Анар

УЛЫБКА АЛИ КЕРИМА

Copyright – Издательство «Известия», Москва 1989 г.

Данный текст не может быть использован в коммерческих целях, кроме как с согласия владельца авторских прав.

Али Керим был одним из самых талантливых молодых поэтов Азербайджана. Был... молодым. Эти слова трудно сочетаются. Разве молодым он был давно, разве сейчас он постарел? Нет, все гораздо печальнее. Еще полтора года тому назад Али был молодым. В прошлом году его не стало. В нашей литературе он навсегда останется молодым поэтом, который очень многое дал поэзии, людям, но унес еще больше.

В одном из стихотворений, навеянном какими-то грустными обстоятельствами, Али писал, что если ему предстоит разлука со своими сыновьями, то однажды, много лет спустя, на свадьбе одного из них появится глубокий старик - никем не узнанный: он имел в виду себя. Теперь мы знаем горькую истину; не придет на свадьбу старый отец. Поэт по имени Али Керим никогда не постареет. Осенний дождь капает на его одинокую могилу на окраине Геокчая - небольшого азербайджанского городка - родины Али Керима. Он покоится на той земле, на которой впервые вступил в мир. Недалеко горы - первые горы, которые он увидел в жизни. И слышен шум реки Геокчай - Голубой реки, - этот шум казался ему голубой песней. Али похоронен на берегах Голубой песни.

В июле 69-го года я был в Польше в связи с Днями азербайджанской культуры в этой стране. Мы ездили по разным городам, видели страну, вставшую из пепла, видели сегодняшние дома, проспекты, видели также руины и раны. В разных городах мы возлагали венки на могилы польских и советских солдат, погибших в боях второй мировой войны. На польской земле могила Джамиля Ахмедова, Героя Советского Союза, погибшего за освобождение Польши. Али Керим посвятил ему поэму - она называется «Брат статуи». В азербайджанском районном центре Джебраиле - на родине Джамиля Ахмедова - воздвигнута статуя героя. Брат статуи - это брат Джамиля, секретарь райкома, который всю свою жизнь, всю свою работу, все свои отношения с людьми мерит по строгим и бескомпромиссным меркам - нравственному соответствию подвигу героя. Али Керим написал поэму именно об этом, но в поэме не мертвый судит живых, а живые хотят быть достойными той моральной вершины, на которой стоит статуя. Статуя - не определенное количество бронзы: это живой человек, которого в этом районе помнят все, кроме самых маленьких детей, помнят его улыбку, бесстрашие, задор.

Али Керим написал поэму об этом, но не только об этом. Это еще и рассказ о печали статуи: ведь Джамиль находится в «трех шагах от своего отчего дома, но не может сойти со своего вечного пьедестала и пойти домой». А дома старая мать, она каждое утро и каждый вечер приходит к бронзовому сыну, знает о его могиле, о подробностях его гибели, и все же, все же не верит в его смерть.

5 июля мы прибыли во Вроцлав. Через несколько дней мы должны были быть в Баку. Во Вроцлаве на братском кладбище я видел могилы своих земляков Демирзаде Ширали Шихали оглы и Намазова Амира Ахлиман оглы. Они погибли в апреле 45-го года, в самом конце апреля. До окончания войны оставалось меньше дней, чем до нашего отъезда в Баку. Они никогда не вернутся на родину. Часть нашего народа стала частью польской земли. Польский ветер шумит над польскими деревьями у могил парней из далекого Азербайджана - старшему из них было 23 года.

В те дни, когда мы были во Вроцлаве, в Баку умирал Али Керим. Ему было 38 лет. Молодыми умирают не только на войне.

Мы с Али жили в одном доме, были очень близкими соседями, я встречал его почти каждый день. Когда в Баку мне сообщили о его смерти, я не поверил. Мне трудно поверить в это и теперь - спустя год. Может быть, потому, что я не видел Али в гробу, не верю я и его могиле, в Геокчае. Я помню его улыбку. Она была застенчивой, какой-то скромной, и в то же время гордой. Весь облик Али, его характер, его «я» можно выразить в этих двух, казалось бы, не очень сочетающихся словах - «гордость и скромность». Он был гордым, потому что знал себе цену, знал про свой большой талант, хотя, как истинно талантливый художник, постоянно и мучительно сомневался в нем. Он был чужд суетной жажде славы, ему не нужны были окольные подтверждения собственной необходимости в литературе, любые формы «поощрения», как любят порой выражаться. Он был горд, что получил самую большую награду, которой может быть удостоен художник в этой жизни, - он был награжден талантом. В этом была причина его гордости. И причина его скромности тоже была в этом.

Как многие поэты, Али Керим в своих стихах рассказал всю свою биографию. Он рассказал о своей матери и о своем отце, о его суровой любви, которая была как лед. Но тот «лед, который оберегает озимые от морозов».

Он рассказал о годах учебы в Москве, и о своей службе в Баку, и о том, как он ушел с этой службы и некоторые из мнимых «друзей» забыли его адрес. Он рассказал о своей глубокой, но тихой любви, о своей семье, о своих сыновьях и, конечно, о своей работе, о мучительных поисках единственно нужного слова. Еще он рассказал о своей смерти, о своих похоронах, и о том, что скажут о нем после смерти.

Но больше всего он все же рассказал не о себе, а о других людях, их радостях и горестях, о мире. Вернее, собственная биография, собственный душевный опыт и жизнь других людей, мир в целом в поэзии Али Керима неотделимы. Его лирическое «я» настолько богато и многосложно, что самые интимные чувства автора связаны с широкой картиной мира и в то же время, какой бы далекой, отвлеченной темы ни касался поэт, он рассказывает о себе. Когда читаешь такие стихи Али Керима, как «Вышка-труженик» или «Родник», воспринимаешь их как штрихи его внутренней биографии. И в то же время многие очень личные стихи его обладают ценнейшим качеством всеобщности, универсальности. Вот стихи об учителе математики, навеянные воспоминаниями детских лет. Учитель математики был узником фашистского концлагеря, и когда он проводит урок, то цифры, выводимые на доске учениками, напоминают ему погибших друзей: ведь в концлагере у людей были отняты их имена. За каждой цифрой математических исчислений перед глазами учителя встают лица замученных людей, их трагические судьбы. Сделав какое-то исчисление, ученик вывел сумму; 3702. Учитель вздрогнул - это был его собственный лагерный номер. Али Кериму удалось наполнить эту ситуацию таким большим эмоциональным накалом, что стихи невозможно читать без волнения. Философские обобщения и осмысления в его стихах нигде не существуют назидательно, отвлеченно, они всегда связаны с конкретной деталью, со строго реалистическим и наглядным штрихом. В стихотворении «Камень» Али Керим пишет о первом камне, который бросил полудикий пращур наш в своего соседа еще в доисторическое время. И этот камень не упал, он превратился в стрелу, в пулю, в снаряд, в ракету с атомной боеголовкой. «Нельзя ли приостановить полет камня, брошенного полудиким, полуголым человеком доисторических времен?!» - спрашивает поэт, обращаясь к своим современникам.

Большая гуманистическая тема, острая и активная озабоченность судьбами всей планеты были органически присущи поэзии Али Керима. Его раздумья об угрозе войны, о призраках атомных катастроф не были данью «модным» мотивам, не были навеяны проходящими газетными настроениями, хотя порой стимулом для написания того или иного стихотворения служила какая-нибудь заметка в газетах. Эпиграфом к своим стихам «Дом на бомбе» Али Керим поставил сообщение из ставропольской газеты о том, что под жилым домом обнаружена неразорвавшаяся бомба военных лет. Люди, не зная об этом, построили дом, в фундаменте которого на года затаилась смерть:

Дом построили на бомбе.

Переселилась семья - веселая и счастливая

в этот дом.

И свадьбу сыграли

в доме над бомбой,

и ребенок родился там.

Бомба-смерть не примирилась со своей участью бездействия, своим пассивным состоянием. Она ждала своего часа, чтобы взорваться и взорвать счастье, спокойствие людей, разрушить их дом, превратить его в развалины, ждала часа торжества смерти. Но люди ее обнаружили и обезвредили.

Вся планета представляется поэту домом над бомбой. Домом людей, народов, предназначенным для жизни, счастья, мира, но живущим под постоянной угрозой взрыва, разрушения, смерти. Поэт верит в способность людей победить смерть, обезвредить бомбу, ибо он слишком доверяет ценностям жизни.

Улыбка детей, услышанные в случайном сцеплении телефонных проводов слова любви, доверчивые чайки, обжившие стальной город нефтяников в море, - вот образы поэзии Али Керима, вот простые и вечные приметы жизни, которые нужно сохранить и уберечь от хаоса, насилия, разрушения.

Али Керим был мастером точной детали. «Памир», пахнущий нефтью, который курят рабочие, почтальон, «который открывал двери адресатов, как пуговицы своего суконного кителя» - все это замечено глазами не только поэта, но и наблюдательного прозаика. Ведь он писал и прозу. Писал также сценарии, пьесы. После смерти в архиве писателя оказалось едва ли не столько же законченных и интересных произведений, сколько он опубликовал за свою жизнь. И в этом сказались два основных качества его натуры: скромность и гордость. Он хотел выносить на суд читателя только лучшее из лучшего.

В своих стихах Али Керим рассказал свою жизнь и свою смерть. Одно из лучших его стихотворений - «Завещание», написанное за несколько дней до смерти.

Последние мысли поэта были обращены к своим детям - трем своим сыновьям. Он просил не подпускать их к гробу отца: они могут положить туда свои игрушки и свои улыбки. Он просил положить в гроб лишь бумагу и перо. Он остался верен поэзии до конца. До последнего вздоха он верил в ее чудо.

Пусть над гробом

друзья почитают стихи.

Если это окажется возможным,

пусть споют какую-нибудь песню.

У меня безумная надежда –

проснуться от чуда стихов и песни.

(Подстрочный перевод)

Его завещание исполнили. Читали стихи, пели песни. Но чуда не произошло. В чудеса мы не верим. Но я не верю и в его смерть.

В последнем стихотворении Али написал еще об одной своей просьбе: когда его сыновьям захочется читать и писать до поздней ночи, пусть они повесят над головой улыбку отца, как светильник.

Улыбка Али Керима, его прекрасная, добрая, скромная и гордая поэзия всегда будет светить нам, будет помогать верить в чудо поэзии... Вот почему я не верю его могиле... Я верю его улыбке.

1969 г.