Орхан Насибов

Подарок

Данный текст не может быть использован в коммерческих целях, кроме как с согласия автора.

Поселок Мурья один из многочисленных населенных пунктов Якутии, пострадавших от весеннего паводка 2001г. Команда из пяти человек от организации «Врачи без границ» с первых же дней трагедии оказалась в зоне катастрофы с гуманитарной миссией. В наши задачи входило распределение гуманитарной помощи состоящей из предметов первой необходимости, а также создание децентрализованной сети медпунктов с предоставлением необходимых медикаментов для оказания первой медицинской помощи пострадавшему населению.

Сам поселок находится на берегу Лены, в 25 километрах ниже города Ленска. В поселке всего три улицы: Молодежная, Набережная и Ленская. Последнюю, сельчане никак не могли вспомнить. В Мурье проживает 71 семья, всего 246 человек. Ведущие отрасли – овощеводство и животноводство. Для этого здесь имелись парники и ферма. Местные жители являются основными поставщиками мяса и овощей г. Ленска. До наводнения в поселке имелась своя инфраструктура. Функционировала котельная с централизованным отоплением. Была ранее и скважина, которую размыло водой. Воду стали брать из Лены, а еще растапливать куски льда, сколотые с огромных разбросанных по берегу глыб. Рядом с поселком расположена трансформаторная будка и проходит линия электропередач на Беченчу - поселок коренных жителей. На улице Ленская расположено здание сельсовета, оно же местный клуб. Раньше приезжали передвижки и крутили в клубе индийские фильмы. Собиралось очень много людей. На этой же улице располагается библиотека. Правда, все книги промокли, и часть их пришлось выбросить. Далее, по улице, находилось здание больницы, но после того, как пару лет назад из поселка уехала медсестра, она перестала функционировать, здание превратили в магазин. Спустя несколько дней после катастрофы в магазин стали вновь завозить из города продукты, причем, продажа была лимитирована - 1 банка тушенки и 350грамм крупы на человека. Но тут следует отметить, что продавщица местная и замерять по граммам крупы не собиралась. Все друг друга знают и знают, кто больше пострадал, а кто меньше. До наводнения жители в поселке были зажиточными крестьянами. У каждого был парник, который давал не менее ста тысяч рублей прибыли. Кроме того, в каждом дворе держали кур, кроликов, свиней, коров. Когда Лена стала затапливать дома, жители согнали крупный скот на незатапливаемый «пятачок» и оставили несколько лодок. На «пятачке» остались 23 мужчины и 2 женщины. В случае опасности они должны были бы покинуть это место на моторках. Остальные жители смогли эвакуироваться на лодках ранее, сквозь чистую воду. Сразу после эвакуации пошел лед, и на лодках проплыть уже было невозможно. В суматохе, а может умышленно, в здании школы осталась запертой пожилая женщина – инвалид. Она утонула, а после обнаружения, тело еще три дня оставалось в воде по вине нерадивых родственников. По реке во время наводнения плыло очень много домов, дач и даже два больших нефтяных бака. Среди прочего хлама лед уносил с собой маленький пароходик с пассажиром на борту. Маленький человечек носился по палубе и отчаянно махал кружившему над ним вертолету, однако спасти его так и не удалось. Говорят, пароходик перевернуло где-то ниже, около Батамая.

Решение остаться назрело само собой. Как уже было сказано выше, в деревне не было штатного медработника. По всем медицинским вопросам сельчане обращались к сердобольной Евдокии Оцимик – медсестре по образованию. По - хорошему надо было бы посмотреть людей врачебным глазом. Привезти лекарства и просто уъехать, сделав «адью» никак вот не получалось. Молодая симпатичная учительница, наша новая знакомая, приехавшая на день в село проведать своих родителей решила этот вопрос довольно просто – одной своей очаровательной улыбкой. Команда посовещалась и я уже смотрел вслед, растворяющемуся в дорожной пыли, родному минивэну, но, правда, совсем недолго. Рената пробежала по поселку и сообщила, что приехал врач, и будет вести прием. Тут же выстроилась очередь. Тяжелых больных как таковых не было. Ходили, кажется, больше посмотреть на «врача без границ из Бельгии». Прием закончился на 22х больных – десятая часть всего населения. После приема пошли по дворам, знакомиться с местной жизнью. По дворам бегают собаки, все почему-то одной масти, серо-белые, прямо питомник какой-то. Сельчане шутят – «это у них, однако, один отец был». В одном из сохранившихся домов женщины собравшись, коротали вечер. Пригласили. Угостили серой. Это застывшая смола лиственницы. Ее здесь жуют заместо жвачки. Она поначалу разгрызается как канфоль, долго прячется осколками в уголках рта и между зубами, потом размягчается и вот эту коричневую со специфическим привкусом массу очень приятно жевать. Народ простой передают жвачку друг другу прямо изо рта. Моя спутница в один миг ошарашила меня: «Дай половинку пожевать». Я, конечно, не подал виду, что смутился и отодрал от своего куска добрую половину. Потом, кстати, ту самую половинку дожевывала Ренатина мать. Видимо, просто народ не хочет утруждать себя первичным этапом разгрызания смолы. Променад закончился очень скоро, три улицы, это ведь не так много. А дома нас уже поджидал сам Анатолий Новарито. Белорус, Ренатин отец. Коренастый живенький, еще достаточно молодой мужчина, приехал на Север, в Якутск. Затянуло. Женился на якутке, парикмахерше из гостиницы «Лена». Все кого я ни спрашивал, люди пришлые. Кто 25 лет назад, кто поболее, приехал и понял, что обратно никогда не вернется. Народ на Севере добрый, наивный, но со своей своеобразной хитрецой, никому не понятной. Говорят все прямо в лицо без обиняков. Если пожмут руку, то крепко и в тоже время очень осторожно, с уважением. Никак не мог понять, что же людей тут держит и, кажется, никогда не узнаю, но уже готов сам остаться. Да, о белорусе, фамилия какая-то странная – Новарито. Дед у него австриец, Вальдемар Фалич в первую мировую, в 1914г. попал в плен и был определен в качестве прислуги в семью поляков. Когда хозяин погиб, то он занял его место. Жили они в Могилеве, где находилась ставка Николая II. Дед знал немецкий, польский, еврейский и австрийский и пошел служит переводчиком при штабе. Когда проводилось оформление на работу, то солдат – писарь неправильно записал его фамилию. Так и пошло Новарито.

Супруга Анатолия, Альбина Федоровна, несмотря на свой возраст может с легкостью преодолеть метровую изгородь. Не зря она депутат сельсовета. Построили они свой мурьинский брусовой дом по всем правилам лет 19 назад. Брус тут идет пятнашка. А теперь вот его просто водой приподняло как спичечный коробок и перенесло метра на два, к соседу в огород. Перекосило всего конечно, но дом чудом устоял. Сидим мы так вот вечером в покосившейся ромбической кухне с нагло выпирающими горбом половыми досками и пьем чай. Спиртное хозяину не позволяют и гостям не особо наливают, дабы не провоцировать. Женщины на Севере намного энергичнее и выносливей мужчин. Последние, чаще ведомые и отыгрываются либо на охоте, либо на рыбалке. После того как Рената с матерью ушли спать в школу, Анатолий хитро так подмигнул, скоренько собрался и со словами : «Никакой личной жизни не дают!» выскочил за дверь. «Неужели к любовнице пошел? Люди на ушах стоят, а этот по бабам. Ну и попал я в семейку…» - подумал я машинально – «…надо ждать сюрпризов». Но мои опасения не оправдались. Толик, а мы уже успели стать толиком и аршаном, вернулся достаточно скоро, неся за оттопыренной пазухой пиджака добытый трофей, что после долгого рабочего дня оказалось как нельзя кстати. Тут же нашлась нехитрая закуска. Свечей мы не зажигали. Белые ночи в это время года добавляли экзотики в развитие событий. Однако странности на этом закончились. Первую стопку, за которой я, было, потянулся, хозяин стремглав вылил в створку раздолбанной печки. Увидев мое недоумение объяснил : «Это Баянаю! Богу удачи, ты тоже первую стопку старайся всегда ему отдать, тогда будет тебе большая удача». Возражать я не стал. Толик оказался на редкость разговорчивым малым. Следя за искорками, играющими в глубине его глаз, было ясно, что несмотря на трагичность положения просто так он не сдастся. Веками кормившая людей река в качестве компенсации унесла все Толика хозяйство. Смыло кур, свинок, коровок, унесло даже плодородный слой с сельхозяйственных угодий. Недавно отстроенный теплый сарай или как его здесь называют хатон, тоже отважился пуститься в плавание, оставив в душе Толика лишь горькое сожаление. По поводу хатона - путешественника Толик горевал, конечно, очень сильно. Оно и понятно, сколько в него было вложено труда, и сколько с ним связывалось планов и надежд.

Ближе к утру, вконец уболтавшись и потеряв отсчет времени, мы разбрелись по койкам. Сказать что светало, было бы неверно, просто не темнело. Уснуть при дневном свете, проникающем не только сквозь окна, но и сквозь образовавшиеся в стенах и потолке трещины, после столь эмоционального общения было непросто. Сон не шел. Я лежал у окна, смотрел на занимающийся рассвет, и думал о чем-то вечном. Старался не ерзать и не тревожить Толика так как спали мы в одной комнате. Вдруг с другого угла комнаты послышался шорох. От хозяйской кровати отделилась фигура в трусах и молча пошла на меня, натянув перед собой железную цепь. «Толик! Ты чего!!» – я аж подскочил с кровати. «Это подарок» - продолжая медленно надвигаться, глухо отозвался Толик. «Зачем мне цепь от бачка?». «Да, ты приглядись» – не унимался он. Цепь в действительности оказалась семейной реликвией доставшейся от деда, гибким шомполом, какой применялся ранее в войсках для чистки ружей. «Держи, это тебе на память, и не думай, я от чистого сердца». Я смотрел на человека в трусах с застывшей радостно-детской улыбкой на лице и боялся обидеть его отказом. «Спасибо тебе Толик, за подарок. Можно он останется у тебя дома, и будет напоминать обо мне и моем визите?». «А у меня, у меня теперь и дома то нет» – неожиданно дрогнул у него голос. Я обнял его за плечи «Будет Толик, обязательно будет».