Магсуд Ибрагимбеков
НАША С ТИМКОЙ НЕФТЬ
Copyright -
Язычы, 1983
Данный текст не может быть использован в коммерческих
целях, кроме как без согласия владельца авторских прав.
Я как-то обещал рассказать о
Тимкином старшем брате. Мне хотелось это сделать раньше — когда мы с ним
враждовали! Мы — это я и Тимка.
Но прошло время, и Тимкин брат изменился, а один раз
мы даже пошли все вместе к маяку — это почти за пятнадцать километров — и по
дороге ни разу не поругались.
Теперь нам бывает скучно, когда он уезжает в город.
Вот сегодня, например, он должен приехать, и мы с Тимкой не пошли на море,
потому что в два часа будем встречать электричку, на ней приедет Тимкин брат. А
пока мы слонялись по даче и осматривали виноградные лозы, скоро ли поспеет
виноград.
Дача у нас хорошая. По-моему, она даже самая лучшая,
по тому, что она ближе к морю, чем все другие дачи.
Нам днем и ночью слышно, как бьётся о берег прибой, когда
ветер с моря, слышно, как кричат чайки.
Если утром рано влезть на крышу дома, можно увидеть,
как уходят в море белые паруса рыбачьих лодок.
Перед домом у нас растут три тутовых дерева со сладким
тутом, и если встать в лунную ночь под этими деревьями, можно поймать ежей —
она приходят под эти деревья есть опавшие ягоды. Мы все собирались с Тимкой
ночью встать и поймать их, но потом решили, что раз ежи живут у нас на даче, то
он и так наши и ловить их, поэтому незачем.
Еще у нас на даче растут два гранатовых дерева и
четыре инжирных. Но самое главное — это- виноград. Виноградных кустов на даче
много, и нам хватает винограда на всю осень, мы даже сушим немного изюма на
зиму. Словом, дача у нас что надо.
Дачу дали папе. Вернее, дали одну большую дачу моему
папе и Тимкиному напополам. И поэтому между нашими дачами нет забора, а между
другими дачами есть.
Тимкины родители на лето уехали куда-то за горы в
степь искать нефть — они геологи, а Тимка живет у нас все лето, а к концу лета
мы так оба загораем, что бабушка начинает нас путать.
Большую часть лета мы живем втроем: бабушка, Тимка и я
потому что и мама и папа работают, а отпуск им летом не всегда дают, но все
равно каждое воскресенье они к нам приезжают.
Чаще приезжает Тимкин старший брат, поживет на даче
два-три дня, а потом уезжает — у него в городе какие-то дела.
Вот и сегодня мы его ждем, а время идет медленно, и до
приезда поезда остается еще часа два.
В прошлый свой приезд он починил в доме счетчик, когда
перегорели пробки. Правда, мы с Тимкой тоже могли бы это сделать, но бабушка
нас к счетчику не пустила.
А вообще Тимкин старший брат очень хозяйственный человек.
Он в каждый свой приезд окапывает по одному виноградному кусту и всегда
придумывает на даче что-нибудь новое. Например, в прошлый раз он прибил к
столбику на углу дома флюгер, и теперь видно, откуда дует ветер. Правда, мы и
раньше знали, откуда он дует — с моря или с суши, но с флюгером как-то
надежнее.
Кроме того, Тимкин старший брат хочет прорыть от нашей
дачи к морю канал, чтобы можно было ездить на море прямо от дома на лодке. Он
говорит, что это здорово будет выглядеть — распахиваются ворота, и мы всей
семьей едем на море довить рыбу. Парус среди песков! И не устанешь, и
прохладно.
Папа, когда мы ему рассказали об этом, засмеялся м
сказал, что такой канал нам обойдется миллиона в полтора. Мы удивились, что
так дорого, — море-то совсем недалеко, а Тимкин старший брат спросил — полтора
миллиона это старыми или новыми деньгами, как будто это имело какое-то
значение.
Мы решили, что будем рыть канал сами. Но папа сказал,
что нам понадобится на это лет десять и что лучше потратить эти десять лет на
какое-нибудь более полезное дело.
Тимкин старший брат сказал, что тогда мы за лето
достроим вокруг дачи хороший забор и посадим огород, где будем выращивать
разные овощи, а на крыше дома установим прожектор, чтобы никто не воровал ночью
виноград и овощи с этого будущего огорода.
По-моему, папе все это очень не
понравилось, потому что он ничего не сказал Тимкиному брату, а ушел в дом, и я
услышал, как папа говорил маме, что у детей развиваются из-за дачи
частнособственнические настроения и что это ему, папе, не нравится. Что
ответила ему мама, я не услышал и стал думать, что такое частнособственническое
настроение. Я хотел это потом узнать у папы, но все как-то забывал.
В тот вечер они все трое уехали: папа, мама и Тимкин
брат.
А сегодня приезжает только Тимкин брат. И уже пора идти его
встречать — до прихода поезда осталось полчаса.
Мы пошли к станции — это не очень далеко от нашего
дома, и бабушка кричала нам вслед, чтобы мы шли в тени, а то ей некогда будет
возиться с нами, когда нас хватит солнечный удар.
На площади перед зданием станции сидел Давуд и
продавал помидоры. Они были разложены на земле по кучкам. Большие кучки по
килограмму, маленькие — по полкило.
Мы хотели сделать вид, что его не видим, и пройти
мимо, но он нас окликнул, и пришлось остановиться.
Давуд подробно расспросил нас о здоровье наших
родителей, бабушки и даже Тимкиного брата. Кроме того, он спросил, не послала
ли нас бабушка за помидорами, а когда мы отошли, крикнул нам вслед, что зайдет
утром на дачу — занесет рыбу.
У Давуда можно купить все, что хочешь.
Непонятно только, откуда это у него. Ну с рыбой,
положим, всем понятно. Он рано утром отправляется на промысел к рыбакам, кое в
чем помогает им, а когда он уходит, они дают ему и рыбы и раков.
Рыбу он продает дачникам. Приходит на дачу и начинает
кричать: «Посмотрите, какого лосося я вам принес!» А в руках держит какого-то
замухрышку сазана.
Вот сегодня он продает помидоры, а никакого огорода у
него нет.
А через месяц он начнет продавать виноград. Откуда он
его достает, я не знаю, дачи-то у него нет.
Говорят, что Давуд выбирает безлунную ночь, когда
поспевает виноград, и, взяв двух ослов, очищает чей-нибудь виноградник. За
лето по очереди все дачи. Может быть, это правда, потому что на Давуда в
селении не лает ни одна собака. И прошлым летом кто-то унес виноград и с нашей
дачи, а кроме Давуда, это сделать некому. И на песке утром были видны следы
ослиных копыт. Больше всех волновался Тимкин брат. Он говорил, что надо заявить
в милицию, но папа сказал, что это бесполезное дело, потому что тут ясно все и
так, но доказать никто ничего не может.
Когда при Давуде кто-нибудь рассказывает о таких
случаях. Давуд поднимает глаза к небу и с вздохом говорит: «Аллах дал, аллах
взял!»
А когда Давуд напивается, он ходит и показывает всем
свои руки и говорит, что напился с горя, потому что раньше он был рабочим
человеком с мозолистыми руками, а теперь он тунеядец и ничего с ним нельзя
поделать, потому что он сам добровольно живет в провинции (так он называет наше
селение).
Еще Давуд намекает, что в городе у него крупные связи,
и что он ни за что не переселится в город, где ему предлагают большую квартиру,
потому что он душой колхозник и очень любят природу.
Мы с Тимкой немного поговорили о Давуде. В это время
подошла электричка, и из вагона вышел Тимкин брат.
Мы сразу увидели, что он нам обрадовался, потому что
он сразу заулыбался, но потом спросил, разрешила ли нам бабушка в такую жару
идти на станцию? Такой уж у него характер!
Когда мы проходили мимо Давуда, Тимкин брат поздоровался
с ним очень сухо, а нам сказал, что он кое-что задумал и сделает в этот свой
приезд, потому что не хочет, чтобы нас обокрали и в это лето.
Мы пошли все вместе на море, а когда вернулись домой,
Тимкин брат достал из чемодана заваренный с обеих сторон кусок чугунной трубы с
дыркой посредине.
Он сказал, что это и есть самое главное из того, что
он задумал.
Тимкин брат достал с полки, около которой висит папина
двустволка, и ящичек с порохом. Этим порохом папа набивает патроны. У папы
много картонных гильз и есть станок, на котором они набиваются.
Сперва папа берет гильзу и насыпает туда меркой порох.
Порох бездымный — он серо-коричневый, мелкими пластинками. После того как
насыпали порох, в гильзу кладется картонная прокладка, а края гильзы на станке
плотно заворачивают — и вот патрон готов.
Мы папе при этом помогаем, но ружье разрешается
трогать только Тимкиному брату.
Тимкин брат весь порох из ящичка насыпал через дырку в
ату трубу. Потом он подумал и сказал, что это, пожалуй, маловато, и велел нам
высыпать порох из уже набитых патронов. И этот порох Тимкин брат тоже засыпал в
трубу. Теперь она до самой дырки была набита порохом.
Тимкин брат спрятал ее под кровать и сказал, что надо
пойти и вырыть яму.
Мы спросили, для чего все это
нужно, но он на нас прикрикнул и сказал, что мы мешаем ему думать, а сейчас это
самое главное.
Яму мы вырыли до наступления
темноты, а потом Тимкин брат достал из кармана длинный шнур и прикрепил его к
дырке в трубе. Это был бикфордов шнур. Тимкин брат говорит, что он горит даже
под водой. Такого шнура много у Тимкиного отца, потому что он геолог и шнур ему
бывает нужен для взрывов.
Мы с Тимкой догадались, в чем дело,
когда Тимкин брат опустил трубку на дно ямы и велел нам ее засыпать. Нам только
было непонятно, для чего понадобилось взрывать трубу на совершенно открытом
месте...
Яму мы засыпали, снаружи остался торчать только шнур.
Его мы протянули по направлению к дому — почти на двадцать метров — и зашли в
дом, чтобы бабушка не догадалась, что мы что-то задумали.
Бабушка была дома и Кормила кота. Кот на нас
подозрительно посмотрел и отошел в сторону — видно сразу что-то почувствовал.
Потом Тимкин брат на минуточку вышел наружу и поджег
шнур. Мы видели, как по шнуру с шипением побежал красноватый огонек.
Ой, какой раздался взрыв! Даже мы перепугались. Но
больше всего перепугался кот. Он заорал и стал бросаться на стенку. Он и
раньше пытался по гладкой стене взбежать на крышу, но никогда раньше ему это не
удавалось, а теперь он прямо взлетел на крышу и испуганно оттуда шипел.
Мы бросились из дому. Бабушка бежала следом и кричала
нам, чтобы мы остались дома, потому что, кажется, началась война.
Мы подбежали к яме. Она вся была разворочена взрывом.
Мы стояли у ямы, смотрели на дно и слушали, какой переполох поднялся в селении.
Я никогда не думал, что у нас в селении столько собак.
Они лаяли и выли все разом, видно, обрадовались, что нашлось ночью хоть
какое-то развлечение.
Раньше всех прибежал Давуд. Он заглядывал в яму и все
спрашивал, что случилось. А потом собралась огромная толпа. По-моему, пришли
все жители селения и дачники. Тимкин брат важно стоял и на вопросы не отвечал.
А потом прибежал единственный в селении милиционер. Милиции у нас в селении
нет, а этот милиционер-одиночка живет в этом селении, а его отделение милиции
в другом селении. По правде говоря, и одному милиционеру в нашем селении делать
нечего.
Так вот, этот милиционер прибежал и спросил у
Тимкиного брата, в чем тут дело.
Тогда Тимкин брат громко, так, чтобы все услышали, сказал,
что он заминировал дачу и вот взорвал одну мину для пробы. Тимкин брат сказал,
что это он сделал для того, чтобы больше с этой дачи никто не мог безнаказанно
воровать виноград.
Когда люди это услышали, они поспешно выскочили с дачи
за ограду и оттуда стали кричать, что это безобразие и что Тимкиного брата
необходимо как следует вздуть.
А Давуд был весь бледный, это даже при свете луны было
видно, и кричал, что так можно убить человека и что он, Давуд рекомендует
заставить Тимкиного брата все мины немедленно вырыть.
Потом все разошлись, а милиционер составил акт и
сказал, что утром посадит Тимкиного брата на пятнадцать суток за мелкое
хулиганство, а если Тимкин брат не выроет мины то и
на больше.
Утром мы ждали, что Тимкиного брата посадят, но его не
посадили. Мы с Тимкой думаем, что, наверно, этому милиционеру неохота караулить
пятнадцать суток Тимкиного брата — заменить-то милиционера некому.
Вместо милиционера утром пришел Давуд и принес рыбу.
Он даже исхудал за эту ночь и смотрел как-то жалобно. Он ни за что не
соглашался переступить калитку и ждал на улице, когда бабушка вынесет ему
деньги.
Между прочим, в то лето, когда поспел виноград,
утащили часть винограда со всех дач. Со всех, кроме нашей!
Папа засмеялся, когда мы ему это рассказали, а потом
легонько шлепнул нас по затылку и почему-то со вздохом сказал:
— Эх вы, помещики!..
Он даже ничего нам не сказал по поводу пороха и
испорченных патронов. Теперь мы все сидели в тени дерева и набивали новые
патроны.
Мы уже кончали, когда появился наш кот, держа в зубах летучую мышь. Он каждый день откуда-то притаскивал по одной летучей мыши и съедал их перед домом.
Папа сказал, что это, может быть, единственный в Советском
Союзе кот, который питается летучими мышами, и что очень интересно, откуда он
их достает. Еще папа сказал, что летучие' мыши приносят пользу — уничтожают
мошек. А этот вредный кот летучих мышей истребляет, а на обыкновенных мышей он
почему-то внимания не обращает.
Кот и вправду мышей дома не ловил. Мы советовали бабушке,
чтобы она его несколько дней не кормила, тогда он с голоду начнет их ловить.
Бабушка сказала, что она на это не пойдет, потому что
этот предприимчивый кот начнет воровать у соседей и опозорит ее на всю округу.
А вообще этот кот и вправду очень сообразительный. Он
каждое утро ходит с нами на рыбную ловлю. Сидит поодаль на скале и, как только
мы поймаем рыбу, начинает с урчанием подходить к нам. Если рыбка маленькая, мы
отдаем ему.
Так вот, иногда он с нами не идет утром. В этот день
нам почти ничего не удается поймать. Бабушка говорит, что даже бессловесной
твари понятно, что в такую погоду ничего не поймаешь, а Тимкин брат начинает
рассказывать, какая поразительная вещь — кошачий инстинкт.
Между тем кот подошел к нам и стал есть эту несчастную
летучую мышь. Скоро он ее съел всю, кроме жестких коготков, а мы стали думать,
где он их ловит, этих мышей.
По вечерам на нашу дачу прилетают несколько летучих мышей и
начинают носиться за мошками до поздней ночи. Но кот не обращает в это время на
них никакого внимания. Не такой у нас кот, чтобы утруждать себя из-за какой-то
летучей мыши, но днем он их откуда-то приносит. Мы решили за ним проследить.
На следующий день мы никуда не пошли, несмотря на то
что была очень хорошая для рыбной ловли погода. Было пасмурно, и с моря дул
легкий ветерок. В такую погоду самый клев Кот слонялся по дому и удивленно на
нас посматривал. Он видно, не мог понять, как можно упускать такую возможность
наловить рыбы. Он даже несколько раз потерся об удочки и свалил их. Потом ему
надоело, и он пошел из дома к Тимкиной даче, а мы пошли следом. Кот шел по
винограднику и хозяйским глазом оглядывал кусты. А мы с Тимкой шли следом. Вот
он остановился у одного куста и откусил от особенно спелой грозди виноградину,
пожевал ее и пошел дальше. Наш кот любит скушать немного винограда или инжира.
Потом он подошел к скалам, что возвышаются на самом краю дачи. Скалы эти как
будто кем-то были в беспорядке свалены в кучу, и мы взбирались на них, когда
хотели посмотреть, большие ли на море волны. Кот походил вокруг этих скал, а
потом юркнул в дыру между двумя скалами. Тогда мы попробовали расширить эту
дыру, отваливая небольшие камни, а когда дыра увеличилась, протиснулись туда —
сперва я, потом и Тимка. Мы очутились в совершенно темном месте и,
выпрямившись, осторожно сделали несколько шагов. Земля под ногами была твердая
и ровная. Постепенно глаза привыкли к темноте, но все равно ничего, кроме серых
стен, увидеть было нельзя.
Тогда Тимка протиснулся через это отверстие обратно и
побежал домой за фонариком. Когда мы зажгли фонарик, мы увидели, что стоим в
небольшой пещере, которую образовали скалы, а на своде, там, где они смыкаются,
висят какие-то черные комочки. Мы догадались, что это летучие мыши, когда
увидели нашего кота. Он крался по еле заметной 'борозде в боковой стене, а
потом резким ударом лапы сшиб одну летучую мышь на землю и бросился сверху на
нее.
Кота мы тут же выгнали, а сами стали осматривать пещеру.
Мы очень обрадовались, что у нас есть своя пещера. Мы решили это держать в
тайне и никому, кроме Тимкиного брата, о ней не рассказывать.
Кота мы решили больше не пускать, а в самой пещере
устроить что-то вроде военного лагеря. Это мы решили сделать позже, а пока мы
хотели перенести в пещеру все наше рыбацкое имущество и хранить его здесь. Это
как-то интереснее.
Мы тщательно обследовали пещеру, и дошли до ее самого
дальнего угла. Тимка шел впереди и вдруг испуганно вскрикнул, я подскочил к
нему и неожиданно почувствовал, как мои ноги погрузились в какую-то холодную
жидкость.
Я посветил под ноги фонариком и увидел, что мы с
Тимкой по колено стоим в небольшом озерке черной жидкости. Озеро уходило и
терялось под скалой. Тимка обмакнул в эту жидкость руку и, обнюхав ее, сказал,
что это нефть.
— __ Самородная нефть! — с волнением в голосе сказал Тимка.
Я сразу понял, что Тимка не ошибается: его родители — геологи,
и он в таких делах разбирается хорошо.
Мм вылезли из пещеры и, усевшись перед домом, стали
оттирать ноги керосином. Тимка в это время рассказывал, что можно получить из
нефти. По его словам, из нефти можно получить все, начиная от авиационного
бензина и кончая пластмассами и горючим для ракет.
Мы страшно радовались, что открыли месторождение нефти
и думали, как удивятся все в школе, когда узнают об этом.
Мы сказали, что когда здесь откроют большой
промысел...
И вдруг мы переглянулись. Замолчали и переглянулись. Я
как-то вдруг представил себе, что произойдет, когда здесь установят вышки и
построят резервуары. Будет то же, что и на других промыслах, — везде будут течь
ручейки нефти, повсюду пойдут трубы, придут какие-то чужие люди, и от нашей
дачи ничего не останется.
Мне вдруг стало так грустно, когда я все это
представил, что я чуть не заплакал. Очень уж стало всего этого жалко. Жалко
нашей самой лучшей в селении дачи. Я подумал, что если засыпать отверстие в эту
проклятую пещеру, то никто никогда не узнает, что на нашей даче есть нефть, и
сказал об этом Тимке.
Тимка очень обрадовался и сказал, что так и сделаем.
—И в конце концов, — добавил Тимка, — нефти в Азербайджане
много, и совсем те обязательно добывать ее у нас на даче.
А потом мы вспомнили, с каким трудом добывают нефть.
Даже в море строят промыслы и с опасностью для жизни выкачивают со дна нефть.
Даже в старые скважины, которые давным-давно перестали давать нефть, закачивают
воду, чтобы только добыть еще сколько-нибудь. Вот и Тимкины родители уехали за
тридевять земель, чтобы найти нефть.
Мы обо всем этом подумали, но дачу все равно было жалко.
Так мы ни на чем и не порешили.
Вечером приехал папа. Он спросил, чем это мы
озабочены, и сказал, что утром в воскресенье мы пойдем охотиться на лису, и он
даст нам по разу выстрелить.
Мы спросили у папы, что будет, если у нас отберут эту
дачу, Дадут ли нам взамен другую. Папа сказал, что, насколько ему известно, все
дачи под Баку уже распределены и больше свободных дач нет. Потом он посмотрел
на нас и спросил, почему
то у нас должны отобрать дачу.
И тут мы ему все рассказали. Мы кончили рассказывать, а
папа смотрел на нас и молчал.
Мы сказали ему, что очень хотим, чтобы он нам посоветовал,
'что делать. Папа сказал, что он ничего посоветовать нам не может, а
хочет узнать, что думаем делать мы сами. И он опять, замолчал и только
внимательно смотрел на нас: то на меня, то на Тимку.
Мы с Тимкой стали думать. «Все-таки, — подумали мы, — нефть
важнее, чем наша дача, и лучше ее отдать людям». Мы так решили, но всё-таки
дачу было очень жалко. Мы спросили у папы, куда сообщают, когда находят
"нефть.
И тут мы увидели, как обрадовался папа. Он нас обнял
обоих, сказал, что все пустяки: и дача, и нефть, а самое главное, чтобы мы
выросли порядочными людьми. Он сказал, что это самое-самое главное. Он говорил
еще какие-то непонятные вещи, а потом дал нам адрес, куда обратиться.
Мы попросили папу поехать туда с нами, но он отказался.
Он сказал, что не имеет права этого делать, так как нефть открыл не он, а мы.
Он сказал, что даст только записку, потому
что мы маленькие и нам могут не поверить.
Папа отвез нас в город и объяснил нам, куда пойти. Это
учреждение называется «Азнефть».
По дороге мы решили зайти в институт, куда Тимкин брат
сдавал экзамены. Тимкин брат страшно волновался, ожидая своей очереди на
экзамен. Поэтому он нас слушал очень невнимательно, но сказал, что мы молодцы
и что он поступил бы точно так же. Правда, на прощание он нам все же сказал,
что боялся, как бы и теперь не получилось чего-нибудь, как тогда с черепахой.
Но это он по старой вредной привычке.
Мы приехали в «Азнефть» на троллейбусе, и
спросили у швейцара, кто здесь самый
главный по нефтяным делам. Он сказал, что надо подняться на третий этаж, и
назвал нам в мер комнаты.
В приемной, у кабинета этого главного начальника, сидела секретарша. Она спросила, что
надо, и сказала, что сегодня неприемный день.
Мы сказали, что мы не на прием, а по делу
государственной важности. Нас так папа научил.
Тогда она пожала плечами и прошла в кабинет, а потом
вышла и пригласила нас зайти.
Я никогда раньше не видел такого огромного кабинета.
Он раз в десять больше, чем кабинет директора нашей школы. И в таком кабинете
сидел всего один человек! Он нас усадил за стол и спросил, зачем мы пришли. Мы
рассказывали, а он нас слушал.
Потом он
позвал секретаршу и сказал, чтобы она принесла чаю и чего-нибудь вкусного.
Секретарша нам уже улыбалась и говорила совсем не
таким голосом, как раньше в приемной, — даже противно стало. Чай пить мы не
стали, потому что и так жарко. Взрослые говорят, что от чая в жару становится
прохладнее, но, по-моему, прохладно становится только взрослым, а я, наоборот,
всегда от чая потею.
Мы сидели и беседовали с самым главным по нефти, и
окалось что он тоже любит рыбу ловить.
На прощание он нам пожал руку и сказал, что, пока есть
у нас такие ребята, как мы, все будет в порядке. Адрес дачи он записал и
сказал, что завтра же пришлет туда нефтяников.
Утром к нам на дачу приехали два человека — это были
инженеры-нефтяники. Они долго возились в нашей пещере и здорово перемазались
там.
Они нам сказали, что это не месторождение, а совсем
другое. Оказывается, недалеко от нашей дачи под землей проходит нефтепровод, и
он лопнул, и вот оттуда появилась на нашей даче нефть. Они сказали, что уже
целых два месяца все только и ищут, где лопнул этот- нефтепровод, но никто не
мог найти, и из-за этого пропадало много нефти. Они сказали, что мы молодцы и
что мы им здорово помогли.
Бабушка угощала их жареной рыбой и виноградом и тоже
хвалила нас, а это с бабушкой случается очень редко, чтобы она нас хвалила. .
На следующий день приехали рабочие и починили нефтепровод,
а потом приехал Тимкин старший брат и целый день нас дразнил.
Он сказал, что ему даже смешно, какие мы фантазеры — вообразили,
что нашли нефть. Он сказал, что люди кончают институт и только потом в
состоянии это делать. Еще он сказал, что вот он, Тимкин брат, кончит институт и
откроет самое огромное месторождение.
Мы слушали его, и нам совершенно не было завидно —
очень уж у нас было хорошее настроение. Даже непонятно отчего.
Сегодня мы идем охотиться на лису. Может быть, мы ее и
не убьем, но по разу с Тимкой из ружья выстрелим. Это точно — папа обещал!
А сейчас мы заняты тем, что кормим нашего кота. И
пусть он бывший ворюга и не хочет ловить мышей, но в общем это очень хороший
наш домашний кот.