему повод для этого. И никакая сила не могла заставить этого человека изменить свое мнение.

Назим ежедневно доводил Сураю до истерики, хотя понимал, что вредит этим не

только жене, но и своему ребенку.

Как назло, Тогрул был очень приветливым человеком и с большим уважением относился к Сурае, считая её близкой его семье, так как они познакомились раньше, чем их сын стал ходить в детский сад. Он не мог понять, почему так печальна это молодая женщина, недавно вышедшая замуж и как другие родители очень жалел ее, предполагая, что у нее какие-то проблемы.

На Восьмое марта родители поздравляли воспитателей и многие дарили им небольшие сувениры. Тогрул и Алия решили подарить Сурае французские духи с учетом их знакомства и прошедшей свадьбы. Назим (по-прежнему наблюдая издалека) видел, как Тогрул вручил Сурае розы. От подарка Сурая отказалась, но он незаметно оставил пакет на скамейке в беседке. Его сын, как и все дети, поцеловал на прощание Сураю Алиевну, и они ушли. Родители очень ценили Сураю, и надарили ей много сувениров и цветов, часть которых она раздала другим работникам детсада, однако этот праздничный день был омрачен распоясавшимся Назимом, вообразившим себе что-то невероятное. Все подарки были разбросаны по квартире. Цветы переломаны, а флакон с духами, подаренный Тогрулом, растоптан в стекленную пыль, отчего в комнате стоял смешанный запах цветов и косметики, которые забивал прекрасный аромат французских духов. В разгар событий пришел Али киши, и Сурая с плачем бросилась ему на шею:

– Папа! Забери меня домой, пожалуйста, забери!

Али погладил дочку по голове: «Успокойся, дочка!», а затем повернулся к зятю:

– Сынок! И подобное обращение с женщиной называется «беречь, как зеницу ока?» – спросил он. – Ты это мне обещал? Ты хотел взять в жены хорошую «домашнюю» девушку, чтобы над ней издеваться? Побойся Аллаха! Ведь тебя устраивало в ней даже то, что она работает в детском саду!

– Однако ваша дочь умудрилась подцепить себе мужика даже там! Я теперь очень сомневаюсь, являюсь ли я отцом ребенка, которого она ждет!

...Чтобы успокоить Сураю, была вызвана «скорая помощь». Пожилой врач оказал помощь Сурае, дал какие-то таблетки ее отцу и даже мужу. Поняв ситуацию, он долго беседовал с Назимом и сказал на прощание, что если все будет так продолжаться, то добром это не кончится, и посоветовал Назиму обратиться к психиатру.

Утром Назим не пошел провожать Сураю на работу, но она прекрасно знала, что он все равно будет за ней следить. По дороге она подумала, что было бы хорошо, если бы отец попросил Тогрула не общаться с ней.

У двери детского сада ее окликнул Тогрул:

– Сурая Алиевна!

Услышав его голос, у Сураи из глаз непроизвольно потекли слезы. Она видела на противоположной стороне улицы Назима, который пытался спрятаться за газетным киоском.

Ничего не подозревающий Тогрул объяснил Сурае, что у Анара пропал свитер и попросил ее поискать его в шкафчиках других детей. Вконец расстроенная Сурая предложила ему проследовать за ней.

– Видел бы сейчас Али киши свою дочь, – сказал себе под нос Назим.

Если бы он, как нормальный мужчина, поговорил с Тогрулом, то может быть, ему удалось что-то прояснить в этой несуществующей истории, которую он сам же и придумал и ежедневно убеждал себя в правоте, наблюдая за женой и Тогрулом, которые, естественно, общались между собой из-за Анара.

И Назим, решивший, что пора уличить и наказать любовников, прямиком направился в дом к Тогрулу, где обо всем рассказал его жене и теще, приехавший из Минска к дочери, которая должна была на днях родить.

Рассказывая, Назим дал волю воображению, так как ему пришлось придумывать то, что он не видел. Причем, он высказал им даже опасения в отношении отцовства своего

ребенка!

И произошло ужасное! Никто их этих двух женщин не подверг даже малейшему сомнению слова Назима! Более того, они стали вспоминать различные мелочи и все это связали с тем, что у Тогрула роман с Сураей. Да и как они не могли ему поверить?! Ведь это был не посторонний человек, а муж Тогрулыной  «любовницы»! Назим посоветовал им без него ничего не предпринимать, а просто наблюдать, чтобы поймать так называемых «любовников» на месте преступления.

– Я предупреждала тебя,  чтобы ты ему не верила! Я знала, что он бросит тебя ради свой землячки! Видишь, так оно и получилось. Он нашел себе моложе и красивее тебя! – сказала мать Алии.

Далее события разворачивались со стремительной скоростью.

Неожиданно от инсульта прямо на работе умер Али киши.

Назим предупредил Алию с матерью, чтобы они пришли полюбоваться, как Тогрул будет успокаивать Сураю. Он знал, что работники детсада и многие родители, которые все были соседями, придут на похороны отца Сураи. Он был свидетелем того, как Тогрул вместе с другими родителями принимал участие в организации похорон Али киши и даже выделил для этой цели автобус с работы. Тогрул в числе других в день похорон подошел к Саре и Сурае и, пожав каждой руку, выразил им соболезнование.

Без сомнения, Тогрулу была симпатична воспитательница его сына, которая очень любила детей, но в то же время сама производили впечатление испуганного, незащищенного, вызывающая к себе жалость человека. Он чувствовал, что с ней что-то происходит, что у нее какие-то неприятности, но он не смел  вмешиваться в личную жизнь постороннего человека. Алия с матерью наблюдали за Тогрулом со стороны и, будучи настроенными Назимом, все виденное истолковывали по-своему.

Тогрул по-соседски два раза приходил на четверги, сидел полчаса в палатке, установленной перед блоком, и уходил. Он даже не виделся с Сураей, сидевшей дома вместе с женщинами. Однако Назим все переиначил по-своему, и не дожидаясь окончания траура, закатил Сурае очередной концерт. Напрасно Сурая клялась, что она не знает, кто организовал на похороны автобус, кто возил женщин на базар и помогал заносить  продукты. Напрасно Сурая утверждала, что не имеет понятия о том, что Тогрул приходил к ним на четверги.

Назим не верил ни одному ее слову! И когда он поклялся, что на днях положит конец этой, как он выразился «безобразной любовной истории», и все узнают, кто такие Сурая и Тогрул на самом деле, она впервые за последнее время испугалась по-настоящему. Она поняла, что теперь из-за глупой Назимыной ревности может пострадать семья Тогрула, которая, была ни в чем не виновата. Но если она, как жена Назима, могла и вынуждена была терпеть его выходки, то семью Тогрула это не должно было касаться. И понимая, что Назим не будет откладывать угрозы в долгий ящик, Сурая, не оправившаяся от внезапной смерти отца, рискуя собственным благополучием, решила предупредить Алию и Тогрула, не догадываясь, что ее муж уже обо всем позаботился.

В отсутствие Назима она позвонила Алие и попросила встретиться с ней. Однако, к удивлению Сураи, всегда вежливая Алия, очень грубо ее «отшила», сообщив, что ей не о чем с ней разговаривать, а мать, вырвав трубку у дочери, добавила, что после всего «этого», она не имеет права им звонить. Сурая поняла, что она опоздала со своим звонком.

Оставалась только возможность объяснить все Тогрулу, но из-за простуды она на работу не ходила. Но в сложившейся ситуации ждать было уже нельзя, поэтому, узнав по телефону из личного дела  Анара рабочий номер его отца, она позвонила Тогрулу и попросила встретиться с ней утром перед детским садом.

...Никогда в жизни Сурая не была причиной такого скандала, который закатили ей с

недоумевающим  Тогрулом Назим, Алия и ее мать. Работники детского сада и яслей, родители, дети и просто прохожие были свидетелями этой ужасной картины. Сурая была готова умереть от позора, а Тогрула, которому она не успела ничего рассказать, никто не хотел слушать.

– Аля! Ты с ума сошла? Как ты можешь верить в подобную чушь?! – наконец смог обратиться к жене Тогрул.

– Я ничего не хочу слышать, и уже собрала твои вещи. Чемодан у соседей, – сказала Алия и пошла прочь от детсада.

– А ты, подлец, мне за все ответишь! – повернулся Тогрул к Назиму.

– Это ты и твоя любовница, моя бывшая жена, ответите за все, – огрызнулся Назим.

Он был вне себя от бешенства, его раскрасневшееся лицо было перекошено от гнева, глаза вышли из орбит, от долгого крика голос хрипел.

– А я тебе даже чемодана с вещами не дам! Отправляйся к своему  любовнику и не смей переступать порог моего дома, – крикнул он Сурае, которая, вдруг теряя сознание, стала медленно сползать на землю.

– Позаботься о матери своего ребенка, – бросил Назим Тогрулу и поспешил к своей  машине.

Тогрул подхватил падающую Сураю и, привыкший за всем наблюдать Назим, конечно, это видел.

Как и обещал, Назим Сураю в дом не пустил. К Саре она тоже не могла пойти  – та уехала с детьми в район.

Вечером Сурая без вещей, без копейки в кармане сидела и плакала в беседке перед отцовским домом. Было уже девять часов вечера, когда ее заметил Тогрул, который приезжал за своим чемоданом.

Замерзшая голодная Сурая, которой теперь  было все безразлично и, которой некуда было идти, приняла предложение Тогрула переночевать у его матери.

Ниса ханум оказалась прекрасным человеком.

Когда Сурая со всеми подробностями рассказала им всю историю от начала до конца, их удивлению и возмущению не было предела!

В ту же ночь Алия родила мертвого ребенка. Она ни за что не хотела встречаться с мужем, тем более узнав, что Сурая живет у его матери. Так и  не дав возможности Тогрулу объясниться, она в скором времени, забрав сына, уехала обратно к себе в Минск. Впоследствии они развелись.

Сурая, несмотря на пережившие бурные отбытия, родила здорового крепкого малыша. Назим не только не пошел к ней в роддом, он даже паспорта ей не дал!

Сураю в роддоме опекали Тогрул с матерью. Они же купили Сурае и малышу одежду. Ниса ханум преподавала в вузе, но ходила на работу несколько раз в неделю. Все остальное время она посвящала Сурае и малышу, которому она была очень рада и шутила, что внук, рожденный даже от «любовницы» сына, все равно любимый.

Когда мальчику исполнилось два месяца, Назим во время прогулки выкрал у Сураи малыша вместе с коляской. Три дня Сурая, Тогрул, Ниса ханум с помощью полиции разыскивали ребенка. Назим отвез мальчика к товарищу, который попросил его присмотреть за квартирой в его отсутствие. Оставив спящего ребенка одного, он поехал купить ему детское питание, но неожиданно попал в аварию и два дня был без сознания, поэтому сообщить ничего не мог, а потом было уже поздно...

Малыш умер от голода. Над ним на веревочке, привязанной к краю коляски, покачивался брелок-сердце, подаренный Алией.

Цена несправедливости

 ... А когда вы говорите, то будьте

                                                                                    справедливы...

                                                                                                         Коран. Сура 6-153

Проходя по коридору, директор школы Лятифа ханум услышала шум, который доносился из 9 «б» и открыла дверь в класс.

– А вот и сама Лятифа Салмановна! – обрадовалась педагог географии.

– В чем дело? – поинтересовалась директор.

Старшеклассники притихли.

– Как всегда Алибеков срывает занятия, – сказала Аида Мамедовна, – сам учиться не хочет и другим не дает возможность что-то узнать.

– Как-будто вы что-нибудь интересное рассказываете! Все это есть в учебнике, – буркнул Алибеков.

– Алибеков! Как ты смеешь в такой неуважительной форме разго­вари­вать с учителем! – повысила голос директор школы и добавила, что очень жалеет о том, что оставила его после восьмого класса в своей школе. Она напомнила Алибекову, что на него жалуются многие учителя, и сказала, чтобы его родители подошли к ней.

Алибеков молча слушал директора, однако в его взгляде чувствовались неприкрытая усмешка, которая раздражала и директора и географичку, и если бы имелась возможность заглянуть в сердца обеих женщин, то в них можно было разглядеть накопившуюся ненависть к этому парню, которую они пытались скрыть, но это им удавалось с большим трудом.

Алибеков не укладывался в привычные для них рамки стандартного ученика.

Он был очень красив и вообще походил на сказочного героя. Большие черные глаза с пушистыми ресницами,  аккуратный рот с пухлыми губами, белоснежное лицо – все это, казалось, с большим вдохновением было нарисовано художником.

Ранняя вечно небритая щетина и густая копна каштановых волос с упрямой челкой, падающей на брови, делали его ещё привлекательней. К тому же природа наградила его хорошими физическими данными. Высокий, широкоплечий он с трудом помещался за школьную парту, и его длинные ноги всегда торчали из-под нее.

Мужская половина школы его уважала, что касается девочек, то все они были без ума от двоечника Алибекова и всячески старались ему понравиться. Авторитет Алибекова в школе был неоспоримым. Он мог затеять и остановить драку, помирить врагов, организовать массовый побег с уроков, успокоить плачущего, одним взмахом руки установить тишину в классе. В его присутствии никто не смел нарушить очередь в школьном буфете. Он с другими старшеклассниками постоянно покупал ученикам начальных классов булочки и бутерброды. И в принципе он был очень добрым и очень справедливым, а двоечником был не оттого, что плохо соображал, а от обычной лени, присущей подросткам. На уроках «хороших педагогов» он сидел тихо и лишь изредка, к месту, мог позволить себе какую-либо шутку, но если профессионализм учителя вызывал сомнение, он так расходился, что его невозможно было остановить.

Так произошло и на уроке географии, преподавательница, которая, честно говоря, особо глубокими знаниями в своем предмете не отличалась. Она пересказывала новый материал почти по учебнику, а Алибеков водил  пальцем по книге и комментировал ее, вызывая веселье одноклассников и гнев педагога.

–  Лятифа Салмановна! Я не могу работать, когда Алибеков находится в классе, – в сердцах сказала Аида Мамедовна.

– Алибеков, ты слышишь? Я хорошо понимаю Аиду Мамедовну! Ну, разве она не права?!

Его ответ поразил директора.

– Конечно, права. Согласен…

Класс настороженно притих.

– И если она не может работать – пусть напишет заявление об уходе и перейдет в другую школу, – добавил он под громкий смех всего класса.

– Алибеков! – крикнула Лятифа ханум. Выйди вон из класса и не смей возвращаться в школу без родителей!

Тут раздался спасительный звонок.

Обо всем происшедшем директор рассказала коллегам в учительской. Часть педагогов была откровенно возмущена поведением Алибекова и предлагала исключить его из школы,  другая часть дипломатично отмалчивалась.

Школа, в которой происходили события, была недавно отстроена на месте старой, носила то же номер и располагалась в центре города. Директор хотела сделать школу образцовой и добиться признания районных и городских властей, поэтому поведение неуправляемого Алибекова, исключение которого расценивалось бы как ЧП местного масштаба, бесило и выводило ее из себя.

Она неоднократно приглашала его родителей в школу, часами с ними беседовала, просила, умоляла, угрожала, но на Алибекова ничего не действовало. Его родители были интеллигентные люди, очень любили своего сына, оправдывали его, обещали ещё раз поговорить с сыном, но все  их усилия пропадали даром. Лятифа ханум удивлялась, как они вдвоем не могли дать сыну нормальное воспитание и вырастили такого хулигана!

Лятифе ханум было чуть больше 40 лет. Это была красивая женщина, невысокого роста. Она была давно разведена с мужем и уже много лет одна растила сына, который учился в одном классе с Алибековым. Учился он неплохо и вел себя нормально. Она создала все условия для хорошей учебы и отдыха сына, все свободное время посвящала ему и была уверена, что его ожидает блестящее будущее.

Сидя в кабинете, она мысленно сравнивала своего сына с Алибековым, росшим в полноценной семье, и это сравнение было явно не в пользу Алибекова.

Неожиданный приход школьного врача и Аиды Мамедовны прервал ее мысли.

– Лятифа ханум! До каких пор мы будем терпеть этого Алибекова? – возмущалась Аида Мамедовна.

Она рассказала о том, что Алибеков с дружками (как она выразилась) избили Кулиева из восьмого класса, а также ее сына, который пытался защитить восьмиклассника. «У обоих разбиты носы, а у Мурсалова (сына директора) все лицо в синяках», – подтвердила школьный врач. «От медицинской помощи они отказались и ушли домой».

– Опять этот Алибеков! Да что он себе позволяет! – закричала Лятифа ханум. – Я целый день только о нем и слышу! Жаль, я выгнала его с уроков.  Аида Мамедовна, пошлите кого-нибудь к нему домой. Пусть срочно придет и, желательно, с родителями.

В открытой двери кабинета показался Алибеков.

– Это невозможно: мои родители на работе, а, я сам пришел, знал, что вы все равно меня вызовите!

– Нахал! Избил бедных мальчиков и ещё бравирует своим поступком! – вмешалась Аида Мамедовна.

– Я избил не «бедных мальчиков», а вора и его защитника.

– Алибеков, по тебе тюрьма плачет! Кулиев из приличной семьи с достатком, он не может быть вором, это какая-то ошибка! – сказала директор – кроме того, кто тебе дал право устраивать самосуд? Кто ты такой?

– Я не должен ни у кого спрашивать разрешения, чтобы наказать вора, – ответил Алибеков.

Тут подошли несколько педагогов, многие ученики 9 «б» и других классов. Стоял ужасный шум, но из всего стало ясно, что ребята давно наблюдали за Кулиевым, потому что стали подозревать его в воровстве денег. Сегодня он был пойман Алибековым с поличным, за что был избит, а ее сын Мурсалов был побит по ходу, так как пытался защитить своего друга.

Гневная речь директора школы, продолжавшаяся несколько минут, вдруг прервалась на полуслове. Посмотрев на Алибекова, Лятифа ханум внезапно внутренне осознала, что ее слова не имеют для него никакого значения, поскольку лицо Алибекова выражало такую твердую уверенность и непоколебимость в правильности своего поступка, что ей стало не по себе!

– Алибеков! По тебе тюрьма плачет!

– Вы мне это говорили!

– И повторю ещё много раз, потому что ничего путного из тебя не получится, помяни мое слово! Я ставлю на педсовете вопрос о твоем отчислении из школы.

– Ставьте! Но подумайте о том, что ваш сын, воспитанный тихий мальчик, защищал вора!

– Нет! Это ты лучше подумай о себе, а воспитание моего сына пусть тебя не беспокоит, оно на должном уровне и в отличие от тебя не принесет ему неприятностей в жизни.

–  Этого никто не знает!

– Я знаю! Вся моя жизнь связана с воспитанием детей! И прекрати со мной пререкаться! – закричала она.

Ее возмущало то, что речь Алибекова вместо оправдательной всегда носила обличительный характер.

Алибеков был до глубины души возмущен несправедливостью директора и ее сторонников, которые любой случай нарушения дисциплины в школе связывали с ним и не давали ему рта раскрыть в свое оправдание. Он жаловался на необъективность и несправедливость директора, которая, не выслушав его, не дав что-либо объяснить, обвиняла его с чужих слов, говоря, что его точка зрения ее не интересует. По ее глубокому убеждению Алибеков законченный хулиган, не подлежащий перевоспитанию.

После случая с сыном директора школа как-бы разделилась на два лагеря: часть поддерживала Алибекова, а часть – ее сына Мурсалова, и все последующие события в школе вплоть до окончания учебы происходили между сторонниками Алибекова и Мурсалова, которые стали заклятыми врагами.

Алибекова из школы не отчислили, потому что ещё до педсовета состоялись спортивные соревнования между школами города, и благодаря  усилиям Алибекова их школа заняла первое место. Кроме того, Алибеков был капитаном школьной команды, КВН и вскоре ожидалась встреча с командой другой школы. Сценарий был написан, репетиции шли давно, и накануне игры менять все заново не имело смысла и главное, на это не было времени. А Лятифа ханум дорожила любой, даже маленькой победой своей школы, поэтому была вынуждена пойти на компромисс с совестью.

Так незаметно завершился учебный год, и Алибеков был переведен в последний 10-й класс. Даже Аида Мамедовна, географичка, поставила ему «тройку» чтобы, не дай бог, не терпеть Алибекова ещё один год. К счастью, в десятом классе географию уже не изучали.

Между прочим, в десятом классе Алибеков стал учиться намного лучше, но отношение директора к нему не изменилось. Выдавая ему аттестат зрелости, она сказала:

– Алибеков! Наконец я от тебя отмучилась! Берегись! С твоим характером тебе не миновать неприятностей!

– Вы всегда были ко мне несправедливы и так и не разобрались во мне! – ответил выпускник.

Прошло несколько лет.

…Единственный сын Лятифы ханум три года подряд подавал на юридический факультет университета, но так и не смог туда поступить. Он долго слонялся без дела, затем познакомился с какими-то ребятами и проводил с ними очень много времени, стал наглым, грубым, абсолютно не слушался матери. В конце концов, он с большим трудом поступил на химфак, но учиться ему совсем не хотелось. Лятифа ханум буквально на коленях вымаливала у него посещение лекций, помогала ему в учебе, писала за него конспекты. Она во что бы то ни стало хотела, чтобы сын получил диплом. Ценой невероятных усилий она этого добилась. Но взамен она приобрела дипломированного хама. На работу сын устраиваться не хотел, но деньги у него всегда были и немалые, что ее очень беспокоило, но спросить она не смела, зная, что ответа не получит. Он мог прийти домой пьяным или не прийти совсем. И она мучилась до его возвращения, так как  не знала куда звонить и где его искать.

Так прошло ещё пять лет, в течение которых сын все больше и больше отдалялся от нее. Попытка наладить с ним контакт ни к чему не приводила.

– Мать! Занимайся своими школьными делами и не лезь в мою жизнь! – грубил ей Рауф.

Наконец случилось то, чего она больше всего опасалась. Из районного отделения  милиции сообщили, что ее сын вместе с несколькими друзьями задержан по подозрению в покушении на жизнь человека.

Сломя голову Лятифа ханум понеслась в райотдел, где ей разрешили встречу с сыном, которого она не узнала. Он был насмерть перепуган и дрожал от страха. От наглого типа, каким  Рауф стал в последнее время, не осталось и следа.

– Мама! Я не виноват, честное слово! Я тебя прошу, вытащи меня отсюда, сделай что-нибудь, я не виноват!..

– Да, да, сынок,  успокойся, если ты не виновен, я добьюсь твоего освобождения.

– Мама! Но ты не знаешь главного! Старший опергруппы, которая меня задержала, майор Алибеков!

– Ну и что, сынок, я поговорю со знакомыми, может его кто-нибудь знает!

– Мама! О каких знакомых ты говоришь?! Это же твой ученик Салех Алибеков! Мы с ним учились в одном классе и враждовали все время. Как ты могла его забыть?!

– Как! – ужаснулась Лятифа ханум. –  Это тот самый Алибеков?!

– Да, мама, тот самый!

– О боже! Что же мне делать?! Но ты не беспокойся, я что-нибудь придумаю, – сказала Лятифа-ханум.

Время свидания закончилось, и Лятифа ханум вышла из здания РОВД. У нее подкашивались ноги. Она еле-еле доползла до какой-то скамейки и села. Мысли переполняли ее голову. Она никак не могла понять, как хулиган Алибеков мог оказаться в правоохранительных органах, как он вообще туда попал и в тридцать лет имеет звание майора и является старшим опергруппы! Удивление перемешивалось со страхом, так как она была твердо уверена, что Алибеков отомстит ее сыну и тем самым ей тоже.

Весь  день она со своими близкими и бывшим мужем, вызванным по такому случаю, думали, как поступить. Запаниковавшие женщины пугались мести Алибекова.

Отец Рауфа и его приятель, вернувшись из РОВД поведали, что они тоже видели Рауфа и, судя по его рассказу, он невиновен, но это нужно будет доказать. Пока идет следствие. Что касается майора Алибекова, то, несмотря на страхи Лятифа ханум, его характеризуют положительно. У него большой опыт работы, он окончил милицейскую академию и за свою честность, благородство, а главное, справедливость пользуется большим авторитетом, поэтому они считают что, Лятифа ханум должна сама пойти и побеседовать с ним.

– Я не смогу, он не станет меня слушать, – прохрипела Лятифа ханум, потерявшая на нервной почве голос.

Однако материнские чувства взяли верх, и она на следующий день пошла в РОВД. К  Алибекову она подойти не решилась, а поговорила со следователем, который был с ней не очень вежлив и выразил недоумение по поводу того, как ей доверяют столько детей, когда она не могла воспитать одного сына. Рауф во время свидания рассказал ей, что майор Алибеков допрашивал его несколько раз, очень скрупулезно, долго мучил его по мелочам, многократно заставляя пересказывать одно и то же. Все это подтверждало страх матери и

сына.

Лятифа ханум была в ужасном состоянии.

Ситуация была очень серьезная, так как  Рауф был взят с поличным на месте преступления. Один из друзей Рауфа (такой же бездельник и разгильдяй!) имел отдельную квартиру на девятом этаже новостройки. И все товарищи постоянно собирались здесь, до утра играли в карты, пили, и часто спорили из-за выигрыша. Рауф тоже проводил здесь все свое время. А в тот злосчастный день он встретил сокурсницу, которая очень давно переехала в Москву и вместе с мужем работает по контракту в какой-то африканской стране. Она приезжала на могилу матери. Кладбище находилось за городом, и она попросила Рауфа поехать с ней.

Девушка в тот же день вылетела из Баку. Проводив приятельницу, Рауф пришел к приятелю, открыл дверь своим ключом, который дал ему хозяин квартиры и увидел его лежащим около дверей. Он был весь в крови. Определив, что приятель дышит, он хотел вызвать «скорую», но телефонный аппарат отсутствовал, и линия была перерезана. Тогда Рауф вышел и постучал в дверь к соседям, чтобы позвонить от них.

Другие товарищи отрицали свою причастность к делу, а его невиновность могла подтвердить подруга, работающая в Африке и не приходящий в себя хозяин квартиры. Следствие продолжалось. Сотрудники РОВД и следователь прокураторы очень сомневались в показаниях Рауфа. Хозяин квартиры, по-прежнему, был без сознания, а где живет институтская подруга в Москве, Рауф не знал, как и не знал фамилию ее мужа и не помнил название страны, где она работала. Все это было конечно же неправдоподобно, и естественно, ему никто не верил.  Сроки поджимали. Потерпевший умер, так и не приходя в себя. Теперь невиновность Рауфа по идее могла подтвердить только его подруга, работающая в Африке, однако все факты были против Мурсалова.

И Лятифа ханум победив свой страх, все-таки решилась пойти к Алибекову.

Последний раз она видела его почти пятнадцать  лет назад, но сразу его узнала, хотя в кабинете находилось очень много людей. Он тоже ее узнал, встал с кресла ей навстречу, сердечно поздоровался и сказал вслух:

– Знакомьтесь, коллеги, это моя школьная учительница и директор школы  – Лятифа ханум, мать задержанного Мурсалова.

Присутствующие с интересом смотрели на Лятифу ханум, у которой из глаз потоком  текли слезы. Не выдержав, она зарыдала.

Майор налил ей воду и ждал, пока она успокоится. Они остались в кабинете одни.

– Извини, Салех. Ничего, что я тебя по имени…

– Да что вы, Лятифа Салмановна!

– Ты возмужал, стал ещё красивее и форма тебе очень к лицу. Честно говоря, Салех, я не рассчитывала на такой прием. За эти несколько дней я так много хорошего о тебе услышала и очень горжусь тем, что ты учился у меня. Но ты знаешь, почему я пришла. Я  прошу тебя разобраться во всем объективно, потому что Рауф утверждает, что невиновен  и, мне кажется, что он не врет, – продолжала она и у нее из глаз опять потекли слезы.

Салех успокоил ее и сказал, что отдел занимается расследованием, и он делает это особенно внимательно, так как Рауф его одноклассник.

…Прошло шесть дней со дня задержания Рауфа, которые показались Лятифа ханум вечностью.

Как выяснилось потом,  Алибеков был уверен в  невиновности Рауфа  и приложил все усилия, чтобы доказать это. Рауф был выпущен на свободу. Эти шесть дней, проведенные в камере, на него подействовали отрезвляюще, потому что он получил «прекрасную возможность» и время обдумать свое поведение.

Лятифа ханум с Рауфом не хотели уходить, не попрощавшись с Алибековым.

– Салех! Я пришла поблагодарить тебя за все то, что ты для нас сделал и признаться, что мне понадобилось пятнадцать  лет, чтобы понять, какой ты человек и как я была несправедлива к тебе. В отличие от меня ты показал, что умеешь слушать, быть объективным, беспристрастным и справедливым, несмотря ни на что.

– Вы же знаете, что я  с детства ценю справедливость превыше всего, – сказал майор Алибеков и на прощание крепко пожал руку Рауфу.

Профессионал

Бойтесь испытания, которое постигнет

                                                              не только тех из вас, которые несправедливы

                                                                                             Коран. Сура 24-27

Совершив вечерний обход  и сделав необходимые  назначения, врачи хирургического отделения собрались в ординаторской. Близился к завершению еще один летний вечер. Жара немного спала. В открытое окно, наконец,  подул долгожданный ветер.

Недавний выпускник мединститута доктор Азад Рагимов собирался взять реванш у хирурга Асланова, которому  проигрывал в шахматы уже несколько дежурств подряд. Новая опытная операционная медсестра Лилия Николаевна нарезала арбуз, который Рагимов собственноручно  вырастил на дачном участке и теперь принес на  работу, чтобы похвастаться перед коллегами. Арбуз оказался не очень красным и не очень сладким, и ироничный Асланов заметил, что оперирует он, конечно, намного лучше,  чем выращивает арбузы и что пусть лавры Мичурина его не беспокоят. Все дружно рассмеялись, и Азад, проигравший очередную партию, смеялся вместе  со всеми. В отделении его любили и знали давно, потому что,  еще, будучи студентом, он подрабатывал здесь в качестве медбрата.

Всем нравился умный и способный студент,  схватывающий все на лету, и, судя по всему, из него должен  был получиться хороший хирург. Следует отметить, что  Рагимов прилагал к этому все усилия. После  получения  диплома он, уже работая в отделении, всегда внимательно следил за работой коллег, прислушивался к их высказываниям, замечаниям, понимая, что любая мелочь  может ему пригодиться в будущей практике. Но больше всего он любил и ценил общество хирурга Ибрагима Асланова, которым просто восхищался.

По мнению Рагимова доктор Асланов был удивительной личностью.  Действительно, худой высокий мужчина с седыми волосами он обращал  на себя внимание. В его голубых глазах всегда мелькал  озорной огонек, а в тонких губах была спрятана  ирония. Старожилы больницы уверяли, что он до недавнего  времени был большой любитель женщин, которые платили ему взаимностью. Он был спокойным и выдержанным человеком. Вряд ли кто-нибудь видел его спешащим куда-то. Он был прекрасным хирургом, много повидавшим на  своем веку, но никогда ни  при каких обстоятельствах  не терял самообладания и был, что называется, врачом от бога. Интеллигент до мозга костей, он был человеком с широким кругозором, очень начитанным и многих классиков родной и мировой литературы знал почти  наизусть. Ясный четкий ум, высокий профессионализм и жизненный опыт делали его очень уверенным в себе  человеком и врачом.

У Асланова было двое детей, которых он очень  любил. Дочь окончила художественное училище в Ленинграде  и работала преподавателем живописи. Сын Саттар учился в  десятом классе средней школы и мечтал,  как отец стать хирургом. Он занимался спортом и три дня в неделю ездил на трамвае в спортивное  общество.

Азад знал, что в начале Великой Отечественной войны Асланов учился на четвертом курсе Азербайджанского медицинского института. Он в числе всех студентов последних курсов, сдавших тогда  экстерном экзамены, был отправлен на фронт, где сразу на практике  в полевых условиях стал постигать сложную науку хирургию, более известную ему, в основном,  теоретически. Асланов был немногословным человеком  и в редкие минуты откровения с полюбившимся ему  Азадом, в котором и он угадывал будущего хорошего  специалиста, рассказывал, что четырехлетнее пребывание  на фронте дало ему очень  многое. За короткий срок он научился  делать такие операции, какие в мирной жизни обычный хирург делает не так уж часто. Самой тяжелой операцией на войне Асланов считал ампутацию конечностей. Даже если это было действительно необходимо,  говорил он, очень трудно передать состояние хирурга,  беседующего с больным, пришедшим в себя после  наркоза. В такой  момент врач несет на себе  ответственность за всех, вплоть до людей, развязавших войну, по вине которой многие молодые мужчины, а нередко и женщины, в одночасье становились инвалидами на всю жизнь...

Партнеры по шахматам сменялись, а  Асланов, являющийся «гроссмейстером отделения», почти не вставал со своего места, одерживая одну победу  за другой, одновременно попивая из чашечки кофе, который он постоянно употреблял, будучи гипотоником.

Что-то сегодня очень тихо, – сказал Азад и услышал дежурную фразу: «Никогда не верь тишине больницы!», за которой последовал звонок врача приемного отделения: «Транспортное происшествие! Требуется срочная операция!».

–   Вам «шах» и «мат», коллега,  сказал Асланов, поднимаясь с кресла. – Лилия Николаевна! Готовьте операционную, проверьте, достаточно ли крови нужной  группы – мы уже идем!

Азад и врач – анестезиолог уже находились в операционной. Просовывая руки в хирургические  перчатки, Асланов внимательно слушал то, о чем по ходу сообщала ему  операционная медсестра. Он уловил последнюю фразу: «Бедный мальчик! Возвращался с тренировки и попал под трамвай!»

Асланов вдруг побледнел, его сердце сильно  забилось. Пошатываясь, он  вошел в операционную, взглянул на больного и тут же упал, потеряв  сознание – на операционном столе лежал его сын.

Старая медсестра приемного отделения, давно работающая в больнице, и знакомая почти со всеми  членами  семьи сотрудников, узнала сына Асланова. Понимая ситуацию, она оперативно пригласила других врачей-хирургов,  которые вместе с потрясенным  Азадом  провели эту ужасную операцию: мальчику вынуждены были ампутировать  ногу. Не доезжая до остановки, Саттар спрыгнул на  ходу с трамвая около дома, но не рассчитал прыжок.

... С той   ужасной ночи прошло много лет. Доктора Асланова давно уже нет в живых, а его сын Саттар, продолжая благородное дело отца, работает хирургом в отделении, которым руководит прекрасный профессионал профессор Азад Рагимов.

Зиньят, Зинка, Зейнаб ханум…

Не помогло ему его богатство и  то он приобрел.

                                                                    Коран. Сура 111-2.

Эльмиру разбудил телефонный звонок.

– Кто это звонит в такую рань? – подумала она, но, мельком взглянув на часы, поняла, что проспала и побежала в столовую к телефонному аппарату.

–  Эльмира ханум! Доброе утро! Это Зейнаб ханум – Басина мать.

–  Басина мать? – удивленно переспросила она. – А что с ней случилось?

–  Пока я контролирую ситуацию, ничего не случилось, но мы с вами вместе должны предпринять определенные меры, чтобы избежать неприятных последствий.

Не совсем проснувшаяся Эльмира не смогла сразу понять, о чем так замысловато говорит эта женщина.

– Послушайте, в чем дело? Какие меры, какие последствия? Насколько я знаю у наших детей прекрасные отношения. Мой сын любит вашу дочь и у него вполне серьезные намерения. Да что вам говорить, вы сами все прекрасно знаете!

– Конечно, знаю! Поэтому и звоню! По-моему, вы не можете понять цель моего звонка. Поясняю: я категорически против того, чтобы ваш сын встречался с моей дочерью! Он взрослый человек – мне неудобно говорить ему об этом, но если он будет продолжать за ней ухаживать, я буду вынуждена обойтись с ним иначе.

– Вы, что мне угрожаете?! Что вы вообще имеете против моего сына? Он красивый, умный и, что немаловажно, материально обеспеченный молодой человек с отдельной трехкомнатной квартирой. Да если хотите знать, за ним полгорода девушек охотятся!

– Вот и прекрасно! Пусть и женится на одной из этих охотниц, а мою дочь пусть оставит в покое. Я говорю это для его же блага. Поверьте мне, я ничего не имею против вашего сына и я знаю, что всё, что вы о нем сказали, соответствует действительности, но, поймите, он не пара моей дочери!

– Əşşi!^* Не пара – пусть не пара! Но мне интересно: почему? Я мать, но я человек объективный и вправе знать, почему мой сын не пара вашей дочери-студентке?

– Ну, положим студентка – это ее временное состояние и через каких-нибудь три-четыре года она тоже будет врачом. Я не хотела вас обижать, но вы меня вынуждаете. Я не знаю, насколько вы материально обеспечены, но вам далеко до нашего богатства.

И Зейнаб ханум  вкратце рассказала, что она родилась в очень богатой семье и замуж вышла тоже за богатого человека, поэтому ее дочь родилась и по сей день купается в роскоши. В детстве у нее была няня, а сейчас прислуга, которая занята исключительно только ею. Отдельная женщина ведет все домашнее хозяйство. Зейнаб ханум сообщила, что у нее огромная квартира с прекрасным ремонтом, ванная с джакузи, своя сауна в доме плюс ко всему хорошая дача в Мардакянах. Ее семью обслуживает шофер на  «Мерседесе» последней модели. Они с дочерью несколько раз в год выезжают за границу, а летом отдыхают на лучших курортах мира. Они с детства привыкли ничего не делать, дочь даже постель за собой убрать не может, даже яичницу не может приготовить.

«Нашли чем гордиться»,  – промелькнуло в голове Эльмиры.

– Да я даже к врачам в республике ни разу не обращалась, – продолжала она,  – у нас нет хороших специалистов, я не верю нашим медикам, поэтому даже грипп лечу за границей. Мы привыкли к такой жизни, поймите меня правильно, всего этого вы не сумеете дать моей дочери. Она не сможет жить в обыкновенной типовой квартире. И потом, у вас такой ужасный квартал – весь день перед домом идет торговля. Я вообще не люблю район вокзала,  – брезгливо заметила она.

– Зейнаб ханум! – перебила ее Эльмира. – Я полагала у вас более веские причины, чтобы разлучить эту пару! Разве вы не видите, что они любят друг друга?! Кроме того, у меня тоже в квартире свежий современный ремонт и мебель тоже новая, современная. Конечно, у меня нет сауны и джакузи, но разве это так важно для любящих людей?! Я до замужества жила в красивом старинном доме с высокими потолками, с камином. Ну и что? Вышла замуж и привыкла к квартире мужа. Что касается прислуги, то нам она не нужна, я прекрасно справляюсь со всей домашней работой и в конце концов, если это так необходимо для вас, я найму для них какую-нибудь женщину. Мы с сыном в состоянии это сделать, я тоже не в бедной семье родилась и сейчас с голоду не умираю! Но я не могу понять, почему любовь наших детей должна зависеть от большего или меньшего материального благосостояния. Уверяю вас, вам не о чем беспокоиться, мы сможем содержать вашу дочь на должном уровне! И ездить для лечения за границу вам тоже не надо! Мой сын – один из лучших врачей в городе, несмотря на его молодость.

Эльмира знала, что Эльмар очень любит Басю, поэтому всячески старалась защитить любовь сына, но ее попытки оказались безуспешными.

– Да я умирать буду – и то не подпущу к себе местного врача, а вашего сына, простого врача «Скорой помощи», тем более! Аллах видит, я не хочу говорить все то, что вынуждена сказать. Разве обеспеченный человек, зная, как живет его любимая девушка, может дарить ей в день влюбленных такой дешевый подарок? Не обижайтесь! Моя дочь не нуждается в его подарке, но ведь вы утверждаете, что тоже не бедны! Я отдала эту игрушку дочери прислуги.

Эльмиру чуть удар не хватил! Она и так волновалась, разговаривая с Басиной матерью, но последние слова Зейнаб ханум вывели ее из себя и она, спокойная от природы женщина, до сих пор ради сына сдерживающая свое возмущение, вдруг сорвалась с тормозов:

– Да пошли вы к черту вместе со своей дочкой! Вы думаете, что у меня  нет чувства собственного достоинства, и я все время буду вас умолять? Да я терплю ваш глупый разговор о семейном богатстве исключительно ради любви сына, но мне это все надоело, и я говорю вам: «Плевать на вас я хотела! Я костьми лягу – не пущу сына жениться на вашей Басе! Ничего не станет с его любовью – перегорит! А вы и ваша дочь не смейте к нам  больше звонить! Вам ясно?»

К удивлению Эльмиры Зейнаб ханум слушала ее спокойно, не перебивая и после выданной ею тирады, сказала:

– Это как раз то, чего я добиваюсь: чтобы ваш сын не общался с моей дочерью. Мы люди разного круга, и в нашей среде никакая женщина не позволила бы себе такие выражения, какими пользуетесь вы. Будьте здоровы!

В трубке послышались отбойные гудки…

У Эльмиры кололо сердце, и ей было очень холодно. Она вдруг поняла, что стоит босиком на полу возле телефона в одной сорочке. От волнения она даже не догадалась сесть на диван или в кресло. Она прошла на кухню, достала из холодильника и накапала себе корвалол, затем пошла и легла обратно в постель, пытаясь немного успокоиться. Однако Эльмира была вынуждена встать и пойти открыть входную дверь, в которую ворвалась Тамилла.

– Как корвалолом воняет! Ты что, не слышишь? Я два часа звоню в дверь! Почему ты не одета?

Но, взглянув на лицо Эльмиры, она запнулась.

– Эма! Что случилось? Что-нибудь с Эликом?

– Нет. С ним все нормально. Он с утра ушел на работу. Я поругалась с Басиной мамой.

И Эльмира пересказала Тамилле свой разговор  с Зейнаб ханум.

Эльмира и Тамилла дружили с детства. Эта была семейная дружба в третьем поколении, так как их бабушки и мамы тоже были подругами, поэтому они знали друг о друге буквально все. Они учились в одном классе и в одном институте. Эльмира хотела стать переводчиком английского языка. Но  Тамила уговорила ее поступить вместе с ней на архитектурный факультет, и вот уже много лет они вместе работают в проектном институте. Вообще, Тамилла была очень боевая, верховодила, и решающее слово всегда оставалось за ней. Она была хорошим человеком, преданным и испытанным другом, хорошей дочерью, женой, матерью, соседкой и, если не считать курение недостатком для женщины, то у нее был только один недостаток: она ужасно ругалась, и никто не мог ее от этого отучить: ни родители, ни муж, ни друзья. Все ворчали, возмущались, а потом привыкали.

– В конце концов, у нее есть право при таком количестве добродетели иметь одну дурную привычку,  – шутя, защищала подругу Эльмира.

Теперь представьте себе, какие слова использовала Тамилла в адрес Зейнаб ханум! Опуская непечатные выражения, скажу только, что она завершила свою речь вполне литературной фразой:

– Стерва несчастная! Она еще не знает, с кем связалась! Да, я ее на кусочки растерзаю!

И немного успокоившись, спросила:

– Как я поняла, сегодня мы уже никуда не идем?

– Я не в состоянии,  – ответила Эльмира.

По воскресеньям, если не возникало никаких проблем, они ходили в сауну и плавали в бассейне. У обеих всегда была позади напряженная неделя, и эта воскресная вылазка, давала им возможность немного расслабиться.

У Тамиллы была большая семья: муж, трое детей, двое внуков. Старшая дочь вышла замуж за соседа и жила с ней в одном доме, поэтому ее дети весь день околачивались в доме бабушки. Да и она сама вместе с мужем «паслась» в квартире родителей. Тамилла, после работы, обслуживающая эту ораву, воскресенье посвящала себе и отдыхала, набираясь сил на следующую неделю.

Что касается Эльмиры то, хотя она и стала архитектором из-за дружбы с Тамиллой, но свою любовь не предала и, окончив курсы английского языка, совершенствовала его ежедневно. У нее было много учеников, среди которых были и взрослые люди, и она пользовалась репутацией хорошего педагога и переводчика. Кстати, сын унаследовал от матери  эту любовь и, как она, прекрасно знал язык и тоже имел своих учеников, заниматься с которыми ему давала возможность сменная работа врача «Скорой помощи».

С приходом подруги Эльмира немного приободрилась, но ее тревожил предстоящий разговор с сыном, так как было неизвестно, как он отреагирует на ее ссору с Зейнаб ханум.

– Какая она все-таки идиотка эта Зейнаб! Язык не поворачивается сказать ей «ханум». Зная, как ее дочь и Эльмар любят друг друга, расстроить их отношения из-за неравного уровня богатства, - сказала Тамила. − А что подарил Элик в день Святого Валентина этой дуре, пардон, Басе, что она сочла это дешевым подарком?

– Представляешь, меня это, больше всего взбесило, – продолжала возмущаться Эльмира. – Она считает, наверное, что Элик должен был подарить ей бриллиант в несколько каратов.

– А что он ей подарил? – нетерпеливо переспросила с Тамилла.

– Даже если мы в состоянии делать дорогие подарки, было бы неприличным ему дарить, а ей их принимать. Ведь они официально не помолвлены, я у них даже «щяри» не получила,  – размышляла вслух Эльмира, не отвечая на вопрос подруги.

– Слушай, мать, ты, что оглохла на нервной почве? Я тебя спрашиваю: что он ей подарил?

Эльмира рассказала, что она вместе Эльмаром ходила покупать для  Баси  подарок и была категорически против того, чтобы сын купил золотую цепочку и подвеску с изображением «рыбы», что соответствовало ее знаку зодиака. В отделе игрушек цепочка была повешена на огромную кудрявую собаку. Все это обошлось ему в двести долларов.

– Золотая цепь с подвеской – дешевый подарок?! – возмутилась в свою очередь Тамилла.

В разгар беседы с работы вернулся Эльмар и узнал обо всем случившимся. В отличие от

матери и ее подруги он был очень сдержан, но, судя по всему,  происшедшая история была ему неприятна. Он спросил у матери говорила ли с ней Бася и получив отрицательный ответ сказал, что Бася совсем не похожа на свою мать и не придает значения своему богатству и что она будет согласна жить с Эльмаром, где угодно не взирая ни на что,  однако она очень боится своей властной и мстительной матери. Кроме того, его тоже удивляет их реакция на его подарок, потому что знает, что Бася хотела именно ту цепочку, которую он ей подарил. На вопрос матери, что он собирается предпринять, Эльмар ответил, что сам звонить не будет и посмотрит, как поведет себя Бася.

– Элик, а кем были дедушка и бабушка Баси, что им досталось такое богатство, которым она гордится?

– Я не знаю, тетя Тома, никогда о них ничего не слышал, единственное, что мне известно, это то, что они из Туркмении. Бася окончила школу в Ашхабаде. Они переехали в Баку, когда уже она поступила в институт.

Тамилла осталась у них до позднего вечера, и хотя они по просьбе Элика решили больше сегодня не вспоминать происшедший неприятный инцидент,  избежать им этого не удалось, и они весь день комментировали высказывания Зейнаб ханум, не переставая удивляться ее словам.

– Интересно,  а если ее разобьет паралич или у нее случится инфаркт, она предпочтет умереть, но к нашим врачам не обратится? Хотела бы я на нее посмотреть в такой момент! Вообще я хотела бы ее увидеть! Элик! А какая она эта Зейнаб ханум? Красивая хотя бы? – не унималась Тамилла.

Элик сказал, что Зейнаб ханум очень красивая женщина. Она белокурая блондинка среднего роста, очень ухоженная и настоящая «ханум» от рождения. Она немного прихрамывает, но умело это скрывает, однако он, как врач, это сразу заметил. К ней каждый день ходит массажистка, косметолог, парикмахер. Дома у них есть небольшой спортзал, где она под руководством  приходящего тренера занимается аэробикой.

– Если бы у меня были бы такие деньги, я тоже целый день занималась бы собой! – сказала Тамилла.

В течение почти трех недель Эльмар никак не мог связаться с Басей. Домашний телефон не отвечал, мобильный тоже был отключен, и занятия в институте Бася не посещала. Ее близкая подруга Зема тоже удивлялась ее отсутствию. Эльмира видела, как мучается сын, очень жалела его, но ничем ему помочь не могла. Откровенно говоря, в глубине души она не хотела, чтобы сын продолжал поддерживать отношения с Басей, чувствуя, что ее мать не даст им спокойно жить.

К счастью, Эльмара, наконец, приняли на работу хирургом в одну из городских больниц. Он прошел хорошую практику, работая врачом на «Скорой помощи», но он всегда хотел работать в стационаре. Теперь его мечта сбылась. В травматологическом отделении ему поначалу было трудновато, но он все равно был рад новой работе и с удовольствием лечил доверенных ему больных. Эльмира надеялась, что происшедшие перемены в жизни отвлекут сына от Баси. Эльмар действительно был увлечен новой работой и, казалось, забыл Басю. По вечерам он рассказывал матери о пациентах, о проделанных операциях.

У них в отделении работала санитарка тетя Сара, которая была соседкой его бабушки и сейчас жила на Баилово в том же доме, где родились и выросли его мама и тетя Тома. Это был большой трехэтажный дом, где жили пятнадцать семей. Жили дружно, в радости и в горе, помогая друг другу. Так, впрочем, раньше жили люди во многих домах дворовой системы. Все-таки новостройки с их изолированными квартирами отдалили людей, сделали их более холодными и недружелюбными. Тетя Сара помнила тихую Элечку и разбойницу Томку с детства и с удовольствием вспоминала, как его мама впервые пришла с ним к бабушке Соне, и какой Элик был «хорошенький мальчонка» в детстве. Тетя Сара сначала жила в подвальном помещении, а после смерти соседа, который жил рядом с его бабушкой, была переселена в освободившуюся квартиру. Она была как летописец и очень многое могла рассказать обо всех жителях не только своего, но и близлежащих домов Баилова, напоминающего маленькую деревню. Эльмар поражался памяти старой тети женщины.

Приближался Международный женский день, который кроме праздника был ещё и днем рождения Баси. Успокоившийся по предположению матери Эльмар стал заметно нервничать. Ему, без сомнения, очень хотелось поздравить любимую девушку, с которой он виделся в последний раз накануне злосчастного звонка Зейнаб ханум. Через Зему Элику стало известно, что Бася уже вернулась из Стамбула, куда мать вывозила ее развеяться и забыть «этого докторишку» Элик рвался поговорить с Басей, но в доме к телефону подходила Зейнаб ханум, которая, естественно, не стала бы звать Басю к телефону. Она даже сама отвозила дочь в институт и сама заезжала за ней после занятий Мобильный телефон, скорее всего, был у Баси отобран.

– Сынок! Да оставь ты их в покое! Найдешь себе другую девушку, ещё лучше! – пыталась успокоить сына Эльмира.

– Мама! Бася и есть для меня самая лучшая! Разве ты не понимаешь, что мы с ней не ссорились, это ее мать хочет, чтобы мы не общались! И с подарком там, тоже какая-то путаница вышла. Я уверяю тебя, Бася не такая, как мать, она – бессребреница, и не придает такого значения богатству, как Зейнаб ханум. Она меня любит, просто очень боится матери, но я должен с ней поговорить и выяснить что к чему, только я не знаю, как это сделать: Зейнаб ее весь день охраняет, да и я на новой работе не очень-то располагаю временем.

– Ну и дураки же вы мать с сыном! – сказала Тамилла. – Элик, чтобы увидеться с Басей ты должен поступить так, как они от тебя не ожидают.

– И чего же они от меня не ожидают, тетя Тома,  – заинтересовался Эльмар.

– Я бесплатных советов не даю! Если у меня когда-нибудь будет перелом ноги или руки, ты должен будешь вылечить меня за неделю, потому что больше этого срока я тихо сидеть не смогу.

– Тома, какие у тебя глупые шутки!

– Тетя Тома, вы же знаете, как я вас люблю, поэтому я вас прошу не шутить так. Лучше скажите, как я должен поступить?

– "Элементарно, Ватсон!» Восьмого марта купи цветы и прямым ходом иди к этой сволочи домой. Они растеряются – и пустят тебя в квартиру.

– Тетя Тома!

– Поскриптум для нетерпеливых: нежное и цензурное слово «сволочь» использовано для характеристики матери, а не дочки.

– Я не уверен, что меня пустят в квартиру, но фактором неожиданности следует воспользоваться. Спасибо за совет.

– Да вы сдохнете без меня! Но есть ещё один уникальный способ... – Тамилла с заговорщицким  видом посмотрела на Эльмара.

– Ну?

– Я пойду и поговорю с этой стервой...,  – сказала она с ударением на местоимении «я».

– Не-е-е-т! – в один голос закричали. Эльмира с Эльмаром.

– Эх, вы, дураки! Я вам хорошее хочу сделать, а вы отказываетесь, неблагодарные!

– Тома! Прекрати пугать мальчика! А то он подумает, что ты все это говоришь серьезно!

– Я не мальчик!

– А я и говорю совершенно серьезно! Но не бойся, Элик, без твоего согласия я ничего не сделаю, но ты хоть представляешь себе какое «Вавилонское столпотворение», «Ледовое побоище» и даже «Переход Суворова через Альпы»  я бы устроила у них дома! – с мечтательным видом сказала Тамилла.

– Тома! «Переход Суворова через Альпы» - это картина...,  – сказала Эльмира.

– Ну и что! – не дала ей договорить Тамилла,  – все равно это происходило на самом деле, и я уверена, что там стоял ужасный шум.

– Тетя Тома! Тяжелую артиллерию мы будем использовать, в крайнем случае, –  поддержал шутку Эльмар.

Эльмира была против того, чтобы сын пошел к Басе домой, потому что сама обещала Зейнаб, что не пустит Эльмара к ним. Кроме того, она помнила ее угрозы, однако Эльмар справедливо считал, что обязан поговорить с Басей, так как матери не имеют права решать за них их личные вопросы.

Восьмого марта Эльмар был на дежурстве и работал целые сутки. Он собирался пойти к Басе и поздравить ее до работы, но это получалось слишком рано. Накануне, позвонив Земе, он узнал, что Басина мать отмечает день рождения дочери в ресторане, куда приглашены особые люди, «сливки» общества. Эльмар попросил на работе товарища, чтобы тот подменили его на час, а сам  решил поговорить с Басей в ресторане, пока будут собираться гости.

За час до начала торжества Эльмар сидел в машине перед турецким рестораном. Он видел, как подъехала Басина мать со своей подругой Саидой, живущей в их доме и исполняющей обязанности экономки. С ними был Мехман, шофер-телохранитель, здоровый молчаливый детина, который был кем-то вроде личного порученца Зейнаб ханум. Через полчаса подъехала Бася с Земой. Эльмар быстро вышел из машины и подошел к Басе, которая, увидев его, сначала обрадовалась, а затем испугалась, что их увидит мать – и не ошиблась! Не успел Эльмар вручить Басе цветы, как тут же из двери ресторана выскочила наряженная Зейнаб ханум, увидевшая Эльмара через стекло. Она подлетела к дочери, вырвала у нее из рук букет, отшвырнула его в сторону и толкнула плачущую Басю, к бегущему навстречу Мехману, который завел девушку в помещение.

– Уйди с моих глаз, продажная дрянь,  – крикнула она Земе, – я тебя впустила в свой дом, а ты выдаешь наши секреты посторонним людям!

– Тетя Зейнаб! – попыталась защититься Зема, но Зейнаб ханум оттолкнула ее и повернулась к Эльмару, который удивительно спокойно наблюдал за этой базарной бабой, изображающей из себя светскую львицу.

– Я же объяснила твоей матери, что моя дочь тебе не пара и предупредила, чтобы ты к ней больше не приближался. Вы забыли об этом? Бася не желает тебя больше видеть, поэтому я не разрешаю тебе разговаривать с ней.

– Пусть она сама мне об этом скажет!

– Ты что, глухой? Я же говорю, что не разрешаю…

– Я не глухой, – перебил Эльмар. – Зейнаб ханум, – дайте мне поговорить с ней. Почему вы боитесь этого сделать?!

– Я – боюсь?! Да о чем ты говоришь, несчастный докторишка! Запомни: я ничего и никого не боюсь, я просто не разрешаю. А теперь уходи отсюда и не смей, слышишь, не смей больше подходить к Басире! Я тебя предупредила в последний раз, а то тебе будет плохо.

После этих слов она повернулась, взяла под руку успевшего вернуться Мехмана, и, сменив выражение лица, медленно пошла к ресторану, но Эльмар не дал ей уйти:

– Я в отличие от вас ни Бог и ни черт, чтобы ничего не бояться, но ваши угрозы меня не пугают! А теперь запомните вы: пока я окончательно не разберусь с Басей в наших отношениях, я от нее не отстану!

– У тебя нет с ней никаких отношений. Кроме того, ты сначала попытайся к ней подойти, − ответила она с отвратительной гримасой на лице.

За этой картиной наблюдали многие гости, которые съезжались к назначенному времени, и несколько работников ресторана, возвратившихся на свои рабочие места по одному выразительному взгляду Зейнаб ханум, уже расточающей улыбки гостям, приглашенным на торжество.

– Теперь это гадина опять не пустит Басю на занятия, – сказала Зема, которую спешащий

Эльмар вызвался подбросить до остановки. – Сколько спеси и злости в такой маленькой женщине, – возмущалась она. – Я не хочу тебя расстраивать, Элик, но вынуждена. Бася сказала мне, что мать хочет выдать ее замуж за турка, сына владельца гостиницы в Стамбуле, где они постоянно останавливаются. И ресторан, где справляют день рождения Басиры, принадлежит старшему брату потенциального жениха.

− Обожаю международные скандалы! Надо выучить несколько ругательств по-турецки, – сказала Тамилла, которой Эльмира передала содержание телефонного разговора с сыном, позвонившего матери из больницы.

– Позвоню Элику и, на всякий случай узнаю, где находится этот ресторан, однако Эльмира не дала ей этого сделать, объяснив, что, по словам сына, в отделении много больных, а он отлучался почти на час.

– Завтра узнаешь! И потом: зачем это тебе нужно? Ты собираешься поломать витрину или устроить дебош? – спросила Эльмира.

– Хорошая идея – я подумаю! – как обычно пошутила Тамилла.

– Тома! Я все-таки очень беспокоюсь. Зейнаб не стала бы нам так угрожать без оснований. Если бы был жив Али,  я бы не боялась, он смог бы постоять за сына. Да и, вообще, Элику сейчас нужен совет отца, дяди, старшего брата. Кстати, ты Фикрету ничего не рассказывала? А то пришли бы вместе, он поговорил бы с Эликом, может, придумали какой-нибудь выход, тем более, что она нам угрожает, а Фикрет – сотрудник МВД.

Тамилла сказала подруге, чтобы она раньше времени не беспокоилась и пообещала через три дня, в субботу, прийти к подруге вместе с мужем. Фикрет не был оперативником, он работал в отделе кадров министерства. Спокойный, уравновешенный и очень мудрый человек он действительно мог дать хороший совет Эльмару, который вырос у него на глазах и был сыном его друга. Однако развернувшиеся события отложили предстоящую встречу.

В субботу рано утром Эльмира проводила сына на работу и собиралась, было лечь, чтобы ещё немного подремать, как раздался телефонный звонок.

– Неужели это опять Зейнаб ханум, – подумала она, но к ее изумлению это была Бася.

– Доброе утро, Эльмира-ханум! Извините, что я так рано звоню. Вы не могли позвать Элика к телефону? – тихо спросила она.

– Девочка моя! Ваша семейка не перестает меня удивлять! Твоя мать так по-хамски обходится с моим сыном, а ты ещё имеешь наглость звонить в такую рань и звать Элика к телефону! А Зейнаб ханум знает, что ты нам звонишь? – спросила она Басю, – Она же запретила тебе общаться с Эликом!

– Нет, Эльмира ханум...

– Вот видишь! –сказала Эльмира, но что-то в голосе  Баси показалась ей необычным.

– ...мама пропала три дня назад, в мой день рождения, – почти шепотом продолжила Бася. – А Элик..., – в трубке послышался тихий плач.

– Успокойся, Бася, – быстро собралась Эльмира, − записывай номер. Он уже уехал, но минут через пятнадцать-двадцать будет уже на работе. Вы сообщили в полицию?

Бася ответила, что эти занимается Мехман и что он целый день там.

Как выяснилось, после дня рождения Зейнаб ханум отправила домой на своей машине дочь и Саиду, а для нее с подругой хозяин ресторана остановил такси. Подруга сошла возле дома, а Зейнаб ханум поехала дальше. Больше ее не видели. И полиция и Мехман её ищут, результатов пока нет. В Баку у Баси нет родственников и Мехман с Саидой, опекающие ее, не возражали, чтобы Бася обратилась за помощью к Элику, которого знали во всех больницах города по прошлой работе в «Скорой помощи».

Отпросившись у заведующего отделением, Элик с Басей объездили все лечебные учреждения города, но ни в одной регистратуре, в том числе и в их больнице, фамилия Зейнаб ханум не значилась. Элик вместе с Басей вернулся в больницу, чтобы посмотреть своих больных и сделать необходимые назначения. Обойдя прикрепленные к нему палаты, он вернулся в ординаторскую и стал заполнять истории болезней. Уставшая и расстроенная  Бася сидела рядом с ним и пила чай. В кабинет вошла тетя Сара.

− Что эта за красавица?

− Это моя невеста, − ответил Элик.

− Значит сноха нашей Элечки; а почему такая грустная?

– У нее мама пропала, тетя Сара, третий день ищем. Я все больницы объездил.

– У нас на Баилово смотрел?

– Конечно.

– Плохо. Но ты, дочка, не расстраивайся, – погладила она по голове заплакавшую Басю, – найдется твоя мама. Раз мой внук ищет, то обязательно найдет. Я чего пришла, −обратилась она к Элику, – доктор Али-заде велел тебе зайти к нему через пятнадцать минут.

У Эльмара было дежурство. Бася не хотела уходить домой, потому что с Эльмаром было спокойнее. Предупрежденные Мехман с Саидой не возражали.

Эльмар пошел к завотделением профессору Али-заде, который по многолетней привычке, порой раздражающей коллег, подробно инструктировал дежурного врача, напоминая о необходимости повышенного внимания к тяжело больным. Так было и на этот раз. Профессор перечислил Эльмару  и работающему с ним в паре медбрату, фамилии больных и рассказал об их состоянии. Одновременно он просил уделить исключительное внимание переведенной к ним из реанимационного отделения женщине, попавшей в аварию, у которой были многократные переломы. Эльмар внимательно слушал:

– Простите, профессор, я не расслышал фамилии, – сказал он.

– Фамилия ее неизвестна, при ней не было никаких документов. Она без сознания и даже когда придет в себя, она ещё долго не сможет говорить из-за повреждения челюсти. В полицию мы уже сообщили, они скоро подъедут.

– Извините, я сейчас подойду, – бросил на ходу Эльмар, выбегая из кабинета. Непонятно почему, но он был уверен, что безымянная пациентка их больницы – Зейнаб ханум. И  не ошибся!

Она лежала в отдельной палате. Ее голова, лицо, челюсть были перевязаны  и между бинтами были видны только нос, покрытый ссадинами и закрытые глаза. Часть позвоночника, обе ноги и правая рука были в гипсе. Левая рука то же была перевязана, но она не была поломана. Зейнаб ханум спала, но во сне тихо стонала. Эльмар за короткий срок работы  в травматологическом отделении привык к тяжело больным, но состояние Зейнаб ханум привело его в замешательство. Оно было крайне тяжелым. Он даже не заметил, как за его спиной оказался профессор Али-заде.

– Вы ее знаете?

– Да. Это та женщина, на поиски которой я у вас отпрашивался. Это мать моей невесты.

– Тогда я скажу вам честно: у нее множество переломов и шансов на выживание практически нет, поэтому я велел положить ее в отдельную палату. Но она молодая женщина, может быть, произойдет чудо и при вашем хорошем уходе и исключительном внимании, в чем я не сомневаюсь, ей удастся выкарабкаться. Сообщите в регистратуру и заведите на нее медицинскую карточку. Эльмар кивнул в знак согласия и вышел из палаты, чтобы сообщить Басе о том, что ее мать нашлась. Он также позвонил на мобильный Мехману, который уже через двадцать  минут явился в больницу. Тот  сразу же пошел к завотделением, чтобы получить разрешение вывезти Зейнаб ханум на лечение в Турцию.

– Ни в коем случае! − категорично заявил профессор.− Больная не транспортабельна. Ее категорически нельзя двигать с места. Доктор Гамидов, – обратился он к Эльмару, – вы назначены лечащим врачом его сестры, – показал он рукой на Мехмана, – объясните ему более подробно о ее состоянии, а заодно просветите его, что наши врачи не хуже иностранных.

– А если она  умрет? – задал Мехман идиотский вопрос Эльмару, когда тот в доходчивой форме рассказал ему о том, в каком положении находится Зейнаб ханум.

Эльмар ответил ему, что он сделает все, чтобы ее спасти и будет лечить свою пациентку до конца, однако Мехман упрямо твердил, то должен отвезти Зейнаб ханум в Турцию, где ее быстро поставят на ноги.

– Мехман! Ты психически неполноценный? Я же тебе объясняю, что ее нельзя двигать. Мы постоянно вводим ей обезболивающее. Кроме того, кто ты такой? – обозлился он, – у нее есть дочь, кстати, тоже будущий врач, пусть она решает.

– Бася ещё очень молодая, чтобы самостоятельно решать такие вопросы.

– Ты ей не родственник!

– Я ей очень близкий человек!

– Почему вы спорите и кричите на все отделение? – спросила подбежавшая к ним

Бася, – Элик, мама так громко стонет!

Услышав это слова, Мехман сорвался с места и раньше Элика с Басей ворвался в палату Зейнаб ханум, которая, действительно, ужасно стонала. Мехман стоял около кровати и ждал, что скажет Элик.

– Что же ты не оказываешь ей помощь? – зашипел он на Мехмана, – ты так бежал, как-будто, кроме тебя никто не сможет её спасти! Выйдите сейчас же из палаты! – приказал он, – Бася, позови срочно доктора Байрамова.

Мехман без слов повиновался Эльмару.

В течение получаса Элику с опытным врачом Байрамовым удалось успокоить больную. Бася осталась сидеть возле матери.

Скоро подошли представители полиции, которые хотели поговорить с потерпевшей. Они рассказали, что в такси, на котором возвращалась с поселка Разина Зейнаб ханум, врезался «Жигули», где ехали четверо молодых парней в нетрезвом состоянии. Один из них, а также водитель такси, погибли. Они попросили Эльмара сообщить им, когда больная придет в себя.

Так Зейнаб ханум была оставлена для лечения в обыкновенной городской больнице. Вопреки предположениям опытных врачей отделения, которые по просьбе Эльмара, осматривали Зейнаб ханум, она не умерла. У Зейнаб ханум оказалось  очень крепкое сердце, которое вместе с Эльмаром боролось за ее жизнь. Бася неотлучно находилась возле матери, изредка заезжая домой, чтобы искупаться и поменять одежду. По настоянию Эльмара через некоторое время она стала ходить в институт, чтобы не  запускать занятий, а затем сразу мчалась к матери в больницу.

Через несколько дней больная пришла в себя и открыла глаза. Бася, Мехман и Элик подошли к ней. Из-за поврежденной челюсти она, естественно, говорить не могла, но в ее взгляде можно было прочитать боль и страдание.

– Мама! Ты меня видишь и слышишь? – радостно спросила Бася.

Зейнаб ханум закрыла, а затем открыла глаза в ответ на вопрос дочери.

– Мама! Тебя лечит Эльмар. Профессор его хвалит и говорит, что он скоро поставит тебя на ноги.

Зейнаб ханум никак не прореагировала на эти слова дочери.

– Все! Хватит с ней разговаривать, – сказал Эльмар, – на первый раз вполне достаточно, а теперь – пусть отдыхает.

Однако Мехман, не послушав Эльмара, все же обратился к Зейнаб ханум.

– Я хотел отвезти тебя в Стамбул, но врачи не пустили. Сказали, что ты можешь умереть по дороге. Я не мог рисковать твоей жизнью.

Из глаз больной выкатились две слезинки.

– Все, все, Мехман, хватит! Выходи из палаты!

Во второй половине дня работник следуправления,  оповещенный Эльмаром, наведался к Зейнаб ханум и пообещал ей, что виновник аварии будет строго наказан. Мехман поблагодарил его.

Когда Бася была в институте, возле Зейнаб ханум сидел Мехман, да и потом он не уходил домой, а ошивался весь день в больнице, ссылаясь на то, что он вдруг может понадобиться. Он заставлял тетю Сару  по два раза в день производить уборку в палате. Тетя Сара  и так была очень добросовестной, в отделении ее любили и уважали. Очень многие нанимали ее сиделкой для своих больных. Одинокая тетя Сара соглашалась, потому что дома ее никто не ждал. Она рано овдовела, а ее единственная дочь умерла в десять лет от несчастного случая. Она часто наведывалась к Басе, считая ее своей, успокаивала различными рассказами о выздоровлении ещё более тяжелых больных, чем ее мать.

Зейнаб ханум почти все время спала. Постепенно ссадины на ее левой руке заживали. Непонятно почему, но Эльмару казалось, что она нервничает при виде тети Сары. Мехман тоже обратил на это внимание.

– Может быть вам показалось, – сказала Бася. – Тетя Сара такая добрая женщина! Между прочим, она вчера меня спрашивала, где мы жили раньше, потому что ей показалось, что она маму где-то видела, но я объяснила, что этого невозможно, потому что мы только недавно переехали в Баку из Ашхабада.

– Почему ты мне об этом не сказала? – набросился на Басю Мехман.

– Рассказала же! И почему я должна перед тобой отчитываться, – резко ответила Бася.

– Что-то ты последнее время стала очень смелой, – сказал Мехман, – но имей виду, твоя мать не такая женщина, которая меняет свои решения. В конце концов, она поправится, и не думаю, что она позволит тебе продолжать поддерживать отношения с Эльмаром, даже если он ее вылечит.

Обо всем, что произошло с Басиной матерью, Эльмира, естественно, рассказала Тамилле.

– Allaxa qurban olum^*! Я ещё раз убедилась в том, что он существует! Аллах  наказал Зейнаб за ее слова! Не хотела, а пришлось лечиться в Азербайджане, в обыкновенной больнице, где лечатся обычные люди, да ещё у своего злейшего врага. Сволочь такая! Так ей и надо! Впредь будет своих уважать! – сказала Тамилла.

– Ты думаешь, будет?

– Надеюсь. Слушай, может мне сходить к ней и устроить небольшое представление?

– Бог с тобой, Тамилла! Лежачего не бьют! В конце концов, она – мать моей будущей невестки. Наоборот, я собираюсь нанести ей визит вежливости.

– Эма! Ты с ума сошла! У тебя совсем нет гордости! Как ты можешь идти к ней в больницу после всего того, что между вами произошло?

– Я хочу это сделать как ради сына и Баси. Мне кажется, что это им будет приятно.

Тамилла долго возмущалась решением подруги и всячески отговаривала Эльмиру, но та была непреклонна и, выбрав время, все-таки поехала к сыну на работу. Тамилла увязалась с ней из солидарности и элементарного любопытства. Эльмира взяла с нее клятву не ругаться и вести себя прилично.

Прошло уже более месяца, как Зейнаб ханум попала в больницу. На удивление и врачам и родственникам она медленно, но уверенно шла на поправку. В скором времени ей должны были снять гипс с челюсти. Она глазами и левой рукой могла давать отрицательные или положительные ответы на простые вопросы. Бася догадалась дать матери ручку и подложила ей под руку блокнот, однако она писать не стала. Утром, когда Бася ушла на занятия, а Мехман, сидя около больной, читал газету, он обратил внимание, что она двигает здоровый рукой, требуя, чтобы он дал ей ручку. Мехману с трудом удалось прочитать ее каракули: «Saranı palataya qoyma!»^*

Привыкший беспрекословно выполнять все поручения Зейнаб ханум, не задавая лишних вопросов и не ставя никого в известность, он тактично, под различными предлогами не давал возможность тете Саре зайти в палату и договорился с другой санитаркой, которая за определенное вознаграждение, с удовольствием обслуживала обитателей тридцатой палаты. Тетя Сара была обижена, но не подавала виду, хотя эта палата была закреплена за ней.

Старая женщина предполагала истинную причину подобного поведения Мехмана, но не могла в нее поверить. Она утвердилась бы в своем мнении, если бы ей удалось полностью увидеть лицо Зейнаб ханум. Кроме того, тетю Сару путала фамилия и имя больной. Раздумывая обо всем этом, она вдруг увидела в конце вестибюля двух женщин, в которых узнала Эльмиру и Тамилу. Они шли, оглядываясь по сторонам, вероятно, желая что-то спросить. Она поспешила им навстречу.

– Кого ищут мои дорогие девочки?

– Тетя Сара! – обрадовались подруги и бросились обнимать старую женщину.

Они не виделись более десяти лет и были очень рады встрече. Тетя Сара сообщила им, что Элик делает перевязки своим больным, Бася в институте, а больной, по ее сведениям, сделали укол, и она спит. Однако Элик скоро освободится, а Бася вот-вот должна вернуться.

Они сели в пустой палате и долго  вспоминали старый дом, где они родились, а тетя Сара живет и сейчас. Они говорили о  старых соседях, о том, какие были в детстве Томка и Эля, об их детях, об Элике с Басей и ещё о многом другом, о чем могут говорить некогда близкие люди, долго не видевшие друг друга.

– Что-то ты поздновато собралась проведать мать своей невестки, – сказала тетя Сара. – Она давно пришла в себя. Элик молодец! Хороший врач!

– Да чтоб она угорела! Я вообще не хотела, чтобы Эля сюда приходила! – сказала Тамилла.

– Тома! Ты же мне обещала!

– Ладно, молчу. Лучше я покурю. Тетя Сара, тут можно курить?

– Можно. А почему же ты не хотела, чтобы Элечка проведала свою сватью?

И Эльмира, периодически перебиваемая Тамиллыными комментариями вперемежку с руганью, рассказала  тете Саре  историю взаимоотношений Элика с Басей.

– Вот оно что! Так ты эту Зейнаб никогда не видела и с ней не знакома?

– Я говорила с ней по телефону!

– А она знает кто ты такая, кто твои родители и где ты жила до замужества?

– Конечно, нет! Да и для чего ей это нужно? – вмешалась Тамилла, выкурив очередную сигарету. – Эта стерва ей сказала, что сама она из очень богатой и знатной семьи, а Эма ей, видите ли, не ровня и чтобы Элик к ее дочке не подходил, а эта идиотка, – показала она рукой на Эму, – ещё пришла ее навестить. Ну, разве она не дура?

Эльмира стала оправдываться, что Элик ее единственный сын, он очень любит Басю, поэтому она должна сделать все, чтобы они не разлучались. И сюда она пришла только из-за сына, потому что она  верит в то, что и Зейнаб ханум ради счастья дочери забудет глупые разговоры о богатстве и аристократическом происхождении своей семьи.

– Это Зейнаб из богатой и аристократической семьи? – с улыбкой переспросила тетя Сара, – Бог ты мой! Чего только на свете не происходит! Успокойся, дочка! Дай Бог, чтобы я не ошиблась, но мне кажется, что если эта, так называемая Зейнаб, вас увидит, ей надо будет искать другую причину, чтобы не дать пожениться этим детям!

Эльмира и Тамилла с удивлением смотрели на старую женщину, не понимая, о чем она говорит. В это время пришел Эльмар.

– Какой же ты, подлец, красивый! – сказала Тамилла, подставляя ему щеку для поцелуя.

– За что я вас люблю, тетя Тома, так это за ваше ласковое обращение, – пошутил Эльмар. – Ну что? Вы ещё не передумали идти к Зейнаб ханум? – спросил он у матери, – вообще-то, честно говоря, я опасаюсь очередного скандала.

Эльмар рассказал, что Зейнаб ханум вчера сняли гипс с ног и с лица, и она уже довольно бойко говорит.   Он запретил ей поначалу долго разговаривать, но она такая своенравная женщина, и его, как врача, не воспринимает.  Как только ей сняли гипс,  первое, что она сказала профессору Али-заде это, чтобы ей поменяли врача, так как она ему не доверяет.

– Вот дрянь! Дал бы ей по челюсти так, чтобы она околела, – громко сказала Тамилла, на что Элик ответил, что уже перестал обращать внимание на слова Зейнаб ханум.

– Кстати, я говорил, что она крашенная блондинка? Так вот, под бинтами у нее отросли волосы и они каштанового цвета. Она даже собирается пригласить в больницу парикмахера, но я не разрешил.

– Значит она темноволосая, а она случайно не прихрамывает? – спросила тетя Сара.

– Прихрамывает. А, что? Вы ее знаете? – удивился Эльмар.

– Я думаю, что твоя мать и Тома тоже ее знают, – пусть они пойдут к ней!

– Тетя Сара, вы нас всех заинтриговали!

И все четверо во главе с Эликом, именуемым на работе доктором Гамидовым, направились к тридцатой палате.

– Жаль, что этот Мехман не пускает меня внутрь. Хотела бы я посмотреть на нее, когда она встретится с вами, – сказала тетя Сара.

– Как это не пускает? – удивился Эльмар, – а почему вы мне ничего не сказали?

− Да ладно! – махнула рукой тетя Сара.

– «В этой гостинице – я директор!» Тетя Сара, за мной, – сказал Элик и шагнул в палату.

– Я не хочу, чтобы эта санитарка обслуживала мою палату, – закричала Зейнаб ханум и осеклась на полуслове, увидев входящих Тамиллу и Эльмиру, которые от удивления широко открыв глаза, в один голос произнесли: «Зинка!»

– Значит, я не ошиблась, – сказала тетя Сара и, презрительно посмотрев на больную, вышла из палаты.

Элик, Бася и Мехман наблюдали за тем, как Эльмира и Тамилла, с одной стороны, а Зейнаб ханум, с другой, внимательно разглядывали друг друга.

– Я предупреждала тебя, чтобы ты не пускал эту женщину ко мне, а ты не слушал, и вот она привела ко мне этих…

Зейнаб ханум на долю секунды замешкалась, подыскивая нужное слово, но временно потерявшая от удивления и неожиданности дар речи Тамилла внезапно пришла в себя и перехватила инициативу у Зейнаб ханум:

– Мы тебе не «эти», милочка! Теперь ясно, почему ты не хотела пускать в палату бедную тетю Сару! Эля, я тебя умоляю: это надо же! Зинка – богатая аристократка! Воровка несчастная! Сволочь! И ты ещё смеешь    так плохо обращаться с Элиным сыном! Ты, которая донашивала ее и мою одежду?!

Ничего не понимающий Мехман попытался что-то сказать в защиту своей хозяйки, однако Тамилла грозным окриком осадила его.

Поникшая, но не теряющая самообладания Зейнаб ханум спросила сдавленным голосом:

– Эльмар – Элин сын? Как же я об этом не догадалась!

– Конечно, – сказала Тамилла и, вытащив из сумки сигареты, закурила в палате.

– Тетя Тома, здесь нельзя..., – попытался вмешаться Эльмар.

– Не бойся, твоя больная не сдохнет, она живучая!

Мехман и Эльмар поняли, что все три женщины были знакомы раньше и при других, неизвестных им обстоятельствах, поэтому не задавали лишних вопросов, зная, что все разъяснится само собой. Что касается Баси то ее удивление перемешивалось с любопытством  и она, наконец, улучив момент, спросила:

– Мама, объясни мне, что происходит! Почему тетя Тома оскорбляет тебя, называет

Зинкой, а ты молчишь? И откуда вы, вообще знакомы?

Однако, как не крепилась Зейнаб ханум, мобилизуя свою волю, но силы ее иссякли, и она, не сумев ответить на вопрос дочери, потеряла сознание. Эльмар вывел всех из палаты,  сокрушаясь, что не смог проконтролировать ситуацию.

– Эльмира ханум, где вы познакомились с моей мамой? – никак не могла успокоиться Бася, почему она воровка, как мама могла носить вашу одежду, как это вообще может быть, ведь мы всегда жили богато!

Эльмира, за все время не проронившая ни слова, обняла Басю, ласково погладила ее по волосам и сказала:

– Обо всем этом тебе расскажет мама, но, единственное, что я могу сказать – твоя мама больше не будет против твоего брака с Эльмаром.

Спустя некоторое время к ним вышел Эльмар. Он велел Басе пойти посидеть возле матери, попросил у Тамиллы сигарету и, закурив, поинтересовался, когда они ему все расскажут. Эльмира ответила, что это очень длинная история и для этого надо много времени, на что Элик ответил, что он сегодня свободен, так как Зейнаб ханум уже лучше, несмотря на обморок, не связанный с ее болезнью, и он сегодня пойдет ночевать домой.

– Прекрасно! – сказала Эльмира. – Я беру тетю Сару, чтобы она погостила у нас несколько дней, и Тамилла тоже сегодня останется у нас. Вот мы втроем все тебе и расскажем. Уверяю, ты будешь очень удивлен.

То, что  рассказали Эльмару три женщины о Зейнаб ханум, действительно удивило и потрясло его. Услышанное им настолько не вязалось с образом его будущей тещи: грамотной, богатой и расчетливой женщины, что ему было трудно поверить во все то, что он о ней узнал.

…Около двадцати лет тому назад Эльмарына бабушка была ещё жива и жила на Баилово, в том доме, где сейчас живет тетя Сара, и где родились, выросли и откуда вышли замуж Эльмира и Тамилла. Рядом с бабушкой Эльмара, Сонной ханум, жил одинокий мужчина в преклонном возрасте по имени Ахмед. Он поселился в квартире своей жены лет за десять до ее смерти. Сын жены от первого брака при жизни матери эмигрировал в США. Никто во дворе не знал, где работает Ахмед. На протяжении многих лет он каждое утро в восемь часов выходил из дому и возвращался домой поздно вечером. По нему можно было проверять часы. Во дворе так и говорили: «Ахмед вышел – уже восемь часов». Ахмед жил обособленно, ни с кем не общался, у него не было ни друзей, ни родственников, поэтому к нему, никто никогда не приходил. У старика была большая комната с крохотным окошком, выходящим на крышу соседнего дома и большая галерея, часть которой занимали кухня и ванная с туалетом. В начале восьмидесятых годов он к удивлению соседей выбросил из дома всё старьё: мебель, посуду и сделал ремонт в своей квартире, затем купил необходимую новую мебель, японский телевизор, магнитофон. Сона ханум, единственная из соседей, с кем он изредка перекидывался словами, по просьбе Ахмеда сшила занавески для  его галереи и была восхищена осуществленным ремонтом. Она, как и все соседи, думала, что он собирается жениться, однако Ахмед начисто отверг ее предположения, ответив, что в его возрасте (а ему было больше шестидесяти) смешно жениться, просто он хочет на старости лет пожить в чистой и уютной квартире.

– Axmed-qardaş^*, человек не может все время жить один, ему нужен кто-то рядом. Завтра ты совсем состаришься и не сможешь себя обслуживать, что тогда будет?

– Что-нибудь придумаю, Sona-baci^**, – отговаривался сосед.

Действительно, Ахмед, по-прежнему жил один и, по-прежнему, ни с кем не общался. Соседи даже толком не знали, где он работает. Кто-то помнил, что его покойная жена говорила, что он заведует магазином, но это были предположения. Ежедневно в восемь  часов утра он выходил из дому и возвращался вечером, но однажды, это было под Новый год, Сона ханум не услышала привычное хлопанье соседа дверью. Она даже удивилась этому, но не придала значения.

Так прошел весь день. Под вечер пришли Эля и Тома с мужьями, которые обратили внимание, что из комнаты соседа периодически доносится какой-то странный звук.

– Интересно, что он делает? – сказал Фикрет, муж Тамиллы.

– Наверное, что-то прибивает, – сказала Сона ханум, – между прочим, я даже не слышала, как он сегодня уходил или возвращался.

– А может, с ним что-то случилось?

– Да он здоровый, как бык, – сказала Тамилла.

Однако Фикрет с Элиным мужем, Али, решили все-таки постучать к соседу, на их стук дверь никто не открыл, но из комнаты соседа опять раздался странный стук какого-то тяжелого предмета и на какое-то мгновение Фикрету послышался голос Ахмед-киши.

– Он определенно дома, с ним что-то произошло, – твердо сказал Фикрет, – давай поглядим.

Они с Али спустились во двор и, приставив лестницу к стене, полезли в окно галереи соседа. Из-за наступившей темноты им не удалось что-то разглядеть, однако они явно слышали голос Ахмеда, зовущего на помощь. Фикрет проник в квартиру и открыл дверь изнутри.

Вошедшие  увидели старика Ахмеда, который лежал боком на полу в луже мочи и держался за ножку стула. Ею он и бил об пол, стараясь привлечь внимание соседей. Врач вызванной «Скорой помощи» сказал, что Ахмеда разбил паралич. Действительно, нижняя часть его тела была неподвижна. В больницу старик ехать категорически отказался, однако понимал, что теперь ему будет нужна сиделка. Первые два дня с ним сидела тетя Сара, которая, честно говоря, не хотела все время находиться рядом с больным, ссылаясь на его паршивый характер. Кроме того, Ахмед стеснялся просить судно, и из-за этого у них возникали проблемы. Он попросил тетю Сару нанять для него какого-нибудь мужчину, но это оказалось непросто. На круглосуточную работу и возню с таким тяжелобольным соглашались только пьяницы, которые, получив деньги, исчезали бесследно или исчезали раньше установленного срок, прихватив из дома какую-то вещь. Кончилось тем, что один на вид очень приличный человек ночью тихо вынес из дома телевизор с магнитофоном и другие ценные вещи.

     Ситуация была безвыходная. Ахмед сходил с ума, и каждый день просил Бога послать ему смерть. Лечение ему не помогало и состояние нисколько не улучшалось. Сона ханум, которая готовила ему еду, видела даже, как он плачет, и очень жалела соседа, в доме которого был полный кавардак, грязное белье, гора немытой посуды, ужасная вонь. В чистой некогда уютной квартире завелась уйма тараканов. По просьбе Ахмеда Али с Фикретом звонили в Америку его пасынку, который обещал приехать и забрать отчима, но так и не приехал. Оно и понятно! Кому нужно везти из Баку в Америку парализованного старика, который не имеет к тебе никаких родственных отношений! Они позвонил в США вторично и, проведя длинный шнур в квартиру соседа, по его просьбе дали ему возможность поговорить с пасынком наедине. Фикрет слышал последнюю фразу Ахмеда: «Приезжай и забери меня! Ты потом всю жизнь будешь меня благодарить»: но тогда он не придал значения его словам.

Однако время шло, из Америки никто не ехал, периодически сменялись люди, обслуживающие соседи, а он не поправлялся. Наоборот, ему становились хуже. Помощь пришла неожиданно!

Как-то раз Фикрет вместе с приятелем, также работником их министерства, был у тещи и заодно зашел к Ахмеду, чтобы справиться о его здоровье и тут его приятель Мирза, узнав историю бедного старика, предложил свою помощь. Он рассказал, что по ходу какого-то следственного дела им выявлена семья, молодая супружеская пара,  которым по двадцать лет. Они имеют трехлетнюю дочь, а сами являются инвалидами: мужчина глухонемой, а женщина хромая. Они проживали без газа, воды и света в заброшенной самостройке на Шанхае^*, прислуживая родственнику, который привез их из района около пяти лет назад и обращался с ними, как с рабами, избивая и всячески издеваясь над ними. Недавно он был осужден, и, когда стали разбираться с его родственниками, оказалось, что у них в таком возрасте даже паспорта нет, не говоря уже об отсутствии метрики у ребенка. Оба они сироты и в районе никому не нужны. Молодая женщина – забитая и неграмотная. Она даже ни одной буквы не знает! Она с мужем от зари до самого вечера работали в саду и в огороде. Проживая  столько времени в Баку, эти люди ни разу не были в городе и даже не знают, на какой улице живут. Сона ханум с Фикретом очень удивились рассказу Мирзы.

– Мне поручено заняться оформлением паспорта на них, однако, им надо где-то жить и привыкать к нормальной жизни, для этого им нужна прописка. И я подумал, что может быть, Ахмед киши, согласился бы их прописать к себе временно, дать им крышу над головой, а они за ним бы смотрели и опекали бы его.

Измученный Ахмед сразу согласился и сказал, что если они будут за ним хорошо ухаживать, он даст согласие на постоянную прописку, чтобы квартира в будущем осталась этим людям.

В воскресенье в середине дня Мирза привез новых жильцов.

Тома с Элей, как обычно, в выходные были со своими детьми у родителей и вместе со всем двором видели эту пару, которые сошли с машины и направились к лестнице.

Это было ужасное зрелище! Двадцатилетние молодые люди выглядели как старики.

От длительного нахождения под солнцем и ветром их лица, руки и ноги  загорели до черноты. Кожа на их теле буквально задубела, и на ее открытых частях были видны ссадины и шрамы. На них была грязная выцветшая одежда, скорее всего с чужого плеча. У мужчины на ногах были какие-то шлепанцы, а женщина, которая держала на руках маленькую хилую девочку, была босиком. Они походили на испуганных зверей. Мирза провел их в квартиру Ахмеда, познакомил их с хозяином и ушел, попросив Сона ханум и тетю Сару оказывать необходимую помощь и нужные советы новым жильцам.

Сонна ханум объяснила молодой женщине как лучше ухаживать за больным, как привести в порядок квартиру и вывести тараканов, как пользоваться колонкой. Женщина, которую звали Зиньят, была очарована квартирой и особенно ванной комнатой и периодически гладила рукой кафель. Тамиллина мать, Лейла ханум вместе с Сонной ханум дали Зиньят одежду своих дочерей, и другие жильцы принесли одежду для нее, мужа и ребенка. Кто-то дал детский матрасик и одеяльце для девочки.

Целых три дня Зиньят с мужем трудились, не покладая рук, налаживая порядок в квартире Ахмеда. Надо отдать им должное: работали они от души. Бедный Ахмед, тело которого около двух лет не видело ни капли воды, было искупан, пострижен и побрит, его постель была перестирана. Немой Баба вовремя подавал ему судно и кормил нехитрой едой, которую готовила Зиньят. Тете Саре почему-то было трудно выговаривать имя новой жилички, и она стала звать ее Зинкой, а вслед за ней все стали звать Зиньят Зинкой.

Соседи были свидетелями того, как хорошо ухаживали Зинка с мужем за Ахмедом. Баба спал на полу возле кровати больного, который научил его играть в шашки и карты, и это отвлекало немного старика от болезни. Вместе они смотрели и новый телевизор, который пришлось купить Ахмеду. Зинка с ребенком спали в галерее на диване, вынесенном из комнаты. Она отмылась, побелела и стала довольно симпатичной женщиной. Эля с Томой периодически дарили ей свою одежду и она, в их дорогих нарядах уже не отличалась от всех, а, наоборот, выглядела очень красиво. Она постепенно освоилась, так как именно ей приходилось общаться со всеми, выступая в качестве переводчика при немом муже. Она оказалась хорошей хозяйкой, и, вообще, была удивительно способной, на лету всему училась и уже на следующее лето наряду с женщинами всего дома варила варенье, консервировала фрукты и овощи на зиму.

Она стегала желающим одеяла и матрасы, а муж помогал соседям по дому, и это был их дополнительный заработок к тем деньгам, которые платил им Ахмед-киши, у которого, по всей видимости, водились немалые деньги, потому что питалась их теперь уже семья очень хорошо.

Так прошло более года. И однажды, бедный Баба, возвращаясь с покупками с базара, умер прямо во дворе дома. По свидетельству врачей от кровоизлияния в мозг. Зинка с помощью соседей похоронив мужа по нему не убивалась, а продолжала все также усердно ухаживать за стариком Ахмедом, но он тоже умер спустя три месяца после смерти ее мужа. Вот тогда Зинка расстроилась. Ахмед не успел дать ей разрешение на постоянную прописку, и соседи объяснили ей, что она должна будет освободить квартиру. Фикрет и Мирза, которые были на похоронах Ахмеда, обещали ей помочь, но все видели, что она очень нервничает из-за того, что ей придется покинуть обретенное удобное жилище.

На следующее утро вся округа была потрясена интересной новостью: Зинка с ребенком пропала и, как выяснилось после взлома дверей, она почему-то бежала через то маленькое окошко, которое выходило на крышу соседнего дома. Из квартиры ничего не пропало, даже ее одежда была аккуратно сложена в шкафу, но участковый и работники ЖЭК-а, пришедшие опечатать квартиру, обнаружили в стенном шкафу ванной комнаты небольшой тайник, вернее говоря, сейф, который, естественно, был пуст. Что и в каком количестве в нем хранилось, никто не знал. Все выяснилось позднее. Внезапно приехавший из Америки пасынок, сообщил изумленным соседям, что Ахмед был известным торговцем валюты и драгоценностей и, по его мнению, у старика было приличное состояние в валюте и в рублях и, имелась уникальная коллекция ювелирных изделий известных мастеров. Он сам однажды видел у отчима большое количество золотых монет. Судя по тому, как молодой человек рыскал по квартире и как сокрушался, что не приехал вовремя его словам, хотя бы частично, можно было поверить. Говорили, что Зинку объявили в розыск, но от Фикрета было известно, что она так и нашлась.

И какие только чудеса не творит с нами Бог! Надо же было случиться тому, чтобы Эльмар полюбил Зинкину дочь! Ведь в Азербайджане столько девушек! А ему понравилась именно она, девушка, которая приехала из Ашхабада.

– Эта стерва взяла все накопленное Ахмедом и смылась в Среднюю Азию и там, наверное, с такими деньгами сделала новый паспорт и стала Зейнаб вместо Зиньят. И девочке другое имя дала: она же была Чимназ. Но какая отъявленная сволочь: выдавала себя за потомков богатых аристократов и пудрила всем мозги своими глупыми рассказами! Эля, а ты что молчишь? – спросила Тамилла.

– Я думаю, – ответила Эльмира. – С богатством все ясно – оно ворованное. Но как и с каким  умом она ими распорядилась!  В этом смысле она молодец. Она не просто тратила деньги, а ещё и училась. Ты бы слышала, как она говорила со мной по телефону. Женщина, которая в двадцать лет не умела читать и писать, не знала ни одного слова по-русски, сейчас имеет богатый литературный запас слов и грамотно говорит на обоих языках.

– Я тоже потрясен вашим рассказом и не могу в него поверить! – сказал Эльмар. – Я сам снимал копию ее диплома об окончании Туркменского университета. Она умная и ушлая женщина. Кроме того, она прекрасно говорит на туркменском языке и хорошо изъясняется на английском.

– На английском?! – удивилась Тома с Элей.

– Да-да! Я сам видел, как она переводила Саиде инструкцию кухонного процессора, написанного на английском языке. Вот вам и Зинка!

Эльмар добавил, что видел фотографии, подтверждающие ее учебу в институте, так что уровень ее знаний не может вызывать сомнений и версия о купленном дипломе беспочвенна.

Тетя Сара пошутила, что Зинка теперь от страха убежит из больницы. Испуганный Эльмар позвонил на работу и узнал, что все спокойно, только его больная из тридцатой палаты просит ее срочно выписать. Он попросил дежурного врача, чтобы медсестры и санитары усилили за ней контроль.

– Я же вам говорю: она боится, – сказала тетя Сара и спросила: «А на самом деле, что с ней будет?»

– Во всяком случае, я прошу вас пока никому ничего не рассказывать, пусть хотя бы научится ходить на костылях.

...Эльмар беспокоился не напрасно.

Отослав дочь домой, на рассвете следующего дня Зейнаб ханум, наверняка с помощью Мехмана, бежала из больницы.

В гостиной на столе Бася нашла письмо, написанное ее аккуратным почерком: «Qızım!^* Когда ты будешь читать эти строки, я буду уже очень далеко, в другой стране. Я знаю, что ты будешь счастлива в браке, и твоя новая семья сумеет позаботиться о тебе и дать необходимую тебе ласку, которую ты не видела от меня.

Переезжая в Азербайджан, я предполагала такой исход событий, поэтому и дача и квартира куплены на твое имя (все документы в шкатулке). Надеюсь, приложенная сумма пригодится тебе перед свадьбой, которую я, к сожалению, не увижу. Меня не ищи и обо мне не беспокойся. Со мной все будет в порядке. Мама»

      Рядом с письмом в большом конверте было двадцать тысяч долларов.

Яблоко от яблони…

Знайте, что… ваши дети      испытание…

Коран. Сура 8 – 28

Выходя из дома, он ещё раз посмотрел в зеркало и остался доволен собой. Высокий стройный мужчина даже в свои пятьдесят с лишним лет профессор Гусейн Мурадлы превосходно выглядел, потому что был по-прежнему красив. Их род, происходивший из горного азербайджанского района, всегда славился красивыми мужчинами. Студентки глаз от него не отрывали и почти все были влюблены в моложавого профессора. Его лекции проходили при переполненных аудиториях,  чему немало способствовала его внешность, хотя следует отметить, что и педагог он был превосходный. Многие женщины, сотрудники ВУЗа, где он работал, были от него без ума.  Периодически Мурадлы заводил с кем-нибудь из них непродолжительный роман, но со студентками  себе этого никогда не позволял, несмотря на то, что некоторые его коллеги грешили этим. А он вот никак не решался, хотя уже был грани того, чтобы поступиться своими принципами. С начала семестра Гусейн читал лекции на четвертом курсе, но ему казалось, что он читает лекцию только для одной студентки, так как никого кроме нее он не замечал. На переменах, когда она с остальными старостами приносила журнал на подпись или проходила мимо него, профессор чуть не терял рассудок. Он бредил Сабиной, но никак не решался ничего предпринять, потому что его смущала огромная разница в возрасте (почти тридцать лет!).

Перед его глазами всегда маячил образ Сабины, рослой зеленоглазой красавицы, покорившей сердца многих студентов, но остающейся недоступной по одной простой причине: Сабина знала цену своей красоты и имела желание извлечь из нее максимум выгоды.– Любовь – любовью, девочки, – учила она подружек, – рай с милым в шалаше бывает только в сказках, а для счастья в жизни лично мне нужен богатый мужчина с квартирой.

Как многие красивые молодые девушки Сабина наивно полагала, что женщина всегда добивается в жизни того, что она планирует и о чем мечтает.

И профессор Гусейн Мурадлы был влюблен в свою такую не по возрасту практичную студентку. Он стал задумчивым, рассеянным, часто говорил невпопад. В общем, вел себя как настоящий влюбленный. Несколько раз во сне он произнес ее имя, и этого было достаточно, чтобы нарушилось с таким трудом налаженное семейное спокойствие.

Дело в том, что Тамилла, супруга Гусейна, очень хорошо знала увлекающуюся романтическую натуру мужа. Она много терпела от его любовных похождений, о которых ей периодически сообщали «доброжелатели». Тамилла ханум надеялась на то, что муж на старости лет наконец-то угомонится, но, как говорится: «Седина в голову, бес – в ребро!» Возмущению ее не было предела:

– Гусейн, ты что, с ума сошел?! Ты опять в кого-то влюбился? Боже мой! Да сколько можно! Честное слово, мне стыдно за тебя! Я устала, конец моему терпению! Знай, я не развожусь с тобой только из-за того, что наша дочь собралась замуж!

Тамилла ханум ещё долго выражала свое негодование неубедительно оправдывающемуся мужу, но понимала, что все это бесполезно. Она знала, что Гусейн неисправим, поэтому, махнув рукой, ушла на работу. Утро было испорчено.

Оставшись один, профессор вспомнил, что, действительно, жена сказала ему о том, что в эту субботу к ним должны были прийти сваты. Гусейн муаллим был против замужества дочери, так как считал ее очень молодой для этого. Кроме того, она была ещё студенткой и училась только на третьем курсе института. Они с женой дали дочери хорошее воспитание. Девочка была вежлива, учтива. скромна, то есть такая, какой они и хотели ее видеть, поэтому родители были крайне удивлены многочасовыми до глубокой ночи разговорами дочери по телефону, о ее знакомстве с матерью парня и походах к нему в гости. Такой прыти от своей тихой и скромной дочери они не ожидали, считая это неприличным и объясняли дурным влиянием на нее незнакомого парня. Супруги  пытались образумить дочь, но им это не удалось, так как он была без памяти влюблена, и родители сдались.

– Мама, он такой красивый и очень похож на папу, − восхищалась своим избранником Сева.

– После Севы моя очередь, я тоже выйду замуж, – заявила младшая дочь, восьмилетняя Айтен.

– Господи! И эта тоже собралась замуж! Похоже, в этом доме влюблены, все, кроме меня – улыбалась Тамилла ханум.

Ожидая гостей, в субботу с утра в доме все заметно нервничали. В качестве сватов должны были прийти мать, тетя и подруга матери жениха, поэтому, чтобы не мешать женщинам, профессор Мурадлы собрался пойти к соседу – давнему партнеру по шахматам.

– Как я могу дать им согласие на вашу помолвку, когда я о них ничего не знаю, – возмущалась теща, стеля на стол белую скатерть.

– Сейчас ты с ними познакомишься и обо всем расспросишь! Мама, ты увидишь, какая Алмаз ханум чудесная женщина.

– Алмаз  ханум? А как ее фамилия? – спросил выходящий из квартиры профессор.

– Может ещё и она твоя бывшая подружка? – рассердилась Тамилла ханум. Последующие слова в свой адрес, выскользнувший Мурадлы, слышал уже за дверью. Нельзя сказать, что он получил от них удовольствие.

– Мама! Между прочим, у Тарлана такая же редкая фамилия, как у нас – Мурадлы, - сказала Сева, глядя на удивившуюся мать, но в это время в дверь позвонили и вместе с сестрой Тамиллы, Земфирой, в квартиру вошли сваты.

Женщины быстро перезнакомились и очень понравились друг другу. Алмаз-ханум действительно, оказалась приятной женщиной шестидесяти лет, но очень ухоженной и элегантной, одетой по последней моде и выглядевшей значительно моложе своих лет. Она имела ученую степень кандидата наук и работала в одном из НИИ города.

Обсудив с матерью невесты вопросы обручения и свадьбы, Алмаз-ханум неожиданно сказала:

– Мы уже почти все узнали о маме и сестре нашей невесты, а об отце вы ничего не рассказали.

При этих словах, сидящая у нее на коленях Айтен, сорвалась с места и тут же принесла отцовскую фотографию и показала ее Алмаз ханум.

– Как? Сева – дочь Гусейна? Не может быть! Почему ты мне не рассказала, что ты дочь профессора Мурадлы? – обратилась она к Севе. – Твоя фамилия Мурадлы?

– Да.

– Боже мой! Какой ужас! – сокрушалась Алмаз ханум, потому, что только она из взрослых знала, что Сева ждет ребенка, и, как теперь выяснилось, от своего брата!!!

– Да объясните мне, что происходит? – потребовала Тамилла ханум, – откуда вы

знаете моего мужа? – спросила она, уже предполагая ответ на свой вопрос.

Взрослые отправили Севу во двор к Тарлану, а немного успокоившаяся Алмаз ханум поведала присутствующим о том, что двадцать пять лет назад она, тридцатишестилетняя новоиспеченный кандидат наук с первого взгляда влюбилась в молодого красивого аспиранта, переведенного в их лабораторию. Несмотря на блестящие способности, он был очень робким и застенчивым, и она стала оказывать ему всяческое содействие: и научное и моральное. Вскоре он переселился в ее квартиру, стал пользоваться «Волгой» ее покойного мужа. У них был очень бурный роман, от которого родился сын. Она не принуждала его узаконивать отношения, так как была старше на одиннадцать лет. Впоследствии робкий и застенчивый аспирант так переменился, что его невозможно было узнать. Находясь с ней в гражданском браке, он,  оказалось, увлекался многими женщинами и, наконец, заработав репутацию ловеласа и сердцееда, после защиты диссертации ушел и женился на молодой женщине-окулисте, оставив ее с двухлетним сыном на руках.

–… и прихватив вашу «Волгу», выдавая ее за отцовский подарок, – добавила расстроенная Тамилла ханум.

– Я этого не говорила, да и это теперь не имеет никакого значения. Xalal xoşu olsun^* Мне она не была нужна. Водить автомобиль я не умею, и как капитал она меня тоже не интересовала.

– Брак, начавшийся со лжи, привел к таким ужасным последствиям. Он мне клялся, что никогда не был женат, – качая головой, сказала Тамилла.

– Он был прав. Мы не были расписаны.

– Он хоть помогал вам растить сына? – спросила Земфира.

– Последний раз он подвез меня к нянечке, чтобы я забрала Тарлана. Когда я вышла с ребенком, машины перед домом не было. Я никогда не забуду этот вечер. Дул сильный ветер, а у меня даже не было денег нанять такси, так как сумка с кошельком остались у него в машине. Мне пришлось вернуться к няне, чтобы взять у нее денег на дорогу. Я знала, что он когда-нибудь уйдет, но думала, что он хотя бы объяснится или скажет что-нибудь на прощанье. Как я же была глупа! Хочу сказать, что  я о нем очень быстро забыла, и считала наше с ним знакомство – эпизодом в жизни. Единственное, что меня поражало – это отсутствие какого-либо отцовского инстинкта. Ведь он ни разу не поинтересовался своим сыном. После всего этого я его увидела через пятнадцать  лет по телевизору в передаче, которую он ведет.

Сестра Алмаз ханум добавила, что в самом начале, через неделю после ухода Гусейн позвонил ей и предложил перечислять определенную сумму на воспитание ребенка.

– Я отказалась, так как материально была обеспечена, – сказала Алмаз ханум, – но сейчас меня больше всего удивляет то, что вас абсолютно не волнует, что Сева и Тарлан оказались братом и сестрой,  а они, похоже, любят друг друга.

– Там, где этот подлец – там всегда все шиворот – навыворот, – сказала, всплескивая руками Земфира.

Тамилла успокоила Алмаз ханум, рассказав, что Сева – её дочь от первого брака. Она была вдовой, выходя замуж за Гусейна, и он покорил ее сердце тем, что сразу предложил удочерить Севу, и девочка даже не подозревает, что он ее отчим.

Неожиданно раскрывшиеся личные тайны двух женщин требовали принятия конкретных и решительных мер, поэтому Гусейн был срочно вызван от соседей.

Невозможно описать его встречу с Алмаз ханум, сопровождаемую едкими и колкими комментариями Тамилы ханум и Земфиры, не уступающей сестре в красноречии, а – наоборот, дополняющий ее речь точными эпитетами и определениями, характеризующими личность потерявшего дар речи профессора Мурадлы.

– Ай, Аллах! Я не думал, что ты меня накажешь подобным образом! Это же надо такому случиться – свести этих детей вместе! Если рассказать кому-нибудь – не поверят, - с трудом проговорил растерянный профессор.

– Да тебя убить мало! – услышал он голос жены.

Чтобы не мешать взрослым, Айтен  была отослана во двор к Севе с Тарланом. Оставшись одни, родители стали думать о том, как «отнять» отца у Севы и «передать» его Тарлану, превратив его из отца в свекра, а из тестя вновь в отца, но уже другого ребенка, не нанося при этом никому сердечных травм.

Объективности ради следует отметить, что Гусейн-муаллиму действительно было стыдно и не по себе из-за той ситуации, в которой он оказался по собственной вине.

Опять заговорила Алмаз ханум:

– На правах старшей я хочу сказать, Гусейн, что все присутствующие здесь – твои жертвы. Я с детства учила Тарлана быть сдержанным по отношению к женщинам, но – предупреждаю, что твой сын все равно стал таким же бабником, как и ты.  В его жилах течет твоя кровь, и я не уверена, что он сделает Севу счастливой, но сейчас,  нам не удастся их разлучить.

…Понадобилось определенное время, чтобы все встало на свои места.

Тамилла ханум была оскорблена обманом мужа, но сейчас ее больше волновала дочь, внезапно оказавшаяся замужней и беременной женщиной.

Сева продолжала свекра звать «папой» и особенно не придавала этому значения и упивалась ролью жены и будущей матери.

Поведение же Тарлана удивило всех. Познакомившись с отцом заново, он ни в чем его не упрекнул, напротив, подружился с ним и стал часто бывать у него на работе, где и увидел… Сабину.

Только Алмаз ханум с высоты своего возраста и жизненного опыта спокойно за всем наблюдала, предполагая неприятную развязку.

Тарлан оказался достойным сыном своего отца. Он побил все его рекорды и даже переплюнул отца: уже на третий месяц своей женитьбы, он потерял всякий интерес к Севе, которая должна была стать матерью его ребенка. Он так увлекся Сабиной, что буквально пропадал у отца в институте. Без сомнения, красивый и умный Тарлан тоже нравился Сабине, но, как нам известно, она была хитрая и практичная девочка, поэтому сказала ему, что не может общаться с женатым человеком. Тарлан, привыкший любой ценой добиваться расположения женщин, бросился устраивать развод с Севой, совсем не задумываясь о ее чувствах. Для Алмаз ханум это не явилось неожиданностью. А вот Тамилла и Гусейн были ошеломлены! Гусейн же был ранен вдвойне: как отец и как мужчина.

Никто не мог повлиять на Тарлана! В суде даже не хотели принимать заявление: после регистрации не прошло и полугода, плюс беременная жена в придачу. Однако Тарлан был непреклонен: его ожидал соблазнительный приз в образе Сабины, поэтому он заявил, что не уверен в отцовстве будущего ребенка. Все были поражены подлостью молодого мужчины!

Развод состоялся спустя год, уже после рождения очаровательной девочки, которая немного скрасила общую грусть. К этому времени Тарлан не жил у себя дома, а снимал где-то квартиру, благо материальные возможности у него имелись: он работал в крупной компании. Родившаяся дочь его не интересовала, он даже не захотел на нее взглянуть.

Алмаз ханум после развода не отпустила Севу от себя,  напротив, окружила ее и внучку искренней любовью, вниманием и заботой и буквально творила чудеса для них, украшая их жизнь. Они и сейчас живут вместе.

Гусейн муаллим перенес инфаркт и, кажется, начисто потерял интерес к женскому полу.

Что касается Тарлана, то он, естественно, бросил и Сабину, и кто знает, кем он увлечен в настоящее время.        

Сила проклятия

                                                                                     …Старайтесь же опередить

                                                                                       друг друга в добрых делах!

                                                                                                           Коран. Сура 2-143

Как обычно, ближе к вечеру Нигяр начинала дрожать от страха. Управившись с домашними делами, она садилась в уголок дивана и молча смотрела на входную дверь, ожидая, когда муж привычным ударом кулака в дверь, возвестит о своем приходе. Услышав его голос в блоке, она выходила к нему навстречу, чтобы не беспокоить соседей, которые, впрочем, уже давно привыкли к тому, что Акиф всегда возвращается домой пьяным.

Нигяр и Акиф учились вместе в университете. Он был красивым парнем, хорошо учился, занимался спортом и писал стихи. Педагоги мехмата пророчили ему блестящее будущее. Девушки за ним буквально увивались, но для него существовала только одна девушка Зарина, с которой они учились в одной группе. Они были прекрасной парой и очень подходили друг другу, так как Зарина тоже была на редкость красива и умна. У нее был только один недостаток: она была чересчур высокомерна, поэтому, между ней и Акифом часто происходили ссоры, и они периодически не разговаривали. Нигяр особой красотой не отличалась, была обыкновенной девочкой, училась на филфаке. Все ее любили за прекрасный характер и безграничную доброту. Акиф на нее даже внимания не обращал.

Однажды в момент очередной ссоры с Зариной в университете был какой-то капустник и Акиф случайно пригласил Нигяр на танец и под ненавистным взором Зарины протанцевал с ней весь вечер. Опять же назло Зарине он пошел провожать Нигяр домой. Зарина была оскорблена до глубины души и, несмотря на то, что очень любила Акифа никак не могла смирить свою гордыню, и отвергала многократные попытки Акифа помириться с ней.

Учеба в вузе завершалась, шла защита дипломов, но влюбленные так и не помирились. И в один прекрасный день Нигяр вышла замуж за Акифа, опередив целую армию соперниц, сама не понимая, как ей удалось это сделать. Зарина, естественно, на свадьбе не была. Нигяр встретилась с ней в вестибюле университета, когда ходила получить диплом.

– Ты не должна была, воспользовавшись ситуацией выходить за него замуж. Тебе же известно, что мы любим друг-друга и у нас был ещё шанс помириться, но ты лишила нас его, поэтому я тебя проклинаю. Я прошу Аллаха лишить тебя покоя и посылать тебе только горе и несчастье, – сказала она со злостью.

Через некоторое время Зарина с родителями переехала в Соединенные Штаты, оставив после себя проклятья, которые впоследствии действительно стали постоянными спутниками Нигяр.

Сначала все складывалось хорошо. Акиф стал работать в НИИ, успешно защитил диссертацию. Его родители, принадлежащие к известному в республике старинному роду, рано умерли, оставив ему в центре города огромную квартиру, полную серебряными и фарфоровыми изделиями, предметами старины. Кроме того, в доме имелась прекрасная коллекция картин. Тетя Акифа, Гумру ханум, которая воспитывала его, после смерти брата, в день свадьбы передала им шкатулку с различными драгоценностями, а после рождения первенца подарила невестке восхитительные бриллиантовые сережки.

– Эти серьги, – сказала она, – наша фамильная драгоценность. Вот уже несколько поколений они передаются по наследству. Береги их и ни при каких обстоятельствах не продавай!

Нигяр об этом даже не думала. Серьги, действительно, были удивительно красивы.

Неприятности Нигяр начались с рождения сына. Он умер, не прожив и трех месяцев. Все последующие ее дети (а их было шестеро) рождаясь, не доживали и до полугода. Нигяр постоянно находилась в трауре. Казалось, ее печали не будет конца. Рождение ребенка не доставляло ей радости, так как она знала, что он проживет недолго. Странным было то, что все дети рождались нормальными, без отклонений, а врачи не могли предотвратить их смерть.

Через несколько лет Гумру ханум умерла, Акиф остался один. Он стал очень злым, раздражительным, ко всему придирался, абсолютно ни в чем не помогал. Если она, не дай Бог, что-то не успевала по хозяйству, ссылаясь на занятость ребенком, он кричал, что нет смысла ухаживать за ребенком, который все равно умрет. Нигяр во всем уступала Акифу, ублажала его в меру возможностей, но ничего не помогало. Нигяр потеряла покой. Родители ее тоже умерли. Из близких был только один брат. У него была большая семья (жена, четверо детей и теща), и он мог только посочувствовать сестре.

Очень часто Акиф стал приходить домой пьяным. Причем любая доза алкоголя приводила его в бешенство. Он цеплялся к Нигяр, не обращая внимания на то, что она беременна или с грудным ребенком. Ничто не могло его остановить. Он запускал в нее посуду, различные предметы, короче, все, что попадалось под руку, а впоследствии стал заниматься рукоприкладством. Явившись домой, он измывался над бедной женщиной до ночи, пока сон не сваливал его. Но чего это стоило несчастной Нигяр! Ей даже уйти было некуда! Брат проживал в двухкомнатной «хрущевке». Несколько раз, доведенная до отчаяния Нигяр, с ребенком ночью приезжала к нему, но, увидев недовольство невестки,  больше туда не ходила.

Акиф мог в любое время суток, при любой погоде вышвырнуть ее на лестничную площадку, иногда без верхней одежды, в домашнем платье. Нигяр никуда не уходила. Садилась на заранее приготовленную ею дощечку и до ночи ждала, когда угомонится муж и только тогда, открыв своим ключом дверь, и, услышав храп мужа, осторожно проходила к себе в комнату.

В конце концов, за систематические пьянство и прогулы Акифа уволили с работы и он, естественно, не мог никуда устроиться. Нигяр тоже не работала. Давно были проданы и пропиты драгоценности из шкатулки, картины, посуда, предметы мебели. В доме почти ничего не осталось, все было продано.

– Вещи мои – продаю, – говорил он.

Совершенно случайно Нигяр удалось спрятать одну маленькую картину – пейзаж работы известного русского художника и только потому, что рамка картины была разбита Акифом. И, конечно, серьги. Каким-то чудом  Нигяр убедила Акифа, что и они проданы.

Квартира была буквально разорена. Огромная, пустая с кое-какой оставшейся разбитой мебелью. Они жили почти впроголодь. Иногда Акифу удавалось заработать мизерную сумму, на которую он требовал у Нигяр роскошный обед. Нигяр кое-как составляла тарелку еды, чтобы заткнуть ему рот и избежать побоев, а сама перебивалась куском хлеба. Она как-то предложила Акифу продать квартиру (желающих было множество), но он воспринял ее предложение в штыки. Кроме того, у них была большая задолжность по квартплате и другим коммунальным услугам.

Новая соседка Фируза, жена директора какой-то крупной фирмы, недавно переселившаяся в их блок, очень жалела Нигяр и всячески помогала ей.

Настало время, когда Акиф стал регулярно приводить домой собутыльников, людей неопределенного возраста и сомнительной внешности, которых было очень трудно выпроводить из дома. По утрам, когда Акиф был ещё трезв, она просила его не делать этого. Он давал слово, но не мог его сдержать, и все повторялось заново.

Как-то раз Нигяр вызвала в прихожую Акифа, приведшего домой очередную компанию.

– Акиф, – шепотом сказала она, дрожа от страха, – в доме нет даже крошки хлеба, я не могу ничего подать на стол.

В следующее мгновение Нигяр получила сильный удар кулаком в челюсть, и ее отбросило к стене. Пересиливая боль, сплевывая кровь изо рта, она вырвалась в блок. Спустившись к Фирузе, она умылась и обнаружила, что Акиф сломал ей во рту мост и выбил два передних зуба.

– Так больше продолжиться не может! Давай вызовем полицию, – сказала Фируза.

– Я тебя прошу, Фируза, – никого не надо вызывать, – ты же его не знаешь, он отсидит пятнадцать суток, выйдет и убьет меня, – взмолилась Нигяр.

– Дура, он тебя и так убьет, – ответил соседка, откладывая телефон в сторону, – ölmək istəyirsən – öl!^*

Утром  Фируза повела Нигяр к зубному врачу, который, осмотрев ее, сообщил, что на лечение требуется, по меньшей мере, около трехсот долларов. Кроме того, Нигяр хотела обратиться к специалисту по поводу печени, которая увеличилась и так сильно болела, что она последнее время даже не могла спать на боку.

И на это лечение ей были нужны деньги, но где Нигяр могла взять такую сумму?! Фируза выразила желание одолжить деньги, но их нужно было возвращать, поэтому она решила продать картину. Дай Бог здоровья Фирузе! Опять же она вызвалась помочь ей в этом, так как приятель ее мужа коллекционировал предметы живописи.

Поговорив с покупателем, соседка сказала, что, так как картина маленькая и со сломанной рамкой, он за нее больше двухсот долларов не дает. Нигяр прекрасно понимала, что подлинник картины стоит значительно дороже, но где она могла в подобной ситуации найти настоящих покупателей! Зная, что этих денег ей не хватит, она скрепя сердце решила продать серьги. Фируза, ее мать и особенно муж были крайне удивлены, увидев серьги. Муж Фирузы даже поинтересовался, откуда у нее такая ценность, но Нигяр все объяснила. Неизвестный Фирузын покупатель соглашался заплатить за серьги тысячу пятьсот  долларов, но покупал их вместе с картиной. Нигяр была вынуждена принять предложение.

Через два дня Фируза вечером зашла к Нигяр.

– Твой спит? – тихо спросила она.

Нигяр кивнула в ответ.

– Наш покупатель в восторге и от картины и от сережек. Я принесла деньги, - продолжала Фируза, протягивая ей деньги, – спрячь, как следует, или хочешь, я оставляю их у себя, а ты будешь их брать по мере необходимости.

– Да, пусть лучше они будут у тебя, – согласилась Нигяр, – эти деньги моя последняя  надежда. Не дай Бог, вдруг он найдет их! Что я тогда буду делать?! Да, унеси их от греха подальше.

Закрыв дверь за соседкой, Нигяр повернулась и… замерла на месте. На пороге гостиной стоял Акиф. По его обезумевшему взгляду было ясно, что он слышал ее разговор с Фирузой.

Трудно передать, как зверски была избита Нигяр. На ее крик сбежались соседи со всего дома, но Акиф не открыл им дверь. Даже когда соседи, выломав окна галереи, ворвались в квартиру, Акиф в приступе бешенства продолжать избивать истекающую кровью Нигяр.

Когда в больнице Нигяр пришла в себя, Фируза сообщила ей, что пока ехала полиция, которую они вызвали, Акиф умер.

Спустя несколько месяцев, Нигяр поправилась, пришла в себя,  дала объявление в газету и продала свое единственное богатство – квартиру, выручив за нее приличную сумму. На эти деньги она купила себе двухкомнатную квартиру недалеко от старого дома.

Новая квартира располагалась в старом доме – «итальянке». Сначала шла соседская квартира, а затем – ее. Нигяр сделала хороший ремонт не только у себя в квартире, но и на общей с соседями площадке, которые все лето были в отъезде. Нигяр от души радовалась новой квартире, а, главное, упивалась тишиной и покоем, которые она, наконец, обрела.

Но не тут-то было!

В конце августа рано утром она услышала ужасный шум и крик, затем раздался резкий звонок в дверь. Наспех одевшись и открыв дверь, Нигяр увидела на пороге высокую полную зеленоглазую женщину лет семидесяти. Даже в таком возрасте она не утратила своей красоты. Невольно залюбовавшуюся ею Нигяр, женщина грозным окриком привела в чувство.

– Кто ты такая? Как ты смела сюда вселиться?  Это наша квартира, мы должны были ее купить! Ты посмотри на нее! Она уже и ремонт сделала! Кто тебе дал право стелить метлах возле моей двери?

Нигяр сделала несколько попыток что-то сказать, но женщина не дала ей даже рта раскрыть. Молодой парень, таскавший вещи, хотела ее успокоить:

– Амина ханум! Не нервничайте! Али-муаллим приедет – все решит!

– Занимайся своим делом, Вели! – гаркнула на него соседка, продолжая кричать.

Понимая, что она не даст ей возможность объясниться, Нигяр, наконец, догадалась захлопнуть дверь своей квартиры. Это ещё более распалило Амину ханум, которая не прекращала орать. Вдруг Нигяр услышала детский голосок:

– Nənə!^* Хватит, я боюсь!

– Все, все, qızım, ^**пойдем в дом, – тут же успокоилась соседка.

С этого момента Нигяр вновь потеряла покой. Амина ханум целыми днями изводила ее своим криком, угрожая приездом таинственного Али, который должен был немедленно выбросить ее на улицу.

Работники ЖЭКа, куда она обратилась, объяснили Нигяр, что ее соседи не имеют никакого отношения к Абрамовым, у которых она купила квартиру. Что касается Али муаллима, занимающего высокий пост в какой-то компании, то он является прекрасным человеком и никакого вреда ей не причинит. Тоже говорил и Вели, оказавшийся шофером Али муаллима, но до его приезда Амина ханум продолжала упражняться в сквернословии.

Нигяр успела полюбить свою новую квартиру, но терпеть ежедневные крики соседки она была уже не в состоянии. Двадцать лет супружеской жизни (!) вконец ее измучили, поэтому она тоже ждала Али муаллима и собиралась продать ему свою жилплощадь, чтобы переехать в более тихое место. Qonşun pisdir – köç qurtar^*** - вспоминала она народную пословицу.

Два раза в неделю: во вторник и четверг к Амине ханум приходила Сима, женщина около пятидесяти лет, которая производила в доме стирку и уборку. Вели приезжал через день и делал необходимые покупки. Нигяр удивляло то, что внучка Амины ханум, которая оказалась ее тезкой, почти не выходила из квартиры  в противовес бабушке, целыми днями сидящей в общей галерее. Так продолжалось около десяти дней, в течение которых Амина ханум методично изводила Нигяр.

Она с первого дня поняла, что пререкаться с Аминой ханум не имеет смысла, поэтому никогда с ней не спорила. Только однажды, когда от нервного напряжения она никак не могла попасть ключом в замочную скважину, а Амина ханум покрикивала у нее за плечом, Нигяр повернулась и сказала:

– Я молчу только из уважения к вашим седым волосам, но я очень удивлена, что такая красивая и солидная женщина ведет себя, как настоящая базарная торговка.

Однако ее слова не произвели на Амину ханум должного впечатления.

В четверг после обеда, поднимаясь по лестнице, Нигяр услышала, как Вели сообщил Амине ханум о том, что едет на свадьбу брата и вернется только в понедельник.

В тот же день около одиннадцати часов вечера, сидя перед телевизором, Нигяр вдруг услышала непонятный стук в дверь, а затем услышала голос соседской девочки:

– Тетя! Тетя!

Нигяр открыла дверь – перед ней в пижамке стояла плачущая Ника (так звали девочку шофер и Сима).

– Что случилось? – спросила Нигяр, которую Ника схватила за руку и потянула к ним.

Проследовав за девочкой в их квартиру, а затем на кухню, Нигяр увидела лежащую на полу Амину ханум и рядом с ней опрокинутую стремянку. Глаза женщины были закрыты, она тихо стонала. Присев возле нее на корточки, Нигяр обратила внимание, что колено у соседки сильно покраснело и  распухло, лицо было поцарапано, а из раны над бровью сочилась кровь.

Нигяр в университете окончила курсы медсестер и умела оказывать первую помощь больным, но, учитывая, мягко говоря, несколько сложный характер Амины ханум она не знала, как ей поступить в данной ситуации, потому что бездействовать было нельзя. Она бросилась к телефону и попросила диспетчера «скорой помощи» принять вызов.

– Фамилия и возраст больного, – спросила она.

– Фамилию не знаю, а возраст примерно около семидесяти лет.

– Ничего не знает и звонит, – сказала диспетчер и дала отбой.

Испуганная Ника то ли не знала, то ли не могла понять, что такое «фамилия». Попытка вызвать «скорую» несколько раз не увенчалась успехом, так как из-за волнения она ничего не могла объяснить толком.

На глазах Нигяр лицо Амины ханум покрылось красными пятнами, а потом и вовсе стало темно-бордовым. Опухоль на ноге увеличилась. Раздумывать было некогда. Она принесла из дома свою аптечку, ложкой открыла рот соседке – положила туда капсулу валидола, с трудом померив ей давление, ахнула – она даже предположить не могла, что у человека может быть такое высокое давление. На свой страх и риск она набрала в шприц дибазол с папаверином и вкатила соседке. Затем она обработала рану на лбу, а на ногу положила холодное полотенце, завернув в него лёд их холодильника. Причем все это время Ника держала ее за подол платья.

После всего она, наконец, сообразила вызвать «скорую помощь» на свое имя. К приезду медицинской бригады Амина ханум очухалась и начала кричать.

– Ваша невестка спасла вам жизнь, – с улыбкой сказала врач, когда Нигяр объяснила, что она предприняла до их приезда. – Я считаю, что у больной перелом, поэтому мы обязаны взять ее в больницу, – эти слова она уже адресовала Нигяр. – Быстро собирайтесь – поедем.

Нигяр ничего не оставалась, как подчиниться приказу врача.

Закрыв обе двери, одев девочку и захватив деньги, Нигяр поехала с Аминой ханум в больницу.

Врач была права – у нее оказался перелом ноги. Ей наложили гипс и в два часа ночи их привезли домой, так как больная ни за что не хотела оставаться в больнице. Ника спала у Нигяр на руках. За все это время Амина ханум не могла даже посмотреть в глаза Нигяр и не проронила ни слова.

Нигяр с санитарами уложили Амину ханум в постель, Нику она устроила на диване в комнате бабушки, а сама села в кресло у дверей комнаты, чтобы ей было удобно следить за обеими, прикрыла веки и только тогда почувствовала, как смертельно она устала.

– Как тебя зовут, дочка? – вдруг услышала Нигяр тихий голос соседки.

– Нигяр, – ответила она.

– Я очень хочу пить, qızım^*, – принеси мне воды, пожалуйста.

– Может, я вам лучше приготовлю чай, – сказала Нигяр, – честно говоря, я тоже не отказалась бы от чашки чая.

– Чай, конечно, лучше, – ответила женщина, – но мне неудобно тебя просить об этом.–  Я думаю, что в отношениях между нами слово «неудобно» не существует, – с улыбкой сказала Нигяр.

Возможно, она ошибалась, но ей показалось, что соседка покраснела.

Что только не происходит с нами в жизни?!

Могла ли Амина ханум ещё вчера предположить, что соседка, с которой она так ужасно обращалась, будет все ночи возиться с ней, да ещё и подавать ей судно!

Утром Амине ханум стало чуть легче, но ходить она, естественно, не могла. Нигяр рассчитывала, что соседка позвонит и пригласит кого-то, но та сказала, что все ее родственники  в районе, а знакомых  в Баку нет, так как сын только недавно привез ее, чтобы она смотрела за внучкой. Семья сына распалась, а мать Ники, что очень удивило Нигяр, от нее отказалась.

В субботу у Ники поднялась температура и Нигяр лечила ее тоже. Амина ханум с благодарностью наблюдала за происходящим. За три дня они очень подружились, и Нигяр рассказала Амине ханум о своей судьбе, помянув добрым словом  Фирузу. Соседка с большим вниманием слушала Нигяр, периодически качая головой.

– Мне очень стыдно перед тобой, дочка, и я никогда не смогу отблагодарить тебя за твое доброе отношение ко мне, но, узнав о твоей судьбе, я поняла, что Аллах дает мне возможность это сделать.

Приехавший в воскресенье ночью сын Амины ханум (кстати, оказавшийся таким же красавцем, как мать) никак не мог понять, что за женщина спит в обнимку с его дочерью.

Проснувшаяся Амина ханум обо всем ему рассказала и почему-то добавила, что Нигяр – та самая соседка Фирузы.

– Дочка, поставь чайник, – попросила она Нигяр.

– Право, я даже не знаю, как мне вас благодарить, – повторил Али слова своей матери, с интересом рассматривая незнакомую женщину, о которой он за несколько минут узнал так много хорошего.

– Моя благодарность – это дружба с Аминой ханум, а то я уже собралась переезжать отсюда.

– Ну что ты, дочка, – улыбнулась Амина ханум и обратилась к сыну: – Али, ты знаешь, как ты должен поступить!

Через несколько минут, когда Нигяр вернулась из кухни, Али протянул Нигяр коробку с серьгами и маленькую картину.

Оказалась, что Али и муж Фирузы, были приятелями, но Нигяр этого не знала, так как купила квартиру, когда Фируза на лето уехала к родителям в деревню и ещё не была у нее в гостях.

…Сейчас Нигяр замужем за Али, они живут прекрасно, а Ника и Амина ханум души в ней не чают.

Честь и долг мужчины

                                                                                         Господи, помоги мне за то что,

                                                                                         они сочли меня лжецом!

                                                                                                             Коран. Сура 23-41

Стояла невыносимая жара. Даже наступившая ночь не принесла долгожданной прохлады. К тому же было очень влажно, поэтому Тельману стоило большого труда находиться на балконе. Пот градом лился с него, но он не двигался с места, так как боялся пропустить машину Намика, который вот-вот должен был подъехать. Тельман лежал на полу  на старом коврике и сквозь решетку балкона хорошо видел все, что творилось на улице, тишина  которой удивляла.

Днем эта центральная улица города буквально кипела.

Мужчины и женщины торопились по своим делам или совершали необходимые покупки в многочисленных магазинах, находившихся на ней. Многие просто прогуливались. Часть людей спешила решить свои проблемы в различных офисах,  похожих один на другого своим, ставшим признаком хорошего тона, евроремонтом. К стоящей на пересечении двух улиц престижной школе подвозили учащихся или они подходили сами, чтобы получить, а может быть и прослушать очередную порцию знаний. Ближе к Бизнес-центру перед своим товаром в ведрах, корзинах и ящиках стояли или сидели на корточках продавцы овощей и фруктов. Мастеровые, выстроившиеся вдоль дороги, с надеждой смотрели на проезжавшие мимо машины, стараясь не упустить клиента.

Однако в этот поздний час улица была немноголюдна. Перед девятиэтажным зданием около небольшого круглосуточно функционирующего киоска, где работали два брата, одновременно исполняющие роль сторожей и мойщиков автомобилей, кстати, приносящий им не меньший доход, чем продажа сигарет и напитков, стояли шестеро мужчин. Трое из них были проживающие в округе владельца иномарок, охраняемых продавцами, трое других также были обитатели стоящих по соседству домов. Они спокойно попивали холодное пиво, вызывая зависть Тельмана. Будочники Айдын и Мансур драили чей-то «шестисотый».

Двое здоровых охранников расположенных рядом магазина и офиса грызли семечки, сплевывая шелуху на белую плитку себе под ноги. Один из сотрудников транспортного агентства, также работающего круглосуточно, громко разговаривал по мобильному телефону, нарушая тишину ночной улицы.

Тельман закурил сигарету. Он увидел, как из подъехавшего такси вышел Ариф, проживающий на первом этаже противоположного дома. Они были знакомы, и их дети учились в одной школе. Ариф пользовался всеобщим уважением за добрый и покладистый характер. Он был беженцем из Армении и раньше у себя в селе работал в совхозе, но в Баку никак не мог устроиться на работу по специальности. Ему было тяжело содержать семью, состоящую из жены, двух девочек – старшеклассниц и десятилетнего сына, которого он очень любил. Периодически он подрабатывал на свадьбах или поминках осенью и зимой готовил хаш^**. Иногда зажиточные семьи брали его с собой на дачу делать шашлык. Он не брезговал никакой работой и соглашался на любые условия и оплату заказчика. Как бы поздно он не возвращался, сын всегда дожидался отца. Будочник Айдын с улыбкой посмотрел вслед Арифу, так как знал, что через несколько минут прибежит его сынишка, чтобы купить мороженое. И, действительно, буквально вслед за скрывшимся в глубине двора Арифом, в воротах показался, Самедик с  зажатыми в кулачке деньгами. Он вприпрыжку пересек дорогу, приблизился к будочнику и важно сказал, подражая, наверно, отцу:

– Айдын, ики дяня марожна вер!^***

Взрослые с улыбкой смотрели на него.

– Адя! Эеъянин бу вахтында марожна йейярляр?^**** – спросил кто-то в шутку у мальчика.

Но мальчик был не из робкого десятка и, сощурив глазки, резонно ответил:

– Пивя ичмяк олар, марожна йемяк йох?^*****

Все дружно рассмеялись.

Айдын с Мансуром, продолжая веселиться, поддержали разговор с Самедом, спросив, почему он не купил мороженого себе, на что тот возмущенно отреагировал:

– А кому, по-вашему, я это купил?

– Так у тебя же две сестры, – давясь от смеха, сказал Мансур.

Однако Самедик, разобравшись, что имеет ввиду продавец, сказал, что на те деньги, которые дал ему отец, он купил мороженое, а как поступят его сестры со своими деньгами, это их личное дело. Он откусил кусочек от купленного эскимо и, поедая его на ходу, направился в сторону дома. Пройдя вперед метров тридцать, мальчик стал переходить дорогу. Внезапно в начале улицы показался зеленый «джип» Намика.

– Слава Аллаху, наконец-то, – с облегчением подумал Тельман.

Дальнейшие события произошли с такой скоростью, что потом никто толком ничего не мог вспомнить.

Начавший сбавлять скорость «джип», сбил переходящего улицу Самедика. Раздался страшный крик. Через мгновенье ребенок уже лежал на асфальте. Айдын с Мансуром и все мужчины, которые стояли у киоска, работник агентства, оба сторожа побежали к мальчику. Намик со своим спутником, высоким толстым парнем, выскочили из машины и приблизились к Самедику. Намик осмотрел его, пощупал его руки, несколько раз согнул и разогнул ноги ребенка в коленях и спокойно сказал, обращаясь мужчинам:

– Слава Аллаху, все нормально, просто он немного испуган.

Однако Самедик продолжал стонать и говорил, что ему больно.

– Где больно, покажи, где у тебя болит? – спросил Намик, сидя на корточках перед ребенком.

Но Самедик уже был без сознания.

– Помогите мне положить ребенка в машину, я отвезу его быстро в больницу, – сказал Намик, открывая заднюю дверцу автомобиля.

Айдын взял ребенка на руки и бережно положил его на сиденье. Намик, уже сидящий за рулем, завел мотор.

– Постойте, я позову его родителей, – сказал Мансур.

– Я не могу ждать, сейчас дорога каждая минута, – несколько нервно ответил Намик, – я отвезу его в ближайшую больницу, ту, что около Молоканского садика, а они пусть едут за мной следом. Я надеюсь, у кого-нибудь из вас есть машина?

– Да, да, – дружно закивали мужчины.

– Я сам их привезу, – сказал Айдын.

«Джип» рванул с места и скрылся за поворотом, – Мансур побежал закрывать магазин, а Айдын побежал в дом к Самедику, чтобы сообщить его отцу с матерью ужасную весть.

Тельман, наблюдавший за всем этим сверху, не мог поверить в то, что произошло. Он с такой надеждой ждал Намика все ещё не веря в свое счастье и благодаря  Бога за то, что нашелся, наконец, человек, который протянул ему руку помощи и вытащил его из дерьма, в которое он вляпался. Но вдруг, буквально за несколько минут до предполагаемого избавления от свалившихся ему на голову неприятностей, его постигла неудача. Он знал, что Намику теперь уже будет не до него, теперь он станет заниматься решением своих возникших проблем, как с правосудием, так и с семей пострадавшего.

Тельмана била нервная дрожь, ужас охватил его. Он понимал, что абсолютно ничего не сможет сделать в это ночное время, за те несколько последних часов, которые оставались до установленного для него последнего срока. Он медленно поднялся с коврика, зашел в прохладную от работавшего кондиционера комнату, сел на диван и… заплакал.

Тельману было сорок два года. Он родился и вырос в центре города, в старинном красивом доме и был единственным сыном родителей. Отец его заведовал автохозяйством на заводе, мать была домохозяйкой, потому что отец был против того, чтобы она работала. Да и необходимости в этом не было: зарплата у Наримана была высокая, и жили они хорошо. Родители хотели, чтобы их сын поступил в институт, получил высшее образование, но их мечты не сбылись, потому что сын с детства увлекался машинами и в десять лет так классно водил отцовский «Москвич», что все диву давались, где, когда и как он этому научился. Но одним вождением его любовь к машинам не ограничивалась. Тельман в то же время отлично разбирался в любой  технике. В детстве отец по субботам брал его к себе  на работу, но он не сидел с ним в кабинете, а все время пропадал в мастерских, задавая  работникам кучу разных вопросов, наблюдал за ремонтом различных машин, которые имелись в гараже, запоминал названия деталей. В четырнадцать лет он мог в одиночку отремонтировать машину любой марки, не прибегая к помощи специалиста. Поэтому он, окончив школу, поступил в училище, где ребят обучали автоделу. Ему, собственно говоря, даже не нужно было свидетельство о получении специальности, потому что слава о его способностях быстро разнеслась по городу и, очень многие заведующие автопрофилакториями хотели принять Тельмана на работу без всякого документа.

Но отец устроил его в автомастерскую своего давнего приятеля, строгого человека, прошедшего войну, и попросил контролировать сына и не допускать, чтобы клиенты расплачивались с ним лично, так как боялся, что деньги испортят юношу, но тем не менее они все равно у Тельмана водились, и он очень рано познал их вкус. Однако опасения отца были напрасными. Тельман хоть и любил деньги, но распоряжался ими с умом. К радости родителей он не пил и не курил, а заработанные деньги отдавал в дом, даже не оставляя себе на карманные расходы, потому что знал, что новый день даст ему новый заработок. Он записался на курсы шоферов и перед уходом в армию получил права.

Вернувшись, он продолжал работать в той же мастерской, имел обширную клиентуру и, конечно, высокий заработок. С приходом «жигуленков» на автомобильный рынок он стал зарабатывать ещё больше. Отец уже вышел на пенсию, и теперь Тельман содержал семью. Нариман очень гордился сыном.

Шли годы. Тельман женился. У жены оказалось какое-то заболевание, она долго лечилась и только восемь лет назад родила мальчиков-близнецов. К сожалению, родители Тельмана не увидели внуков, они скончались с разницей в четыре месяца за год до появления на свет малышей.

Дети растут крепкими и здоровыми, уже учатся во втором классе. Тельман души не чает в сыновьях и делает для них все, что от него зависит.

Он и сейчас хорошо зарабатывает, так как изучил и устройство иномарок, у него, по-прежнему, много клиентов, однако заработанных денег все равно не хватает и ему не удается, как раньше, откладывать деньги, так как весь его заработок съедает семейный бюджет и болезнь жены, у которой недавно обнаружена раковая опухоль. Эта неприятная новость потрясла Тельмана. Он всецело занимается лечением жены, консультирует у лучших специалистов. Она поставлена на учет и получает необходимое лечение, однако видимых улучшений нет. Это чувствует и сама Эльнара.

Недавно, возвращаясь из больницы, она с обидой в голосе, сказала:

– Ты знаешь, Тельман, все мы смертные и от чего-нибудь должны умереть, но мне обидно, что со мной это произойдет раньше, чем я успею вырастить близнецов, ведь им ещё нужны материнская забота и ласка, хотя бы до совершеннолетия. И какую бы хорошую женщину ты не приведешь в дом после моей смерти, она не заменит меня нашим детям.

Слова Эльнары до глубины души взволновали Тельмана. Он знал, что жена права и ему было жаль и жену и детей.

Приятелям и знакомым Тельмана было известно о болезни его жены. Некоторые советовали ему отвезти Эльнару на лечение в США, Германию или Израиль, где даже если ее и не вылечат окончательно, то хотя бы продлят жизнь на несколько лет. Тельман с ними соглашался, но для лечения за границей нужны были крупные деньги,  а где он мог взять такую сумму? Но медлить тоже было нельзя. Он осознавал, что чем позже они поедут на лечение, тем меньше будет шансов на удачу.

Ближе  других стран была Германия, и он решил везти Эльнару туда. Родственники, приятели помогли, кто, чем мог: по сто, по двести долларов. Всего набралось около трех тысяч, но этого было явно недостаточно, так как ему предстояли большие расходы: билеты, проживание в гостинице, питание. Кроме того, необходимо было оставить деньги  на расходы детям, которые будут жить с семей друга Заура, отдавшему ему все свои сбережения. Однако как ни старался Тельман, ему так и не удалось собрать нужной суммы. Богатых людей в его окружении не было, напротив, ему отдавали свои последние деньги люди, жившие на зарплату, понимая, что он сейчас больше всех нуждается в них.

Так или иначе, поездку пришлось отложить. Тельман нервничал оттого, что не может помочь жене, которая чахла на глазах. Врач-онколог вынужден был сказать ему:

– Тельман! Мы сделали все, что могли. Оперировать ее здесь ты отказываешься. Хочешь, вези ее в другую страну, раз ты считаешь, что там ей смогут помочь, в чем я сильно сомневаюсь, но если у тебя есть лишние деньги, чтобы угробить их для очистки совести, то поезжай с ней хотя бы в Россию.

Мехти, двоюродный брат матери, превосходный терапевт с большим стажем работы, говорил Тельману:

– А киши, аьлыны йыь башына!^* Ты прекрасно понимаешь, что ей уже ничем нельзя помочь, разве стоит просто так затевать эту чехарду?! Почему все считают, что за границей врачи лучше наших! Эльнарын лечащий врач − отличный специалист. Он столько лет работает в онкологии, как ты можешь ему не верить?!

– Мехти, я все понимаю, но я должен, понимаешь, должен это делать, потому что не смогу потом честно смотреть детям в глаза. А вдруг произойдет чудо и её там вылечат?

– Дурак, ты братец! Все эти высокопарные слова о долге и чести не более чем пустой звук перед существующей реальностью. Мой тебе совет: подумай хорошенько прежде, чем пускаться в эту бессмысленную авантюру!

Тельман вернулся домой поздно, около одиннадцати часов вечера и с удивлением обнаружил, что дети ещё не спят. Он хотел пожурить их за это, но они сообщили ему, что не легли спать, так как хотят поговорить с ним. Было видно, что дети чем-то расстроены.

– Что-нибудь произошло в школе? – спросил он.

– Нет! – сказал Ислам, - нас сегодня к доске не вызывали, просто ребята в классе сказали нам одну вещь.

– Какую вещь?

– Ребята говорят, что мы скоро будем «йетим»^**, потому что наша мама скоро умрет и у нас будет мачеха, которая нас будет бить, – завершил сообщение Ильхам.

Тельман не ожидал услышать такое от детей, потому что сведения о неизлечимости болезни матери тщательно скрывались от них, чтобы не ранить детские души раньше времени. Тем не менее, информация откуда-то просочилась, очень встревожила и расстроила мальчиков.

– Мы не хотим, чтобы мама умерла, – сказал плача Ислам, – мы не хотим мачеху.

У Ильхама тоже из глаз катились слезы.

Тельману стоило большого труда мобилизовать все свои силы:

– Как вы можете верить в подобную чушь? Вы не должны никого слушать! Если бы это было правдой, то я сам бы вам об этом сообщил! Действительно, наша мама больна, но вы видите, что врачи ее лечат и сейчас она себя чувствует намного лучше, а скоро я повезу ее лечиться за границу, и она приедет оттуда абсолютно здоровой. Я надеюсь, вы не рассказали об этом маме? – спросил он.

– Нет, – сказал Ильхам, вытирая кулачком слезы, – мы знаем, что мама может расстроиться.

– Вы поступили, как настоящие мужчины, – похвалил детей Тельман, восхищаясь и одновременно удивляясь их недетской рассудительности.

Он уложил близнецов спать, затем пошел в гостиную, разбудил жену, уснувшую перед телевизором, провел ее в спальную, дал лекарство, которое она принимала на ночь.

– Ты чем-то расстроен? – спросила его Эльнара.

– Нет, все в порядке, просто сегодня было очень много работы, и я очень  сильно устал, – соврал он, – ты спи, а я спущусь ненадолго к Фаику, он просил меня кое-что для машины, и скоро вернусь.

Тельман накинул куртку и спустился по лестнице. Просьбу соседа Фаика он придумал в качестве предлога. Выйдя на улицу, он направился к киоску, купил у Айдына пачку «Викероя»^* и жадно затянулся сигаретой.

– А я думал, что ты некурящий, – удивился продавец.

– Ты правильно думал, – сказал Тельман, – на оставшиеся деньги дай по две одинаковые пачки печенья или шоколада детям.

– Как самочувствие супруги? – спросил Айдын, передавая ему пакет со сладостями. Он и его брат знали обо всем, что творится в округе.

– Спасибо, неплохо, – ответил Тельман.

Он докурил сигарету, посмотрел на часы и пошел к чайхане, расположенной за углом, где его ждал близкий друг Заур, с которым они познакомились во время службы в Армии и дружили уже много лет. Принимая важные решения, они всегда советовались друг с другом. Тельман рассказал Зауру о его последнем визите к Эльнариному врачу и о вечернем разговоре с детьми.

– Я решил продать квартиру, – сообщил Тельман. – На вырученные деньги я куплю квартиру поменьше, но зато смогу отвезти Эльнару на лечение. Я должен это сделать! Я не могу сидеть и ждать, пока она умрет!

– Успокойся! Возьми себя в руки! – Заур хорошо изучил Тельмана, он знал, что от принятого решения друг не откажется. – Решил, значит, будем продавать. Другого выхода нет! Ни у меня, ни у кого из наших близких такой суммы нет. А квартира у тебя в центре, в красивом доме и площадь огромная - ты получишь за нее большие деньги. У тебя есть купчая?

– Нет. Она же мне не была нужна. Я сейчас этим занимаюсь, документы я уже собрал, завтра отпрошусь с работы и поеду в БТИ.^*Ты можешь со мной поехать?

– Конечно, – ответил Заур. – Для того, чтобы продать квартиру необходимо время. Может так случиться, что ты даже за год ее не продашь.

– Что ты, Заур! Я не могу столько ждать, я должен срочно вывезти Эльнару, – твердил Тельман.

– Тогда нам надо занять деньги в долг. – Заур не случайно говорил во множественном числе, потому что они привыкли помогать друг другу и сообща выходить из сложных ситуаций.

– Ты же знаешь, больше двух тысяч не соберется. Придется брать на проценты.

– Это опасно. Сколько людей пострадало из-за этого.

– Другого выхода нет.

Тельману удалось за короткий срок получить купчую на квартиру и по его объявлению в газете стали приходить покупатели и агенты по недвижимости. Квартира всем нравилась: комнаты большие с высокими потолками, украшенными старинной лепкой, в трех комнатах красивые действующие камины, огромная кухня и постоянная вода. Однако время шло, а покупателя все не было, потому что квартира была дорогая, кроме того, многих смущало наличие ещё одной соседки на площадке, которая проходила мимо квартиры Тельмана. Это был основной минус.

Состояние Эльнары ухудшалось, покупатель на его квартиру не находился. Тельман очень нервничал, сильно похудел и стал заядлым курильщиком.

Наконец Заур, который тоже вплотную занимался продажей его квартиры, привел покупателя, сразу согласившегося ее купить, однако совместно с квартирой соседки по площадке.

Азиза ханум знала Тельмана с детства, дружила ещё с его матерью, ее обе дочери вышли замуж, и она одна доживала свои последние дни. Дочери звали ее к себе, но она отказывалась, ссылаясь на то, что не хочет умереть в квартире зятя, хотя ей с каждым днем было тяжелее обсуживать себя. Азиза ханум любезно впустила в квартиру Тельмана с покупателем, который остался доволен осмотром площади. Она обрадовала Тельмана, сказав, что решила все-таки перебраться к старшей дочери. Однако у Азизы ханум тоже не было не только купчей. Кроме того, оказалось, что ее квартира была записана ещё на имя брата ее покойного мужа и теперь, чтобы получить купчую, нужно было сначала перевести квартиру на ее имя. Короче говоря, выяснилось, что им необходимо было собрать кучу документов, включая свидетельства о рождении  мужа и его брата, которым было бы сейчас около ста  лет. Для всего этого требовалось опять уйма времени, которым Тельман не располагал.

Надо отдать должное покупателю, который оказался очень приличным человеком. Он сказал, что если все стороны согласны на сделку, он будет ждать – пока Азиза ханум получит купчую, и в качестве задатка оставил Тельману пятьсот, а Азизе ханум – сто долларов. Покупать только квартиру Тельмана он отказался, так как боялся, что Азиза ханум может передумать. Дочери соседки клялись и божились, что они не изменят решения, что пусть он пока рассчитается с Тельманом, так как у него безвыходная ситуация и ему очень нужны деньги, но покупатель был непреклонен, однако, узнав о положении Тельмана, прибавил к его задатку ещё пятьсот долларов.

Тельман был очень рад. Ему оставалось ждать совсем недолго, но внезапно у Эльнары началась серия приступов, и она целыми днями стонала и помогало ей только обезболивающее.

Покупатель периодически звонил и интересовался, как продвигаются дела с оформлением документов. Тельман ещё раз поговорил с ним об оформлении продажи своей квартиры, но он не согласился и посоветовал набраться терпения.

Тогда Тельман решился. Он занял деньги под проценты и увез Эльнару на лечение. Заур с женой, которые остались с близнецами, временно переехали жить к нему. У них была договоренность о том, что как только Азиза ханум получит купчую, Тельман  на несколько дней прилетит в Баку для оформления сделки, рассчитается с кредиторами и вернется обратно.

Однако не все в жизни складывается так, как мы планируем.  Подходил к концу второй месяц пребывания Тельмана с женой за границей, а девочки Азизы ханум никак не могли оформить документы, потому что ни в одном архиве не могли найти свидетельства о рождении двух братьев, родившихся в конце прошлого столетия. Документы были найдены только спустя три месяца, уже после возвращения Тельмана, который потратил в Германии все деньги до последнего цента. Эльнаре была сделана операция и, в общем, внешне она неплохо выглядела, но Тельман теперь окончательно потерял надежду на ее выздоровление.

Люди, одолжившие деньги, уже несколько раз звонили, а накануне напомнили Тельману о том, какую сумму он должен будет выплатить с учетом процентов. Услышав цифру, Тельман чуть с ума не сошел, но потом сел и вместе с Зауром посчитал все заново. Все было правильно. Проценты на выданную ему сумму росли с каждым днем, а Азиза ханум теперь ожидала решение о переводе квартиры на ее имя, чтобы только потом получить купчую.

Время шло – долг Тельмана увеличивался.

Его состояние хорошо могут понять люди, хоть раз в жизни оказавшиеся в его положении. Кредиторы – четверо братьев, которые никого и  ничего не боялись, стали угрожать Тельману. Если Зауру и другим близким родственникам, попадала в руки даже небольшая сумма, они сразу приносили ее Тельману, чтобы он мог погасить хотя бы набегающие проценты, но денег все равно не хватало. От сильного нервного напряжения Тельман похудел ещё больше, он превратился в скелета, вздрагивающего при каждом телефонном звонке и стуке в дверь, так как братья стали бесцеремонно захаживать к нему в любое время суток, не считаясь с болезнью жены.

– Мы не просим у тебя милостыню, мы хотим, чтобы ты вернул нам наши кровные деньги!

Тельман перестал соображать. Он не мог ничего делать, он даже на работу не ходил. Дай Бог всем такого друга как Заур! Он полностью взвалил на свои плечи все дела  Тельмана. Он отводил и приводил детей из школы, ходил по магазинам, приносил Эльнаре лекарства, периодически заглядывая на работу, чтобы принести деньги на пропитание обеим семьям. У него был небольшой парфюмерный магазинчик, где за прилавком стоял родственник. Он захаживал туда за выручкой. Его жена Земфира вела домашнее хозяйство вместо Эльнары.

Наконец, через пять(!) месяцев была получена купчая на имя Азизы ханум. Они тут же позвонили покупателю, который попросил их подождать несколько дней, пока он соберет потраченную им недостающую сумму. Несколько дней перешли в неделю, затем - в месяц.

Тельман вновь стал психовать. Ведь получив задаток, они отвергали другие предложения покупателей, так как он у них уже был.

– Заур! А вдруг он откажется покупать квартиру, что тогда будет? – сказала как-то Земфира, стараясь, чтобы ее не услышал Тельман.

– Я даже боюсь допустить такую мысль, – шепотом ответил Заур, – во всяком случае, ничего  хорошего от этой затянувшейся сделки я не жду.

Вечером следующего дня Заур с Земфирой взяв с собой детей, пошли домой посмотреть все ли там в порядке. В их отсутствии опять явились кредиторы, устроили Тельману скандал, обзывая его последними словами на площадке, на виду всего дома. Затем вошли в квартиру, избили Тельмана и ушли, пригрозив, что  в субботу в десять часов утра они придут за деньгами в последний раз и, если он их не вернет, то потеряет детей. Угроза была вполне реальной.

– Жена твоя умрет и без нашей помощи! – сказали они на прощание.

Все это произошло в среду. В распоряжении Тельмана оставалось всего два дня. Странно, но избиение на него подействовало положительно, он как-будто очнулся, а может быть страх за жизнь детей вернул его к жизни. Он попросил Заура забрать жену и детей к себе, а сам утром вышел на работу, так как заведующий буквально умолял его прийти хотя бы на несколько часов, потому что к нему уже вторую неделю ходит один бизнесмен по поводу ремонта «джипа», который никто не может починить и ему порекомендовали Тельмана.

Когда Тельман вошел в кабинет заведующего, он его даже сразу не узнал:

– А киши! Сян ня эцня дцшмцсян?^**

Тельман только махнул рукой. В кресле у окна сидел красивый пышущий здоровьем молодой мужчина. На вид ему было около тридцати пяти лет. Он с любопытством смотрел на Тельмана, от которого осталась одна тень.

– Вы, наверное, владелец «джипа»? – спросил Тельман.

– Да, – ответил он, пожимая Тельману руку, – он уже десять дней стоит у вас в мастерской. Я уже не надеялся встретиться с вами, – и участливо спросил: «Вы болеете?»

– Да, немного, – ответил Тельман.

Он взял ключи у заведующего, и они втроем пошли в гараж. Тельман надел спецовку и, покопавшись в машине, сказал:

– Все ясно, я могу это исправить, но сейчас у меня нет на это времени, я очень занят – у меня срочные дела.

– Да что вы говорите, Тельман! – взмолился клиент, которого звали Намиком, – я вас прошу: перенесите свои дела! Мне очень нужна эта машина, я без нее, как без рук, так к ней привык. Я готов заплатить за ремонт любую сумму.

– Говорю вам честно: сейчас я не могу заниматься ремонтом машин. У меня срочные дела, – сказал Тельман и пошел в раздевалку.

– Вы же заведующий, прикажите ему! – сказал Намик, беспомощно глядя вслед Тельману.

– Чихать он хотел на мой приказ, у него дела поважнее! Он всегда найдет себе работу, а я лишусь клиентов и дохода. Это я от него завишу, а не он от меня. Кроме того, у него, действительно, большие неприятности.

– Я готов во всем помочь ему, – сказал Намик, – пусть только исправит мою машину.

Тельман, шедший им навстречу, уже в чистой одежде, услышал его слова и горько усмехнулся. Вдруг зазвонил мобильный телефон, который на время одолжил ему сосед. Это был Заур.

– Тельман, я даже не знаю, как тебе это сказать…

– Не тяни, – перебил он Заура.

– Короче, приходил покупатель и просил скинуть цену на десять тысяч. Я переговорил с Азизыной дочкой: они уступают только два куска – говорят: «ваша квартира больше».

– Надеюсь, ты сказал ему, что я согласен?

– Конечно.

– И когда?– Во вторник утром он придет сюда с деньгами, а затем все вместе поедем в нотариус.

– Надо было…

– Я пытался его уговорить, но он раньше никак не может, – ответил Заур, понимающий друга с полуслова.

– Ладно, – сказал Тельман, и внезапно потерял сознание.

Очнувшись, он увидел, что лежит на диване в кабинете заведующего, который стоит у него над головой. Рядом с ним стоят Намик и врач «скорой помощи», о чем свидетельствовала карточка на его кармане.

– Вам нужен хороший отдых, и хорошее питание. Вы очень ослабли, – сказал он, обследовав Тельмана ещё раз.

Тельман видел, как Намик провожая врача, расплатился с ним.

– Спасибо, – сказал он, сев на диване и залезая в карман за деньгами.

– Ладно, Тельман, мы сочтемся с вами, когда вы отремонтируете мою машину.

– Я же вам объяснил, что занят решением своих проблем.

– Расскажите мне о них, может я смогу вам помочь?

– Не сможете, – сказал Тельман, пытаясь встать с дивана.

– Не торопись, – сказал заведующий, – по мобильнику звонил Заур, он уже в дороге, едет за тобой сюда.

Действительно, через несколько минут пришел встревоженный Заур.

– Да он же не ест ничего, поэтому ослаб, – сказал он, доставая из пакета бутерброды с колбасой и сыром. На столе уже стоял стакан сладкого чая.

– Что происходит с этим парнем? – не отставал Намик, – я хочу ему помочь.

Заур спросил у Намика, где он работает и, узнав, что тот директор коммерческого банка, улыбаясь, сказал:

– Вы, именно тот человек, который  можете, но не захочет ему помочь.

Несмотря на сопротивление Тельмана, Заур все-таки рассказал присутствующим всю его историю от начала до конца.

Таги  почесал затылок:

– Я даже не представлял себе, что дело дошло так далеко, – сказал он, – я  могу дать ещё семьсот долларов и то ненадолго – скоро свадьба дочери.

– Нам нужны деньги только до вторника, – сказал Заур.

– Назовите ещё раз точную сумму, которую вы должны вернуть без учета родственников и знакомых – они пусть дожидаются вторника, – сказал владелец «джипа».

Услышав цифру, он присвистнул.

Ещё минут пять Намик внимательно смотрел на Тельмана, вяло жующего бутерброд, затем перевел взгляд на заведующего Таги, затем на Заура и произнес, глядя ему в глаза:

– Я, наверное, идиот и круглый дурак. Вполне возможно, что всю оставшуюся жизнь я буду упрекать себя за свой поступок, но не знаю почему – я хочу помочь этому парню. Я верю всему, что сейчас услышал. Я дам эти деньги Тельману без всяких процентов. Ни к кому ни обращайтесь и никуда больше не ходите. Завтра только это будет немного поздновато, я подъеду к вашему дому, вы спуститесь и возьмете деньги. Можете даже не ремонтировать мой автомобиль, я понял, что вам сейчас не до этого.

Тельман перестал есть.

– Вы говорите это серьезно? – сдавленным голосом спросил он.

– Вполне. Повторяю ещё раз тебе и твоему брату (Намик решил, что Заур и Тельман братья). Завтра вечером я привезу вам необходимую сумму. Клясться ничем не буду: в данной ситуации это, по крайней мере, смешно.

И с этими словами он вышел из кабинета.

– Дядя Таги, кто он такой? – спросил Заур.

– Понятия не имею. Он пришел сюда как клиент, причем искал его, – кивнул он на Тельмана. То, что  он директор банка, я узнал вместе с вами. У нас в мастерской такой порядок: с клиентами говорить только о машинах.

– Хороший он человек, – подал голос Тельман.

– Да! Уж неплохой, что собирается дать такие деньги совершенно незнакомому человеку. Но – дурак! Это же целое состояние! Признаюсь честно: я бы не дал!

– Дядя Таги! Вы бы ещё в его присутствии так сказали, – возмутился Заур.

– Горхма! Намики бура Аллащ эюндяриб. Аллащ онун яли иля бу йазыьа кюмяк едир. Мясчидя нязир демяк лазымдыр.^*

– Демишик^**, – сказали хором Тельман и Заур.

– А теперь соберись, по-моему, тебе стало лучше, иди, ремонтируй его машину, – и дядя Таги показал рукой в окно кабинета, откуда были видны мастерские.

Машина Намика была отремонтирована к восьми часам вечера. Он тут же приехал и забрал ее, заставив Тельмана взять деньги за ремонт.

– Я могу умереть до пятницы, – мрачно пошутил он, – и, поверьте, это будет единственная причина, из-за которой я вдруг не выполню данного обещания.

…Но мы уже знаем, что не только собственная смерть могла бы помешать Намику нарушить свое слово…

Тельман плакал, как ребенок. Дрожь не проходила. Страх обволакивал и проникал в каждую клетку его тела. Он не боялся за свою жизнь. Вовсе нет! Своя собственная судьба его давно уже не волновала. Он беспокоился за детей, за эти несчастные невинные создания, которые, может-быть, должны будут расплачиваться жизнью за его ошибки, совершенные с целью сделать лучше для них же.

Как назло, не звонил Заур, который на всякий случай повез близнецов и Эльнару к своей родственнице, в Шемаху. Земфира поехала с ними.

– Там они будут в безопасности, и нам будет спокойнее. Когда решим наши дела, я заберу их оттуда, – объяснил он свои действия.

Тельман никогда не говорил об этом Зауру. Мужчины вообще скупы на слова благодарности друг другу, но он знал, что Заур делает для него все возможное и даже невозможное. Он был бесконечно признателен своему другу, который вместе с супругой забросили свои личные дела и последние полгода жили исключительно проблемами семьи Тельмана…

Тельман знал, что это конец. Он был уверен, что кредиторы исполнят свою угрозу. Как и все родители, он очень любил своих детей и жалел их. Он не мог допустить, чтобы с ними что-то случилось. Они и так будут расти ущемленными, потому что рано или поздно  лишатся матери, и никто на свете им ее не заменит.

– Боже, что мне делать?! – думал Тельман.

Внезапно зазвонил телефон. Он знал, что это Заур, но ошибся.

– Это Тельман? – спросил грубый мужской голос.

– Да.

– Я звоню вам по поручению Намика. Вы знакомы с ним? – Конечно, – ответил он дрожащим голосом, – я даже не предполагал, что он вспомнит обо мне после всего, что случилось.

– Вас же не было на балконе, откуда вы можете что-то знать?

– Я лежал на полу и все видел. Как там мальчик?

– Нормально.

– Слава Аллаху!

– Я нахожусь около вашего дома и сейчас за вами заеду, спускайтесь вниз, чтобы я не ждал. У меня белая «Волга», Намик на ней приезжал к вам на работу.

– Знаю, я уже выхожу.

Чудо! Тельман не мог поверить в то, что Намик, который час тому назад сбил ребенка, все ещё помнит о своем обещании. Он восхищался этим практически незнакомым человеком, который несмотря ни на что хочет сдержать данное им слово.

Выйдя из блока, он перешел дорогу, встал под деревом и закурил, наблюдая за тем, как несколько мужчин около будки что-то бурно обсуждали,  скорее всего, недавнее происшествие. Он находился приблизительно в десяти метрах от того места, где упал Самедик. Тельман даже видел на асфальте обертку и лужу от растаявшего мороженого, которое купил ребенок, и ему стало как-то не по себе. «Хорошо, что с Самедиком все в порядке», – подумал он.

Через две-три минуты подъехала «Волга», за рулем которой сидел молодой полный парень. Он открыл переднюю дверь. Тельман кивнул ему, сел на сиденье и молча проехал всю дорогу. Через некоторое время они оказались перед роскошным особняком в поселке Мардакян.  Тельман следовал за толстяком, назвавшимся Кямалом. Они миновали красивый уютный дворик, выложенный плитами, и по широкой лестнице поднялись на второй этаж дома и вошли в гостиную, где за большим овальным столом сидел Намик, перед которым стояли две бутылки смирновской водки и какая-то закуска. Тельман обратил внимание, что Намика  бьет дрожь. Он сел напротив хозяина. Кямал тоже сел за стол вместе с ними.

– Он, оказывается, лежал на балконе, и все видел, – сказал он, обращаясь к Намику, и, разливая всем водку по рюмкам.

Намик жестом пригласил всех выпить и первым опрокинул рюмку. Тельман с толстяком последовали его примеру. Потом они также молча выпили по второй. Когда Кямал стал разливать по третьему разу, Тельман запротестовал:

– Хала оглу^*, я боюсь, меня развезет. Скоро утро, мне предстоит серьезный разговор, и я хотел бы иметь трезвую голову.

– А ты за своих детей не боишься? – зло спросил у него Намик, вцепившись в него взглядом.

– Я только за детей и боюсь, – ответил Тельман, не совсем понимая причину его злости. Намик добровольно вызвался помочь ему и мог также запросто ему отказать. Зачем было для этого привозить его к себе?

– А ведь ты можешь потерять детей, если я тебе не помогу. Так или нет? – повышая голос, спросил Намик.

– Да, – спокойно ответил Тельман.

– Значит, ты сейчас зависишь от меня?

– Вы это знаете.

– Я мужчина, дал слово и сдержу его. Принеси «бабки», – приказал он Кямалу.

Через минуту перед Тельманом лежала пачка долларов, перетянутая черной резинкой. Тельман не шевельнулся. Он догадывался, что Намик неспроста задавал ему вопросы, он почти был уверен, что в обмен на деньги ему должны были сделать какое-то предложение.

Желая опередить Намика, он тихо сказал:

– Я не смогу никого убить.

Кямал заржал.

– Заткнись, – прикрикнул на него Намик и, уже обращаясь к Тельману, сказал:

– Никого убивать не надо. Единственное, что от тебя требуется, это не говорить никому о том, то случилось сегодня ночью. Вдруг ГАИ будет интересоваться или ещё кто-нибудь.

– И все? – удивился Тельман, и у него отлегло сердце – а я-то думал! Клянусь своей честью, что никому ни о чем не скажу! Самое главное: с ребенком все в порядке, а с ГАИ, я уверен, вы все вопросы решите сами.

Намик спросил, откуда у него сведения о мальчике и, узнав, что от Кямала резко встал из-за стола, дав понять, что разговор окончен. Тельман и Кямал поднялись вслед за ним. На прощанье Намик ещё раз напомнил своему гостю о данном им слове.

Вернувшись домой, Тельман впервые за многие месяцы спокойно уснул прямо на диване в гостиной. Он спал всего несколько часов. Открыв глаза, он увидел перед собой спящего в кресле Заура. В окно било яркое солнце.

– Заур! – тихо позвал он друга.

– Я не сплю, – произнес Заур, не шелохнувшись, но тут же спросил: «Он дал деньги?»

– Ты не видишь, что я спал – значит, деньги у меня. И Тельман изобразил на лице подобие улыбки.

– Дай Бог ему здоровья! Я в жизни не встречал такого человека. Бу гядяр пулу верясян кцчядян кечян адама!^* Я поражаюсь! Кстати, ты считал деньги, все на месте?

Тельман достал из-под подушки деньги и передал их Зауру, который аккуратно пересчитал все банкноты, даже посмотрел их на свет и удовлетворенно кивнул головой.

– Все «о кей»! Может, поедим что-нибудь? Я привез из района хороший сыр и яйца.

Тельман отказался, сказал, что сделает это после передачи денег.

Ровно в десять часов Тельман с Зауром рассчитались с братьями, забрав у них свою расписку. Закрыв за ними дверь, они крепко по-мужски обнялись и пошли на кухню. Тельман жадно ел, как-будто собираясь за один завтрак набрать сброшенные килограммы.

– Я не перестаю удивляться поступку этого Намика, – сказал Заур, – помешивая сахар в стакане, – оказать такую помощь совершенно незнакомому человеку, не попросив ничего взамен! Аллащ онун баласыны сахласын!^*

– Я совсем забыл рассказать тебе то, что произошло вчера ночью, –  вдруг вспомнил Тельман.

– Если ты про Арифиного мальчика, то я в курсе. Я покупал сигареты в будке и Айдын мне все рассказал. Говорит, Ариф с женой просто убиваются. Хотя у них и есть две девочки, но сын был единственный. И самое ужасное, что из такого количества мужиков ни один не догадался запомнить номер машины этого подлеца! Как он их всех надул!

– Постой-постой! – перебил его Тельман, как это «был»?! Так Самедик... умер что-ли?!

– Конечно! Ты, наверное, видел только то, как его сбила машина, а дальше ты не знаешь...

– Конечно, не знаю! Расскажи сейчас же! – У Тельмана сильно забилось сердце, кровь прилила к лицу.

– Что ты кричишь? У тебя совсем нервы расшатались!

– Да говори ты, что было дальше! – заорал Тельман.

– Хорошо-хорошо. Только успокойся! – Зауру была непонятна подобная реакция друга.

И он рассказал о том, что мужчины, сбившие ребенка, положили его в машину и объявили всем, что везут его в больницу около  Молоканского садика, ссылаясь на то, что, якобы, дорога каждая минута и что пусть кто-нибудь привезет туда их родителей. Айдын сам повез Арифа с женой в больницу, но ребенка там не было, как его не было ни в одной больнице города, по которым они проездили всю ночь. А под утро полиция обнаружила мертвого мальчика на скамейке какой-то автобусной остановки.

– Наверное, он умер по дороге, и они решили избавить себя от неприятностей, выбросив его из машины.

– Ублюдок, подлец, подонок! А я-то думал...

– Погоди, – теперь уже Заур, которого осенила мысль, перебил Тельмана, – так это был Намик?

– Я этого не говорил, – сказал Тельман.

– Да тебе и не нужно об этом говорить, это и понятно! Когда же он успел дать тебе деньги?

Тельман был вынужден без утайки поведать Тельману обо всем, что произошло минувшей ночью.

– Какой ужас! Он  купил твое молчание деньгами! Он сейчас оказался в таком положении, что может даже подарить тебе эти деньги!

– Дай Бог, чтобы все было хорошо, во вторник я сразу же верну ему долг. Выключи, пожалуйста, кондиционер и открой дверь на балкон, – сказал Тельман. – Меня как-будто прокляли. Я из одного г... попадаю в другое!

Заур открыл дверь, и с улицы сразу донеслись женские крики. Они выбежали на балкон и увидели как несколько мужчин достают из «РАФ»а тело бедного Самедика, а по всей округе  разносится пронзительный голос его обезумевшей от горя матери.

– Оьлум, мяним язиз балам!^* – кричала молодая женщина.

– Йазыг ушаг!^** – шепотом произнес Тельман и, пройдя в комнату сел в кресло. Невозможно представить, что творилось у него на душе.

В дверь постучали. Это был Фаик, сосед с нижнего этажа.

– Тельман! Все ребята уже ходили к Арифу, – сказал он с порога, – Ты, по-моему, расплатился, так что немного свободен. Я пришел за вами, давайте пойдем вместе, а то мне как-то не по себе.

– Кто тебе сказал, что я расплатился? – нервно спросил Тельман.

– Айдын, будочник!

– Ала, этот Айдын знает все на свете! Ала, я из дому даже не выходил, а он уже все знает!

– Что ты кипятишься, просто эти мужики покупали у него пиво, а он по обрывкам их фраз все понял.

Тельман возмущался, что Айдын знает даже какого цвета у него трусы, и Фаик резонно заметил, что эта самая легкая информация, которую можно получить – для этого, достаточно взглянуть на веревку перед его окном.

Они закрыли дверь и спустились вниз.

На улице, перед домом, где жил Ариф, уже стояла палатка. В ней уже с утра было много народу. Войдя в палатку, они сначала даже не узнали Арифа, к которому подходили мужчины, чтобы выразить соболезнование. Внезапная смерть до неузнаваемости изменила Арифа. Она превратила молодого мужчину в немощного старика. Всего за несколько часов его волосы поседели, кожа на лице покрылась морщинами, он весь сгорбился и походил на безумного. Он сидел на стуле возле входа и повторял одно и тоже:

– Ушаг чыхды марожна алмаьа...^*

Ничто не могло его утешить. А народ все прибывал. Все пересказывали друг другу подробности трагедии, обсуждали детали, выдвигали свои версии, но все были единодушны в осуждении преступника и желали, чтобы его поскорее нашли.

Посидев около часа, Тельман с Зауром собрались уходить. Фаик вышел вместе с ними.

На улице к ним подошел Айдын с листом бумаги в руках:

– Ребята! Мы собираем деньги для семьи Арифа. Если хотите, можете принять участие. Тельман, ты можешь ничего не давать, я знаю – у тебя проблемы.

Тельман взорвался:

– Слушай, какое тебе дело до моих проблем?! И если ты такой всезнайка, тогда ты должен иметь представление, что у меня большие проблемы, а мелкие я всегда могу решить, пока здоров.

С этими словами он вытащил из кармана пятьдесят долларов и протянул Айдыну:

– Это за меня с Зауром!

– Хорошо, спасибо, – сказал Айдын, пожимая плечами. Он записал их имена в список, дал подписать Зауру, а деньги положил в конверт с надписью «Гоншулар» ^**

Тельман с Зауром вернулись домой.

– За что мне такое наказание? Почему со мной должна была произойти эта ужасная история?

Заур молчал, он не знал ответов на вопросы друга.

Зазвонил телефон – Тельман вздрогнул.

– Да, Намик, это я. Нет, его сейчас нет. Он пошел к дочери Азизы-ханум, нашей соседки. Хорошо. Обязательно передам. До свидания.

Тельман даже не спросил Заура почему он соврал, сказав что его нет дома. Заур понимал душевное состояние Тельмана, которому сейчас меньше всего на свете хотелось бы говорить с Намиком.

Намик звонил каждые полчаса, но Заур отвечал, что Тельмана нет дома. Тельман понимал, что он не может избежать разговора с Намиком и, разыскав его визитную карточку, сам позвонил ему на мобильный. Ему ответил Кямал, тут же передавший трубку Намику, который без всякого приветствия сразу спросил, помнит ли он об их уговоре.

– Я тебя выручил и помог тебе спасти детей, теперь это должен сделать ты. Насчет денег не беспокойся и не торопись: отдашь, если будет возможность, но помни, что ты дал мне слово. Больше мне не звони, если будет нужно, я сам тебя найду.

– Подлец, – сказал Тельман, положив трубку.

В дверь опять постучали. Заур открыл дверь и впустил в комнату капитана полиции и будочника Айдына. Капитан объяснил Тельману, что ему поручено вести следствие по транспортному происшествию, и спросил, знает ли он что-нибудь об этом. Тельман спокойно ответил, что он, к сожалению, спал и ничего не видел и о случившемся узнал от Заура, который пришел утром.

– Однако Айдын утверждает, что спустя два часа после наезда вы вышли из дому и уехали куда-то.

– Да, это так. Я уехал по делу и быстро вернулся.

– Но я думаю, что  вы не могли в три часа ночи внезапно вскочить с постели и тут же уехать. За вами ведь пришла машина, значит, вы ее ждали или вам заранее позвонили. То есть я хочу сказать, что вы, может быть, были на ногах и, услышав шум на улице, вышли на балкон и что-то заметили. Вот Айдыну, например, казалось, что на вашем балконе кто-то лежа курит, так как он видел огонь сигареты. Кстати, я хотел бы взглянуть на него. Можно я выйду? – спросил он и, не дожидаясь разрешения, вышел на балкон, застланный старым ковром, на углу которого стояла металлическая банка из-под кофе, полная окурков. Капитан повернулся, как-то странно посмотрел на Тельмана и сказал:

– Я все-таки думаю, что вы говорите неправду.

Тельман спокойно повторил, что ничего не видел и сожалеет о том, что не может ничем помочь следствию.

– Будем считать, что я вам поверил, – сказал капитан, внимательно глядя на Тельмана, – на всякий случай оставляю вам номер своего телефона, если что-нибудь вспомните – позвоните. Виновник смерти мальчика должен быть наказан. – И уже обращаясь ко всем, добавил:

– Я удивляюсь: столько мужчин и никто не запомнил ни номер, ни цвет машины.

– Я же говорил: темно было, а она стояла под деревом, – виновато развел руками Айдын.

Неожиданные гости попрощались и ушли.

– У меня такое впечатление, что Айдына кто-то нанял следить за мной.

– Ну и что собираешься делать? – спросил Заур, – я уверен, этот капитан от тебя не отстанет, он догадывается, что ты что-то знаешь.

– Я дал слово чести.

– Послушай, о какой чести может идти речь, если Намик тебе соврал про мальчика?! А если он сказал бы тебе, что Самедик умер? Как ты тогда поступил бы?

– Я предпочел бы, чтобы меня убили кредиторы, но не взял бы деньги из его рук. Я все видел и знаю, что Намик не виноват в том, что сбил мальчика. Самедик выбежал из-под деревьев внезапно и, можно сказать, сам бросился под колеса. Вина Намика в том, что он из-за страха перед правосудием, бросил мертвого ребенка на дороге. Он виноват перед Богом и теперь его всю жизнь будет мучить совесть!

Расплатившись с долгами, Тельман рассчитывал до заветного вторника немного успокоиться, прийти в себя, однако судьба не давала ему такой возможности. Каждый раз перед решающими событиями с ним обязательно что-то происходило. Однако последнее происшествие окончательно выбило его из колеи.

С одной стороны он был безгранично благодарен Намику. Совершенно случайно познакомившись с Тельманом и абсолютно ничего о нем не зная, он, выслушав рассказ Заура о его приключениях, без всякого залога и расписки одолжил ему огромную сумму, и тем самым спас его от неприятностей и сохранил жизнь его детям, так как исполнение угрозы со стороны братьев было вполне реальным. Для этого нужно иметь большое сердце и добрую душу! Вместе с тем, его поступок с соседским сынишкой перечеркивал все его добрые деяния. Перед его глазами стояли бедный Самедик, обнаруженный на скамейке и его убитые горем родители. Несчастный Ариф, волею судьбы оставивший родные места и перебравшийся в город, чтобы семья не погибла от рук врага, оставшийся без дома и работы, еле-еле сводивший концы с концами, лишился здесь дорогого его сердцу единственного сына.

Тельман знал, что капитан не поверил в искренность его слов и, наверняка, захочет ещё не раз  поговорить с ним, и боялся предстоящего разговора. В его сердце боролись чувства благодарности к Намику и чувство моральной ответственности перед семьей Арифа.

– Полиция его и без твоей помощи найдет! А вдруг он там расскажет о том, что приезжал к тебе дать деньги, заработав, таким образом, очки в свою пользу. И ты тогда понесешь наказание за сокрытие фактов и дачу ложных показаний, – сказал Заур, глядя на Тельмана и представляя, что творится в его душе, – ты должен принять какое-то решение, а то потом будет поздно!

Однако Тельман не мог ни на что решиться! Ну, какое он мог принять решение?! Прошли суббота, воскресенье и понедельник, в течение которых ему два раза звонил Намик. Как ни странно, он был в курсе того, что к нему приходили из полиции. Оба раза он напоминал Тельману об их уговоре.

В понедельник было три дня со смерти Самедика, и Тельман с Зауром пошли к Арифу. Они ещё раз убедилась в том, что в последнее время похороны и поминки стали напоминать в некотором смысле своеобразный клуб.

В последнее время некоторые перестали ходить друг к другу в гости, на дни рождения, свадьбы. И устроители торжественных мероприятий не обижаются, немного поворчат и, понимая сложившуюся ситуацию, успокаиваются. Что касается поминок, то здесь дело обстоит иначе.  Невнимание к семье, где кто-то умер, на Востоке не прощают. У каждого есть возможность выразить соболезнование не только в день похорон, на третий, седьмой, сороковой дни, но и в любой из четвергов в течение сорока дней, поэтому каждый человек находит время, чтобы выполнить свой долг и разделить горе  семьи покойника. И вот в эти-то дни и происходят различные встречи между родственниками и знакомыми, которые давно не виделись. Поговорив немного об умершем, все начинают узнавать новости: кто родился, кто обручился, кто развелся, чей ребенок поступил в вуз или окончил его, кто, куда ездил отдыхать, кто купил или продал квартиру, кто устроился на хорошую работу. В самом конце все переходят на обсуждение политических вопросов, подчас совсем забывая, куда и зачем они пришли, и, если случайный человек окажется в этом помещении и не обратит внимание на традиционную в таких случаях халву, то он подумает, что эти милые люди собрались здесь для отдыха и беседы.

Не миновала подобная ситуация и поминки несчастного Самедика. Родственники и знакомые Арифа, многие, как и он были беженцами из Армении и Карабаха. Разбросанные по разным городам и районам Азербайджана они с радостью встречались друг с другом пожимая руки, целуясь и обнимаясь. Они тут же усаживались рядом,  подзывая к себе и показывая детей, которых не сразу узнавали дяди и тети, затем начинались расспросы про житье-бытье, кто как устроился, обмен адресами и телефонами. И изредка кто-нибудь, словно очнувшись и вспоминая, где они находятся, восклицал:

– Я, бу йазыг Арифин дя ушаьы юлдц!^*

Посидев немного в палатке, установленной перед домом, Тельман с Зауром вышли на улицу. Они даже не заметили, как к ним подошли капитан, который вел следствие, и участковый инспектор Расул, полноватый мужчина пятидесяти лет. Он работал давно и прекрасно знал обо всем, что творится на его территории. Следует отметить, что за редким исключением, люди относились к нему хорошо и уважали участкового за готовность оказать помощь любому, и многие семьи были благодарны Расулу  за то, что благодаря его консультациям и советам   им удавалось избегать различных конфликтов.

Ему было известно и о проблемах Тельмана, он даже как-то предлагал ему деньги в долг и уговаривал дать возможность самому поговорить  с его кредиторами, но Тельман отказался, объяснив, что это будет не по-мужски.

Мужчины обменялись рукопожатиями, и как-то незаметно получилось так, что капитан, которого звали Шахином, и Заур, оказались впереди, а Тельман с Расулом позади, метрах в десяти от них.

– Богатые вы с Зауром люди – «Давыдов» курите, – сказал,  Расул.

– Да вы тоже не «Астру» курите, – хмуро пошутил Тельман.

Все в округе знали, что участковый любит сигареты «Собрание». Он не был заядлым курильщиком и пачку сигарет выкуривал почти за неделю, поэтому мог себе позволить такую роскошь, тем более, что получал он эту пачку абсолютно бесплатно, периодически наведываясь в какой-нибудь магазин на его территории. Даже будочник Айдын раз в два-три месяца дарил  ему любимые сигареты.

Понимая, что шутка была разминкой для начала беседы, Тельман ожидал, что скажет Расул дальше.

– Нехорошая история вышла. Жаль ребенка, – начал он издалека. – А как твои дети, что-то их не видно? (Внук Расула учился с близнецами в одном классе.)

– Они в районе у знакомых.

– Ну и правильно. Пусть подышат свежим воздухом. Да и жене твоей полезно.

– Моей жене уже ничего полезно не будет, – заметил Тельман.

– Не говори! Мало ли что могло бы случиться, если бы ты не расплатился с долгом, поэтому хорошо, что ты детей обезопасил. Кстати, где ты, бедный, нашел такую сумму? – как бы невзначай спросил Расул.

– Собрал у всех понемногу.

– А в ту ночь ты не за деньгами ездил?

– Нет, у меня было другое дело.

– Интересно, какое дело может быть у человека в три часа ночи?

Тельман не ожидал, что Расул задаст ему такой вопрос и поэтому несколько замешкался, придумывая на него ответ, но Расул не дал ему что-то сказать.

– Ну, да ладно. Жена у тебя в отъезде. Мало ли куда может поехать ночью одинокий мужчина, – опять пошутил он, и, вдруг, сделав очень серьезное лицо, сказал:

– Тельман, мой тебе совет: не влезай в очередную неприятную историю, не шути с законом. Ты, наверняка, видел ту машину с балкона и, как специалист, даже, несмотря на высоту, можешь многое о ней сказать, но главное, назвать точный цвет и марку. Более того, мне кажется.., нет! Я уверен, что ты знаком с ее владельцем и почему-то покрываешь его. Слушай, а может, это он одолжил тебе деньги? – внезапно выдал Расул.

У Тельмана замерло сердце.

– Это только мои предположения, – продолжил участковый, – тебя не сегодня-завтра вызовут в полицию для официальной дачи показаний и прежде, чем начнешь отвечать на вопросы – подумай. Полиция и не таких джахылов^*, как ты, раскалывала. Подумай, как ты потом посмотришь в глаза Арифу и сможешь ли ты спокойно пройти по улице, потому что все будут знать, что ты мог, но не захотел помочь найти виновного в смерти ребенка. Если ты что-то знаешь, расскажи обо всем добровольно. Запомни: никакая причина не может быть основанием для сокрытия имени убийцы. Будь здоров! – сказал он на прощание, и быстро догнал капитана с Зауром.

Всю ночь Тельман не мог уснуть. Он ворочался с одного бока на другой, несколько раз вставал и подолгу курил на кухне, не желая выходить на балкон, как-будто боясь, что он опять может стать свидетелем какого-нибудь происшествия. Голова его была занята разными мыслями. Он опасался, что покупатель его квартиры может передумать и продажа квартиры будет отложена на неопределенный срок. Он думал о жене, доживающий последние дни, о детях, которые останутся без материнской ласки, а больше всего он боялся вызова в полицию, так как метался между честью и долгом, зажавшими его в тиски, не зная чему из них отдать предпочтение.

Наконец, во вторник они с Зауром до двенадцати часов оформили продажу квартиры, что дало Тельману возможность немного успокоиться. Вернувшись из нотариуса, он попросил Заура отсчитать нужную сумму и позвонил Намику. Ему опять пришлось говорить с Кямалом, которому он сообщил, что готов вернуть долг. Заур опасался, что они будут тянуть, не давая ему возможность возвратить деньги, тем самым держа его на привязи, чтобы Тельман был зависимым от Намика. Но, к удивлению, Кямал, переговорив с Намиком, назначил им место встречи.

Через час Заур и Тельман поднимались по обшарпанной лестнице одного из девятиэтажных домов в густонаселенном районе поселка Ахмедлы.

Как и во время их предыдущей встречи Намик сидел за столом и пил водку. По его лицу было видно, что он занимается этим делом уже не первый день. Он был похож на затравленного зверя, готового угодить в ловушку. Хозяин даже не предложил гостям сесть. Кямал быстро пересчитал деньги, полученные от Заура, и кивнул головой. Тельман приготовился благодарить Намика, но он не дал ему и рта раскрыть.

– Мы с тобой никогда и нигде не виделись. Не смей со мной поздороваться, если ты меня где-нибудь встретишь! И ты тоже, – сказал он, прокуренным хриплым голосом  обращаясь к Зауру. – Ну, зачем мне нужно было помогать тебе? – буквально завыл он, хватаясь обеими руками за голову. – Ну, кто ты такой для меня?! Пусть бы тебя и твоих ублюдков убили эти братья! Какое мне было до этого дело? Боже! Какой же я дурак! Проявить такое благородство и влипнуть в такое г…! Уходите отсюда, чтобы я вас больше не видел! Помните: мы с вами не знакомы! И ты тоже пошел отсюда вон! – прикрикнул он на Кямала.

Все трое молча вышли, захлопнув дверь. На улице Кямал сказал:

– У него истерика. Мальчик скончался, как только мы сели в машину. Я говорил ему, что надо все равно ехать в больницу, а он очень испугался, наорал на меня и выгнал из машины. Это страх. Если полиция его найдет (а найдет обязательно), то его даже допрашивать не надо будет, – у него все написано на лице – сиди и переписывай! Тебя уже вызывали? – спросил он у Тельмана.

– Да. Я сегодня должен буду поехать туда.

– Ты объясни им, что он меня высадил из машины,  и когда он бросил ребенка на остановке, меня с ним не было! – Кямал был уверен в том, что Тельман расскажет в полиции все, что знает.

Попрощавшись с Кямалом, они сели в машину. Из-за нервного напряжения Тельман последние дни не садился за руль и его везде возил Заур.

– Куда едем? – спросил он, выезжая на трассу.

– В полицию, – неуверенно ответил Тельман, которого опять охватил озноб.

По дороге Заур заехал и купил в аптеке какие-то таблетки и одну из них дал Тельману. Когда они подъезжали к зданию полиции, у него уже прошла нервная дрожь, и он успокоился. Просунув голову в нужный кабинет, он увидел участкового Расула, который пил чай, сидя у окна напротив следователя Шахина.

– Я же сказал тебе, что он сам приедет, – обрадовался Расул, увидев Тельмана.

– Садитесь, – капитан указал ему на стул, – я хочу знать обо  всем, в мельчайших подробностях.

Тельман, пересиливая себя, с трудом, часто останавливаясь, рассказал следователю все, что ему было известно.

– Почему вы не сделали это сразу? – спросил его Шахин.

– Я поклялся честью, что буду молчать. Киши кими^* дал слово. Какой же я теперь мужчина и что стоит мое слово! – сказал Тельман, опустив голову.

Он не знал, что в соседнем кабинете, час тому назад приказавший ему хранить тайну их знакомства Намик, подробно рассказывал о том, как он решил помочь Тельману в беде, и чем это закончилось.

Самый счастливый день

И завещали мы человеку

                                                                                                    добро к его родителям.

                                                                                                              Коран. Сура 29-7

Как вы думаете, когда у человека окончательно формируется характер?

Некоторые, например, считают, что это обусловлено генетически, другие считают, что это происходит с наступлением совершеннолетия, многие придерживаются того мнения,  что это случается после получения человеком первой зарплаты. Одна часть мужчин думает, что для них в этом  деле решающую роль играет служба в армии.

Между прочим, есть даже такие люди, которые наивно  полагают, что ярким  свидетельством этому является зуб мудрости, а вот  определенная группа мужчин и женщин единодушно утверждает: только встреча с жизненными трудностями – вот ответ на этот вопрос.

Все эти  предположения небеспочвенны и все они, действительно, в той или иной мере оказывают влияние на окончательное формирование характера человека. И существует еще множество причин, перечень которых  можно продолжить, но я склоняюсь к тому мнению,  что какой-то определенной и конкретной причины нет,  однако совместная жизнь в браке незаметно, но обязательно оказывает влияние на изменение характера  супругов, хотя не все могут в этом признаться (особенно, мужчины!).

Вызывает изумление, какие метаморфозы происходят с людьми, вступившими в брак!

Вчерашний сумасброд и разгильдяй вдруг становится  заботливым сыном и чудесным отцом, а в прекрасной хозяйке и воркующей с детьми молодой женщине  мы вдруг узнаем не вылезающую в прошлом  с дискотек  девицу. Иногда просто диву даешься, глядя на то, как спокойная тихая девушка после замужества превращается в хитрую, коварную, расчетливую женщину и остается такой до конца жизни. В то же время хороший парень и примерный сын со штампом  Гименея в паспорте постепенно делается безразличным человеком и подчас забывает, что у него есть родители.

Я далека от мысли навязывать всем свое мнение, тем более что не все будут с ним согласны, просто на подобные размышления  меня натолкнула история одной  семьи, которая, возможно, будет интересна и для вас.

Чимназ очень рано потеряла мужа: он умер от лейкемии, когда  ей исполнилось сорок лет. Четверо сыновей и малолетняя дочь остались без  отца. Старший сын только поступил в институт и учился на первом курсе, трое сыновей еще ходили в школу.

Содержать такую семью на зарплату кассира  НИИ было не просто. Правда, администрация и профсоюзный комитет института оказывали ей всяческое содействие: она всегда была в списке  получающих премии и так называемой тринадцатой зарплаты, детям   Чимназ выделялись бесплатные путевки в пионерские лагеря: в безвыходной ситуации помогали ссуды из кассы взаимопомощи, которые в то время  существовали во многих организациях. Она экономила   каждую копейку, сама шила детям одежду, тщательно продумывала рацион питания, но денег все равно не хватало: Несмотря на то, что физически, впрочем, и морально Чимназ  было тяжело, она стала брать белье на стирку, а летом стирала ковры и паласы, стегала одеяла и матрасы. С таким объемом работы Чимназ  не доедала, не досыпала, но делала все, чтобы ее дети ни в чем не нуждались.

Старшие сыновья Мехти и Аслан (между ними была разница в четыре года) были очень сознательными и во всем помогали матери. Вообще, обычно, в семье, рано потерявшей кого-то из родителей, старшие дети быстро взрослеют.   Так было и в семье Чимназ. Мехти видел, каких усилий стоит матери поднимать их на ноги, и считал, что  он должен что-то предпринять, чтобы облегчить ее труд. Случай помог ему устроиться ночным сторожем в поликлинику. Зарплата была не бог весть какая, но все-таки эти деньги  в доме не мешали. Чимназ пыталась противиться работе сына, но он настоял на своем. Позже он перешел работать мойщиком машин в таксопарк и зарабатывал значительно больше. Мать боялась, что сын  забросит учебу, но этого не произошло. Мехти учился хорошо и даже получал стипендию.

Так незаметно в трудах и заботах прошло еще несколько лет. И вот уже Аслан поступил в тот же институт, который закончил Мехти, призванный, как офицер,  в Армию. Чимназ очень гордилась старшим сыном и надеялась, что после окончания службы он вернется домой, и будет работать по своей специальности: инженером - нефтяником, однако она была удивлена, когда спустя месяц Мехти вернулся, комиссованный врачебной комиссией. У него, как у отца, была обнаружена та же  страшная болезнь, предотвратить которую врачи не могли. Он умер через полгода.

Чимназ себе места не находила от горя, но она даже поплакать как следует не могла: на нее смотрели три пары глаз, и мать, стиснув зубы, продолжала жить ради оставшихся детей.

Аслан старался во всем подражать умершему брату, который, зная о приближающейся смерти,  поручил ему заботиться о матери и детях. Он не только зарабатывал деньги, но и решал в семье  вопросы младших. С сестрой Гюнай и братом Гиясом у него особых проблем не было: они  прекрасно учились и хорошо себя вели. Что касается среднего брата Агалара, то он оказался таким озорным ребенком, что с ним было трудно справиться. Будучи умным и способным мальчиком, он очень плохо учился, и заставить его заниматься было    практически невозможно. Его шалостям не было конца. Он постоянно убегал с уроков, грубил педагогам, дрался с детьми, как в школе, так  и на улице.  То он разбивал окно в классе, то кверху ногами вешал наглядные пособия или (еще хуже) разрисовывал их. Редкий день обходился без происшествий, поэтому периодически из-за него матери или Аслану приходилось выслушивать жалобы учителей и воспитателей школы.

Справедливости ради следует отметить, что он беспрекословно подчинялся   матери и старшему брату и дома вел себя прилично. Он очень любил  мать, братьев и младшую сестренку, которую даже баловал. Он собирал деньги, выдаваемые ему на завтрак,  и покупал ей то игрушки, то детские книги, то сладости.

Но ни матери, ни Аслану так и не удалось приструнить Агалара. С гре­хом пополам окончив десятилетку, он  даже не помышлял поступать в какое-то учебное заведение. Он проходил без дела три месяца, а осенью его забрали в армию. Он попал в морской флот и по законам того времени прослужил три года, причем, на Тихом океане. Писал он редко, но всегда присылал кучу фотографий, по которым можно было предположить, что он здоров и весел.

Когда он вернулся из армии, Аслан уже работал на буровой в нефтедобы­ва­ю­щем управлении, а младший брат учился в политехническом  институте. Сест­ренка еще бегала в школу. Мать заметно постарела, и у нее был букет раз­лич­ных заболеваний. Аслан зарабатывал хорошо, и семья жила намного лучше.

Агалар после службы внешне очень изменился: он возмужал, вытянулся, раздался в плечах,  но внутренне остался таким же шалопаем. Он не торо­пился устраиваться  на работу, и целыми днями где-то пропадал с друзьями, а в это время ему звонили тысяча девушек, которым он раздавал номер своего телефона. Мать и старший брат сначала не вмешивались, давая возможность Агалару вволю нагуляться, но спустя четыре месяца Аслан решил вернуть брата к реальной действительности.

– Агалар! Ты, по-моему, уже отдохнул и тебя пора искать подходящее дело. У нас нехватка рабочих. Если хочешь –  поедем завтра со мной на буровую, понравится – возьмем  тебя в бригаду.

– Может ему поискать что-нибудь другое? – вмешалась в разговор мать, может не стоит ему идти сразу  рабочим, – добавила она уже менее уверенно, взглянув на лицо старшего сына.

– Чем тебя не устраивает такая работа? – возмутился Аслан, – мама, тебя, что, испугало слово «рабочий»? А куда он может устроиться, не имея никакой специальности и образования? Прием в учебные заведения уже закончен и я, честно говоря, сомневаюсь в том, что он имеет желание учиться. А у нас хорошее управление и даже у рабочих очень высокие заработки. С  чего-то  же надо начинать! А ты что молчишь, Агалар, – обратился он к брату, – что ты обо всем этом думаешь?

– Ничего не думаю, завтра пойду с тобой, – обреченно произнес Агалар. – Мне тоже надо встать в шесть часов утра? – спросил он.

–  Конечно! Тебе же не подадут персональную машину! Мы должны успеть на служебный автобус.

Когда Чимназ вернулся с работы, была уже половина пятого. Аслан с Агаларом еще не вернулись. Гюнай   принесла ей и Гиясу чай.

– Что-то я беспокоюсь за Агалара, придет ли ему по душе работа на буровой, – сказала Чимназ.

– Да не волнуйся ты, мама, все будет хорошо, – попытался успокоить мать Гияс, – не понравится на буровой – пойдет работать в другое место! В конце концов, ему же нужны деньги на развлечения!

Она погладила сына по голове. Все дети были для нее равны, но Гияс был ей ближе других и отличался от всех. Он был душевным, внимательным  и заботливым мальчиком и, несмотря на то, что был младшим из сыновей, Чимназ всегда с ним делилась, обсуждала семейные проблемы и даже советовалась в чем-то. Это вовсе не означало, что она любила Гияса больше  других своих детей. Ни в коем случае! Просто Гияс сам относился к  матери иначе, может чуточку теплее и сердечнее.

Они попили чай, мать прошла на кухню, занялась обедом, а Гюнай стала накрывать на стол. Тут в квартиру с шумом ввались Аслан и Агалар. Их лица раскраснелись от холодного бакинского ветра. Через полчаса все уже сидели за обеденным столом, слушая рассказ Агалара о том, что его приняли на ра­бо­ту помощником бурильщика, о том, какое впечатление произвела на не­го бу­ровая и о том, какие хорошенькие девушки ведут учет кадров в управлении.

– Честно говоря, я даже не ожидал, что ему у нас понравится, – сказал Аслан.

Так Агалар стать работать в нефтедобывающем управлении. Его так увлекла профессия бурильщика, что впоследствии он стал знатным нефтяни­ком,  хорошо известным в системе «Азнефти». Он внес немало рациона­лизаторских предложений  и всегда был полон различных идей. Однако  если в профессиональной  деятельности у него складывалось все хорошо, то в личной жизни он оставался таким же беспечным сумасбродом и не обходился без приключений. Его чрезмерные увлечение женским полом, по-прежнему, доставляли, мягко говоря, неудобства ему и, соответственно, его семье. Причем, каждый раз он ухитрялся  попадать в невероятные ситуации.

То он ухаживал за девушкой, которая оказалась дочкой начальника их управления, то он волочился за красоткой, и выяснилось, что она единственное чадо известного академика, то он несколько месяцев встречался со студенткой консерватории, отец которой занимал очень высокий пост в военном ведомстве республики. Одно из очередных увлечений Агалара неожиданно резко завершилось, так как, общаясь со своей новой  пассией, он обозвал несколько раз народного певца, сестрой которого, оказывается, была его избранница.

Уму непостижимо, как он умудрялся заводить подобные знакомства! Ког­­да семья какой-нибудь из девушек узнавали, что  их дочь, сестра или племян­ница встречается с обычным рабочим, помощником бурильщика, то разгорался непременный скандал и Агалар едва успевал унести ноги, а ма­тери и  Аслану приходилось выслушивать неприятные слова, оскорбления, назидания, а иногда  даже и откровенные угрозы. Ведь, в большинстве слу­чаев, в знаменитых семьях к вопросу о равноправии рабочего класса с другими слоями общества относятся только теоретически, когда это их не касается и не имеет к ним никакого отношения.

– Где ты находишь таких девушек? – возмущался Аслан, – ты, что не можешь общаться с обыкновенными?

– Откуда мне знать кто из них, чья дочка?! Да я вообще никогда не говорю с девушкой о ее семье!  Зачем мне это нужно, если есть много других интересных тем! Все выясняется потом, когда вдруг внезапно  появляются их родители! Я же ни от кого не скрываю, где работаю! Кстати, я и с обыкно­вен­ны­ми, как ты выразился, девушками встречаюсь, и все обходится без проблем!

– Казанова несчастный! Умерь ты свой пыл! Я же не говорю, совсем не смотри на женщин! Просто найти себе пару!

– Что ты меня ругаешь?! Мне, что теперь и разговаривать с женщинами нельзя? Я же не обещаю на них жениться! Пусть на меня не смотрят!

Но это было невозможно! Редкая женщина могла не обратить внимания на такого красавца как Агалар! Высокий, широкоплечий, со жгуче черными глазами он как магнит притягивал женщин. К тому же, хоть он и не имел образования, но был достаточно начитан, потому что еще в ранней юности начал знакомиться с классиками азербайджанской, русской и мировой литературы, вообще был человеком любознательным и с удовольствием чи­тал популярные в те годы «Литературную газету» и «Литературную Россию», «Неделю», научно-популярные журналы. Обладая прекрасной памятью он, как губка, впитывал в себя любую информацию. Его любимым занятием было чтение энциклопедического словаря, большую часть содержания которого он помнил наизусть. Он неплохо играл на гитаре, а в армии у него обнаружилось умение складывать рифмы, и он за несколько минут мог устно сочинить небольшое стихотворение и на известный мотив пропеть его, аккомпанируя себе на гитаре. Если бы он нормально учился в школе и не отлынивал от занятий, то обязательно поступил бы в вуз, и он не стал бы в процессе работы над очередным изобретением обращаться к кому-нибудь за помощью, чтобы произвести необходимые расчеты. К сожалению, он осознал это слишком поздно и уже в тридцатилетнем возрасте, понимая, что без образования ему не обойтись, поступил на вечернее отделение института нефти и химии и, закончив его, стал высококлассным специалистом, имеющим хорошую практику.

И вот поэтому такой необычный рабочий с промыслов, прекрасно чувствовавший себя в любой компании, и умеющий поддержать разговор на какую  угодно тему, мог уболтать любую женщину. И это обстоятельство часто доставляли ему большие неприятности. И если раньше при выяснении отношений вспыхивающий инцидент можно было списать за счет молодости Агалара, то в более зрелом возрасте это было сделать невозможно. Он соблазнял даже семейных женщин, и два раза это чуть не закончилось трагически, так как один из оскорбленных мужей ударил его ножом, а другой ранил из пистолета. Чимназ и Аслану стоило громадных усилий замять эти истории, ведь Агалар тоже был виновен, но это все равно не стало ему уроком и неизвестно, сколько это продолжалось, если бы не внезапная смерть Аслана, который погиб на работе от несчастного случая.

Смерть брата как будто встряхнула Агалара. Он, казалось, упал во время стремительного бега, потому что теперь он, в прошлом баламут и разгильдяй, стал главой семьи, и теперь стал нести ответственность за убитую горем мать, брата и сестренку.

Чимназ, перенесшая инфаркт после смерти второго сына, долгое время не приходила  в себя и как тень бродила по квартире. Она уже несколько лет была на пенсии. Гияс, как обычно, духовно поддерживал мать. В семье опять наступили трудные времена, так как они теперь жили практически на зарплату Агалара. Гияс, окончивший институт, работал лаборантом в НИИ и получал смехотворную зарплату, а стипендии первокурсницы Гюнай, поступившей в пединститут, едва хватало на книги и тетради.

Но через несколько месяцев Гияс вдруг объявил, что хочет жениться. Его избранницей была тихая добрая девушка Халида, с которой они вместе учились в институте и теперь работали в одной лаборатории. Еще не вышла годовщина умершего Аслана, поэтому Чимназ предлагала Гиясу немного повременить, кроме того, и Агалар еще не был женат, но Агалар сообщил, что жениться пока не собирается, так что ждать его не имеет смысла. Ко всему прочему выяснилось, что Халида беременна, поэтому после небольшого торжественного приема по случаю бракосочетания, Гияс привел Халиду в дом.

Молодоженам выделили одну из двух имеющихся комнат. Агалар, при­хо­див­ший домой очень поздно, спал теперь в шушабенде.^*    

Вскоре Халида родила чудесную девочку. Ребенок превратился в игрушку. Его баловали и лелеяли не столько мать с отцом, сколько бабушка, дядя и тетя. Чимназ целый день возилась с внучкой, общение с которой доставляло ей огромную радость.

– Халида, дочка, если хочешь выйти на работу, я с удовольствием присмотрю за девочкой, – сказала   как-то она. Ответ невестки поверг ее в шок.

– Вы считаете, что я не могу, как вы сидеть дома, а обязательно должна заработать себе деньги на пропитание? Может, я вам мешаю? Тогда скажите – и мы с Гиясом уйдем  и снимем квартиру.

– Бог с тобой, Халида! Что ты такое говоришь?! Как ты можешь мне мешать?! Обычно молодые женщины  стремятся  работать. Я тебе это предложила, чтобы ты находилась среди людей, успеешь еще насидеться дома! А что до твоих денег, то нам они не нужны, мы сумеем как-нибудь  прокормить нашу невестку. Поступай, как знаешь!

Вечером этот разговор, однако, в другом контексте, был передан Гиясу с намеком на то, что они не дают в дом денег, являются дармоедами и сидят на шее у брата. Гияс, действительно, после   женитьбы перестал отдавать   матери зарплату, вручая ее своей законной хозяйке Халиде, но никто в доме об этом даже словом не обмолвился, поэтому, когда Агалар застал младшего брата, выражающего недовольство матери, то он очень возмутился:

– Гияс! Йекя кишисян! Арвадын сюзц иля анамызла мцбащися елямя, айыбды! Эет, ишинля мяшьул ол! ^*

Но от всего этого остался неприятный осадок. Чимназ не ожидала такого пос­тупка от сына, самого ласкового из всех ее детей. В душе она была оби­же­на на Гияса, который не только не разобрался, но даже не подумал о том, мо­жет ли его мать сказать подобные слова. Но она продолжала сох­ранять хо­рошие отношения с сыном  и невесткой, списав их поведение на молодость.

Однако  в доме все равно происходили различные изменения, связанные с желаниями невестки. Чимназ не вмешивалась, наоборот, предоставляла Халиде полную свободу. Старший сын приходил поздно вечером, дочь – во второй  половине дня, и дом весь день был в распоряжении снохи,  которая, не почувствовав сопротивления, делала все, что ей вздумается.

Прежде всего, она заставила Чимназ поменяться комнатами, ссылаясь на то, что в их комнате  есть только окно, а балкон отсутствует, из-за чего  ребенку не хватает воздуха. Чимназ даже не пыталась  ее переубедить, так как испугалась, что ее могут обвинить в плохом отношении к внучке, которую она безумно любила. Она молча наблюдала за тем, как  братья Ха­ли­ды перетащили мебель и вещи сестры в другую комнату, выставив мебель Чимназ в коридор,   где она простояла до вечера. Пришедший с рабо­ты Гияс спокойно поужинал и пошел к себе смотреть телевизор и к удив­лению Чим­наз не только не стал переносить вещи матери, а даже не спросил, почему они стояли в коридоре. Это сделал Агалар, явившийся в десятом ча­су и зас­тав мать с сестрой за просмотром телевизора, стоящего на кухонном столе.

Гияс! – позвал он брата, – я не понял, почему все это выставлено в галерею?

– Мои братья очень торопились, поэтому не успели закончить работу! – ответила за мужа Халида.

– Надо полагать, они придут и доделают свою работу завтра, – сказал  Агалар, глядя в глаза невестке.

– Вряд ли! – изобразила Халида подобие смущения, – завтра и после­завтра они очень заняты.

– Гияс! Я опускаю даже то, что, меняя, комнату вы не спросили моего согласия и даже не могу понять для чего, так как обе комнаты одинаковые…

– Там балкон, а ребенку нужен воздух, – быстро вставила Халида.

– …меня интересует, почему наши вещи не занесены в комнату, – продолжал Агалар, – что же касается балкона,  то ты мог бы объяснить своей супруге, что в нашем доме у всех двери на балконы забиты, так как они  в аварийном состоянии. И никто из соседей  ими не пользуется.

– Я собирался занести вещи, – стал оправдываться Гияс, – просто после работы сильно устал.

Они вдвоем быстро перетаскали мебель  и вещи  в пустую комнату.

Направляясь после ужина мыть руки,  из-за неплотно прикрытой двери Агалар услышал, как  Халида распекала Гияса за то, что Агалар вертит им, как хочет, командует, а он молчит.

– Он старший в доме! – заметил Гияс.

– Ты уже  женатый человек и сам теперь старший в своей семье, поэтому он не имеет права тобой помыкать!

– Он же не вмешивается в нашу жизнь! – сказал Гияс.

– Да пусть только попробует!

– Какое прелестное создание эта тихоня Халида, – улыбаясь, подумал Агалар.

Однако обменом комнат нововведения не завершились. Ссылаясь на то, что она не может есть блюда, которые готовит свекровь, Халида взялась готовить их сама, но эта затея долго не продолжалась, так как  она оказалась бездарным поваром и только переводила продукты. Один Гияс ел то, что она готовила, похваливая жену. При небольшом бюджете семьи пускать Халиду на кухню было нецелесообразным, и обедом вновь занялась Чимназ.

Но неуемная Халида без дела не осталась. Она  задалась целью настелить в их комнате утепленный линолеум, опять же спекулируя именем ребенка, которому просто на деревянном полу будет холодно.

– Если тебе хочется, дочка, купи! – согласилась Чимназ с решением невестки.

– Но у меня же нет денег, тетя Чимназ! – чуть не плача сказала Халида,  – а ребенок будет мерзнуть!

– Гызым!^*, у нас никогда не было возможности откладывать даже небольшие суммы – семья большая, расходов много, поэтому я не могу помочь тебе. Сейчас у меня есть только сорок рублей – мы копили, чтобы Гюнай  купить сапожки. Конец ноября, а она еще в туфлях бегает. На днях я получу пенсию – мы   решим проблему Гюнай, а затем начнем собирать деньги вам на линолеум. Наша Арзуша станет ходить только к весне, а у нас к тому времени наберется нужная сумма.

Чимназ  видела, что сноха   расстроилась, но, уже изучив ее характер, знала, что она так просто не отстанет. Так и произошло. Гияс, посланный к матери, выклянчил у нее деньги, обещая вернуть их через неделю, как только получит выписанную ему премию. Прошло три недели  – Гияс и Халида молчали, Гюнай ходила в туфлях, а Чимназ  стеснялась спрашивать сына о деньгах, тем более  что линолеум, на который были взяты деньги, так и не был куплен, но вероятно вместо него, на ногах у Халиды появились  хорошенькие ботиночки, отороченные мехом, хотя обуви  у нее было предостаточно. В субботу, когда с утра  шел снег, Агалар был дома, и он обратил внимание на то, что сестра ходит в туфлях.

– Мама, почему Гюнай все еще в туфлях, я ведь дал тебе недостающие деньги, чтобы вы купили ей сапожки, – сказал он.

Чимназ не дала возможности Гюнай открыть рот: и опередила ее:

– Да, я их потратила, сынок.

Агалар, зная, что покупка сапожек для сестры, усиленно обсуждаемая в последнее время, была очень важным вопросом для матери, был убежден, что она  говорит   неправду. Тут в коридор вышли одетые Гияс и Халида и Агалар, естественно, заметил обновку на ногах невестки.

– Мама, скажи честно, ты ей отдала деньги? – спросил он после их ухода.

Чимназ увильнула от ответа, но Гюнай, несмотря на предупреждение матери,  обо всем рассказала старшему брату, который    неизвестно каким чудом достал и привез домой красивые сапоги с пряжкой, вызвавшие бурю  восторга у сестры.

– Где ты взял деньги? – спросила Чимназ сына, зная, что у него нет никаких сбережений.

– Взял  у ребят,  понемногу рассчитаюсь. Разве это не стоит такой радости девочки?

Нет смысла  описывать множество подобных случаев и мелких, на первый взгляд, безобидных инцидентов, которые стали происходить в доме с появлением Халиды.

 Читатели  могут вспомнить тысячу других историй, подобных этой, потому что невестка в доме – это человек из другой семьи, со своими, часто отличающимися привычками, не совпадающими с обычаями и правилами дома мужа.

Вне всякого сомнения, в идеале молодожены должны жить отдельно, но если такой возможности нет, то всем членам семьи мужа и самой невестке нужно уметь выбрать правильную модель поведения. И свекровь с учетом жизненного опыта и накопленной  мудрости должна всем в этом помочь. Но, мне кажется, что так не бывает! В большинстве  случаев  или у свекрови это плохо получается или невестка не имеет желание принимать новые законы и порядки, органично вписываясь в семью мужа,  поэтому ее появление обязательно отражается на взаимоотношениях внутри дома.

Семья Чимназ как раз и относилась к этому большинству. И как она не старалась, ей так и не удалось  сохранить семью от раскола, который внешне не был заметным.

В доме не было никаких скандалов, никто ни с кем  не ссорился, но само собой так получилось, что Гияс и Халида почти перестали разговаривать с Чимназ  и ее детьми. Возвращаясь с работы, Гияс направлялся в свою комнату и почти не выходил оттуда. Из-за их двери слышалась оживленная беседа, изредка прерываемая хохотом Гияса и    ржаньем Халиды,  который никак нельзя назвать смехом, и поначалу приводившим всех в ужас. Гияс практически не заходил в комнату Чимназ и если не встречался с ней в коридоре, то он мог неделями не видеть мать. Было время, когда ее это обижало, потом она привыкла. Чимназ задавала себе вопрос, как произошло и что  стало причиной резкого изменения   характера сына и его такого равнодушия к матери и сестре?! Что касается Агалара, то   уважение Гияса  к нему превратилось в ненависть.

Через год Халида родила сына, а еще через год – девочку. Чимназ, по-прежнему, помогала невестке. Она готовила обед, возилась с малышами, а старшая внучка вовсе была переселена в комнату бабушки, потому что Халида с трудом управлялась с двумя детьми, которые оказались очень болезненными и всю ночь напролет плакали. Бывали дни, когда их успокаивали всей семьей, а старший мальчик, названный в честь дедушки  Алхасом, засыпал только на руках Агалара, в то время как его отец преспокойно спал. Вообще, поведение Гияса и Халиды  невозможно было понять: с одной стороны  они почти не замечали семью Чимназ, но с другой стороны  жили за их счет и принимали их помощь.

– Как можно жить в одном доме и не разговаривать друг с другом? – сокрушалась Чимназ.

– Мама, он еще молодой – образумится, – успокаивал Агалар мать.

Но время никак не действовало на Гияса, наоборот, он стал совершенно другим человеком: злым, безразличным и не имеющим собственного мнения. Он говорил  и действовал по подсказке Халиды. Это было даже смешно: Гияс, высокий, в общем-то, не худой парень, человек с широким кругозором, а им управляет Халида – маленькая, щупленькая, недалекая женщина.

Как-то раз перед днем рождения Чимназ Агалар предложил Гиясу сложиться и купить матери торшер, который ей очень нравился. Агалару, содержащему теперь семью из восьми человек было нелегко это сделать одному. Гияс ответил, что он в принципе не возражает, но должен посоветоваться с «командиром». Так он  в шутку называл Халиду, не задаваясь о том, что это соответствует действительности. Агалар успел выкурить две сигареты, прежде чем он дождался Гияса.

– Понимаешь, – сказал он, – нам с тремя детьми тяжело, им всегда чего-то не хватает, поэтому мы не можем дать денег.

– Я все понимаю, – усмехнулся Агалар и, заняв где-то нужную сумму, купил торшер сам.

Интересно то, что Халида с первого же дня стала им пользоваться, а возмущенному Агалару, когда он это обнаружил, ответила, что берет торшер только на ночь и не для себя, а для детей. Аргумент был убедительный! Но мало, кто пользуется торшером днем.  

– Я даже не верю, что это мой брат, – рассказывал Агалар Тамаре, женщине с которой он вот уже пять лет,  как не расставался. Из-за отсутствия квартиры они не могли узаконить свои отношения, так как и Тамара,  жила у родителей, и у них была всего одна комната.

– С твоих слов я знаю, что семья у вас дружная, поэтому поведение Гияса   нетипично. Наверное, он очень сильно любит  свою жену.

– Мама тоже  его любит, и я вижу, как она страдает от его бездушия. Ей же  ничего от него не надо, только чуточку внимания.

                                                           * * *

…Время летит быстро. Прошло более пятнадцати лет. За это время дети Гияса выросли не  без помощи бабушки и дяди. И надо отдать им должное: внуки, они же племянники очень любили  няня и ями.^* Няня состарилась, но  и в свои семьдесят лет продолжала возиться по хозяйству, провожала и встречала внуков,  сначала в школу, затем в институт. Когда Алхаса приз­вали в армию, она не находила себе места, собирала свою пенсию и вместе с Агаларом, а иногда и одна  ездила к нему в Ленкорань, где он служил.

Гюнай была  замужем. Ее муж был военным врачом и с первых дней Ка­ра­бахских событий находился на фронте. У них росла пятилетняя дочь Фи­дан. Свекрови у Гюнай не было, но зато были четыре золовки, которые почему-то не раз­деляли выбор брата. Гюнай не могла  дождаться, когда муж получит квартиру.

Агалар с Тамарой и восьмилетним сыном уже несколько лет жил в однокомнатной квартире, которую ему выделили с работы. Она находилась в Бинагадах в общем дворе старого дома, но и это их устраивало.

Неожиданно дом, где жила Чимназ стали сносить. Гиясу дали в Ахмедлах четырехкомнатную квартиру, а Чимназ – однокомнатную, куда к ней с одобрения мужа переселилась Гюнай с дочерью.

К тому времени Агалар с Тамарой  развелись и Тамара, продав квартиру,   уехала с  сыном в Израиль. Агалар теперь снимал небольшую комнату там же в Бинагадах.

Вскоре приехал муж Гюнай, Малик. У него было легкое ранение, но он выглядел очень плохо,  жаловался на сильные головные и сердечные боли,  поэтому был направлен в госпиталь  на обследование.

– Моя очередь на квартиру еще не подошла, а сестры хотят продать наш дом, при дележе  мне достается четыре тысячи долларов. Я даже не знаю, как мне быть, – рассказал Малик теще.

Чимназ хотела лучшего для своей дочери, которая мечтала об отдельной квартире. В то же время у нее душа  болела за старшего сына, который уже в пожилом возрасте не имел своего угла.

– Соглашайся, сынок! – сказала Чимназ  Малику, – заодно продайте и мою квартиру тоже. Деньги поделим.  Купим и вам и мне с Агаларом по одной комнате в старых домах. Только Агалару пока  ничего не говорите, а то он не согласится. Сказано – сделано. Малик получил свою долю от продажи родительского дома, затем была продана квартира Чимназ. Гюнай с Мали­ком весь день занимались поисками новой квартиры. В их рас­поряжении был только месяц, после чего они должны были освободить старое жилье.   Малик пока жил с сестрами и там тоже руководил вопросами покупки и переселения в новые квартиры.

Через десять дней случилось беда: утром старшая сестра Малика,  не дозвавшись брата, обнаружила его в постели мертвым.

– Хорошая смерть, – говорили многие на похоронах, а Гюнай сходила с ума, не понимая, как смерть  может быть хорошей.

Смерть зятя была и для Чимназ страшным ударом.

– На что мы теперь будем жить, – спрашивала Гюнай мать, собирая вещи в коробки. Она работала в школе  педагогом истории и получала очень низкую зарплату.

– Все утрясется, –  успокаивала Чимназ дочь, – ты работаешь, я получаю пенсию, и девочке пособие полагается, братья помогут.

– Мама! Гияс с Халидой пришли только один раз, в какой-то четверг и ко мне даже не подошли. Что я им сделала плохого?

– Наверное, они были заняты, – Чимназ воздержалась от комментариев по поводу сына и невестки, – Вечером придет Агалар, положим перед собой деньги и подумаем, что нам делать и как поступить. Нам уже пора съезжать с квартиры.  Перед новыми хозяевами неудобно, они и так сделали нам уступку на две недели.

Однако мать с дочкой не предполагали, какие неприятности их еще ожидают.

– Сколько всего денег осталось? – спросил вечером Агалар сестру.

– Я ничего не расходовала, все сделали сестры Малика, – сказала Гюнай. – Те деньги, которые дали ты, родственники, его сослуживцы, я все передала золовкам. Вот только если мама что-нибудь потратила.

–Я ничего не тратила, я даже не знаю, где деньги лежат, – услышали они из кухни голос матери, кормившей там внучку.

– Так у кого находятся деньги? – с тревогой в  голосе спросил Агалар.

Вошедшая в комнату мать внимательно смотрела на Гюнай.

– Я думала, что деньги у мамы, – сказала Гюнай.

– Как это «у мамы», дочка? – воскликнула Чимназ, – я же передала их вам!

– Я не знаю, куда Малик положил деньги.

– Как это ты не знаешь, Гюнай? – спросил, Агалар, – Они где-то должны быть, ищите!  – приказал он.

Тщательные поиски ничего не дали, деньги не нашлись. Агалар  с Гюнай поочередно обошли квартиры сестер Малика. Никто из них ничего не знал. Все божились, клялись, что не имеют никакого понятия, где мог хранить деньги Малик. Агалар просил и умолял сестер поискать и внимательно просмотреть все вещи. Они обещали, но никто так ничего и не нашел.

– Девочки! Побойтесь Бога! Мы же оказались на улице без гроша  в кармане! Черт с нами, мы вам посторонние, но Фидан – дочь вашего брата, ваша родная племянница – тоже осталась без крыши над головой! В сентябре она должна идти в школу. Как же деньги могли исчезнуть из дома?!

Слова Гюнай были пустым звуком: тети ничем помочь не могли, а может, страшно даже подумать, не захотели. Доказательств не было, поэтому жаловаться куда-либо не имело смысла. Деньги бесследно  пропали и их так и не нашли.

Ситуация была катастрофическая! Комната, которую снимал Агалар, годилась только в качестве ночлежки для одинокого человека, немного­численные     родственники не имели возможности поселить их у себя.

Огромное количество вещей из квартиры матери, многочисленные ко­роб­ки и мебель Гюнай, перевезенная от мужа – все это и так еле-еле по­мещалось в малогабаритную «хрущевку».  Спасал небольшой застекленный балкон.

Агалар, на плечи которого свалилась такая трудноразрешимая задача, не знал, как ему поступить. У него  уже не осталось времени что-нибудь придумать, так как покупатели их квартиры требовали немедленно ее освободить.   Агалару было необходимо куда-нибудь приткнуть мать с сестрой, чтобы спокойно попытаться решить эту проблему. Денег, чтобы купить и даже  снять квартиру, у него не было, а время оставалось в  обрез: три дня. Агалар позвонил Гиясу в лабораторию и попросил его после работы срочно заехать к матери.

– У нас крупные неприятности, – рассказал он вечером брату обо всем, что произошло.

– Как они могли вляпаться в такую историю? – возмутился Гияс, – столько они хвалили этого Малика, а он им устроил: спрятал деньги и умер!

– О чем ты говоришь?!  Малик действительно был хорошим  парнем, а происшедшее – это стечение обстоятельств, но сейчас дело не  в этом – им надо помочь. Это наши   мать и сестра!

– А что я могу сделать? У меня нет денег!

– У тебя никто и не просит денег! Ты, что? Не понимаешь о чем речь! – раздраженно сказал Агалар, – возьми их на время к себе, а я потом что-нибудь придумаю и заберу  их. Я удивлен, что ты сам это не предложил.

– А - а - а! – протянул Гияс, – вообще, у нас одна комната совсем пустая  могут пожить пока там. И дети будут рады!

– Ну, слава Богу! – вздохнул Агалар с облегчением,м честно говоря, я думал, что ты не согласишься. Тогда Гюнай завтра приедет, подготовит комнату: помоет пол, почистит стекла,   а мы после обеда переедем.

– Зачем? В доме две взрослые девочки, они сами все сделают, а вы можете переезжать завтра в любое время.

– Спасибо, Гияс, ты нас здорово выручил, – сердечно поблагодарил Агалар брата.

− Ладно! Не чужие!

День прошел в сборах. Утром в десять часов  должен был подойти грузовик, но до его приезда явился Гияс.

– Ты пришел помочь? – обрадовался Агалар, не ожидая от брата такого поступка, но, взглянув на него, понял, что дело вовсе не в этом…

– Агалар, мы подумали …, я решил…, вчера мы посмотрели… я даже не знаю…, – Гияс никак не мог подобрать нужные слова.

– Что ты решил? Что произошло? Ты передумал? – почти прокричал  Агалар, – ты  отказываешься помочь матери и сестре в такой ситуации?!

– Да! Нет! Просто…, – он немного помедлил.

– … Халида не хочет, – подсказал Агалар.

– Да! Не хочет! – резко сказал Гияс, пряча глаза.

Агалар лихорадочно соображал, что ему делать. Сегодня вечером они должны были передать ключи новым хозяевам квартиры, поэтому  ему некогда было возмущаться поведением Гияса.

– Возьмите хотя бы мебель и вещи на хранение – комната же пустая, – сказал он.

– Хорошо, мебель возьмем, – ответил Гияс.

– Пусть сначала позвонит Халиде, – вмешалась в разговор Гюнай, – а то придется везти все обратно.

– Правильно! Позвони и спроси, – кивнул Агалар на телефон.

Гияс прошел на кухню и закрыл дверь. Прошло две-три минуты. Когда он вернулся, Агалар его  опередил:

– Можешь ничего не говорить – все ясно!

Товарищи Агалара по бригаде, пришедшие помочь с переездом и зас­тав­шие последнюю сцену не могли сдержать своего возмущения. Гияс, кото­ро­му, может – быть, было стыдно, не попрощавшись, вышел в открытую дверь.

– Успокойтесь! – сказала Чимназ, – Бог ему судья! Но что же нам сейчас делать?

Тут Юсиф худенький парень в очках по прозвищу «студент» обратился к бригадиру:

– Дядя Агалар! Я вчера говорил с бабушкой. Она живет в «Ичяри шящяр»^*  одна в трех   комнатах: дядя забрал семью, уехал на заработки в Россию так и остался там. Бабушка просила вам передать, чтобы вы не снимали никакую комнату и прямо переезжали к ней.

– Şükür sənə, ya Allah!^**  Поистине – мир не без добрых людей! Спасибо, сынок! – обняла Чимназ парня, – дай Бог здоровья тебе и твоей бабушке!

– Молодец, «студент», – все шлепали по плечу и благодарили смущенного Юсифа.

– Ya Allah! Durun ayağa, vaxt azdır!^*  – привел всех в чувство Зияд, близкий друг Агалара. Он же передал Агалару конверт с деньгами, которые собрали ребята.

– Здесь  не много, но на первое время хватит, а там что-нибудь придумаем!  – сказал он.

Чимназ с дочкой  и внучкой через несколько часов была благополучно перевезена к бабушке Юсифа, Рейхан – ханум, которая с радостью приняла Чимназ, оказавшейся ее «землячкой», родившейся и выросшей в «крепости»^**

Они прожили у Рейхан–ханум три года, и эта благородная женщина даже не разрешила им говорить об оплате за кров.

У нее были прекрасные соседи.

Изумительная женщина Лятифа-ханум, невестка знаменитой в Ичери–шехер Мешади Зулейхи, чудная мать и первоклассная хозяйка. У нее был нео­бычный певучий голос, буквально завораживающий любого, кто с ней  говорил, и забыть который было невозможно. Она каждый день наведывалась к  Рейхан-ханум, чтобы  узнать, не нуждаются ли она и ее новые домочадцы в помощи.

Периодически во двор стремительно врывалась другая  соседка Назакят, боевая симпатичная женщина лет тридцати пяти. Она вечно куда-то торопилась и  даже разговаривала  очень быстро. Наза знала обо всем, что творится не только в «крепости», но и в масштабах города и на ходу сообщала новости.  Казалось, она ни на что не обращает внимания, но вечером того же  дня она приносила сама или посылала с детьми  продукты или предметы, отсутствие которых она  замечала. У нее была прекрасная душа и доброе сердце.  Она часто приглашала Гюнай с дочкой к себе на  девичник, так как после гибели  мужа в автокатастрофе,  жила одна с тремя детьми.

Часто приходила Ирада, соседка из дома напротив. Она временно проживала у матери, потому что  ее муж  работал в Турции. Она была одного возраста  с Гюнай и отличалась спокойным уравновешенным  характером. Ирада держалась с достоинством и говорила, взвешивая каждое слово. Она никогда не приходила с  пустыми руками и всегда приносила для Фидан сладости, а для Рейхан-ханум продукты. Она помогала  Рейхан-ханум еще до переезда к ней   Чимназ, но, узнав в какую беду  попала ее новая жиличка, Ирада просто увеличила количество продуктов. Она невзначай брала с собой в парих­махерскую  Гюнай и оплачивала оказанные ей услуги.

Соседи были люди с разными характерами, но всех их объединяла доброта, понимание и сочувствие чужому горю. Их помощь нельзя оценить и потому,  что они оказывали ее незаметно, как что-то само собой разу­меющееся.

Чимназ была бесконечно благодарна своим соседям,  но ее сердце обливалось кровью, когда она вспоминала  Гияса, который за три года не переступил порог ее временного пристанища. Не сделали этого  и его дети,  хотя были уже довольно взрослыми и окружающие ее люди даже не знали, что у нее есть еще один сын.

Агалар и Гюнай тоже были потрясены  безнравствен­ным поступком брата и откровенно выражали свой гнев. Мать же говорила:    

– Гияс-несчастный человек! Он мой сын и я не желаю ему ничего плохого.  Проклятья матери опасны! Пусть будут здоровы он и его дети, но я  все же очень по ним скучаю, – эти слова Чимназ произносила с большой горечью и из ее глаз капали слезы.

– Мама! Как ты можешь его защищать?! Твой сын в трудную минуту отказался приютить тебя и свою сестру,  ему нет оправданья!

– Он не виноват! Этого не хотела Халида, а он ей  противостоять не может! Аллах нам помог и послал эту прекрасную женщину Рейхан, которая  согрела нас своим теплом. Я уверена, что скоро умру, поэтому завещаю вам заботиться о ней  до последнего вздоха. Чимназ перенесла инфаркт и чувствовала себя очень плохо − события последних лет отразились на ее здоровье.

– Мама, прекрати говорить о смерти! Скоро мы переедем в свою  собственную квартиру, и все будет хорошо! – сказала Агалар.

Последние два с половиной года он работал  в известной нефтяной компании и скопил  сумму, на которую и купил в районе Баксовета две комнатки  с галереей. Квартира была дешевая, потому что находилась в крайне запущенном состоянии. Вот уже несколько  месяцев Агалар, которому помогали друзья, ускоренными темпами  делал в ней ремонт. Он  хотел  сделать матери сюрприз, и ему это удалось. Радости  Чимназ и Гюнай не было предела: как-бы хорошо  не жилось им в гостях у Рейхан-ханум, все-таки  они хотели иметь свою собственную квартиру.

– По мне я вас никогда не отпустила бы от себя, –  сказала  Рейхан-ханум, – но в душе, Чимназ, я тебя понимаю,  поэтому  желаю здоровья и удачи на новом месте. Меня утешает только то, что ваша новая квартира  рядом, и я могу рассчитывать на частые встречи.

Еще в недалеком прошлом, будучи совершенно незнакомые  друг с другом эти две женщины преклонного  возраста за последние два-три года так подружились, что считали себя родным сестрами.

Провожать семью Чимназ собралось много народу. Напоследок она выразила всем сердечную благодарность:

– Ни я, ни мои дети никогда не забудем все то,   что вы для нас сделали, – сказала она, прослезившись, – а тебе, Рейхан-баджи, я обязана до  конца своих дней.

Они крепко обнялись, многие плакали. В самый разгар прощания во двор буквально влетела Наза:

– Ağız! Bu nə ağlaşmadu, ölü-ölüb  begəm?! Hələ bil bunlar Amerikaya köçürlər – bir  tin yuxarı çıxırlar da! Çimnaz-bacı, bu qutı gedəjək?^* – и, не дожидаясь ответа,она подхватила одну из тяжелых коробок  стоящих на полу и легко понесла ее к машине,  обогнав спокойно  идущего Юсифа, которому  по ходу тоже досталось: «Adə! Taxtabitisən?! Bir az tez ol də!»^**

Все уже смеялись, а Наза не обращая внимания на смех  и сопротивление мужчин, уже несла вторую  коробку:

– Mən olmasam – səhərə qədər eşələnəcəksüz! Ağız, –  обратилась она к Гюнай, – mən hindi tələsirəm,  amma axşam uşaqlarla sizdəyəm,^*** – и с этими  словами она опять вылетела со двора.

– Qız döyür – od parçasıdır!^**** – сказала, улыбаясь Рейхан-ханум.

Чимназ была счастлива. Она ходила по новой квартире, гладила рукой окна, двери, стены и спрашивала:

– Неужели это наша собственная квартира? Я не могу  в это поверить! А Гияс даже не знает, куда я переехала, – тихо заметила она.

– Мама! Гияс три года тобой даже не интересуется, а  ты опять о нем вспоминаешь! – сказала Гюнай.

– Плохой, хороший – он мой сын, я его  люблю  и не держу на него зла.

Чимназ прожила в новой квартире почти год. После очередного приступа она слегла и  потом уже не вставала с постели. Она не говорила об этом вслух, но всегда  прислушивалась к стуку  входной двери, надеясь увидеть в ней Гияса с детьми. Когда  кто-нибудь из родственников предлагал Агалару съездить за братом он, будучи крепко обижен на него,  отказывался:

– Я не переступлю  порог его дома, куда он не пустил  мою мать, – отвечал он, – к тому же я ничего о нем не знаю. Мы не видимся более четырех лет. Может, он уехал из города.

Чимназ умерла, так и не дождавшись Гияса.

Родственники, не увидев его на похоронах матери, настаивали, чтобы Агалар поехал за ним. Его домашнего телефона никто не знал, а в Академии наук  им сообщили, что он уже там не работает. Всех возмущало отсутствие Гияса, но Агалар не мог себя побороть. Двоюродный брат матери, дядя Ширали, авторитет которого был неоспоримым, и, ослушаться  которого,  никто не смел, сказал Агалару:

– Одевайся, поедем к нему. Ты можешь даже не подниматься со мной или молчать. Что надо – я скажу сам!

Было уже одиннадцать часов вечера, когда они позвонили в дверь Гияса, однако им никто не открыл. Из соседней квартиры вышел мужчина и, увидев их, спросил:

– У них никого  нет, они все в Доме  торжеств. Он находится через дорогу, если хотите, можете пойти туда.

– А что случилось, что они там делают? – спросил Ширали.

– А вы разве не знаете? Сын Гияса женится и сегодня у него свадьба!

– Боже! Какой ужас!  – простонал Агалар.

– Почему «ужас»? – возмутился сосед, – у человека сегодня такой счастливый день, он справляет ребенку свадьбу, а вы говорите «ужас»!

– Пошли, – Ширали потянул за рукав Агалара, – интересно, – сказал  он, спускаясь по лестнице, – у него с вами проблемы, а почему это он из других родственников никого не пригласил? С нами-то  он не ссорился! Получается, что  на свадьбе  присутствуют только родственники его жены,  а с его стороны никого нет?!

– Дядя Ширали! Какой смысл с ним встречаться, –  проговорил Агалар, – ему сейчас не до  этого!

Они стояли во дворе и с противоположной стороны   улицы, из расцвеченного огнями Дома торжеств до них доносилась музыка.

– Свадьба уже на исходе, – сказал Ширали, вскидывая руку, чтобы посмотреть на часы, – слышишь, уже играют «Vağzalı»^*  

Действительно, через две-три минуты они  увидели выходящих из здания молодоженов и группу лиц, суетившихся возле них. Слышались возгласы, хлопанье  автомобильных дверей, звук  заводимых моторов и отъезжающих машин. Наряженные люди выходили на улицу,  оживленно перекидываясь словами. Какая-то дама громко  смеялась, кто-то искал потерянный шарфик, пьяный  мужчина танцевал перед лестницей, мешая всем выходящим, несколько молодых парней  говорили по мобильным телефонам, делая вид, что они решают  важные вопросы. Короче, царила обычная свадебная суматоха.

Ширали с Агаларом перешли дорогу и  поднялись по лестнице. Миновав вестибюль с зеркалами, они вступили в зал, где проходило торжество. Основная масса гостей   уже рассеялась, и остались только самые близкие. Агалар узнал мать и братьев Халиды, каких-то их родственников. Музыканты     играли быструю мелодию, а посреди зала с рюмкой в руках танцевал изрядно  подвыпивший Гияс.

На вошедших сначала даже никто не обратил  внимания, но вот брат Халиды увидел их,  что-то сказал  на ухо сестре, и она обернулась. Не зная, как себя вести, она несколько мгновений стояла в нерешительности, но потом прошла вперед и окликнула мужа:

– Qiyas, qardaşın gəlib! ^*

Гияс тоже заметил брата, но не останавливался и продолжал плясать, он лишь повернулся лицом к незваным гостям.

– Ну, что, явились?! Хотите на меня посмотреть?! Смотрите! Смотрите, как я счастлив! – выкрикивал он, – я сегодня женил сына! Это самый счастливый день  в моей жизни! Слышите? Сегодня для меня самый счастливый день!

Агалар и Ширали молча наблюдали за танцующим Гиясом. Ведь только им было известно, какую  шутку сыграл злой рок с Гиясом. По иронии судьбы день смерти его матери оказался для него самым счастливым днем в жизни! Конечно, это было просто роковое совпадение, но кто знает, может, оно и являлось божеским  наказанием!

Гияс залпом опрокинул рюмку и подошел к брату и дяде.

– Что стоите около дверей? Проходите – раз пришли! Разделите мою радость! Надо было прийти вовремя! Ты мой единственный брат, – обратился он к Агалару, – и сегодня должен был весь день быть рядом  со мной, но ты, как всегда, был занят, творил  добрые дела, – Гияс хохотнул, – и заявился под конец  свадьбы... с ним, – он взглянул на Ширали, – и с кислым выражением лица портишь мне настроение. Давайте хоть выпьем за здоровье молодых! Эй,  парень, принеси  чистые рюмки, – крикнул он пробегающему официанту и схватил со стола бутылку недопитой водки.

Халида, наблюдающая эту картину со стороны, подошла к мужу, кивнула гостям и попыталась отнять бутылку у Гияса:

– Хватит! Ты слишком много выпил!

– Отстань! Сегодня у меня радостный день! Я хочу выпить со своими единственными родственниками. – Он разлил водку в бокалы, услужливо принесенными официантом и первым поднял рюмку, –  ну, что же вы не пьете? – Гияс разошелся вовсю и уже кричал.

Оставшиеся гости подходили ближе, чтобы посмотреть, почему так кричит отец жениха.

Многие узнавали Агалара и здоровались с ним. Агалар молча кивал  в ответ. Ширали, которому стало противно смотреть на эту сцену, снисходительно покачал головой и направился к выходу:

– Агалар! Я жду тебя на улице!

– Зачем же ты приходил? – крикнул ему вслед Гияс, – ты  думал, что я,  как все, буду преклоняться перед твоим дутым авторитетом?! Зачем ты его привел с собой?  – набросился он на Агалара, – а, впрочем, черт с ним, пусть уходит! Давай выпьем вдвоем, мы же братья! Бери рюмку, Агалар! Что ты стоишь как истукан?!

А-а-а! Завидуешь! – «догадался»  он, – конечно, завидуешь! Мои дети уже выросли, а твой еще в школу бегает, и ты его, наверно,  сто лет не видел! Paxıl!^*  – заорал он.    

– Хватит! Прекрати! – успокаивали Гияса со всех сторон.

– Оставьте меня в покое! – отбивался он, – пусть он со мной выпьет, – не унимался он. – Нет! – Гияс  схватил со стола рюмку и попытался вручить  ее Агалару, но он перехватил его руку:

– Поставь рюмку на место! Я не буду пить в день похорон моей матери! – сказал он и вышел  из зала.

– П-п- похорен? Как похорон? Что он сказал? – Гияс медленно опустился на стул. – Моя мама умерла?

Стоящие вокруг шушукались. Один из родственников Халиды, работающий вместе с Гюнай в школе, вышел вперед:

– Да, Гияс, она умерла. Я был сегодня на похоронах.

– Почему ты мне не сказал? – тихо спросил он, обхватив обеими руками  голову. Неожиданная весть его протрезвила.

– Я хотел, но Халида не разрешила омрачать день свадьбы.

– Халида, как всегда поступила правильно –  прошептал он, – и вдруг набрав в грудь воздуха, закричал, на весь зал:

– Она всегда поступает правильно, сука!

... На следующий день, когда Агалар с группой мужчин направлялся к могиле матери, он еще  издали заприметил сгорбленную фигуру Гияса, стоящего на коленях.

Приблизившись, они услышали его тихий плач и слова:

– Прости меня, мама ...  

¹ Отстань (азерб.)

^* Дай блок сигарет (азерб.)

^* Молодец, Майкл (азерб.)

⁴ «Камень моего кольца из бирюзы» (азерб.)

^* базарлыг (азерб.) - покупки

^* выражение переводится, как безоговорочное согласие

^* хватит, прекратите (азерб.)

^* Эй! Эй, девка!(азерб.)

^* очень похожа (азерб.)

^* прохлада *(азерб.)

^* падение редуцированных. В истории славянских языков фонетический процесс утраты Ъ(ер) и Ь(ерь), как самостоятельных фонем

^* невестка (азерб.)

^* Минавер! Ты убила моего сына! (азерб.)

^* междометие в азерб.языке, выражающее безразличие

^* да буду я жертвой Аллаха(азерб.)

^* Сару в палату не пускай (азерб.)

^* брат (азерб.)

^** сестра (азерб.)

^* территория в районе Баилово, именуемая так в просторечии

^* дочка (азерб.)

^* на здоровье (азерб.)

^* хочешь умереть-умри! (азерб.)

^* бабушка (азерб.)

^** дочка (азерб.)

^*** если у тебя плохой сосед, переезжай (азерб.)

^* дочка (азерб.)

^** азерб. национальное блюдо

^*** дай два мороженных (азерб.)

^**** Эй! Разве в такое время ночи можно кушать мороженое? (азерб.)

^***** Пиво пить можно, а мороженое есть нельзя! (азерб.)

^* Мужик!Не теряй ума!(азерб.)

^** сирота (азерб.)

^* непр. прочтение названия сигарет Vıceroy

^* Бюро технической инвентаризации

^** Мужик! На кого ты стал похож!(азерб.)

^* Не бойся!  Намика сюда Аллах послал. Аллах с его помощью помогает этому несчастному. Обещайте, что вы сделаете пожертвование в мечеть (азерб.)

^** Обещали (азерб.)

^* сын тети (азерб.)

^* дать такую сумму незнакомому человеку (буквально: прохожему с улицы)  (азерб.)

^* Пусть Аллах хранит его ребенка! (азерб.)

^* Сынок, мое дорогое дитя (азерб.)

^** Бедный ребенок! (азерб.)

^* Ребенок вышел купить мороженое(азерб.)

^{* *} соседи (азерб.)

^* Бедный Ариф, у него умер ребенок! (азерб.)

^* молодой мужчина (азерб.)

^* как мужчина (азерб.)

^* застекленный балкон или веранда

^* Гияс! Ты же взрослый мужчина! Стыдно спорить с матерью по наущению жены! Иди займись делом!

^* дочка (азерб)

^* бабушка и дядя (по отцу) (азерб)

^* «Ичяри шящяр» - букв. «внутренний город»

^** хвала тебе, Аллах! (азерб.)

^* С именем Аллаха! Вставайте, времени совсем мало! (азерб.)

^** «крепость» - русское обиходное название «Ичери-шехер»

^* Эй, вы! Что это за плач? Покойник умер что ли? Как-будто, они в Америку уезжают, переселяются же одной улицей выше. Чимназ-баджи эту коробку брать? (азерб.)

^** Эй, ты! Ты, что, клоп? Давай двигайся немного быстрей! (азерб.)

^*** Если не я, вы тут до утра будете копошиться! Я сейчас тороплюсь, но вечером я с детьми – у вас. (азерб.)

^**** Не девка-огонь! (азерб.) (Вся речь Назы-бакинский диалект азерб. языка)

^* азербайджанская народная мелодия, под которую в начале и в конце свадьбы танцуют жених и невеста.

^* Гияс! Твой брат пришел. (азерб.)

^* Завистник (азерб.)