Поход на дачу откладывался. Тщательно собранные за последнюю неделю доски были украдены неизвестными злоумышленниками. Мечтать о том, что ей, Афет ханум, удастся еще раз добыть такой прекрасный стройматериал, не приходилось. Последнее время все ближайшие соседи, замыслившие когда-то ремонт, благополучно его закончили и теперь наслаждались заслуженным покоем. А Афет ханум не хотелось покоя. Ее деятельность для стороннего наблюдателя представляла собой броуновское хаотическое движение. Трудилась она постоянно. И цели ставила перед собой грандиозные. Не всегда достижимые, но от этого еще более желанные.

    Оставшись старой девой, Афет до семидесяти лет не потеряла надежды на то, что она встретит своего избранника. И когда на горизонте возникал хоть сколько-нибудь подходящий претендент, она оценивала его со всей тщательностью, досконально анализируя его достоинства и недостатки, не желая ничего оставлять на волю случая. Такой разумный подход стал непреодолимой преградой на пути к семейному счастью. Жениха все не было, а время бежало с той же скоростью, с какой непрерывно вращалась вокруг своей оси Афет ханум.

    Еще в молодости ей удалось стать полноправной хозяйкой двухкомнатной квартиры в центре города. Естественно, не обошлось без коварных завистников, в лице ближайших родственников, но данный факт только прибавлял остроты ощущений и полноты жизни. Год назад над квартирой Афет ханум поселились новые соседи. Ничего особенного, обычная семейка, состоящая из мужа-добытчика, дебелой жены и крикливой дочки, уже успевшей обзавестись спутником жизни и двумя сопливыми детьми. Дети, по рассказам Афет с утра до поздней ночи, плясали над ее хрустальной люстрой, специально, чтобы разбить ее, или, по крайней мере, чтобы досадить соседке.

    С недавних пор у Афет прибавилась еще одна забота. Сначала она не обратила никакого внимания на загадочные, как ей показалось, случайности. Но, когда у нее пропал ее любимый шарф, с которым она не расставалась около двадцати лет, она забила тревогу. Сразу же после этого неприятного случая, у Афет разыгрался радикулит. Она связала пропажу шарфа с болезнью и упорно рассказывала всем, кто соглашался ее выслушать, что после пропажи ее любимой вещи, она стала хворать. Подметая перед дверью свою площадку, она обнаружила подозрительный мусор прямо под половиком перед своей входной дверью. Большой узел черных ниток, вперемешку с землей, какими-то истлевшими бумажками и обрывками материи, показавшимися ей знакомыми. Она брезгливо, кончиками пальцев, подобрала запутанный узел, и дома, надев резиновые перчатки, внимательно исследовала его. Обрывки ткани оказались остатками ее любимого шарфа. Афет думала целый день, кому так сильно захотелось свести ее в могилу? Чтобы прибегнуть к черной магии, необходимы веские причины. А в том, что ее пытаются сжить со свету, Афет уже не сомневалась.

    Хорошо зная свое окружение, старая женщина могла предположить кто способен на такое. Судя по почерку, приложила свою тяжелую ручку невестка - жена брата, пузатого человека, равнодушного ко всему на свете, кроме пива. У него было трое детей, и Афет иногда удивлялась, как при его безразличии, он смог заиметь троих детей. Глядя на них, у Афет всегда оставалось впечатление, что невестка все сделала сама, при самом незначительном участии ее брата. Все трое - копии ее ненаглядной невестки. Когда эта женщина еще только обхаживала брата Афет, идеальнее невестки невозможно было представить. Она только и говорила, что о хозяйстве, о консервах, о том, как замечательно она стирает и как почитает старших. После замужества, женщина, если не стала своей противоположностью, то сочла вполне справедливым стать самой собой: сварливой, вредной и алчной. Когда Афет осознала, что брат женился на драконе о трех головах, было уже поздно, каждая из голов позаботилась о наследнике. Племянники оказались не только прожорливыми, как мамаша, но такими же коварными. Афет не сразу разгадала все уловки, которые несмышленые еще детки постигали играючи. Многочисленные припасы, в виде разнообразных консервов, заготавливаемые Афет каждое лето в несметных количествах, стали исчезать с такой скоростью, что все старания оставить на зиму хоть несколько банок, терпели фиаско. А как умело они выманивали дорогие сердцу Афет консервы! Племянники пускали в ход самую грубую лесть, от которой у обычного человека, случилось бы несварение желудка, но для Афет, сохранившей не только физическую, но в некотором роде душевную девственность, их похвалы оказывались вполне удобоваримыми. В результате, проработав всю лето, как муравей, на зиму ей оставались лишь горестные воспоминания о неблагодарном труде и незаслуженная участь стрекозы. А когда детки подросли, то перестали удовлетворяться продуктами теткиного производства, им понадобилось жизненное пространство. Намеки на то, что не мешало бы Афет-ханум позаботиться о завещании, ведь все мы не вечны и ходим под Богом, не возымели нужного действия. Попытки уговорить Афет взять себе в опекуны восемнадцатилетнего племянника, интересующегося кроме жилплощади, еще теткиными драгоценностями, также не имели успеха. Афет ханум от души возмутилась и справедливо заметила, что любой объективный человек согласится с тем, что опекать нужно не ее, разумную рачительную хозяйку, а оболтуса, который ничему не научился за свои восемнадцать лет и способен только клянчить деньги и шантажировать любимую мамочку. Вот тогда у их мамочки и созрел гениальный план.

    Под грузом такого рода обстоятельств Афет задумалась о том, как ей уберечься от слишком горячей любви родственников. Как-то зимой Афет простудилась, что неудивительно; отопление в квартире отсутствовало со времен обретения страной независимости. Вечером того же дня объявился десант, состоявший из невестки и ее выводка. Они принесли подозрительного вида лекарства. На упаковке невозможно было прочитать ни дату производства, ни производителя, ни срок годности и еще творог, как уверяла ее невестка - домашний, приготовленный ее собственными руками. Афет не стала его пробовать, хотя невестка очень красноречиво расписывала достоинства творога, а приберегла его для своей любимой кошки. Кошка пришла, как всегда рано утром, и только понюхав творог, поморщилась и тут же попросилась выйти. После неудавшегося завтрака, кошка исчезла. Старая женщина выбросила творог, хотя потом сообразила, что нужно было отнести его на экспертизу и выяснить, почему ее любимая кошка не стала есть домашний творог? От лекарств Афет избавилась сразу же, закрыв за дорогими гостями дверь.

    Любимая кошка, гуляющая сама по себе, как и полагается приличной кошке, но всегда возвращавшаяся к Афет, исчезла. Встретив ее во дворе, Афет поругала ее и позвала к себе на ужин. Пообещала накормить любимым лакомством подруги: кильками. Кошка внимательно посмотрела на старую женщину. За многие годы общения они научились понимать друг друга.

    - Ты хочешь меня о чем-то предупредить, киска моя?, - тихо спросила Афет

    Кошка даже не стала мурлыкать в ответ. Повертела хвостиком, грациозно выгнула спину, повернула набок мордочку и облизнула острым розовым язычком усики.

    - Я не поняла? Ты думаешь, меня хотят отравить? Ну, умница моя, подай мне знак, помнишь, когда ты рожала, я ухаживала за тобой и всех твоих котят пристроила, отдала в хорошие руки, вспомни!

    Кошка встала, потянулась во все стороны, небрежно кивнула старой подруге, и не спеша, не оборачиваясь, пошла по своим делам. На то она и кошка! А Афет сделала нужные выводы из любопытной встречи.

    Да еще неугомонные соседи подливали масла в огонь. Балкон соседей, находящийся прямо над балконом Афет постоянно доставлял ей массу неприятностей. Соседка вешала белье, не удосужившись его выжать, и с него ручьем стекала вода, сгноившая все редкие растения, заботливо посаженные Афет. После потери своей любимой китайской розы, чаша ее терпения переполнилась и Афет поднялась к соседям, чтобы выразить им свое возмущение и сказать, наконец, что она о них думает. Дверь открыла мать и бабушка многочисленного семейства. Увидев Афет, лицо ее приняло приторно-сладкое выражение:

    - Здравствуйте, дорогая соседка, как приятно, что вы о нас вспомнили. Заходите, чаю попьем.

    Афет, обезоруженная таким приемом, собралась с духом:

    - Спасибо, в другой раз. Я пришла сказать вам, что вы нехорошо поступаете. Льете воду на мой балкон. Все цветы на моем балконе завяли. А вы сами знаете, у меня самый зеленый балкон во всем доме. Я знаю, вы умираете от зависти. Умираете! Еще бы, у вас ни за что не выросли бы такие цветы. Никогда! А сколько раз вы заливали меня! Придите, посмотрите! Что стало с потолком в кухне! Во что превратились мои тюлевые занавеси! А ваши дети! Стая слонов! Таких невоспитанных детей я еще не видела! Каждый раз я боюсь, что они упадут мне на голову!

    Голос Афет поднимался все выше и выше, и к концу тирады, всегда мелодичный и нежный голос сорвался на визг.

    Приятное выражение потихоньку сползло с лица соседки и как в театре масок, на его месте появилась маска презрения и недоумения

    - А ты на себя посмотри, старая. Зачем тебе столько цветов, ты же одна! Одной ногой в могиле, а туда же, цветы ей понадобились. Будут тебе цветы, как помрешь, принесут тебе цветов, не беспокойся!

    Афет пожевала губами, набрала в легкие побольше воздуха и ринулась вперед

    - Кто когда помрет одному Богу известно. Я еще вас всех переживу!

    На шум из комнаты в глубине квартиры показался муж соседки и тут же вступил в перепалку.

    - Мою жену обижают? Никому не позволю!, - мужчина встал на защиту своей половины, как, если бы ей угрожал извращенец маньяк, польстившийся на необъятные габариты супруги.

    - Посмотри на нее, на свою жену, ты думаешь ее можно обидеть?, - к Афет вернулась свойственная ей ирония, - только такой дурак как ты мог выбрать себе эту корову!

    - А тебе хотелось бы, чтобы тебя выбрали, да? - елейным голоском поинтересовалась соседка.

    - Да я бы удавилась, если бы у меня был такой муж! И попробуйте еще раз, что-нибудь налить на мой балкон, или залить мой потолок, я на вас управу найду! Такую жизнь Вам устрою, что долго потом вспоминать будете!

    Афет, оставив за собой последнее слово, вернулась домой. Ноги подкашивались, любимая валерьянка не оказывала своего обычного благотворного действия. Одетая, она прилегла на постель, закуталась в плед и уснула.

    Она шла по дорожке, опоясывавшей кольцом площадку, напоминавшую арену цирка. Также по кругу, только в обратном направлении кружили звери, удивительно похожие на ее родных и знакомых, но только в зверином обличье. Она узнала почти всех; один страшный черный волк оставался загадкой. Время от времени он ощеривал пасть, и Афет содрогалась при виде жутких острых клыков, блестевших в лунном свете. Внезапно он выпрыгнул из круга и ринулся на Афет, замершей в ожидании своего последнего часа. Он вцепился ей в горло, точно зная, где искать сонную артерию, чтобы одним движением покончить с жертвой. Афет слабо вздохнула, и вдруг волк ослабил хватку, почти ласково лизнул ее в щеку и, повизгивая, как несмышленый щенок улегся рядом с ней, согревая ее своим теплом. Афет повернулась к нему, пытаясь понять, что произошло со страшным зверем, так странно изменившим свои намерения, и неожиданно узнала в нем своего давнего и самого желанного поклонника, так и не ставшего ей мужем. Она обняла волка изо всех сил и почувствовала, что растворяется в нежности и радости, давно покинувшей ее. Волк пощекотал ей ухо и что-то невнятно шепнул. Афет отрицательно покачала головой. Он шепнул еще и еще раз. «Я знаю, меня хотят убить, знаю», - произнеся эти слова, она открыла глаза и поднялась. После сна она совершенно уверовала в то, что ее жизни грозит смертельная опасность. Услужливая как никогда память предъявляла ей все новые свидетельства. Cсовсем недавно, в декабре, Афет заболела воспалением легких и многие, в том числе любимые родственники и соседи думали, что она не выкарабкается. Афет вспомнила их визиты. Инквизиторский взгляд, отягощенный скрытой надеждой невестки и откровенную, чуть прикрытую лицемерием радость верхней соседки. Как ни странно такое отношение и послужило наилучшим стимулом для выздоровления. Догадавшись, а вернее почувствовав чаяния близких, Афет мобилизовала все скрытые резервы своего испытанного временем организма и к удивлению и огорчению ее доброжелателей, выздоровела и стала еще энергичнее прежнего. Затеяла грандиозное строительство дачи в самом престижном дачном поселке. Откуда ей удавалось добыть средства, она не распространялась, но невестка, обладавшая многими бесспорными качествами, а в их числе безошибочным нюхом, угадала, что в ход пошли старинные дорогостоящие украшения матери Афет. Она долго пытала своего мужа, но не добилась, как и следовало того ожидать никакого вразумительного ответа.

    Наступившая весна принесла Афет не только слабость в ногах, головокружение, но и ласковый ветерок, пришедший на смену холодным собратьям северным ветрам и почки, на посаженных на даче саженцах. В первый раз, увидев, прижившиеся деревца, она долго стояла, гладя шероховатую поверхность ветки, совсем так же, как она гладила бы своего не родившегося ребенка. На даче Афет посвежела, помолодела. Дачные заботы не угнетали ее, как случалось в городе, а наоборот прибавляли сил. От постоянной работы и пребывания на воздухе, разительно отличавшемся от городского, Афет похудела и стала крепче. Родственники и соседи волновали ее намного меньше прежнего. Казалось, что они уменьшились до своего натурального мизерного размера. Проведя все лето на даче, лишь изредка наведываясь в город, Афет почувствовала себя уверенной и спокойной. Прежние страхи остались в прошлом. Иногда она вспоминала свои сомнения без содрогания, с оттенком неверия как если бы она слушала рассказ близкой подруги или смотрела фильм. Все, что приключилось с ней не вызывало прежней паники, а представлялось обычной житейской историей.

    Переехать в городскую квартиру Афет решилась только тогда, когда наступили настоящие холода: старенький электрический обогреватель с чиненной перечиненной спиралью сломался окончательно, и пронизывающий холод стал хозяйничать в маленькой уютной спальне Афет. Сборы были недолгими. С дачи она всегда возвращалась налегке, в багаже у нее значились хорошее настроение и надежда на скорое возвращение. Уже подъезжая к городу, она почему-то забеспокоилась, вновь пережила свое прежнее состояние отчаяния. Глубоко вздохнув, взяла себя в руки и с улыбкой вышла из поезда. В своей городской квартире ее не покидало чувство, что кто-то побывал у нее. Объяснить толком, что смущало ее, Афет не могла. Неуловимые приметы: кастрюля, лежащая не на месте, нож, забытый рядом с диваном, передвинутое кресло. Ряд мелочей, заметных только хозяину. Убедившись в том, что квартиру действительно кто-то навещал, она прошла в кухню и из потайного, скрытого в стене ящика вытащила старинную шкатулку, в которой хранились драгоценности, оставшиеся после покупки и ремонта дачи. Все было на месте. «Не нашли. А искали, наверняка искали. Так им, дуракам. И после моей смерти помучаться придется прежде, чем найдут.» Слово «смерть» заставило ее сесть и задуматься над тем, зачем она пришла в этот мир. Только ли за тем, чтобы быть бельмом на глазу у родственников и соседей? Она представила лживо скорбные мины своих сородичей, с трудом скрывающих злорадство, на ее похоронах. «Не дождутся. Даже если мне придется жить немощной старухой еще сто лет. Не дождутся. Я не доставлю им такой радости.»

    Соседка, при встрече не преминула заметить, что Афет похудела и ей это не идет, старит. Невестка заохала при виде Афет, сокрушаясь по поводу натруженных рук, и с неподдельным интересом спросила, когда Афет собирается снова на дачу. Тут в голове у Афет сработал сигнал «СОС». Ей стало ясно, что визитеры, нарушившие территориальную целостность ее жилища, обязательно появятся, сразу же после ее отъезда на дачу. Цель их очевидна: найти желанные сокровища. Афет решила схитрить и посмотреть, как будут развиваться события дальше. Она пообещала отправиться на дачу, как только выглянет солнышко и чуть прогреет землю. «После дождичка в четверг», ехидно добавила она про себя. Невестку такой ответ не очень обрадовал, хотя в полном согласии со своей змеиной натурой, она прошипела, изображая заботу:

    Ни в коем случае, не вздумай поехать на дачу в этот холод. Ты же простудишься! Не забывай о своем возрасте. В твоем возрасте нужно беречь здоровье!

    - Ты права, всегда заботишься обо мне. Никогда не дашь забыть, что я уже не молода, и нужно быть осторожной. Знаешь, ты ведь тоже не так далеко от меня ушла. Каких-нибудь пятнадцать лет; оглянуться не успеешь, как они пролетят.

    - Спасибо, что напомнила, - невестка поджала губы.

    Афет провела долгие зимние месяцы в городе. Большую часть времени она хворала, не переставая удивляться, почему у нее болит то правый бок, раньше никогда не болевший, то левый, то поясница, то вдруг отнимается рука. Как-то она поделилась своими неприятными наблюдениями над прежде не знавшим сбоев организмом, со своей подругой, ровесницей. Женщина никогда не отличавшаяся особым умом, оказалась на редкость разумной и очень кстати вспомнила Чехова, говорившего что-то вроде «если после сорока лет вы проснулись утром и у вас ничего не болит, значит вы в гробу. А если учесть, что нам уже далеко за сорок, - прибавила подруга, - то ты можешь сделать соответствующие выводы.». Афет от души посмеялась и забыла на время о своих многочисленных немощах.

    Наступила вторая дачная весна, и Афет стала тщательно готовиться к переезду. Купила и упаковала кое-какие строительные материалы, домашнюю утварь. В один прекрасный день, когда птички подняли гвалт, возможный только поздней весной, Афет преодолев свою весеннюю слабость, одевшись потеплее в старенькую шубу, собралась в дальнюю дорогу. Перед выходом из дома, она решила позвонить к брату, чтобы оповестить о своем отъезде невестку. Делала она это не без тайного умысла. Расставив по всей квартире хитрые ловушки, ей хотелось как опытному охотнику, умело заманивавшему дичь, посмотреть, как в них попадутся ее «милые заботливые» родственнички». Невестка по всем правилам хорошего тона поохала и не забыла спросить, когда Афет собирается обратно. «Скоро. Я пробуду на даче недолго, боюсь простудиться».Трубка молчала, а Афет кожей почувствовала напряженную работу мысли. Простившись, она тяжело спустилась по лестнице, неся с собой нелегкий груз. Уже во дворе она остановилась, чтобы поправить неудачно завязанный узел с поклажей, посмотрела на часы и с неудовольствием обнаружила, что опаздывает на электричку. Прибавила шагу. Ей нужно было перейти двухполосную дорогу. Сложность заключалась в том, что несмотря на исправно работавший светофор, невозможно было угадать поведение машин. В любую минуту, независимо от того, какой глаз светофора был зрячим в это мгновение, мог выскочить водитель, у которого по той или иной причине сдали нервы, и снести с пути преграду, не говоря о таком незначительном препятствии, как старая женщина. Еще раз внимательно оглядев дорогу и убедившись, что никакой опасности нет, женщина шагнула на проезжую часть. И тут случилось то, о чем ее предупреждал черный волк. Смирно стоявшая шестерка рванулась с места и на большой скорости стремительно приближалась к Афет. Она, почувствовав опасность, совсем, как ее знакомый волк отсутствующим у нее шестым чувством, подобралась и, выпустив из рук тяжелый груз, ловко отпрыгнула назад. Перед прыжком, она, как в замедленном кадре, увидела лицо цинично ухмылявшегося водителя, и узнала в нем двоюродного брата своей невестки. Машина не тормозя, промчалась дальше. Афет сидела на тротуаре, закрыв руками голову, и тихо про себя молилась, благодаря бога за чудесное спасение, и возможность еще немного насладиться земной жизнью. Кто-то из свидетелей уличного инцидента собрал рассыпанные женщиной доски и заботливо сложил рядом с ней.

    Афет не поехала в тот день на дачу. Она вернулась домой, улеглась в постель, долго размышляла о людской злобе и зависти. Вспомнила книги о мести, начиная с Гамлета, потихоньку дошла до бразильских сериалов, где обязательно главная героиня будет жестоко отмщена в счастливом конце фильма, повздыхала, поохала и решила, что она и в этом случае будет оригинальной. Она не будет мстить. Нет. Афет будет жить также как жила раньше, только без них, без родственников. Она, дача, кошка и подруга. Именно в таком порядке она и выстроила свой мир. Подумала немного, переставила местами подругу и кошку и снова засобиралась на дачу.