Анар

ВСПОМИНАЯ СИМОНОВА

Copyright – Издательство «Известия», Москва 1989 г.

Данный текст не может быть использован в коммерческих целях, кроме как с согласия владельца авторских прав.

Поэт и прозаик, драматург и публицист, боевой корреспондент, прошагавший дорогами войны с ее первого и до последнего дня, - Константин Симонов оставил яркий след и в истории нашей многонациональной литературы, и в душе каждого, кто был с ним лично знаком.

Симонов давно и близко дружил с Азербайджаном, со многими деятелями нашей литературы. Еще очень молодым человеком приехал он в Баку в составе бригады поэтов под руководством В. Луговского для работы над переводами первой антологии азербайджанской поэзии на русском языке. К. Симонов блестяще перевел вершинные образцы азербайджанской лирики - стихи Насими, Вагифа, Видади и неизменно включал эти переводы в свои книги избранных стихов.

В меня вместятся оба мира, но в этот мир я не вмещусь.

Я суть, я не имею места, и в бытие я не вмещусь.

Перевод этого бессмертного стихотворения Насими можно считать конгениальным тексту оригинала.

Помнится, во время одного из своих последних выступлений по телевидению Симонов наряду с собственными стихами вдохновенно прочел и перевод из Видади:

Не думай о нашем страданье, всему наступит конец,

В груди удержи рыданья, слезам наступит конец.

Придет пора увяданья, цветам наступит конец.

В душе не храни ожиданья - душе наступит конец.

Мне чашу подай, виночерпий, всему наступит конец.

Нас сгложут могильные черви - всему наступит конец.

Сам Константин Михайлович, вспоминая свою переводческую деятельность в молодые годы, объяснял успех этой работы так: «Наверное, большую роль в этом сыграло и наше знакомство, перешедшее потом в дружбу, с нашими замечательными современниками, такими, как Самед Вургун, как Расул Рза, то ощущение дыхания современной азербайджанской поэзии, которое нам помогло переводить и азербайджанскую классику (К. Симонов. «В памяти нашей, тогда еще молодой...» «Литературный Азербайджан», 1975, № 8).

Узы крепкой мужской дружбы связывали Константина Симонова с Самедом Вургуном. Одно из лучших стихотворений Симонова «Речь моего друга Самеда Вургуна на обеде в Лондоне» навеяно совместной поездкой поэтов в Англию. А дружеское общение с Симоновым, эпизод, связанный с пребыванием у него в гостях на подмосковной даче, вдохновил Самеда Вургуна на создание проникновенных стихов «Телогрейка», которая, кстати, как и два других замечательных образца поздней лирики Вургуна «Поэт, как рано постарел ты» и «Я не спешу», блистательно переведена Константином Михайловичем.

Симонов участвовал на юбилейных торжествах, посвященных 50-летию С. Вургуна, трагически совпавших с последними днями азербайджанского поэта. После смерти С. Вургуна К. Симонов свято хранил память о нем, не раз выступал в телевизионных передачах, посвященных другу, делился с киноэкрана своими воспоминаниями.

Симонов умел дружить прочно и навсегда. Такой же верной была и его дружба с Назымом Хикметом.

Вспоминая о встречах с Симоновым, уже после его кончины Расул Рза писал:

«Я познакомился с Константином Симоновым более чем сорок лет тому назад... Его и моя дружба с Назымом Хикметом еще более укрепила наши взаимосвязи. Я никогда не забуду, как истинно по-братски горевал Симонов в дни похорон Назыма. Потом мы неоднократно встречались, вместе работали в комиссии по литературному наследию Назыма».

В архиве Расула Рза сохранилось несколько писем К. Симонова.

«Дорогой Расул! Очень жалко, что Вы не были на открытии доски Назыма. Ведь Вы один из тех, кому не на словах, а на самом деле близка его поэзия, - писал К. Симонов Р. Рза 29 июля 1976 года. - Над переводом буду думать - как, получится ли у меня. «Путь жизни» - по первому впечатлению - получится».

Перевод стихотворения Расула Рза «Путь жизни» действительно получился отлично и был опубликован в «Правде» в декабре 1976 года.

Теплые дружеские отношения связывали К. Симонова с Сулейманом Рустамом, Мирзой Ибрагимовым и другими азербайджанскими литераторами старшего поколения. К. Симонов внимательно следил и за творчеством наших композиторов, художников. Посвятил специальную статью работам «монгольского» цикла азербайджанского живописца Джаида Джамаля.

Судьба одарила и меня личным знакомством с Константином Михайловичем. В мае 1975 года наша небольшая группа в составе четырех человек - К. М. Симонова, его супруги Л. А. Жадовой, тюрколога В. Б. Феоновой и меня - была в творческой командировке в Турции. В течение двух недель мы побывали в Стамбуле и Анкаре, в Измире, Бурсе, Трое, Конье, ездили в край причудливых песчаных холмов - в Каппидокию, встречались с самыми разными людьми, и мне доставляло истинную радость тесное общение с Константином Михайловичем, человеком редкостного душевного обаяния, простым и мудрым, доброжелательным и контактным. В Турции, как, собственно говоря, и во множестве других стран, имя Симонова пользуется огромной популярностью. Переведены и неоднократно изданы почти все его основные книги. С особым интересом читается его военная проза. Ко времени нашего приезда издательством «Джем» была опубликована его последняя книга на турецком языке «Двадцать дней без войны», и во всех встречах с турецкой интеллигенцией возникал разговор об этом произведении писателя.

Представители прогрессивной интеллигенции с живым интересом расспрашивали Константина Михайловича о принципах и методах его творческой работы, о фактах его писательской и человеческой биографии. Симонов отвечал с присущей ему основательностью, не уходя и от острых вопросов. Как-то в гостях у одного из турецких литераторов, где, кроме нашей небольшой группы, присутствовали и несколько турецких писателей, журналистов, речь зашла о знаменитом стихотворении «Жди меня», давно переведенном на турецкий язык. Лариса Алексеевна, жена Симонова, вспомнила, что это стихотворение так же популярно во Вьетнаме, как в нашей стране в годы Великой Отечественной войны. И это понятно: ведь в то время во Вьетнаме шла война, и чувства, которые с такой подкупающей искренностью выразил Симонов в своем стихотворении, находили живой отклик в сердцах вьетнамских солдат, оставивших дома своих любимых.

- Но это стихотворение близко и нам, - вставил известный турецкий публицист. - Мы тоже ждем, ждем Свободу, и это сама Свобода как бы говорит каждому из нас: жди меня, и я вернусь, только очень жди.

Симонова засыпали вопросами и на пресс-конференции. Отвечая на эти вопросы, он говорил о многонациональной советской литературе, в частности вспоминал и своих друзей, азербайджанских поэтов. На пресс-конференции присутствовали и журналисты, норовившие задать вопросы позаковыристей. Помню такой вопрос: «Как вы думаете, могла бы быть написана, скажем, «Анна Каренина» методом социалистического реализма?»

Симонов отвечал спокойно и вдумчиво: «Нет, конечно, так же, как она не могла бы быть написана методом сюрреализма, неореализма, символизма и т.д. Ну и что из этого? Это не умаляет ни достоинства метода социалистического реализма, ни достоинств гениального толстовского романа».

Свои впечатления от встречи с людьми, от поездок по стране он диктовал сразу же, так сказать по свежим следам событий, в небольшой карманный диктофон.

- Каким способом вы пишете? - спрашивал он меня, и когда я ответил, что сперва от руки, затем на машинке, Константин Михайлович посоветовал:

- Научитесь пользоваться диктофоном, очень удобная вещь.

- Хорошо тебе советовать, - шумливо вмешалась Лариса Алексеевна, - имея личного секретаря, стенографистку и машинистку, которые расшифровывают твои кассеты! У Анара их нет. (Не кассет, разумеется, а секретаря, стенографистки и машинистки.)

Турецкие литераторы всячески старались выразить Симонову свои искренние симпатии, дарили ему книги, альбомы, а один - не самый привлекательный - приволок в гостиничный номер целый тюк; это был ковер. Симонов поморщился, а после ухода дарителя сказал нам: - Каким же чутьем надо обладать, чтобы дарить мне то, что я ненавижу. - И добавил: - Терпеть не могу ковры.

При всей насыщенности программы пребывания Симонов успевал и читать, и писать во время поездки. Я подарил ему свою книгу и поразился, когда буквально через день он высказал мне свои впечатления и даже цитировал какие-то показавшиеся ему любопытными мысли. Даже когда он не писал, не читал и не диктовал, его мысль постоянно работала. Помню, однажды, когда ему сказали, что он один из самых талантливых современных писателей, Константин Михайлович в характерной полушутливой манере ответил: «Не знаю, насколько я талантлив, но то, что я самый трудолюбивый писатель, - это на самом деле так».

Завтракая, обедая, ужиная в ресторане, переезжая куда-либо в автомобиле, прогуливаясь по улице, Симонов постоянно сочинял стихотворные экспромты и тут же читал нам. Вот один из этих экспромтов:

Был здоровый, стал недужный,

Из тележки табельной

Выпал никому не нужный,

Никому-ни-кабельный.

Или вот еще такой экспромт:

Выпьем, выпьем, выпьем тут.

Там нам выпить не дадут.

Ну, а если там дадут.

Выпьем там и выпьем тут.

При слове «там» он поднимал палец к небесам.

Он вводил в свои экспромты и только что услышанные турецкие слова. «Кадын» - по-турецки женщина, и вот Симонов рифмует это слово в еще одном шутливом экспромте:

Скажи, Адам,

За что страдам?

Зачем кадын

Прошли, как дым?

Кадын, кадын.

Прошли, как дым...

По моей просьбе Константин Михайлович записывает эти экспромты в мою записную книжку и приписывает: «К сему руку приложил К. Симонов»,

Этот автограф Симонова, как и две его книги с дарственными надписями, я бережно храню в память о дорогом Константине Михайловиче.

После поездки в Турцию мы несколько раз встретились в Москве. В его московской студии писали совместный отчет о нашей командировке, в котором было несколько пунктов предложений, в том числе и предложение о том, чтобы назвать именем Назыма Хикмета одну из улиц в Баку. Было и несколько случайных встреч в Союзе писателей, в Доме литераторов. Неизменно приветливый и доброжелательный, Симонов приглашал в гости, на дачу и повторял это приглашение через нашего тогдашнего литконсультанта Азера Мустафа-заде. Но зная его большую занятость, мне не хотелось пользоваться его любезностью, отнимать его время. Сейчас я все же сожалею об этом. Так же как и о том, что ему не довелось исполнить свое обещание - приехать к нам в Баку, в город, который он любил, город, с которым у него было связано много прекрасных воспоминаний молодости и где у него были искренние друзья и несметное число почитателей.

Горькой болью отозвалась в моей душе весть о безвременной кончине К.Симонова.

В последний раз я видел его в Москве на съезде кинематографистов. Симонов одобрительно отозвался о моей рецензии на повесть Ю. Трифонова «Другая жизнь», опубликованной в «Дружбе народов».

Другая жизнь... Прошло всего десять лет со времени нашей поездки в Турцию, а кажется, что все это было в какой-то другой жизни, будто прошла целая эпоха. Сколько потерь за эти годы! Нет Константина Михайловича, нет Ларисы Алексеевны. Умер издатель книг Симонова в Турции Огуз Аккан - глубоко симпатичный человек, бескорыстный друг советской литературы. Сегодня, спустя десять лет после нашей поездки, я вспоминаю далекий день на Принцевых островах, неописуемую красоту Мраморного моря, залитого майским солнцем. Справа - берег, где кончается или начинается - в зависимости от точки отсчета - Европа, слева - начинается или кончается Азия. Мы все - Константин Михайлович, Лариса Алексеевна, Вера Феонова, Огуз Аккан и я - сидим в живописном ресторане в районе порта, обедаем, затем нам подают кофе средней крепости - по-турецки «орта». Константин Михайлович с неизменной трубкой во рту, с чуть усталой и грустной улыбкой читает только что сочиненный экспромт;

На отдыхе, не на трибуне я,

На Принцевых, в районе порта.

Я пью вино, я ем барбунию

И запиваю кофе орта...

Таким - живым, улыбающимся, простым - запомнился мне Константин Михайлович Симонов, прекрасный писатель, мудрый, добрый, чуткий человек.

1985 г.