НАТИГ РАСУЛ-ЗАДЕ

Натиг Расул-заде

ОСТРОВОК

Данный текст не может быть использован в коммерческих целях, кроме как с согласия владельца авторских прав.

Пьеса

в одном действии, одной картине, а вернее, даже - без всей этой чепухи, а просто пьеса под названием Островок.

...Ночь. Закрытый с трех сторон навес для пассажиров на автобусной остановке. Проливной дождь. Под навесом стоит девушка, ежится в легоньком пальто, переступает с ноги на ногу. Она явно чувствует себя неуютно, хотя - и это заметно - привыкла немного к своему положению. Остановка автобусов - в пригороде, вокруг - заброшенный пустырь, кромешная тьма, ни намека на жилье, не видно ни одного дома. Девушка садится на скамью под навесом. Похоже, она смирилась с мыслью, что до утра придется пробыть здесь, что мимо не проедет ни одна машина. Сквозь шум ливня вдруг отдаленно слышится звук мотора приближающейся машины. Девушка вскакивает в волнении, всматривается в темноту. Некоторое время она напряженно всматривается, ничего не различая... Шум машины приближается, и вдруг - визг тормозов, слышен грохот, скрежет металла, звон стекла. Она всматривается, не выходя под ливень. Через минуту сквозь шум дождя слышны приближающиеся шаги. Торопливо, почти вбегает под навес, не видя в темноте девушки, элегантный мужчина в плаще. Вода струями стекает по его лицу, волосам, плащу. Она спокойно смотрит на него, ожидая, когда он увидит ее. Он отшагивает в сторону и натыкается на нее. Шарахается от нее в испуге.

Мужчина. Ой! Кто здесь?!

Девушка. Не знаю, как вам сказать... Девушка.

Мужчина вытаскивает из кармана плаща фонарик, светит на нее.

Мужчина. Черт! Как вы меня напугали...

Девушка. Неужели?

Мужчина. Хм... Да... Вот это темень. В двух шагах не видно. Давно ждете?

Девушка. Чего именно?

М. Как то есть, чего? Ну... это... машины, автобуса.

Д. Давно. И думаю, уже бессмысленно.

М. Черт, а! Надо же, чтобы так не повезло.

Д. А в чем дело?

М. Машину тут разбил. Шагах в тридцати. На столб наехал.

Д. Да, не повезло вам, в самом деле.

М. Еще как! Машина - в гармошку, двери заклинило, я из окошка вылез. Чудом жив остался...

Д. А что же вы так неосторожно ездите?

М Я езжу нормально. У меня ближний свет испорчен. Не заметил - наехал на камень, нажал на тормоз, а это на скользком асфальте, да еще на большой скорости - самое последнее дело. Машину крутануло несколько раз и на всей скорости - об столб. Радиатор - в лепешку, все в лепешку, еле выполз. Хорошо не взорвалась, бензину, к счастью, мало было в бензобаке. Не то быть бы мне сейчас обгорелым трупом...

Д. Да, повезло вам.

М. А? Вы же только что говорили - не повезло.

Д. Не повезло с машиной, повезло, что живы остались. Это ведь важнее.

М. Хм... Да, да. Важнее, конечно. Хм. Да. История, черт бы взял! Что же теперь делать, а? Надо же попасть в такое дерьмо... Что же делать?!

Д. Не суетиться.

М. Что? Как вы сказали?

Д. Не суетиться.

М. Да. Очень ценный совет. Хм... Попробуй не суетись, когда через (смотрит на часы) два часа самолет.

Д. Считайте, что вы уже опоздали на него.

М. Как опоздал? Что вы каркаете?! Мне нельзя опаздывать! Это очень важно. Надо... надо что-то делать, в конце концов...

Д. Перестать нервничать. Время сколько?

М. Четверть первого.

Д. Ну вот. Через сорок пять минут - комендантский час. Теперь уже ни одна машина не проедет. До утра. Я часа два здесь стою.

М. Чёрт, на самом деле! Я ведь совсем забыл про этот чертов комендантский час! Ну какое б-б-б...

Д. Не ругайтесь.

М. Хм. Да... А вы часа два, говорите?..

Мужчина снова включает фонарик, и на этот раз несколько дольше изучает ее.

М. Удивительное хладнокровие.

Д. А что же по-вашему, я должна делать? Рвать на себе волосы?

М. Сразу видно, что вам не впервые приходится бывать в подобных ситуациях.

Д. Хотите оскорбить меня?

М. Извините, погорячился.

Д. Не на ком выместить зло?

М. Не обижайтесь. Такое подлое невезение...

Д. Какое бы ни было невезение, нельзя на другом, постороннем человеке срывать злость.

М. Да. Вы правы. Хм... Ужасно нервничаю.

Д. Нельзя опоздать?

М. Что?

Д. Вы должны именно сегодня улететь?

М. Да. Очень важная поездка.

Д. Какие-нибудь неприятности?

М. Нет, что вы! Тьфу, тьфу! Не дай бог... Напротив. Мне нужно в Москву на вручение премии.

Д. Премии?

М. Ну да. Я, видите ли, получил Госпремию, и завтра вручение в Кремле. Вот так вот, такие дела хреновые.

Д. Вот это да...

М. Что?

Д. Даже не верится. Госпремия, Кремль... И вдруг вы тут, рядом со мной, на этой вонючей остановке автобусов, под дождем, среди пустыря, почти за городом, где ни одной живой души, даже собак нету. Прямо не верится, честное слово...

М. Ну, со мной как раз все предельно ясно. Был на даче, ехал в аэропорт, разбился - и вот я тут. А вы вот как?..

Д. А со мной еще проще. Была в компании...

М. Ну и...

Д. Убежала.

М. Что так? Компания не понравилась?

Д. Еще как не понравилась.

М. Что-то вы, по-моему, темните. Тут и домов-то нет поблизости.

Д. А я долго бежала, пока не добежала до этой остановки...

М. А, так вам нужна была именно эта остановка?

Д. Да. Знала, что встречу тут вас.

М. Угу. Хм. Понятно, понятно (во все время разговора мужчина всматривается в темноту, напряженно прислушивается, немного рассеян - все ждет, что вдруг появится машина). Значит, вот так вот. Значит, иронизируете, да? А если серьезно?

Д. Зачем вам?

М. Как это зачем? Мы теперь с вами товарищи по несчастью. Должны вместе дружно обживать этот отведенный нам на ночь уголок земли. Так что, давайте выкладывайте. Откровенность за откровенность.

Д. А что же вы такого откровенного мне сказали?

М. По крайней мере, ничего не соврал пока.

Д. Да, вы правы, в наше время это уже немало.

М. Во всякое время это немало. Итак, начинайте свой правдивый рассказ.

Д. Ладно. Слушайте, если хотите, мне не жалко. А что вы подумали, только честно?

М. Почему-то уверен, что у вас неприятности.

Д. Ну, это как сказать, не то, чтобы неприятности, но могли бы быть. Была в гостях. Пришла со знакомым парнем. А там одна шпана. Полезли меня насиловать. Ну, я и убежала.

М. А что же ваш парень?

Д. Такой же подонок, как и другие.

М. Понятно, понятненько...

Мужчина достает фонарик и в третий раз освещает девушку.

М. Потрясающая откровенность.

Д. Откровенность за откровенность, как вы говорите. В данном случае, мое несостоявшееся изнасилование за вашу Госпремию и Кремль. А кстати, за что ее вам присудили-то?

М. Присудили-то? А за памятник на площади. Видали, наверно? Человек, разрывающий колючую проволоку...

Д. Посветите еще раз фонариком, пожалуйста. Только в этот раз на себя.

М. Это еще зачем?

Д. Хочу увидеть ваше лицо.

Мужчина колеблется, потом неохотно выполняет ее просьбу.

М. Ну, довольны?

Д. Нормально.

М. Что значит - нормально? Вы что собирались увидеть на моем лице? Индейские татуировки?

С воем, разбрызгивая лужи, слышен проносящийся неподалеку грузовик. Мужчина выскакивает под дождь, убегает со сцены. Слышны его крики.

М. Эй! Эй! Стой, черт! Стой, мать твою! Стой!! Подожди!!

Возвращается под навес. Шум мотора пропадает вдали.

Д. Ого! Да вы весь мокрый!

М. Эта сволочь окатила меня из лужи.

Д. Они часто пьяные катают. Знаю я эту шоферню грузовую,

М. Я смотрю, вы вообще, много чего знаете.

Д. Вы опять?

М. Что опять?

Д. Опять хотите сорвать на мне злость? Вы весь дрожите...

М. Что же мне делать, если я мокрый?

Д. Вам надо обсушиться.

Мужчина дрожит, притоптывает ногами, чтобы согреться.

М. Мудрое замечание. Собираетесь развести костер?

Д. Не обязательно. Можно обсушиться и так. Не стойте в мокром, если не хотите заболеть.

М. А что же мне делать? Я видите ли, не захватил с собой смены белья... (вдруг вспоминает). О! В машине же портфель! Вот как полезно порой шутить. Я сбегаю. Минутку (выбегает из-под навеса).

Девушка одна, всматривается в темноту, из которой вскоре выныривает мужчина с портфелем в руках.

М. Вот. Сейчас. Там как раз нижнее белье, майка, рубашки.

Лихорадочно открывает, но не может справиться с замком, дрожит от холода.

Д. Дайте мне (забирает у него портфель). А вы раздевайтесь.

М. Что?

Д. Раздевайтесь, говорю. Вот ваши майки.

М. А, да, да... Вы бы мне заодно горчишники поставили, а?

Снял майку, стоит по пояс голый.

М. Ну, а дальше что?

Д. Дальше продолжайте острить. А у вас, между прочим, зуб на зуб не попадает. Хотите заболеть?

М. Нет.

Д. Так. Дайте майку, что сняли, я вас разотру.

Он протягивает ей майку. Она, выжав ее, растирает ему спину.

М. Оставьте мне немного кожи. Не сдирайте всю.

Д. Можете одеваться.

М. Прямо как в рентгенкабинете.

Девушка выжимает его рубашку. Мужчина одевается. Она протягивает ему рубашку. Он смотрит на рубашку.

Д. Возьмите. Извините, что неглаженная.

М. Сервис не на должном уровне. Ничего, мы привычные.

Д. Смешно, очень смешно. Вы ноги не промочили?

М. А что? Хотите мне предложить горячие ножные ванны? Нет, не промочил.

Д. Ну и радуйтесь.

М. Ага, обязательно. Как-нибудь в лучшей обстановке. Черт, это же надо так вляпаться в говно!..

Д. Выражайтесь повежливее. Тут с вами дама.

М. Дама. Хм... Дама... Дама, которую только что изнасиловали.

Д. Я сказала - чуть не изнасиловали. То же самое, кстати, могло бы случиться и с вашей женой.

М. Никогда.

Д. Это почему же? У вас гарантии?

М. Хотя бы потому, что она не шляется по разным подозрительным притонам.

Д. Ну еще бы... Зачем ей шляться? Она может устроиться гораздо удобнее, чем я.

М. Что вы имеете в виду? Что вы этим хотите сказать? Учтите - если б не этот проклятый дождь и не темнота, я бы и минуты с вами тут не простоял, понятно?

Д. Чего уж тут непонятного? Вы птица высокого полета, сразу видать. Не чета мне.

М. Вот именно. Я не хотел, конечно, это подчеркивать, но вам не следовало так отзываться о моей жене, о человеке, которого вы ни разу в жизни не видели. Вы же ее совсем не знаете.

Д. Я-то ее не знаю. Но все они хороши, все одного поля ягоды.

М. Кто это - они?

Д. Да уж известно, кто... Живут в холе, неге, на всем готовеньком, а чуть что не по ним, всех готовы осуждать... Как будто сами не такие. Да если бы они очутились в тех обстоятельствах, что я, может, еще хуже были бы...

М. Бред какой-то...

Д. Конечно, для вас это, может, и бред.

М. Не пойму, чего вы злитесь.

Д. А тут и понимать нечего. Затеяли этот разговор...

М. Я затеял?!

Д. А кто же еще?..

М. Да я... я с вами и... и разговаривать не собирался... Это только так получилось. О чем я могу с вами разговаривать, сами подумайте! Смешно, честное слово. О чем с вами вообще можно говорить, господи... Я в жизни никогда не имел дела с женщинами вашего пошиба.

Д. Эй, эй! Выражайтесь поосторожнее. Что это значит - «вашего пошиба». За такие словечки и схлопотать можно.

М. Ну вот, пожалуйста.

Д. А вы как думали? Вы будете обзываться, оскорблять, а я молчать буду? Не на такую напали... Еще неизвестно, кто из нас лучше, я или ваша жена.

М. Послушайте, вы! Оставьте мою жену в покое.

Д. А вы не повышайте на меня голос. Я этого не переношу.

М. Фу ты!

Д. Вот так вот. Хочешь - фу ты, хочешь - ну ты. Лучше вынуты, чем всунуты.

М. А?

Д. Держи два. Прочисть уши, госпремия!

М. Не надо похабничать.

Д. Ручаться не могу. Я девушка эмоциональная, экзальтированная... Так что лучше меня не злить.

М. Ого! Какие вы слова знаете.

Д. Еще бы. Я много разных слов знаю. Мастурбация, например. Что, шокированы?

М. Нет, ничего. Примерно чего-нибудь похожего и ожидал от вас. Так что можете продолжать.

Д. Что-то неохота... А ваш самолет-то уже - тю-тю!

Он смотрит на часы.

М. Нет, еще нет. Через пятьдесят минут тю-тю.

Д. А вы бы пешочком до аэропорта прошлись. Может, и успели бы, а?

М. Оставьте ваши умные советы для следующей компании, в которой вас будут насиловать.

Д. Ладно, оставлю. А что такого? Мне не стыдно. Со всяким может случиться. Тут главное - вы слушаете? Слушайте, слушайте, опыта набирайтесь - главное тут, говорю, твердо решить, чего хочешь и тут же делать. Так сказать, проводить в жизнь. Если хочешь намылиться - то давай мигом, скажешь - в туалет, и бегом от них, чтобы только пятки сверкали. А если хочешь остаться - оставайся и постарайся получить побольше удовольствия. Мое такое мнение. Можете передать его вашей жене.

М. Я вижу, в этом у вас богатый опыт.

Д. А что же. Опыт всегда нужен. Лучше с ним, чем без него...

М. Тише! Кажется, машина... Слышите?

Д. (прислушивается). Нет, это дождь.

М. Мне казалось, я ясно слышал шум мотора. Или нет?

Д. У вас, наверно, слуховые галлюцинации. До утра, говорю, вам, ни одна машина не проедет. Комендантский час.

М. А тот грузовик же проехал. Который меня окатил.

Д. Ну, тот пьян был, наверно. Положил он на комендантский час.

М. Может, еще кто-нибудь положит?

Д. Вряд ли. Особенно тут, у черта на куличках. Надо утра ждать. Мужчина нервно начинает ходить взад-вперед.

М. Надо же, а?! Тьфу! Черт, как не повезло! Говорил я себе, говорил, исправь ты этот сраный ближний свет. Нет, все откладывал, откладывал... Дооткладывался. Напоролся сослепу на камень. Теперь из кожи вон, надо успеть к раннему утреннему, может, с самолета успею прямо на вручение... Хорошо бы...

Она пристально смотрит на него, как он рассуждает сам с собой.

Д. Вам уже не холодно?

М. (рассеянно, занят своими мыслями) А?

Девушка молчит.

М. (настойчивей). Что вы сказали?

Д. Ничего.

М. Нет, но вы же явно что-то произнесли.

Д. Я сказала - не будьте занудой.

М. При чем тут зануда? Просто я хотел узнать, не оскорбляете ли вы меня в очередной раз.

Д. Нет. Совсем нет.

М. А что же тогда вы сказали?

Д. Я спросила - вам не холодно?

М. (не понимая). Не холодно?

Д. Да. Не холодно?

М. А почему мне должно быть холодно? А?

Девушка молчит.

М. А, да, да! Я же вымок. Хм... Да. Нет! Спасибо, мне не холодно.

Девушка молчит, отвернувшись от него, ежится в пальто.

М. (нерешительно). А вам?

Д. Что?

М. Вам не холодно?

Д. Нет.

М. Я серьезно спрашиваю. Если вы продрогли, я вам дам свой пуловер. Он теплый, шерстяной. Хотите?

Д. Нет, нет. Спасибо.

М. Не стесняйтесь. У вас пальто легкое. И прямо на платье, да?

Д. Нет. Не на платье. На комбинацию. Платье я не успела захватить, когда убегала.

М. Как же... Хм... Как же так?

Д. Они меня раздели насильно, вдвоем. Мне чудом удалось убежать. Не до платья было. Схватила в прихожке свое пальто и давай бог ноги!

Мужчина слушает все это, начиная заметно волноваться.

М. А-а... Понятно, понятненько... Ну, раз так, тогда вам тем более нужно надеть пуловер.

Д. Нет, нет, не беспокойтесь.

М. Да какое тут беспокойство? (снимает с себя и протягивает ей пуловер). Надевайте, ну!

Она нерешительно снимает пальто, дает ему подержать, остается в комбинации, тут же торопливо натягивает пуловер, и сразу же вслед за тем - пальто. Он помогает ей надеть пальто. Нежно прижимается к ней сзади. Она медленно отстраняет его.

Д. Не надо.

М. Здесь можно сесть. Скамейка тут.

Д. Да, каменная лавка. Холодная.

М. Подождите. У меня в кармане газета была. Я расстелю (стелит газету на скамейку). Вот так. Пожалуйста, трон готов. Садитесь. Прошу.

Д. Спасибо. Знаете, сейчас мне гораздо теплее.

М. Вот видите. А не хотели надевать.

Д. А вы не замерзнете без этого джемпера?

М. Нет, не беспокойтесь.

Д. (повторяет, как эхо, рассеянно, вслушиваясь в слово). Не беспокойтесь...

М. Что?

Д. Да так. Ничего. Просто давно не испытанное чувство.

М. Какое?

Д. Беспокойство за мужчину. Когда беспокоишься за своего мужчину. Сладостное, должно быть, ощущение...

М. Не знаю.

Д. Еще бы вам знать.

М. Вы говорите - должно быть. Следовательно, вы что же, не знали этого чувства? Никогда не испытывали беспокойство за своего мужчину?

Д. Почему же? Когда-то давно, знала. Но я забыла, как это бывает. Как это бывает щемяще-сладко...

М. Когда-то, давно... Смешно вас слушать, честное слово. Вы так говорите, будто вам сто лет.

Д. Сто, не сто, а тридцатка есть.

М. Тридцать? Что вы! Я бы ни за что...

Д. Ой, перестаньте. Не хватало еще в два часа ночи среди голого пустыря комплименты выслушивать.

М. Да нет. Ей богу, правда.

Светит на нее фонариком. Она вдруг приходит в ярость.

Д. Перестаньте!

Он поспешно убирает фонарик.

М. Что вы так кричите? Извините, я не думал, что это вас так рассердит.

Д. Ничего. Не обращайте внимания. Я - психанула слегка. В последнее время вовсе психопаткой сделалась... Когда только этот дождь перестанет?

М. Видимо, уже до утра будет лить… Сядьте поближе ко мне.

Д. Зачем? (но подвигается к нему) Можно мне положить голову вам на лечо?

М. Да. Кладите.

Он подвигается вплотную к ней. Она кладет голову ему на плечо.

М. Удобно?

Д. Да, спасибо.

М. Хотите поспать?

Д. Не очень. Но завтра тяжелый день, надо бы выспаться. Да тут как?

М. А вы попробуйте. Может, и получится. Я все равно спать не буду теперь до утра. Злость не даст уснуть.

Д. Я тоже спать не буду. Давайте лучше поговорим. Расскажите мне что-нибудь интересное. Чтобы встряхнуться. Чтобы сон пропал.

М. Что-нибудь интересное? О чем?

Д. О себе. О своей жизни. О своей жене.

М. Далась вам моя жена.

Д. Не обижайтесь.

М. Да нет, что вы. Просто мы с ней часто ссоримся. И сегодня тоже. В общем, не очень ладим. Так что, мне не очень приятно вспоминать о ней.

Д. Простите. Я не должна была...

М. Ничего, ничего... Ну, что же вам такое рассказать, какую лапшу понавешать вам на уши? Ну, значит, так: родился я в одна тыща...

Д. В семье бедного рыбаке

М. Все мои родные утонули море.

Д. Когда вытаскивали сундук с сокровищами с пиратского корабля...

М. И остался я один-одинешенек...

Д. Но наше государство позаботилось о тебе...

М. И стал я высокопрофессиональным вором-рецидивистом...

Д. По кличке «Кайло»...

М. Почему это «Кайло»?

Д. А что?

М. Мне не нравится.

Д. Вполне приличная, по-моему, кличка для нормального медвежатника.

М. Да? Ладно, Пусть так. Потом я поступил в институт…

Д. И ограбил институтскую кассу...

М. И получил...

Д. Десять лет усиленного режима...

М. Не угадала. Диплом.

Д. Молодец. Давай серьезно. Эта игра мне надоела.

М. Ладно. Давай серьезно. Подожди минутку... (отстраняет ее).

Д. Что такое?

М. Можно я тебя поцелую?

Д. Зачем это?

М. Ну просто поцелую, без всяких объяснений, пока ты не замучила меня умными вопросами. Можно?

Д. Я подумаю.

М. Долго?

Д. Два с половиной часа.

М. Два с половиной часа прошли.

Д. Ну ладно, только недолго. И чтобы никто не увидел.

Целуются.

Д. (отстраняется от него, отдувается). Фу! Сказала же - недолго. Нy давай дальше рассказывай.

М. Ага. Сейчас. На чем это я остановился?

Д. На том, что в институт поступил.

М. Да. Поступил, значит, в институт. В Москве учился. Там же чуть не женился.

Д. Почему - чуть.

М. Долго рассказывать.

Д. А куда нам теперь спешить?

М. Да, действительно.

Д. Давай валяй во всех деталях.

М. Ладно, слушай.

Сказал старый Обадьях молодому Обадьяху:

Как я стар, Обадьях, как я сух.

И ответил старику молодой:

И я тоже, Обадьях, и я тоже.

Д. Это еще что?

М. Вычитал стишки из одного бельгийского детектива. Глупые, да?

Д. Не знаю. Я в стихах не разбираюсь.

М. Ты что, обиделась?

Д. Да. Обиделась.

М. Э-э, вот еще глупости. Почему?

Д. Совсем меня за дурочку считаете? Думаете, со мной нельзя говорить о серьезных вещах?

М. Нет, отчего же? Можно. Серьезно с тобой можно. Но неужели ты думаешь, что я стал бы рассказывать свою жизнь? Д. А что тут такого?

М. Да ничего такого. Только пусть это делают другие. Не люблю исповедоваться.

Д. Потому что безгрешен, или - слишком много грехов?

М. Неверно, и то, и другое.

Д. Что-то не поняла.

М. Да я и сам толком не понимаю. Сложно это... Ведь в самом деле трудно понять, как в одном человеке все это может умещаться...

Д. А вы злой человек, или добрый?

М. Не говори глупостей.

Д. Да... А знаете, я люблю рассказывать о себе. Хоть, честно сказать, похвалиться нечем.

М. Вот и отлично. Давай начинай. Только погоди, чуть подвинься, я прилягу немного, ладно? Можно к вам на колени, сударыня?

Д. Нет, мой принц.

М. Я хотел сказать - голову на колени.

Д. Да, мой принц,

М. Неожиданная приятность.

Д. Что именно?

М. Ты молодец. Знаешь классику.

Д. На этом мои знания и кончаются. Не успев начаться. Просто я фильм очень любила со Смоктуновским. Много раз его смотрела...

М. Гамлет...

Д. Ага. Я раньше почти весь текст наизусть знала, так этот фильм мне нравился... «И все из-за чего? Из-за Гекубы! Что ему Гекуба, что он Гекубе, чтоб о ней рыдать? Что совершил бы он»...

М. Ладно, ладно, Гекуба... Остановись. Ты собиралась совсем другое. Можешь начинать, я уже устроился.

Ложится на скамейку, кладет голову ей на колени. Она машинально, рассеянно гладит его по голове, но тут же, спохватившись, одергивает руку.

Д. Ты, наверно, любишь ходить в гости и не любишь принимать гостей, да?

М. Нет, не угадала. Не люблю ни то, ни другое. А с чего ты это решила?

Д. Сам не хочешь рассказывать, а у меня выпытываешь.

М. Вот тебе раз - выпытываешь... Скажешь тоже. Ты же сама говорила, что любишь рассказывать. Так что давай, взялся за гуж, ну и так далее.

Д. Ладно. Попробую. Ты только не думай там всякое такое...

М. Обещаю, что не буду думать там всякое такое.

Д. И не насмехайся. Я отчего рассказываю?.. Ведь никогда ни с кем не поделишься... Накипело, понимаешь, и все носишь, все носишь в себе, пока сердце пополам не расколется... А тебе можно, с тобой у нас получилось, как у попутчиков в одном купе, расскажешь все, облегчишь душу, а потом сойдешь на своей остановке среди ночи, на маленькой станции и больше никогда этого попутчика не увидишь.

М. У тебя что, никого нет?

Д. Нет. Я детдомовская.

М. Сирота что ли?

Д. Ага. Круглая.

М. Круглая... Судя по комплекции, этого не скажешь.

Д. Ой, а тебе что, толстушки нравятся?

М. Да нет, я просто, к слову пришлось... А есть у тебя какиё-то родственники, наверно?

Д. Есть, наверно. Я их не знаю. Мать меня из роддома не забрала, потом - детский приют, детдом. Ну и так далее... (молчит).

М. А дальше? Что ты замолчала?.. А? Да... Очень содержательный рассказ. Если это все, не стоило и начинать.

Д. Ты не думай... Я знаешь, сколько могу понарассказать про свою жизнь. Нелегкая она у меня получилась. Как себя помню, с тринадцати годов все мужики приставали, гадко, грязь, а заступиться некому, вот разная сволота и пользовалась моей беззащитностью.

М. Зато теперь у тебя достаточно опыта, знаешь, как из компаний убегать.

Д. Жизнь научила. Никуда не денешься от нее.

М. А дождь-то, а? Ты погляди! И не думает прекращаться.

Д. К утру распогодится.

М. К утру... Вот черт, а! Надо же так глупо влипнуть! (Поднимается и садится). Замерз совсем...

Д. Возьми джемпер свой.

М. Нет, нет, не надо. Просто полежал на холодной скамейке, продрог. Сейчас пройдет, согреюсь. Оставь сказал, не снимай. Черт бы побрал всю эту чепуху!

Д. Что, машину жалко?

М. Конечно. И машину жалко. И поездка сорвалась.

Д. Не нервничайте. Все устроится.

М. Ну уж, конечно. Все устроится... А ты, я смотрю, спокойна.

Д. А что ж теперь поделаешь?

М. Что ж поделаешь... А вот придут твои ребята доделывать начатое, тогда как запоешь? Так же спокойно?

Д. А ты меня защитишь.

М. Разумеется.

Д. Нет, правда? Правда, защитишь?

М. А как же иначе? Конечно, правда. Я так воспитан.

Д. Да не придут они, не бойся.

М. А чего мне бояться?

Д. Я выбежала - еще дождя не было. Стемнело. Бежала, куда глаза глядят, как сумасшедшая. Даже не догадалась оглянуться - бегут ли, нет. А они, кажется, и носу из дома не высунули. Вот, смотрели, наверно, в окошко вслед мне и потешались. А я все бегу, не могу остановиться, и как чувствую, если остановлюсь - случится со мной ужасное... Потом дождь пошел. Совсем темно стало. Вот набрела на эту остановку. Кругом ни души. Стою, дрожу от холода, от страха выть волком хочется, умереть хочется.

М. Ну, ну... Не надо так мрачно смотреть на вещи. С каждым могло случиться.

Д. Правда?

М. Что именно?

Д. Вы вправду так думаете?

М. А почему бы нет?.. Когда доверяешь людям безоглядно, все так и норовят урвать от тебя что-нибудь... Хм... Да... Такие дела вот. Ну, ты, может, продолжишь свой рассказ?

Д. Свой рассказ?

М. Ты же о себе рассказывала, уже забыла?

Д. А, да, да... О себе... Интересно, что ли?

М. Надеюсь, что будет.

Д. Сколько себя помню, всегда ненавидела мужчин.

М. Хм... Необнадеживающий факт биографии. И почему же?

Д. Приставали всю дорогу. В пятнадцать лет испортили меня.

М. Ты уверена, что это была именно порча?

Д. Будешь насмехаться - вовсе не стану рассказывать.

М. Больше не буду. Честное слово, не буду. Рассказывай дальше, пожалуйста.

Девушка молчит.

М. Ну что же ты?

Д. Расхотелось что-то...

М. Да ладно, не ломайся.

Д. Нет, не ломаюсь. Честно говорю: расхотелось. Потом, может быть, попозже.

М. Странная ты какая.

Д. Да уж какая имеюсь.

М. Семь пятниц... Так резко меняться настроение может у натур творческих, одаренных... Ты натура творческая? А, принцесса?..

Д. Натуры творческие... А другие, значит, сортом не вышли. Так себе, людишки, да? Вы это хотели сказать?

М. Ну зачем же так резко? Я этого не говорил... И вообще, я не понимаю твоей агрессивности... То ты ласковая, а через минуту уже готова броситься на человека... Это мне надо нервничать и быть агрессивным, столько неприятностей за один вечер...

Д. Побывал бы в моей шкуре - не говорил бы так.

М. Нет уж, спасибо. Мне своя шкура нравится. И потом, извини, но в твою я никак не помещусь.

Д. Творческая, одаренная натура не позволит, да?

М. Не язви, и без язвительности твоей тошно.

Д. (после долгой паузы, во время которой не отрываясь смотрит на него). Знаешь, у тебя сейчас, когда ты говорил, вдруг лицо стало такое усталое, озабоченное, милое.

М. (встрепенулся). Как? Как ты сказала?

Д. Лицо, говорю, у тебя усталое и милое сейчас было.

М. Хм... Да... У меня время от времени появляется ощущение, что я тебя давно знаю... Веришь? Прямо такое четкое ощущение, что просто невозможно было о нем не сказать... Понимаешь?

Д. Да, понимаю. Вот видишь, а хотел, чтобы я о себе рассказывала. К чему, если ты меня уже давно знаешь?

М. Нет, ты не права. Именно сейчас мне было бы очень интересно услышать про твою жизнь.

Д. Это будут только детали... Вряд ли интересно. И потом - вот честное слово я не кокетничаю. Не хочется сейчас мне рассказывать, ну хоть удавись. Попозже, может быть, если будет настроение. У меня ведь такая жизнь была, что без настроения и не отважишься начать рассказывать о ней.

М. Понятно, понятненько.

Д. Э что тебе может быть понятненько? Давай-ка лучше ты расскажи что-нибудь.

М. А что тебе хочется услышать?

Д. Да без разницы. А хоть о себе расскажи.

М. Нет, о себе не буду... А вот, если хочешь, расскажу тебе одну вещь. Есть у меня друг, писатель, и он когда-то, давно уже, написал рассказ. Я его очень хорошо запомнил, этот рассказ, хоть и немало лет прошло с тех пор, как читал... Ну, как, хочешь послушать?

Д. Очень хочу. Мне все интересно слушать. Вот кажется иной раз - был бы рядом умный, добрый человек, так бы и слушала его, так бы и слушала, разинув рот, не перебивая ни словечком... Я слушать, ужас, как люблю... Наверно, оттого, что если уж совсем честно, то по-настоящему-то необразованная я... Вот такие блинчики. Ну, давай рассказывай, а то я тут заболтала по пустяку.

М. Слушай. Вот такой, значит, рассказ. Хм... Дай только соображу, с чего начать. Сюжет там, фабула не очень, правда, интересны, да не в них дело...

Д. А что это - фабула?

М. Фабула?.. Ну это... Ну это неважно. Ты рассказ слушай. Кажется, нашел, с чего начать. Жил человек, он очень любил птиц и очень хорошо в них разбирался... Он был... Ну, знаешь, есть специальность такая, по птицам, только я забыл, как она называется...

Д. Орнитолог.

М. Ого! Так и убить можно. Предупреждать надо, что энциклопедическое образование имеется.

Д. Да где нам, дуракам... Просто я нахваталась отовсюду понемногу. Иногда простых, элементарных вещей не знаю, а нахватанное помню, говорю же тебе - необразованна. Ты дальше рассказывай.

М. Этот орнитолог очень любил птиц.

Д. Естественно.

М. В том-то и дело, что любил не естественно, а очень, понимаешь, как-то исступленно, как маньяк любит свое дело, всю жизнь он отдал этим самым, с позволения сказать, пернатым... Погоди, я что-то сбился с нужного тона, рассказ серьезный. Так вот. Когда у него в клетке подохла канарейка, он чуть ума не лишился. Это был пожилой, одинокий человек. Он все время думал о птицах, об их поведении и так далее. Однажды он заболел, тяжело заболел, температура высокая, бредил, метался. А в бреду вдруг стала чудиться ему синица в небе над штормовым морем, он видит, как ветер старается сбить синицу в море, как волны стремятся достать ее, обрызгивают холодными каплями, как она все больше и больше выбивается из сил. Он в бреду своем горячечном как бы сливается с этой синицей, отождествляет себя с ней, как она борется со штормом, как и он со своей болезнью, он в горячке размахивает руками, мечется в жару по постели, будто стремясь повыше подняться над бушующим морем, слышит, как по-птичьи часто-часто бьется собственное сердечко у горла, под перышками, торопливо бьется крохотное сердечко, помогая маленькому его птичьему тельцу преодолеть ветер, бурю, море, долететь до кромки далекого берега. И в тот миг, когда синица, обессиленная, сбитая высокой волной, падает в пучину моря и погибает, этот человек тоже умирает.

Оба долго молчат.

М. Вот такой рассказ. Не очень я умело рассказываю, да?

Д. Нет, ничего. Нормально.

М. Нормально? Именно нормально?

Д. Именно нормально. Не понимаю, чем тебе слово не нравится... А как называется рассказ.

М. Называется «Синица». Очень, очень хороший рассказ...

Д. (после долгой паузы). А говорил, не хочешь о себе рассказывать.

Он дико смотрит на нее.

М. Да-а... С тобой держи ухо востро. Надо же...

Д. А ты думал, совсем дуру встретил, да?

М. Ну, совсем, не совсем, а немного есть.

Д. Ах ты! (наигранно возмущается, шлепает его по спине). Зря я тебя от простуды спасала.

М. Нет, не зря. Великий азербайджанский народ будет тебе признателен за то, что ты спасла от смерти его гениального сына...

Д. Ой, не задавайся ты, ради бога.

М. Не скажи, не скажи. Сейчас-то я, конечно, не великий, но кто знает, может, со временем.

Д. От скромности не помрешь. Почему мужчины такие честолюбивые, а?

М. А что тут плохого? По-моему, для мужчины это вполне нормальное состояние, если только он не болван и не импотент. Честолюбие - это двигатель... (замолкает, ищет слово.)

Д. Двигатель чего?

М. Может, даже прогресса... Так что, нельзя недооценивать... Ты чего это так ехидно улыбаешься?

Д. Ничего и не ехидно. Случай один вспомнила... Правда, так, ни к селу, ни к городу... Рассказать?

М. Расскажи.

Д. Правда, он не очень-то веселый.

М. Какая разница. С этого островка до утра мы не тронемся никуда. Так что давай, рассказывай.

Д. Я одно время работала на швейной фабрике...

М. Кобелей там - видимо-невидимо.

Д. Это само собой, только я не об этом. Вместе с одной девушкой, из района она приехала, мы снимали комнатку в старой части города. Хозяйка наша была не в себе немного, короче - чокнутая старуха, но тихая, смирная. Муж ее в больницу попал и там же через два дня скончался: Ей говорят, старик твой умер, а она - как это умер, он же должен был в прачечную пойти!.. И смех, и грех прямо.

М. Да... Хм... Понятно, понятненько... На эстраде - исполнительница черного юмора.

Д. Я что ли придумала? Ты дальше слушай, тогда поймешь, какой у нас повсюду бардак творится. А то живешь там у себя на дачах на всем готовеньком... Ну вот... Мужчины со двора поехали в больницу забирать тело, у стариков-то больше никого не было, старуха тронутая, что с нее возьмешь? Короче, мужчины привезли тело, гроб заказали, поставили во дворе, и тут обнаружили, что по ошибке в больнице им не тот труп выдали... Там, видно, никто внимания не обратил, чужого жмурика взяли, представляешь?

М. Вообще-то, с трудом. Воображения не хватает.

Д. Видишь, я же говорила, ничего подобного ты и слышать не мог.

М. Но и путаница отменная. Это же надо так перепутать! Понятно, когда аппендицит с геморроем путают, не то вырезают, мы к этому уже привычные, да еще деньги платим за то, что не то у нас вырезают, что следует. Но перепутать мертвецов, этому даже как-то не верится...

Д. Как же тебе не верится, если сам очевидец рассказывает?! Все же на моих глазах было… Потому и рассказываю, что случай-то больно редкий, кому не скажешь - все рты пораскрывают...

М. А дальше что?

Д. А дальше ничего. Пришлось им еще раз поехать обменять. А старуха, как обнаружилось, что не старика тело привезли, так сразу же приободрилась бедная, радостно орет - Ага! Я же говорила, не мог он умереть, ему в прачечную зайти надо за бельем.

М. Кошмар!

Д. А мне почему-то смешно. Это плохо, да? Это, видимо, оттого, что я не такая утонченная натура, как ты, да? Мне смешны грубые вещи, понятны соленые шутки... Какие мы разные, захочешь, верно, не сможешь двух таких разных отыскать во всем городе, а мы вон где отыскались, рядышком... и уйти невозможно...

М. Не говори ерунды. Ты достаточно неглупая девушка. А смешно тебе оттого, что ты молода и полна жизни, и, как ребенок, можешь смеяться по любому поводу.

Д. Это я - то? Ну-у... Вот уж совсем неверно... Да и не так уж и молода... А сколько мне, по-твоему?

М. Тебе?.. Лет тридцать пять - тридцать шесть... Угадал?

Д. Почти. Хотя, если быть уж совсем точным - двадцать семь. Будет еще... если не умру тут от холода.

М. (в замешательстве). Прости. Тут так темно, не разглядишь ничего... А тебе холодно? Иди ко мне, иди под крылышко (поднимает полу плаща, она придвигается к нему, он накрывает ее полой плаща, прижимает к себе).

Д. А тебе сколько?

М. Ну, в отцы я тебе не гожусь, можешь успокоиться. Но все же, как понимаешь сама, гораздо старше. Так что можешь меня не бояться, я тебе не мальчишка из компании. (обнимает ее).

Д. Но, но! Только без этого! Я этого не люблю!

М. (продолжая обнимать ее, вырывающуюся). Так уж и не любишь! А?

Д. (отбиваясь). Отстань, тебе сказано! Не люблю по-зверски.

М. А я разве предлагаю тебе по-зверски?

Д. А как это еще назвать? Ночью под дождем, на остановке автобусов.

М. Не под дождем - это раз. А во-вторых, мне этот навес все больше нравится. Симпатичный, уютный...

Д. Он тебе все больше нравится, потому что все больше сперма тебе ударяет в голову. Ну же, я сказала!

М. Что именно?

Д. Руки не распускай.

М. (продолжая обнимать ее). А я разве распускаю?

Д. А разве это не твоя рука здесь?

М. Ах, ты это имеешь в виду?.. А я думал - не распускай руки - в том смысле, что, мол, не дерись.

Д. Этого только не хватало... Ну, перестань же, чего ты добиваешься, а?

М. А ты не знаешь?

Д. Самому-то не противно тут?

М. Отчего же, мы не прихотливы... Правда, было бы неплохо иметь здесь двуспальную кровать из карельской березы с пуховиком... Но умеючи и без всего этого можно очень даже обойтись...

Д. А ты в смысле - умеючи, да?

М. Ну, кое-какой опыт имеется... Почему же нет?

Д. Почему? Да потому, что ты - лопух.

М. Отчего же лопух? Чуть что не так, сразу - лопух. Если человек ни разу не совокуплялся на автобусной остановке, значит он - лопух?

Д. Не хами. И перестань меня лапать, я устала уже сопротивляться.

М. А ты перестань сопротивляться, если устала... Ну же, ну же, красоточка, мадам, одно лобзание, так сказать, впечатать в ваши сахарные уста и так далее... (дурачится, целует ее).

Д. (смеется, ей начинает нравиться). Отстань, репейник.

М. Пардон, мадам, я банный лист, прошу не путать. А вот и душ, могу искупать (показывает на дождь).

Д. Еще не лучше. Ну же, отвали.

Он неожиданно резко стискивает ее в объятиях, целует, она, задыхаясь, вырывается.

Д. (трогая губы). Ох и пристал же, зараза! Ты что, приключений ищешь?

М. Приключений? А что ты имеешь в виду? У тебя что-нибудь не так?

Д. Все у меня так... А что именно?

М. Ну... может, ты... нездорова?

Д. Конечно, нездорова. Спид, сифилис и гонорея. А так все в порядке.

М. Предупреждать надо... Ну, ладно, я серьезно.

Д. А ты, может, к врачу меня поведешь, или справку тебе показать?

М. Ну что ты сердишься?

Д. А то, что я тебе не проститутка из публичного дома!

М. Да что ты взбеленилась? Чем я тебя обидел?.. Ну, успокойся, ну... Иди ко мне... Я, наверно, глупость сморозил, а ты не слушай, не придирайся к словам... слова, они - лишь слова, ничего больше... не обращай внимания... Я - осел... А ты... ты такая хорошая, ты мне так нравишься...

Обнимает ее. Целуются. Хочет снять с нее комбинацию, пальто.

Д. Что ты! Не надо. Пожалуйста. Ну пусти. Прошу тебя. Нельзя же так.

М. Погоди, погоди.

Д. (уже расслабленно). Здесь же невозможно, ты что...

М. Все прекрасно возможно, если не будешь брыкаться.

Целуются. Он, сидя на скамейке, сажает ее себе на колени.

Д. (задыхается от страсти, целует его). Ничего не получится.

М. (бурно дыша). Все отлично получается.

Затемнение, во время которого доносятся ее вздохи, всхлипы, частые восклицания: «милый, милый...» Затемнение кончается, свет на сцене. Она оправляет пальто, садится на другой конец скамейки. Он расслабленно откидывается к стене. Не смотрят друг на друга. Долгое время молчат.

Д. Противно. Противно. Противно...

М. (неохотно отзывается). Почему же? Кажется, все было не так уж плохо... Я же чувствовал, тебе было хорошо со мной. Верно?

Д. Нет. Мне было противно с тобой... Было противно, как... как с собакой на мусорке.

М. Не надо преувеличивать. А то я могу поверить, что ты и это испытала.

Д. Да, да, да! Именно - противно, гадко!

М. Э-э! Ты что зациклилась на этом «противно»? Помолчи... Да... Хм... Господи, когда же этот дождь прекратится... Да еще и гроза! Ух! Загрохотало, а! Ты боишься грозы, а?

Она не отвечает.

М. Ты что молчишь, а? Не хочешь со мной разговаривать?:

Д. А ведь ты меня изнасиловал.

М. Что?

Д. Да, да. Ты меня изнасиловал.

М. Вот еще... Чепуха какая...

Д. Для тебя может, и чепуха. Я же не привыкла, чтобы меня насиловали посреди пустыря, на автобусной остановке...

М. Далась тебе эта остановка. Ну остановка и остановка. Что же делать, рядом не было гостиницы. Был бы здесь «Хилтон», мы бы любили друг друга в номере этого отеля. Что же делать, если нет ничего под рукой. Приходится довольствоваться тем, что имеешь.

Д. (не слушает его). Да. Ты меня изнасиловал. Вот так вот.

М. Брось чушь городить!

Д. Нет не брошу! То есть, нет, это не чушь! Ты меня изнасиловал и поплатишься за это! Знаешь, сколько дают за изнасилование? А? То-то... Вот закатят тебя лет на семь-восемь, и вся твоя карьера тю-тю!.. Испытаешь на своей шкуре интеллигентной, что такое колония усиленного режима... Будешь там, за колючей проволокой бюсты членов Политбюро строгать. За каждый бюст - поощрение: лишняя миска баланды...

М. Помолчи. Вернее, как у вас там принято говорить - заткнись!

Д. А вот и не заткнусь! Думаешь - шучу? Как бы не так! Возьму вот и сделаю тебе пакость. Чтобы знал, как облегчаться на честных девушках...

М. Это ты-то честная? Ох, помереть можно! Честная... Ха-ха-ха...

Д. Почему бы и нет?

М. Потому что на тебе пробу некуда ставить.

Д. Вот теперь-то уж я точно заявлю на тебя. Тут, кстати, отделение милиции должно быть недалеко...

М. Заявляй, заявляй... Только помолчи, голова болит от твоей трескотни...

Д. Что, испугался?

М. Не говори ерунды. Испугался... Как же... Ты думаешь, наивное дитя, легко посадить такого человека, как я? Человека известного, уважаемого, со связями... Тебя попросту на смех поднимут, да еще чего доброго так просто не отделаешься, когда пойдешь стучать на меня...

Д. Ничего, пусть поднимают на смех. А я все-таки сделаю, что задумала. Не посажу, так хоть репутацию тебе испорчу, госпремия...

М. Не могу понять, зачем тебе это?

Д. А чтобы не забывался. Чтобы такие, как ты, знали, что и на них найдется управа. Уважаемые. Со связями. Богатые. Лауреаты... А того не понимаешь, что к человеку надо по-человечески относиться, а... а не пользоваться им, как тряпкой, которую можно через минуту выбросить... под дождь.

М. Что ты мелешь? Какая тебя муха укусила? С чего ты взяла, что я отношусь к тебе, как... как к вещи? Из чего ты делаешь такие потрясающие выводы? Что я тебе такого сказал?

Д. Не сказал. Чего уж тут говорить. Ты человек деловой. У тебя дело на уме... Как бы наделать, а потом, поджав хвост, в кусты... Вот что у тебя на уме... А я вот за это дело тебя и опозорю. Будешь знать, что я не прошмандовка какая-нибудь, которую можно насиловать, как только пришла охота облегчиться. Будешь знать, попомнишь меня, хоть ты и снюхался крепко с милицией и с властями...

М. Да что ты в самом деле зациклилась на этом. Когда это я тебя насиловал? Ты же сама...

Д. Сама! Сама! А разве ты не видишь, что я женщина?! Женщина я! Может, я который год и ласки-то ни от кого не видела по-настоящему... А ты, гад ползучий, понравился мне, мягкий, обходительный, культурный... Я и растаяла, дура... Так неужели надо было так по-скотски воспользоваться этим..... Неужели нельзя было... хоть немного по-человечески, немного ласковее? Дома, небось, и собаку приласкаешь нежнее... а со мной, выходит, все можно, да, да?! (плачет).

М. (растерян). Я... Я... Честное слово... Погоди, не плачь... Погоди, послушай, что скажу... Ты прости... Да погоди ты плакать, я так говорить не могу. Послушай меня... Ну... Молчи, я сказал! Ну! Заткнись! Вот так... Вот слушай... Я ведь не то, чтобы с тобой только неласковый. Я по натуре такой, понимаешь? На люблю ласкаться и все такое прочее. Я со всеми такой. Может, я эгоист, нет, наверняка, я эгоист, это так. Но тут уже ничего не поделаешь. Невозможно исправить характер, когда тебе уже под пятьдесят... А ты мне очень, очень понравилась, честное слово. Ты слышишь? Д. Слышу.

М. Честное слово, очень понравилась. Не обижайся на меня. Ты славная девушка. Ты... ты красивая... А фигурка у тебя просто прелесть. Поверь мне, это тебе художник говорит. Я бы с удовольствием взял бы тебя в натурщицы. Нет, честно, честно... И еще - ты просто потрясающая женщина...

Д. Слишком много выводов из короткого общения.

М. И тем не менее, я говорю то, что думаю.

Д. И нисколько не врешь?

М. Нет, что ты! Зачем мне врать?

Д. Найдешь зачем.

М. Вот дурочка, ей богу, ну, зачем, зачем, смысл какой?

Д. А хотя бы такой, чтобы я не заявляла на тебя об изнасиловании, умаслить хочешь.

М. Да что ты мне, понимаешь!.. Положил я на твое заявление, понятно? Иди заявляй! (хватает ее за руку и хочет вышвырнуть из-под навеса под дождь).

Д. А-а! Оставь! (вырывается, забивается в угол скамьи, затравленно смотрит на него). Я, может, пошутила... Бешеный какой... Уж и пошутить нельзя...

М. С тобой говорят, как с человеком, а ты все лезешь с какими-то дешевенькими угрозами.

Долго молчат. Она робко поглядывает на него. Он курит.

Д. А ты честно все это говорил?

М. Что именно?

Д. Про меня.

М. Что ты дура?

Д. Нет, до того, раньше.

М. До того? Да, да, честно говорил. А что?

Д. Мне очень давно не говорили ничего такого.

М. Это еще ничего. Плохо другое...

Д. Что плохо?!

М. Что тебя давно ремнем не били.

Д. А-а... Да... Тоже верно, давно не били, с самого детства. Если честно, мне было так приятно слушать тебя, когда ты говорил, о... Даже не верилось, что все это ты говоришь обо мне...

М. Вот и радуйся,

Д. А ты скажи еще.

М. Ты - красивая.

Д. Нет, не так. Ты сядь рядом и говори тихо

М. А ты услышишь?

Д. Не беспокойся. Эти слова я услышу.

М. (садится рядом с ней). Ты - красивая, хорошая девушка, добрая.

Д. Боже мой... Как, оказывается, бывает приятно слышать самые обыкновенные слова...

М. У тебя прекрасная фигурка... Ты отлично сложена. У тебя восхитительная кожа... От тебя трудно отлипнуть, трудно отлипнуть...

Целуются.

Д Боже как хорошо. Как немного надо, чтобы почувствовать себя настоящей женщиной...

М. Ты красивая, у тебя лицо милое, беззащитное выражение не сходит с твоего лица, даже когда ты злишься...

Д. Правда?

М. Правда. Ты потрясающая женщина...

Д. Поцелуй меня, милый...

Целуются.

Д. Даже не верится, что все это со мной... Что такой человек... Скажи, а ты бы женился на мне?

М. (подскакивает, как ужаленный). Что?!

Д. А что?

М. Ты с ума спятила?

Д. Почему?

М. Чтобы задавать такие вопросы мне, надо спятить, вот почему!

Д. Так ты считаешь, что я хорошо только для того, чтобы на мне облегчаться под забором. А жениться можно только на других?!

М. Не ори! Ты опять начинаешь?

Д. А вот что я тебе скажу: не женишься на мне - подам на тебя за изнасилование!

М. Да ты... Ты просто идиотка!

Д. Вот посмотришь, испорчу тебе карьеру. Не получится здесь, поеду в Москву добиваться правосудия, но нагадить тебе нагажу, долго будешь меня помнить...

М. Да кто тебе поверит?! Ты посмотри на себя! Кто ты такая?! Подзаборница!

Д. А чего же тут с подзаборницей любовью занимался, ласковые словечки ей говорил, а?

М. Затмение нашло. Вот ведь ведьма какая!

Д. А, затмение нашло? Ничего, зато жениться на мне ты будешь в ясном уме и твердой памяти, как пишут, когда оставляют завещание. Кстати, и денежки свои мне оставишь, ладно?

М. Вот умора! Рассказать кому - ни за что не поверят.

Д. Поверят, поверят, не бойся. Таким подонкам, как ты, все верят. Это мне не поверят. Ты, конечно, на свои деньги - а может, на денежки своей жены - купишь всю милицию... Потому они и уважают таких, одни подонки уважают других...

М. Не смей тут... ругаться!

Д. (паясничает). А что тут? Какое-то необычное место? Ах это вы, ваша милость, себя имеете в виду? Слух ваш утонченный оскорбляем? Ай-ай-ай! Вот херня-то получилась, верно? Оскорбили ваш слух... Понимаю, понимаю... А других оскорблять вы, значит, можете, поганец вы этакий!

М. Заткнись ты!

Д. (злорадно). Вот так-то лучше. Давай бесись... Может, ударить меня хочешь? Так не стесняйся, давай, смелей! Уверена, что это будет не первая твоя пощечина женщине...

М. Нет, это невозможно. Это просто семейный скандал какой-то... Ночной кошмар!

Д. Еще бы! Мы ведь с тобой скоро будем, это самое... Сочетаться, с позволения сказать, браком... Это всего лишь генеральная репетиция предстоящих семейных скандалов.

М. Как бы не так. Да я тебя в порошок сотру! Ишь, возомнила о себе. Да ты хоть глаза открой, посмотри хорошенько - кто ты, и кто я...

Д. Ой! Сказал тоже! А по мне так между нами и нет никакой разницы. Ты такая же сволочь, как и все остальные, как и я сама.

М. Завелась теперь на всю ночь. Ругаться тебе, видно, наслаждение доставляет.

Д. (устало). Да ну тебя. Нужен ты мне очень...

М. Что? Как это понимать?

Д. А так и понимай - плевать на тебя хотела... С тобой только пошути, потом всю жизнь будешь объяснять, что это была шутка.

М. Что ты имеешь в виду? Какая шутка?

Д. А то что нужен ты мне как корове седло. Можешь успокоиться, шутила я насчет пожениться.

М. А я и был спокоен. Просто меня бесит, что ты все время почему-то стараешься вывести меня из равновесия, как будто тебе это удовольствие доставляет.

Д. А если доставляет, тогда что? Тебе доставляет удовольствие оскорблять, унижать человеческое достоинство, насиловать беззащитную девушку, а мне доставляет удовольствие, когда ты бесишься. Что хуже, еще неизвестно. Да, ладно, не бери в голову., Шутила я... А ты уже на самом деле подумал, что хочу за тебя замуж. Немного же тебе нужно, чтобы поверить...

М. Ну, не знаю... Если это для тебя немного, то представляю, что значит много... Два часа тут комедию ломала, а теперь - видишь ли, «немного нужно». Хм... Да, дела...

Д. Все равно ведь деваться некуда, а тут хоть дело - позлила тебя, согрелась... А ты ведь поверил, честно скажи, а, поверил, что я на самом деле засажу тебя, если откажешься жениться на мне, поверил, а?..

М. Глупости.

Д. Вижу, вижу, поверил... Надо же быть таким идиотом, чтобы в такое поверить...

М. Э, ладно, перестань, отдохни немного... А откуда ты знаешь, что я идиот? Нет, я в том смысле, что ты не так уж, наверно, и не права. Я на самом деле немного, кажется... В общем, если даже не так явно идиот, то не очень от этого далеко...

Д. Непонятное излияние самокритичности... в мозг. Что это с тобой? Ты плохо себя почувствовал? Температура?

М. Нет, я серьезно.

Д. Удивительно стремительные перепады.

М. Заразная шутка, ничего не поделаешь.

Д. Это от меня, что ли, тебе передалось? Сомневаюсь... Вот иногда кажется, что ты законченный гад...

М. Спасибо.

Д. А потом - раз - и совсем другой человек... Вдруг становишься такой милый, прямо родной какой-то...

М. Правда? Спасибо, если честно говоришь.

Д. Так и кажется - сейчас скажешь что-нибудь доброе, сердечное, приласкаешь... А потом вдруг - бац! - снова становишься эгоистом и тварью...

М. Люди все такие. В каждом человеке живет и тварь ползучая и ангел.

Д. Очень мудрое замечание. Главное - свежая мысль.

М. А что, не так? Чем ты теперь недовольна?

Д. А то я не знала, что в каждом человеке... Я тебе о другом говорю. В каждом таится разное - верно, но редко в ком так это резко выявляется, без всякого перехода, не считаясь с окружающим...

М. Ну, это, наверное, в соответствии с темпераментом выявляется, с темпераментом человека... Да... Хм... Понятно-понятненько... Когда же, черт возьми, этот дождь кончится?

Д. Утром.

М. (сам себе). А если я и на утренний рейс опоздаю?.. Это уже будет безобразие... Безо-безо-бразие... Бразие... Какое нелепое слово... (устало зевает).

Она склоняет голову ему на плечо, он приобнимает ее, некоторое время сидят молча, прижавшись друг к другу.

М. Устала?

Д. Спать хочу.

М. Ну поспи.

Д. Да нет. До утра уже недолго. И потом - не хочется воровать у себя часы общения с великим человеком.

М. Не язви, язва. Общения, кстати, у нас было больше чем достаточно, грех тебе жаловаться...

Д. За что и признательна тебе бесконечно.

М. У тебя уже глаза закрываются. Может, поспишь, на самом деле? Я серьезно? А, давай? Я плащ расстелю...

Д. Какой ты милый. Щедрый, добрый...

М. Для тебя, дорогая, мне ничего не жалко. Как говорится, для хорошего человека...

Д. Ну, это понятно... Интересно, какая у тебя жена?

М. Потрясающий переход к наболевшей теме.

Д. Нет, честно, скажи, какая?

М. Честно? Если честно - то стерва.

Д. Это понятно. А внешне? Красивая?

М. Как тебе сказать? Наверно. Раньше казалось - бесспорно красива, теперь, думаю, нет, больше эффектна.

Д. Расскажи о ней.

М. Вот еще! А почему, когда я сказал про жену - стерва, ты сказала - это понятно.

Д. А какая у тебя еще может быть жена? Сколько не вешай на нее бриллиантов, ей все мало... Да? Угадала?

М. Угу. Почти.

Д. Ты что такой стал смурной?

М. Не хочется мне об этом говорить. Погладь меня по голове.

Д. Понравилось? (гладит его по голове, приговаривая, как ребенку). Что, мамы, папы нет?

М. Нет.

Д. А дети?

М. От первого брака - дочь. Но она с матерью, не общается со мной. Совсем она мне чужая стала.

Д. Значит, и ты один на свете? Ах ты, сирота казанская, сиротинушка ты моя бедная, обиженная... (гладит его по голове). Ты что улыбаешься, сиротинушка?

М. Вспомнил случай один из детства...

Д. Хочешь рассказать?

М. Если хочешь послушать.

Д. Конечно, хочу. Мне теперь все, что касается тебя, интересно.

М. Да? Что бы это значило?

Д. Сама пока не знаю. Ну давай свой случай из детства.

М. Было мне тогда лет восемь. Родители, особенно отец, хотели, чтоб я стал музыкантом. Я тогда пел в детском хоре. Помню - короткие черные штанишки, черный галстук-бабочка на ослепительно-белом жабо, аккуратненькая шелковая челочка на лбу - это я. Представила?

Д. Да. Не отвлекайся.

М. Однажды нам объявили, что наш хор будет выступать на радио. Стали усиленно готовиться. Я хоть и не знал тогда точно - нравится мне петь в хоре или не нравится, но ждал этого выступления, как бога, волновался, помню, ужасно... Д. Уже тогда был честолюбив, да?

М. Может быть. Не знаю. Но помню, даже плохо спал - в ночь перед выступлением... Да. Так вот. А на нашей улице жил мальчишка года на три старше меня, хулиганистый, вечно дразнил меня, вызывал на драку и избивал, я драться не мог тогда, только плакал, приходил домой весь в синяках, а дома от отца еще попадало...

Д. Бедненький... Ну ничего, зато сейчас ты можешь постоять не только за себя.

М. Если не интересно, не буду рассказывать.

Д. С чего ты взял, что не интересно?

М. А почему перебиваешь?

Д. Ну, мы же беседуем. Я подаю реплики, как в театре.

М. Как в театре... Ты сначала хоть разок побывай в театре, а потом уж говори... Из-за таких, как ты, наши театры и не выполняют план...

Д. Ладно, ладно. Бывали и не однажды. И не в таком занюханном...

М. Сейчас опять поссоримся, смотри!..

Д. А что ты злишься? Ладно, все. Молчу, молчу. Рассказывай дальше, пожалуйста.

М. Тебе, правда, интересно?

Д. Ой, что ты! Очень, очень. Поверь.

М. Ладно. На чем это я остановился?

Д. Мальчишка тебя обижал, а дома отец прибавлял.

М. Ага. Ну, он меня всячески терроризировал, этот мальчик, и уж не знаю, каким образом, скорее всего, я сам ребятам проболтался, а уж они ему передали, он узнал про предстоящее выступление по радио. Вот как-то подходит и говорит мне: «Ты что, по радио выступать будешь?» Ну, я объяснил ему, что не я один, хор...

Д. Похвальная скромность... Ой, всё, молчу! Извини, сорвалось.

М. Что в хоре буду петь, а он говорит - вот, когда будешь петь, говорит, скажешь громко мое имя, скажешь: Мамед, Мамед, несколько раз, понял? Если не услышу по радио свое имя, так тебя отлуплю, что жить не захочешь. Вот так, примерно, он попросил меня об этой небольшой услуге. Представляешь мое состояние? Я долгое время мечтал об этом выступлении по радио, волновался, строим догадки, плохо спал по ночам, а тут - на тебе? - выкрикни там во время песни имя этого психа. И боялся я его, надо сказать, очень, подавлял он меня, стоило мне издали его увидеть на улице, у меня портилось настроение. И вот выступление на радио, мы все приглаженные, отутюженные, поем, все торжественные, радостные, все, кроме меня, а я, чувствуя себя глубоко несчастным, вытянув шею к микрофону, громко выговариваю его имя - Мамед! Мамед! А рядом мальчики поют, удивленно косятся на меня... Да... Хм... Вот такая история... Смешно, да?

Д. С чего ты взял? И вовсе не смешно... (гладит его по голове). Бедненький мой, обиженный...

М. Я разомлел... А знаешь, я давно тебе хотел сказать, но ты ведь не даешь слова произнести, все перебиваешь...

Д. Почто поклеп на бедную женщину возводите? А что хотел сказать?

М. Давно хотел сказать, что ты мне очень понравилась.

Д. Да что ты говоришь! Вот приятная неожиданность. Или как? Может, лучше, неожиданная приятность?

М. Вот ты дурачишься, а я ведь серьезно...

Д. Вот уж не думала, что ты можешь воспринимать меня серьезно.

М. Вполне серьезно. И могу повторить - ты мне как женщина очень понравилась.

Д. Предупреждаю: если у тебя появляются сейчас новые нехорошие поползновения в связи с недавними приятными воспоминаниями, то ты уж точно в таком случае попадешь в милицию.

М. Не надо так часто упоминать о милиции. У меня на это слово аллергия.

Д. Понятное дело. Если ты так любишь нарушать закон.

М. Нет, серьезно. Ты мне так понравилась, что я даже начал усиленно раздумывать - а не жениться ли на тебе?

Д. И давно эта гениальная мысль сверлит тебе голову?

М. Давно. Минут шесть-семь.

Д. Ого! Ну, что ж, раздумывай. Это не вредно.

М. А ты бы вышла за меня?

Д. Ну вот еще! Ничего смешнее не придумал?

М. Отчего же тебе смешно мое предложение. Я готов, честно говорю.

Д. Ах ты готов!.. Ну, ну... Для меня это, конечно, большая честь.

М. Ну зачем ты так? Я же не это имел в виду... То есть, я не думал что это именно так прозвучит для тебя.

Д. Прекрасно знаю, что ты имел в виду. Как же! Знаменитость! И вдруг предлагает руку и сердце, как говорится, и кому... простой девушке, сироте с сомнительной репутацией, которую чуть не изнасиловали перед его предложением. Такое это для меня одолжение, а я дура не оценила, не стою перед тобой на коленях, не орошаю слезами благодарности твоих рук. Не поняла я дура, босячка, что мне вам за ваше предложение по гроб обязанной быть следует... Ну, что молчишь?

М. А что мне сказать? Столько злости в тебе, я не ожидал...

Д. Еще бы не быть во мне злости, еще бы не быть! Это вы, такие как ты и сделали меня злой, гадкой, неприветливой, настороженной, такие как ты... потребители...

М. Понятно... Я тебе - можешь не верить - искренне делал предложение... Может, под влиянием светлой минуты, не знаю, озарение, может, нашло на меня, что редко посещает... А ты все опошлила, оплевала.

Д. Примерно так же, как ты меня недавно оплевал, в душу мне плевал и растаптывал, когда насиловал на этой скамейке... Или ты считаешь, у таких как я не должно быть души, что это для мне подобных слишком уж большая роскошь? А? Может, думаешь, иметь душу - это удел таких утонченных, аристократических натур, как ты? А у меня только тело, и за то спасибо... Тело, которым можно попользоваться, а потом брезгливо отпихнуть от себя!..

М. Чем больше я тебя слушаю, тем больше убеждаюсь, что у тебя не все благополучно с головой. Ну, скажи ты, скажи, чем я тебе дал повод, что ты бросаешься на меня, как бешеная?.. Все же хорошо было, у тебя только что, минуту назад было прекрасное, спокойное настроение... Что же произошло?.. Знаешь, я не шучу, тебе надо показаться хорошему психиатру...

Д. У меня ни на что хорошее денег нет. И вообще учти, ты делал предложение бесприданнице, мало того - нищей...

М. Ах, вот в чем дело, как же я сразу не догадался? (достает деньги, протягивает ей). Возьми за услуги, сколько тебе причитается, а?

Д. Пятьдесят рублей. Полтинник. Я лишнего не возьму.

М. Вот тебе полтинник.

Д. Вот это другой разговор... А то сразу - жениться, жениться... Есть же на свете хитрецы... (прячет деньги в бюстгальтер).

М. Почему хитрецы, что я такого хитрого сделал?..

Д. А то хитрое, что все врал, от начала до конца все врал! Шутил и врал! У таких как ты нет ничего святого, вы только шутите, насмехаетесь над всем и всеми и врете, врете, врете, чтобы только своих мерзких целей достичь. Все ты врал, ни одному твоему слову не верю. Только душу мне разбередил, гад, своими словами лживыми! А я тут же поддалась, дура, тут же размечталась, о своем доме, о том, что у меня тоже, может быть... могла бы быть семья, о счастье, которое и не знаешь-то толком, что такое... Будь ты проклят, гад, будь ты проклят! (плачет).

Долгое время молчат. Она постепенно успокаивается.

М. Даже не знаю, что можно возразить тебе, если ты так крепко вбила всю эту муру в голову. Даже если тебя всю жизнь обманывали, это еще не значит, что ты не можешь встретить человека, который скажет тебе честно, что хочет быть с тобой вдвоем, не хочет с тобой расставаться... Ты так серьезно все воспринимаешь... Как ребенок. Я тебе правду говорил, не врал... Тебе кажется, что не может быть человек, который действует импульсивно, под влиянием минуты? Странно... Но почему? Я такой человек. Я серьезно предлагал тебе...

Д. Молчи! Молчи. Умоляю тебя. Я так устала... У меня сил нет говорить. (тихо плачет).

М. Нет, не буду молчать. Если у тебя нет сил говорить, то не говори, а слушай. Тебе кажется, что вокруг одни жулики, если ты до тридцати лет не повстречала ни одного благородного человека, но это не так...

Д. Это ты что ли благородный? Опять, наверно, облегчиться хочешь. Похоть охватила, не знаешь, как подкатиться?..

М. Сейчас бы тебе на самом деле лучше помолчать.

Д. А ты давай, как в первый раз, давай, давай, нечего со мной, девкой уличной, церемониться! Небось не жена твоя, которая всякого ласкового обхождения требует. Так что смелее, что со мной чикаться, шлюхой... (внезапно устало замолкает).

М. Ну, и что дальше?

Д. А что дальше? Дальше яйца не пускают. Вот так вот, знай наших. Вот так шутят девки...

М. Заткнись, я сказал!

Она вдруг сникает. Всхлипывает, плачет.

М. Может, тебе сейчас трудно понять... Может, ты сейчас вместо того, чтобы постараться понять, ищешь причины, побудившие меня... Но, честное слово, никаких причин нет, точнее, никаких, кроме одной, - нет мне радости от теперешней моей жизни, хоть это тебе и покажется, наверняка, невероятным... Как же нет радости, когда у человека все есть?.. Да, все есть, всего, вроде бы, всякими правдами и неправдами добился, а вот радости, удовлетворения нет, все реже и реже испытываю удовлетворение, будто что-то сломалось во мне, какая-то пружинка лопнула... С женой я не счастлив, и мы с ней уже давно чужие люди... Только видимость поддерживаем для окружающих, непонятно почему... Для меня эта видимость, скорее всего, по инерции, машинально, бездумно... плыву по течению... Поздно, по-моему, что-нибудь менять... Поздно - так я думал..... А теперь, когда встретил тебя, - нет, серьезно - подумал вдруг: а почему бы и нет? Разве мой возраст - это конец жизни, а вдруг мне предстоит еще пожить немало, что тогда? Так и мучиться, лицемерить на людях, создавать видимость, непонятно для чего, насиловать свою душу до самой смерти и что, может, страшнее всего, чувствовать, как постепенно лицемерие и ложь проникают и в твое ремесло, в работу, ради которой, ты и живешь, и женился, и терпишь многое... Это ужасно... Поверь мне, это ужасно... Вот и все... Что-то я разговорился не на шутку... Ты еще не заснула?.. Если нет, послушай еще вот это: человек я инертный, мягкий, характер - пластилин, может, потому и женился на своей второй жене... И потому, я подумал, увидев тебя, - ты мне поможешь, ты меня встряхнешь, и я пробужусь от этой поганой лицемерной жизни, и однажды я проснусь рядом с тобой и снова обрету себя, снова стану, как до женитьбы, как до всего этого тихого кошмара, этого незаметного ужаса, стану самим собой... И буду знать, что я ни сегодня, ни завтра ни на что не разменяю свой талант, ни на какие блага, ни на какие связи, ни на какую роскошь, и ты не будешь меня понукать, чтобы я делал то, чего не хочется, от чего меня всего воротит... Не будешь говорить каждую минуту: вот люди, вот посмотри на людей, вот как у людей делается, имея в виду только высокопоставленных подруг и их высокопоставленных лицемеров и жуликов мужей, беззастенчиво шагающих по трупам... Вот чего я хотел, хотел воспользоваться тобой как отдушиной, как веревкой, спущенной мне в пропасть, чтобы я выкарабкался... В общем-то, ты права, и у меня были вполне меркантильные интересы в отношении тебя... Я хотел воспользоваться тобой, чтобы стать самим собой, но воспользоваться не временно... Может, именно ты помогла бы мне стать совершенно непохожим на меня сегодняшнего, потому что ты из совсем другого мира, понимаешь, наши миры, они нигде не пересекаются, и ничего общего у них нет... Я это сейчас только так более или менее конкретно сумел облечь в слова, раньше я просто чувствовал это интуитивно, знал, что никто не поможет мне спастись, никто из моего мира, из моего круга, из моей компании - они просто меня на смех поднимут и даже понять не попытаются, если я им расскажу хотя бы половину того, что тут наговорил тебе... Я думал, что любой нормальный человек должен стремиться к удобной, комфортабельной жизни, должен стремиться максимально обставить свою жизнь приятными знакомыми, приятными минутами... Сейчас я понимаю, что за все это надо расплачиваться, и расплачиваться самым дорогим - своей человечностью, своим талантом, делом всей своей жизни... Может, тебе трудно это понять... Но талантом и делом всей моей жизни я уже почти расплатился... Вместо того, чтобы спокойно и радостно работать и получать удовольствие и глубокое удовлетворение от творчества, как это было давно, так давно, что и память о том выело, вместо того, я теперь неизменно думаю, кого бы обставить, и кто может обскакать меня, как бы сделать так, чтобы заполучить очередной крупный заказ, очередное звание, как бы вырвать кусок из горла ближнего, как бы молодые не оставили меня позади, и потому надо принять своевременные меры; зависть, злоба, драка за... уже даже не за место под солнцем, и даже не за жирные куски, а чтобы солнце светило только тебе, было бы, подобно нимбу, только над твоей головой, и остальные чтобы только восхищались и рукоплескали, и чтобы все жирные куски - минуя всех остальных звероподобных - были бы только у меня, валялись бы у меня под ногами, но ни в коем случае не попали бы в рот моему ближнему, пусть его подыхает с голоду... Я, наверно, слишком сумбурно излагаю, но ты понимаешь, надеюсь, в какого зверя я постепенно превращался и почти целиком превратился, понимаешь, надеюсь, что мне надо вернуться, во что бы то ни стало вернуться обратно, к себе самому, каким я был лет тридцать назад... Я теперь рад, что разбил машину, не полетел в Москву, и главное - что тебя встретил... Ты должна помочь мне... Теперь ты поняла, что я и не думал шутить и, тем более, издеваться над тобой, когда предлагал выйти за меня... Мне следует поменять, резко поменять свою жизнь... Сделать, так сказать, операцию на душе...

Д. Понимаю. И скальпелем для этой операции должна стать я. Вот такая мне в этом деле уготована роль...

М. Ну зачем ты так желчно?.. Я же тебя о помощи прошу...

Молния. Гремит гром. Еще гром. Ливень становится сильнее.

Д. Вот видишь, небо против нашего союза. Да и о каком тут союзе можно говорить? Ты станешь проклинать меня на следующий день.

М. Не говори глупостей.

Д. Ты быстро загораешься. Наверно, это свойственно натурам творческим не знаю. Но кто быстро загорается, может так же быстро остынуть. Ты вдруг загорелся своей идеей и не хочешь холодно поразмыслить... Хотя бы в отношении меня... И понять, что ничего хорошего из этой твоей нелепой затеи не выйдет. Ты верно сказал: мы люди из разных миров. Если для тебя это именно то, что нужно, поменять обстановку, поменять круг общения, поменять жену, то для меня это не совсем то, потому что в твоем мире я буду инопланетянином... Пришельцем из другого мира...

М. Ерунду говоришь.

Д. Я была бы рада, если бы это была ерунда. Но это не ерунда. Ты все для себя продумал и взвесил, хоть и недолго это продумывание длилось, ладно... Будем считать, все-таки, продумал... А что же я? Что будет со мной? Ты ведь не вещь берешь, не покупаешь в магазине куклу... Что со мной будет, я же живой человек со своим характером, со своей судьбой, уже случившейся... Сейчас я не знаю той удобной, комфортабельной жизни, которую ты мне предлагаешь, и мне все равно, мне далеко до вашей жизни, как до Марса, и потому я даже завидовать толком не могу тем женщинам, которые живут там, в вашем далеком мире, недоступном мире, которые живут на всем готовеньком... А когда я все это узнаю, испытаю на своей шкуре? И еще, может, не приведи бог, скоро ко всему этому привыкну? Да еще и полюблю тебя, привяжусь к тебе, как собака? Что потом будет со мной, когда я тебе надоем в конце концов, и ты прогонишь меня?.. Для меня это будет катастрофа... Еще одна, которую я уже не вынесу, не в силах буду. Значит, я жизнью рискую. Понимаешь? Так что, лучше и не начинать пробовать, лучше не ввязываться во все это... Не для меня все такое, как говорится, не в коня корм...

М. Странно ты рассуждаешь. Так можно все походя отвергать на том основании, что когда-нибудь все кончится. И вообще, по-твоему получается: зачем жить, если все равно умирать?... Разве можно все так рассчитывать?

Д. Почему же нет? Ведь это моя жизнь, тут речь идет о моей судьбе дальнейшей, и разве не следует продумать и рассчитать хотя бы ближайшее будущее?.. Ты ведь рассчитываешь все свои шаги, когда начинаешь какое-нибудь дело?

М. Так то дела, там просто необходимо...

Д. Так что же по-твоему, моя жизнь должна цениться дешевле твоих дел? Дело не страшно и проиграть, их много, будут еще дела, а жизнь-то одна, а? Разве не страшно проиграть жизнь, которая и так почти вся проиграна... Кстати, забери свои деньги. (Достает купюру из-за лифчика и протягивает ему). Прости, я погорячилась тогда, наговорила лишнего.

М. (берет деньги). Ты меня тоже прости, я был не прав.

Д. А такими делами, чтобы ты знал, я никогда не занималась. Привыкла есть свои честно заработанный хлеб. Такой кусок мне в горле станет. А впрочем, мне все равно, думай, что хочешь...

М. Да... Хм... Может, ты и права насчет жизни... Что ж, давай, рассчитывай, примеряй, прикидывай, давай, давай, авось рассчитаешь - не прогадаешь... Смотри только, не просчитайся в своих расчетах, дуреха!

Д. Не сердись. Так будет лучше, поверь мне. Тебе нужен совсем другой человек.

М. Ты, видно, лучше меня знаешь, что мне нужно. Вот жена моя - она, как ты говоришь, совсем другой человек. И мой тесть - совсем другой человек. Это люди моего круга, - который незаметно и облапошил меня, отнял самое ценное, оставил ни с чем, наедине со всякими мерзостями, красочной мишурой, дутыми ценностями и сверкающими пакостями... Вот такой круг... И мой тесть, человек из этого круга, много сделал для моей карьеры, я благодарен ему, он вовремя поддержал и помог мне... Может, я даже специально женился на второй жене, чтобы сделать себе карьеру, потому что уже тогда становился мелким гадом и все привык рассчитывать... Но чем дальше, тем чаще бывают в моей жизни минуты, когда я готов убить жену... Жену и тестя, и всех других мерзавцев из моего круга. Так что, тут ты не права. Расчет, так сказать, неточен... Не всегда он себя оправдывает... Жаль только, что поздно понимаешь это.

Д. Ладно. Ты представь на минутку, что бросил жену и сделал, как хотел. Станем жить вместе. Будешь мне подарки дарить, баловать меня. И что же? Постепенно я могу сделаться такой же стервой, какой тебе сейчас кажется твоя жена. Обстоятельства делают человека, обстоятельства создают его. Ты же это прекрасно знаешь. И тебя создали обстоятельства, разве нет? Так что, не стоит ничего затевать.

М. Но я же хотя бы немного знаю людей. Непохоже, чтобы ты превратилась в стерву.

Д. А с твоей женой вначале было похоже?

М. Да. Она была стервой с самого начала.

Д. А...

М. А я знал, на что шел. Да. Знал. Они купили меня. Увидели во мне - я в основном тестя имею в виду - увидели во мне перспективного. А для меня открывались новые возможности. Большие возможности. Думал, что эти возможности открываются для меня как художника. И я купился. Теперь можешь думать обо мне все, что хочешь...

Д. Что же мне о тебе думать? Ты просто человек. Со слабыми и сильными человеческими чертами, хороший и плохой, добрый и гадкий, подлец и честный... Как все...

М. Вот спасибо. Значит, как все?.. Как все человеки... Неплохо. Хотя всю жизнь и стремился быть не таким, как все... Может, это и погубило меня и привело к сегодняшнему дню... Так почему же тебе, если я, как все, не выйти за меня?

Д. Который час?

М. Что?

Д. Который час?

М. Который час? А ведь я задал тебе вопрос.

Д. На дурные вопросы не отвечаю.

М. Это очень важный для меня вопрос. А не дурной, как ты говоришь.

Д. Отстань, не прилипай.

М. Порой мне хочется убить тебя.

Д. Правильно. Это будет повторяться по нескольку раз в день, если мы будем вместе.

М. Я знаю, ты нарочно делаешь так, чтобы я переменил свое решение. Ты нарочно злишь меня. Показываешь, что ты шлюха, а ведь на самом деле ты можешь быть очень хорошей.

Д. Можешь быть - это еще не означает быть на самом деле. И хватит об этом. Надоело. Катись ты со своими предложениями! Не трави ты меня, ради бога... Устала... Ну, который час, может, скажешь, все-таки.

Он смотрит на чесы.

М. Четверть шестого.

Д. Уже утро. Скоро ты сможешь поехать в аэропорт и успеешь на вручение.

Он молчит.

Д. Ты что молчишь?

М. А что мне сказать?

Д. Не знаю. Лучше что-нибудь веселое. А то грустно стало что-то.

М. Запечалилась, старушка...

Д. А с чего мне радоваться? Утро... Скоро мы расстанемся... Каждый пойдет своей дорогой...

М. Если так, то, конечно, радостного мало... А ты, правда, огорчена этим?

Д. Чем - этим?

М. Что каждый пойдет своей дорогой?

Д. Не знаю... Просто, я еще не встречала такого, как ты...

М. Так я же и предлагаю тебе не расставаться. Что ты молчишь? А?.. Знаешь что? Давай сделаем так: мы разойдемся, останемся одни, и спросим себя - нужно ли нам расставаться? Если поймем, вернее, если ты поймешь, что нет, что я был прав, то я... через три дня жду тебя у метро «Баксовет»... Идет?

Д. Едет.

М. Не понял.

Д. Едет, говорю, а не идет. Отвали в сторонку.

М. Ты опять?

Слышен шум приближающейся машины.

Д. Вот, дорогой мой, случайный мой человек, на этой машине - видишь, грузовик едет? - я сейчас уеду... Уеду в свою жизнь, и больше мы с тобой не увидимся. Дай я на тебя посмотрю как следует, а то все время в темноте с тобой провели, подними лицо, дорогой мой. Вот так. Спасибо тебе. Всё-таки хороший ты человек. Не забывай об этом. (Хочет выйти под дождь к приближающейся машине).

М. Постой, постой, дурочка! (хватает ее за руку).

Д. Нет, не удерживай меня. Ты пойми - ты только эпизод в моей жизни. Так же, как и я - маленький эпизодик в твоей. Ты только эпизод, наверно, приятный, но только маленький эпизод. А жизнь большая. Она больше тебя. Мы - незнакомцы. Даже в одном городе мы никогда не повстречаемся больше, потому что ходим по разным улицам, (внезапно вырывает у него руку и убегает под дождь. Он хочет высунуться из-под навеса, но сильный ливень его удерживает, он еще не верит, что она по-настоящему уходит).

М. Эй! Эй, девушка! Девушка, постой! Постой, слышишь! Стук закрываемой дверцы кабинки грузовика. Рев мотора. Он выбегает под дождь, бежит и исчезает за кулисами. Шум удаляющейся машины. Крики из-за кулис.

М. Эй! Эй! Девушка! Эй! Остановите машину! Стой! Стой, тебе говорят! Стой, гад! Сто-ой!!!

Он возвращается весь мокрый, с него стекает вода, но он не обращает на это внимания. Ходит под навесом взад-вперед. Закуривает, но сигареты мокрые, он швыряет их на землю. Долгое время он один. Порой подолгу смотрит в зал. Усталое, безразличное лицо. Удручен. Начинается рассвет. Он садится на скамейку. Хмуро смотрит в зал. Рассеян. Лицо человека, который не может собраться с мыслями и понять, что же с ним случилось. Слышен шум проезжающей машины. Он не обращает на нее внимания. Все так же сидит на скамейке под навесом, глядя перед собой, о чем-то напряженно думая. Через некоторое время слышен шум второй машины. Он все так же сидит, не реагируя. Шум дождя постепенно стихает. Становится совсем светло. Дождь кончился. Одна за другой мимо него проносятся машины, шумно разбрызгивая лужи покрышками, сигналя. Шум одной машины удаляется, другой приближается. Он медленно поднимает опущенную голову, встает со скамейки, хмуро оглядывается. Смотрит на небо. Протягивает ладонь, чтобы проверить, закончился ли дождь. Выходит из-под навеса. Некоторое время стоит, словно не зная, что предпринять. Оглядывается. Смотрит вдаль, будто высматривает что-то. Вдруг машет рукой.

М. (кричит). Такси! Эй, такси!

Поспешно уходит со сцены. Некоторое время - остановка автобусов, на стене вырезаны какие-то рисунки, надписи. Потом - занавес.

Конец.