Рустам Ибрагимбеков

ДОМ НА ПЕСКЕ

Драма в двух действиях

Данный текст не может быть использован в коммерческих целях, кроме как с согласия владельца авторских прав

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Эльдар — научный работник, 32 лет.

Мать — пенсионерка, 62 лет.

Отец — пенсионер, 72 лет.

Сестра — стенографистка, 35 лет.

Валя — студентка, 22 лет.

Алик — аспирант, 25 лет.

Гулам — сосед по даче, 45 лет.

Ада — его жена, 33 лет.

Агамейти — сторож, 72 лет.

Сосед

Мужчина — научный работник, 36 лет.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Небольшой участок песчаной земли с несколькими стелющимися по песку виноградными лозами. Легкий навес из фанеры, виднеется кровать. За навесом лежат тонкие железные трубы. Посреди участка торчит из песка остроконечный обломок скалы, похожий на метеорит. Рядом свалена груда строительного камня-кубика. Вторая груда — у калитки.

Время от времени участок медленно пересекает седая грузная женщина в черной выцветшей мужской рубахе навыпуск поверх платья — она по одному перетаскивает камни от калитки к скале. Это Мать. Под навесом на переносной газовой плите варит обед Отец. Одновременно он читает книгу. Серый парусиновый пиджак Отца висит на спинке железной кровати, расположенной под навесом, худые руки загорели по локоть; выше, до рукавов сетчатой майки, бросаются в глаза белые, совершенно не тронутые загаром полоски кожи. На крючках деревянной вешалки, грубо прибитой к навесу, висят четыре охотничьих ружья с патронташами.

Мать, перетащив на несколько метров очередной камень, вынуждена сделать передышку; откинув назад свое грузное, выпирающее из рубашки тело, она тяжело переводит дыхание. В глубине, там, где за невысоким заборчиком начинаются участки соседей (справа — двухэтажный дом из железобетонных конструкций, слева — игрушечно маленький и ярко раскрашенный), — городская квартира Эльдара.

Большой облезлый письменный стол и пол вокруг него заставлены стопками книг и папок с рукописями. Кожаный диван в углу комнаты тоже занят бумагами. Вдоль заляпанной огромными черными пятнами стены стоят четыре разных по форме стула. На противоположной стене висят на гвоздях часы и маленькое круглое зеркало. Перед ними — старое кожаное кресло, в котором сидит Э л ь д а р. Он в майке, потому что жарко и потому еще, что вид собственного тела, в меру загорелого и крепкого, пока не тяготит его. Он бреется, от бритвы к электрической розетке тянется белый шнур, косо пересекая темный прямоугольник дверного проема, ведущего в спальню. Там темно из-за того, что завешены окна. Такое ощущение, что, бреясь, Эльдар и видит и слышит все, что происходит у родителей, преодолев пространство, отделяющее его от них; это, конечно, невозможно, но может быть объяснено, например, чуткостью встревоженного сыновнего сердца...

Отец. Отдохни немного, надорвешься.

Мать. Я прекрасно себя чувствую.

Отец. Да, выглядишь ты неплохо.

Мать. Удивительное дело — здесь я просто оживаю. Воздух тут другой, что ли? В городе я чахну.

Отец. Да, воздух здесь отличный.

Мать. Ты обратил внимание — у меня уже почти нет одышки.

Отец. Да, да, конечно. И все же тебе перенапрягаться не стоит. Ребята приедут и все сделают.

Мать. Я не перенапрягаюсь. (Дотащив камень до скалы.) Вот и еще один... Глядишь, в сентябре и дом будет готов. Меня только эта скала волнует, на все остальное у меня сил хватит.

Отец. Да, скала оказалась трудным орешком.

Мать. Взорвать ее, что ли?

Отец. Чем взорвать?

Мать. Взрывчаткой какой-нибудь.

Отец. Только этого не хватало.

Мать. Взорвать я смогу. Главное — взрывчатки достать.

Отец. Даже и не думай. В результате и сами погибнем и всех кругом подорвем.

Мать. Десять взрывпакетов на нее хватило бы.

Отец. Каких еще взрывпакетов?! Надо дождаться ребят. Рано или поздно они же приедут.

Мать молча идет за следующим камнем.

Я уверен, сегодня они обязательно приедут... Они же знают, что мы их ждем... Может, ты все же передохнешь?

Мать. Я не устала.

Отец. Их тоже понять можно — у них дела, работа.

М а т ь. По-моему, я никого не упрекаю.

Отец. Раз они не приезжают, то у них какие-нибудь уважительные причины.

М а т ь. Наверное.

Отец (вздохнув). Жаль, от меня толку мало. Мать. Не хватало еще, чтобы ты тут камни таскал. Отец. Ты же таскаешь.

Мать. Во-первых, я моложе, а во-вторых, физически сильнее.

Отец. Зато у меня одышки нет.

Мать. А грыжа? И не старайся — не уговоришь. (Тащит камень.)

Отец. В конце концов мы ведь можем вдвоем это делать, ты с одной стороны, я — с другой, и камень в два раза легче станет.

Мать (передвинувшись на несколько метров, опускается на песок, тяжело дышит). Даже если в четыре, все равно не позволю. Вари обед и ни о чем не думай. Это моя затея, и я сама доведу ее до конца. А захочется в город — езжай, нечего тут из-за меня торчать, небось тоскуешь по своим друзьям-приятелям.

Отец. А как же я тебя одну оставлю?

Мать. Обойдусь как-нибудь.

Отец. А вдруг приступ?

Мать. А что приступ? Лекарство под рукой, глотну — и все в порядке.

Отец (мечтательно). Я бы, конечно, махнул в город ненадолго. На денек. И сразу назад.

Мать. Тем более. Ничего со мной не случится.

Отец. Сходил бы в гости, сыграл бы в преферанс, и недельки на две мне этого хватило бы.

Мать. Ну, вот видишь. А я как раз простыню твою постираю.

Отец (спохватившись). Нет, нет, я тебя одну не оставлю.

Мать. Ничего со мной не случится.

Отец. Вот когда ребята приедут, тогда другое дело. Тогда, может, на денек махну...

Мать тащит камень дальше.

Не может быть, чтобы они не приехали... Рубашка чистая у меня есть?

Мать. Есть.

Отец. Где она лежит?

Мать. В чемодане.

Отец. Но это потом, сразу я не поеду. А то ребята обидятся. Надо на охоту с ними сходить. Ты не беспокойся, работе это не помешает. К шести утра мы уже вернемся.

Мать. Я не беспокоюсь. (Тащит камень дальше. Она уже почти у скалы.)

У калитки появляется Агамейти. За плечами у него двустволка. Подходит к навесу. Садится на краешек кровати. Выглядит свежо, видимо, хорошо выспался.

Агамейти. Я сон сейчас видел интересный. Будто сплю я не днем, а ночью, и кто-то меня будит. Просыпаюсь — смотрю: .ангел смерти Азраил. Трясет меня, за плечо. «Вставай, говорит, Агамейти, хватит дрыхнуть, идем со мной, засиделся ты на этом свете». У меня душа в пятки ушла. Ну, думаю, все, пришел твой конец, Агамейти. Руки-ноги у меня отнялись, лежу, как труп, и вдруг, — сам не знаю, откуда у меня сила взялась, — как закричу: «Да здравствует Советская Армия!» — прямо Азраилу в лицо. Он как вскочил — и к двери, как пуля вылетел. Так торопился, что головой о притолоку ударился, сильный такой стук получился! И я проснулся.

Мать. Слава богу, что проснулся, а то половину камней у меня украли, пока ты спал.

Агамейти. Не может быть! Вот мерзавцы!

Мать. С таким сторожем, как ты, хорошо, что нас самих не утащили.

Агамейти. Этого я не допущу. Без вас мне здесь совсем тоскливо будет. (Смотрит на ружья, висящие на вешалке.) А ты что, опять на охоту собрался?

Отец. Да. Ребята должны приехать. Я обещал им...

Агамейти. Сходил бы со мной разок.

Отец. Как-то без ребят не хочется. Вот приедут — пойдем все вместе.

Агамейти. Хорошо, что я не обидчивый.

Отец. Я как-то привык к ребятам. И они тоже без меня не охотятся.

Агамейти. Все трое приедут?

Отец. Да... должны втроем... обещали...

Агамейти. Хорошо, если приедут... Наконец уберете ее. (Показывает на скалу.)

Мать. Это не твоя забота. Ты лучше спи поменьше и охрану свою неси добросовестно. (Тащит камень.)

Агамейти. Я что говорю? Я, как говорится, гнутое дерево. Разрешат — скажу, не разрешат — промолчу.

Мать (не выпуская камень из рук). Вот и хорошо.

Агамейти. Я Дадашу сказал, чтобы он тоже пришел помочь.

Мать. Кто тебя просил?

Агамейти. А что тут такого? Все равно он, как крот, целый день на своем участке роется — пусть и вам помогает. На то и сосед.

Мать. И тебе не стыдно?

Агамейти. А чего мне стыдиться? Я — бездельник, он — труженик. Вот пусть и поможет. Не все же только на себя работать, пусть и соседям пользу принесет.

Отец. Я вчера смотрел, какой он колодец себе отрыл, — просто чудо!

Агамейти. Несчастный!

Мать. Кто?

Агамейти. Он.

Мать. Это еще почему?

Агамейти. Здоровый молодой человек, вместо того чтобы жизнью наслаждаться, в земле копается. Ну ладно, вы старики, к земле вас потянуло, а он что?

Мать. Тебе этого не понять.

Агамейти. Что правда, то правда, я этого понять не могу и никогда не понимал. Если найдется человек, который хоть раз видел, чтобы я когда-нибудь, где-нибудь физическую работу выполнял, — плюньте мне в лицо. Клянусь честью, никогда этого не было. Да по рукам видно. (Показывает.) Вот, пожалуйста, ни одной мозоли. В жизни лопату не держал, ни топор, ни пилу. Ружье ношу, и то плечо болит.

Мать (останавливается, чтобы перевести дыхание). Нашел чем хвастаться!

Агамейти. Милиционером работал два года, это было, а так все время сторожем, всю жизнь.

Мать. Где это ты работал милиционером?

Агамейти. Да здесь же. До войны. На белой лошади ездил. Все меня как огня боялись.

Отец. А как тебя в милицию взяли с твоей биографией?

Агамейти. А я скрыл все. Мог бы по сегодняшний день, работать. Сам ушел.

Мать. Почему?

Агамейти. Надоело язык за зубами держать. Молчать надо было. Что про себя ни расскажу — с анкетами не сходится. Ну, я терпел-терпел, а потом собрал все отделение и рассказал про публичный дом в Марселе. (Отцу.) Помнишь, я тебе рассказывал?

Отец (бросив взгляд на Мать). Помню, помню...

Агамейти. Ну, меня и поперли.

Отец. Легко отделался.

Агамейти. А что мне могли сделать? Я же в девятнадцатом году эмигрировал, когда еще здесь Советской власти не было. И добровольно вернулся. В тридцать третьем. Причем вернулся по идейным соображениям. Так и сказал: не люблю капитализм, там работать надо, хочу жить на родине.

Мать (негромко). Бедная родина.

Агамейти. Я из-за вас с Дадашем поругался...

Мать останавливается с камнем в руках.

«Почему, говорит, я должен им помогать, если собственные дети им не помогают?» Так прямо и сказал. «У меня, говорит, у само-то дел полно, почему это я должен за их детей работать?»

Мать. Что-то ты разболтался сегодня, помолчи немного. И впредь прошу — ни с кем разговоров о помощи не вести. (Тащит камень.)

Отец (огорченно). Странно, что у Дадаша такое представление о наших ребятах. Просто непонятно. Они нас очень любят.

Агамейти. А я их не осуждаю. Кому охота в такую пору вкалывать!

Отец (Матери). Я абсолютно уверен, что сегодня они приедут.

Агамейти. Я что говорю? Я разве настаиваю? Может, и приедут. Я только считаю, что обижаться на них не надо, если не приедут.

Мать. Слушай! Я тебе сказала — помолчи! Это не твоего ума дело, обижаться нам или нет, как-нибудь сами разберемся. Если ты уж такой большой специалист по воспитанию детей, надо было своих заиметь.

Агамейти. Рассердилась... Вечно я лезу не в свои дела.

Отец (громко). И все же я уверен, что они сегодня приедут.

Сперва он, а за ним невольно и Мать смотрят в глубину сцены, откуда начинает приближаться городская квартира Эльдара, постепенно вытесняя дачу, которая теперь на втором плане. Мать продолжает таскать камни. Отец варит обед.

Эльдар (преодолевая шум бритвы). Я ничего не слышу. Что? (Прислушиваясь к ответу из спальни.) Все равно не слышу. Говори внятно... (Усмехнувшись.) Нельзя беседовать и спать одновременно... Что? Давно пора... А хочешь, полежи еще, я схожу куплю что-нибудь поесть... Хотя нет, не успею... Мне надо поехать на дачу... Сегодня все там собираемся. Вся семья. Как в старые добрые времена. (Прислушивается.) Раньше очень... Сейчас тоже, но, к сожалению, реже видимся... Мать у меня великий человек. Отец тоже, конечно, но мать просто уникальная личность. Всю жизнь кого-то спасает. То отца, то меня, то соседскую жену... У меня? Называлось — «менее тяжкое телесное повреждение» и обещало от двух до четырех лет тюрьмы... За что? Из-за одного идиота. Его так крепко били, что пришлось вмешаться... Мы учились вместе. Задира был страшный. Обидел ни за что ни про что людей, а они оказались суровыми ребятами... Мы с занятий с ним шли. Ну, и пришлось разделить его участь... Что?.. Да, наверное... Но я довольно часто делаю не то, что хотелось бы, а то, что должен сделать. Почему должен? (Усмехнувшись). Ну, как тебе сказать? Так мне каждый раз кажется... (С еще большей иронией.) Ну, скажем, совесть подсказывает. Или какие-то обязательства вынуждают... А что это тебя так заинтересовало? Ты смотри, встала даже. (Улыбаясь, наблюдает за тем, что делается в спальне.)

В дверях, смешно кутаясь в длинную пижамную куртку Эльдара, появляется Валя.

И глазки разгорелись... Какое слово привлекло твое замутненное сном внимание — тюрьма или телесное повреждение?

Валя (сонно улыбаясь, обнимает его). И то и другое... Ты брейся и рассказывай, а я посижу рядом. (Усаживается на спинку кресла.)

Эльдар (отложив бритву). Про что?

Валя. Про тюрьму.

Эльдар (шутливо качает головой). Какой вдруг интерес к моим словам! Обычно и не заставишь слушать.

Валя. Неправда. Я всегда тебя с интересом слушаю. (Целует его в макушку.) Расскажи про тюрьму, это жутко интересно.

Эльдар. А телесные повреждения?

Валя. Тоже.

Эльдар. А вычислительная техника, которой ты собираешься посвятить свою жизнь?

Валя. Муть.

Эльдар. Ты же способный человек.

Валя. Не начинай с утра. Давай про тюрьму... Знаешь, о чем я думала, когда лежала, а ты брился?

Эльдар. Нет, не знаю.

Валя. Придумывала какой-нибудь способ удержать тебя навсегда.

Эльдар. Придумала?

Валя. Хорошо бы, конечно, если бы ты был похуже...

Эльдар. Внешностью?

Валя. Хотя бы...

Э л ь д а р. Будь я похуже, ты бы просто не обратила на меня внимания.

Валя. Ничего ты не понимаешь. Внешность мужчины не имеет для меня никакого значения.

Э л ь д а р. Ну, тогда ум! Из-за чего-то я же тебе понравился?'

Валя. Знаешь, что я подумала, когда мы с тобой познакомились?

Э л ь д а р. Нет.

Валя. Как жаль, что он такой умный, подумала я. И тут же потеряла к тебе всякий интерес.

Э л ь д а р. И что же меня спасло?

Валя. Когда стало известно, что ты на двух лекциях заменишь Бармалея, наши все чуть с ума не посходили от восторга. Особенно девчонки.

Э л ь д а р. Теперь все ясно — ты пала жертвой моей славы?

Валя. Я очень огорчилась, когда мне объяснили, какой ты знаменитый.

Э л ь д а р. Это еще почему?

В а л я. Я видела тебя пару раз в коридоре и обратила внимание на твое лицо.

Эльдар. Еще бы!.. Значит, все же внешность сработала? Женщина есть женщина. Не ум, не слава, а именно внешность!

Валя. Какое странное лицо, подумала я. Взрослое, умное и... совершенно беспомощное, как у заблудившегося ребенка.

Эльдар. Ты это брось. У меня сильная, волевая внешность.

Валя. Да, конечно. Но где-то там, в глубине, сидит ребенок. А потом, когда ты вошел в аудиторию, такой снисходительно-уверенный, как... популярный конферансье в сельском клубе...

Эльдар. Почему конферансье? Могла бы подыскать более приятное сравнение.

Валя. Популярный баритон тебя устраивает?

Эльдар. Ну, это еще куда ни шло.

Валя. Даже голос у тебя вначале был такой...

Эльдар. Какой такой?

Валя. Ну, такой... вполне профессионально-обаятельный.... Нотки проскальзывали такие противные... чтобы всем понравиться.

Эльдар (шутливо-категорически). Это ревность! Ты меня ревновала, даже не успев полюбить!

Валя. Может быть.

Эльдар. За что же ты все-таки меня полюбила?

Валя. Откуда я знаю?

Эльдар. Могла бы подумать на досуге.

Валя. А ты знаешь?

Эльдар. Конечно!
Валя. Скажи.
Эльдар. Только после того, как позавтракаем.

Раздался короткий, нерешительный звонок в дверь, затем тихий стук, почти поскребывание, словно кто-то, начав звонить, испугался звука звонка.

Кто там?

Валя (встает). Надо одеться. (Неторопливо уходит в спальню.)

Эльдар открывает дверь. Появляется голова Соседа.

Сосед (приятно улыбаясь). Доброе утро... Я не помешал?

Эльдар (сухо, но вежливо). Нет... пожалуйста... (Идет к креслу, берется за бритву.)

Голова Соседа исчезает, за дверью слышен невнятный торопливый шепот, потом Сосед возникает опять, на этот раз весь целиком, с головы до ног...

Вы что, не один?

Сосед. Один, один...

Эльдар. С кем же вы шепчетесь?

Сосед. Разве?.. (Растерянно оглядывается на дверь.) А-а-а... Это... вы же знаете... наш председатель... Он не решается войти.

3 л ь д а р (спокойно). Правильно делает.

Сосед (бросает на дверь испуганный взгляд). Вернее, ему неудобно... (Тихо.) Может быть, вы все-таки разрешите?.. Прошу вас...

Эльдар. Нет.

Сосед (приблизившись к Эльдару, шепотом). Это в ваших интересах, поверьте... Разрешите ему войти...

Эльдар (продолжая бриться). Нет.

Сосед (еще раз взглянув на дверь, громко и преданно). Как обидно, что вы так относитесь к столь уважаемому человеку!

Эльдар. Вы что-то хотели мне сообщить?

Сосед. Да... да... Я к вам по поручению правления... (Паузой и выражением лица подчеркивает значительность своего сообщения.) Освобождается трехкомнатная квартира.

Эльдар. Ну и что?

Сосед (смешавшись). Нет... ничего... Просто... мы думали... Вы ведь собираетесь жениться?

Эльдар. Есть такие сведения?

Сосед. Да... Я не помню, кто именно сказал, но такой разговор был... И мы подумали: может, у вас есть желание поменять ваши две комнаты на три... Вы же собирались строить трехкомнатную квартиру?

Э л ь д а р. Собирался, но у меня ее отняли.

Сосед. Да, да, мы помним эту неприятную для всех нас историю. Именно поэтому я и пришел... вернее, мы пришли. (Показывает на дверь.) Справедливость должна быть восстановлена... Вчера на правлении все сказали об этом в один голос... И первым выступил наш председатель...

Э л ь д а р. Что это за квартира?

Сосед. Та же самая. Та, которую вы строили...

Э л ь д а р. Ее же отдали.

Сосед. Вот именно...

Э л ь д а р. А теперь что?

Сосед. А теперь... Ну разве это справедливо, что вы, научный работник, известный математик, живете в двух комнатах, а какая-то стюардесса одна занимает трехкомнатную квартиру?!

Э л ь д а р. Вы же сами три года назад мне доказывали, что именно потому, что я математик, а кооператив геологов, мою квартиру надо отдать стюардессе...

Сосед (укоризненно). Разве вы не знаете, почему я так говорил? Вспомните, какие были обстоятельства...

Э л ь д а р. Какие?

Сосед. За нее очень просили. (Идет к двери, заглядывает & коридор.) Ушел... (Громче, свободнее.) На нас давили.

Э л ь д а р (спокойно). Никто на вас не давил.

Сосед (укоризненно). Вы знаете, от кого это исходит. (Показывает на дверь.) Ах, как мне все это надоело!

Э л ь д а р. Что?

Сосед. Все. Правление, квартиры, ремонты, скандалы...

Э л ь д а р. А кто вас заставляет? Бросьте все, если надоело.

Сосед. А мой институт? Здесь он председатель, а там директор. Все в его руках. Вам хорошо, вы не геолог. А мне жить надо. Попробуйте только возразить ему в чем-то. Он же уничтожить может. Мстительный, коварный, жестокий, деспотичный человек... омерзительная личность. И геолог бездарный... А вы думаете, вам это сойдет, что вы с ним так обращаетесь? Это он пока терпит, а при любой возможности сделает все, чтобы угробить вас раз и навсегда. Чтобы ничего от вас не осталось... (Опять заглядывает за дверь.) Ах, как я мечтаю в один прекрасный день плюнуть ему в рожу и сказать все, что думаю о нем... (Выглядывает за дверь.) Ах, как я жду этого дня, как я жду! Все скажу! Все!..

Э л ь д а р (прерывает его, поморщившись). Ну ладно! Хватит! Что вам от меня надо?

Сосед (обиженно). А почему вы говорите со мной таким тоном?

Эль дар. Потому что вы мне малоприятны.

Сосед. Посмотрел бы я, как вы запели, попади в мое положение.

Э л ь д а р. В вашем положении я бы застрелился.

Сосед. Да бросьте... (Встретившись взглядом с Эльдаром, поспешно переходит к делу.) В общем, вчера правление приняло решение выселить эту стюардессу за нарушение правил социалистического общежития. На нее поступило достаточное количество жалоб. У нее вечные скандалы, дебоши по ночам, несколько раз вызывали милицию... Ну, это вы знаете...

Эльдар. Да, знаю.

Сосед. Вот письмо в горсовет о ее выселении. Многие подписали. Осталось несколько человек, и вы в том числе.

Эльдар. Вы, конечно, тоже подписали?

Сосед. Да. Но она же действительно черт знает что вытворяет.

Эльдар. Она ведет себя так три года, с первого дня, как поселилась здесь. Что вы вдруг сейчас спохватились? Сняли покровителя?

Сосед. Я не знаю. Мне сказали, чтобы я собрал подписи, я это делаю. (Протягивает письмо.)

Эльдар (вдруг). Идите-ка вы отсюда со своим письмом.

Сосед (обиженно). Мы же для вас стараемся.

Эльдар. Идите, прошу вас... Квартира, полученная таким способом, мне не нужна. (Ведет соседа к двери, выпроваживает его.)

Слышен смех, из спальни, все так же кутаясь в пижамную куртку Эльдара, появляется Валя.

Валя (продолжая смеяться, обнимает Эльдара). Ну, ты, конечно, невозможный человек... (Целует его.) А за что ты этого председателя третируешь?

Эльдар. Я не третирую... просто предупредил, чтобы держался от меня подальше... Очень уж противный...

Валя. А что это за стюардесса? Почему ты никогда не говорил о ней? Хорошенькая?

Эльдар. Ничего...

Валя. У тебя с ней что-нибудь было?

Эльдар. Нет, конечно.

Валя (с шутливой недоверчивостью). Что-то ты слишком активно отрицаешь...

Эльдар. Перестань...

Валя. Знаю я вас... Под боком хорошенькая стюардесса... да еще не прочь повеселиться. Эльдар. Ну и что?

Валя. Я тебя жутко ревную. (Прячет лицо у него на груди.)

Э л ь д а р (улыбаясь). Это не так уж плохо. Значит, любишь.

Валя. Страшно люблю.

Целуются.

Э л ь д а р. Бомбу бросишь?

Валя. Куда?

Э л ь д а р. Куда скажу.

Валя (смеется). Брошу.

Эльдар. За это я тебя и люблю, ты тот тип женщины, о котором я мечтал всю жизнь.

Валя. Да уж, всю жизнь.

Эльдар. Я даже отчаиваться начал... У меня же мерзкий характер. Ты заметила? Меня мало кто любит.

Валя (после паузы, вдруг очень серьезно). Может быть, потому, что ты слишком требователен к людям... И к себе тоже?

Эльдар. Не знаю... Наверное... Но ведь ничего особенного я ни от кого не требую. Элементарной порядочности.

Валя (все так же серьезно, как бы высказывая то, что давно собиралась сказать). Порядочность, конечно, хорошее качество. Но все же было бы лучше, если бы ты не так сурово судил людей.

Эльдар. Почему?

Валя Ну... мне, например, было бы легче, свободнее.

Эльдар (ласково усмехнувшись). А что, очень приходится напрягаться?

Валя. Просто страшно... а вдруг что-то во мне окажется недостаточно хорошим по твоим представлениям и ты меня бросишь.

Эльдар. Ну как я тебя брошу? Я же останусь наедине со своей порядочностью... Нет уж, милая, хватит. Очень прошу тебя, будь хорошей. Мне ведь многого не надо — только чтобы ты меня любила. А это ты можешь: я сразу это понял, как увидел тебя.

Валя. Мы так мало знаем друг друга. Я очень боюсь...

Эльдар. Месяц — не так уж мало...

Валя (задумчиво). А я могла бы полюбить, даже если бы ты был намного хуже... Нет, конечно, очень хорошо, что ты такой... Ты даже представить себе не можешь, как много значит для меня встреча с тобой. Но я действительно могла бы полюбить тебя, даже если бы ты не был таким умным и благородным.

Эльдар. (улыбаясь). Даже если бы я был способен на какую-нибудь явную низость?

Валя. Конечно... Я смогла бы тебя любить... если бы даже узнала о тебе что-нибудь страшное...

Эльдар. Даже если узнаешь, что я негодяй?

Валя (очень серьезно). Да.

Эльдар (смеется). Жаль, что проверить невозможно. Я так дорожу возможностью спокойно смотреть в зеркало, когда бреюсь, что вряд ли когда-нибудь дам тебе возможность проявить широту твоей натуры. (Встает.)

Валя. И очень хорошо.

Эльдар (с заметной самоиронией). Я тоже так думаю. Порядочность, конечно, довольно тяжкое бремя, приходится из-за нее отказываться от некоторых дополнительных возможностей в жизни, но не мы ведь ее изобрели, груз получен от предков, и тут ничего не поделаешь, хочешь не хочешь — тащи... (Складывает бритву а коробку.) У моих стариков это вечная история — всю жизнь отстаивали свои принципы и представления!.. Все усилия направлены на то, чтобы пройти через жизнь, полностью сохранив себя, свои убеждения, ни грамма не растерять. Не дай бог скатиться на гладкую дорожку компромиссов и удобных решений! Не дай бог получить чуть больше, чем заслужил!

Валя (любуется им). Как здорово все-таки, что ты меня любишь.

Эльдар. Я же сказал тебе — я уже просто отчаялся. Барышни нашего города исчерпываются через два часа общения. Удивительно однообразны. Очень стойкий стереотип. У меня даже тест выработался, по которому я его определяю.

Валя. Научи.

Эльдар. Первый вопрос: «Умеете ли вы плавать?» Большинство не умеют. Это очень важный показатель.

Валя. Ну, с этим вопросом у меня вроде все благополучно. А какой следующий?

Эльдар. Следующий — это не вопрос, а действие. Проверяется реакция на желание их поцеловать. (Привлекает ее к себе и несколько раз картинно целует.) Прекрасно! И тогда, в первый раз, тоже было прекрасно. Было как-то иначе, но так же естественно — без жеманства. Первое, что удивило меня в тебе, — это полное отсутствие жеманства.

Валя. Мне было не до жеманства.

Эльдар. Это было удивительно. Я специально при всех спросил: «Мы не могли бы с вами встретиться?» Никогда я раньше не назначал свиданий студенткам. Да еще при свидетелях и через две минуты после знакомства. Все посмотрели на тебя, а ты как-то очень просто и серьезно сказала: «Могли бы».

Валя. Я уже любила тебя в тот момент.

Эльдар. «Когда?» — спросил я. «Когда скажете», — ответила ты, и меня покорил твой ответ. Это было прекрасно сказано — так не говорят женщины в нашем городе. Все смутились, потому что уловили в твоих глазах гораздо больше согласия, чем требовал вопрос. В них прозвучала готовность на все. «Я твоя, послышалось мне, и можешь распоряжаться мною, как тебе угодно».

Валя. Именно это я и сказала.

Эльдар. И прекрасно сказала. И голос был удивительный.

Валя. Когда ты спросил меня, я уже знала, что люблю тебя. И действительно была готова на все!

Эльдар. Это меня и поразило. Я посмотрел на смущенные рожи окружающих и спросил тебя: «А где мы встретимся?» И ты ответила...

Валя. «Где скажешь».

Эльдар. Именно: «Где скажешь», а не «Где скажете». Легкость, с которой ты мне, преподавателю своего института, сказала «ты», окончательно всех доконала. Просто было видно по их лицам, как им хочется разбежаться от неловкости.

Валя. Они и разбежались, как только ты ушел.

Эльдар. А Дима?

Валя. Остался.

Эльдар. Он производит приятное впечатление.

Валя. Дима? Он прекрасный парень.

Эльдар. Почему же все-таки ты его разлюбила?

Валя. Не знаю.

Эльдар. Что-то произошло?

Валя. Нет.

Эльдар. Вы поругались?

Валя. Нет. Я же говорю — все было хорошо до последнего дня. Я вдруг поняла, что не люблю его больше.

Эльдар. Странно.

Валя. Да. Он тоже не мог ничего понять.

Эльдар. Но не могло же это произойти так внезапно. Ты же что-то должна была чувствовать раньше.

Валя. Ничего я не чувствовала. Еще вечером, накануне, все было прекрасно. А утром поняла, что не люблю его больше. Мне было очень стыдно, когда я сказала ему.

Эльдар. Может, причиной разрыва было что-то... чисто физиологическое?

Валя. Нет. (Обнимает его.) Не надо говорить об этом.

Эльдар. Я хочу разобраться в тебе... А заодно, чтобы ты и сама разобралась.

Валя (ласково). А мне кажется, что ты просто мучаешься...

Эльдар. Мучаюсь, конечно... Но это пройдет.

Валя. Мне сейчас кажется, что до тебя у меня ничего не было. Мне так хочется... чтобы ничего не было.

Эльдар. Скажи, а вы продолжали встречаться после того, как ты сказала ему, что больше не любишь его?

Валя. Да...

Эльдар. Почему?

Валя. Он очень просил... А мне было все равно... И родителей не хотелось огорчать... Они так надеялись, что мы поженимся.

Эльдар. А если бы ты не встретила меня? Что было бы?

Валя. Не знаю.

Эльдар. Ты смогла бы выйти за него замуж?

Валя. Нет... не думаю... хотя он очень хороший...

Эльдар. Вы прекрасно смотрелись вместе. И знаешь, первое время, пока я еще многого не знал, это очень льстило моему мужскому самолюбию, что ты из-за меня бросила такого парня... Я же не знал, что ты его уже не любила тогда...

Валя. Но я действительно бросила его из-за тебя. Неизвестно, как бы все кончилось. Но после того, как мы познакомились с тобой, я уже не могла никого видеть, кроме тебя. И я изменилась очень... Хочется всем сделать или сказать приятное. А раньше я отчаянная спорщица была...

Эльдар. Будем надеяться, что и у меня характер изменится к лучшему...

Валя (целует его, с ласковой усмешкой). Тебя-то уже ничто не изменит. (Вздрагивает от резкого звонка.) Кто это?

Эльдар (смотрит на часы). Сестра...

Валя встает.

Куда ты? Сиди.

В ал я. Надо одеться... (Уходит в спальню.)

Эльдар открывает дверь. В комнату входит Сестра. На ней затейливая, отделанная цветочками шляпка, в руках перчатки и сумочка с щелкающим, как кастаньеты, замком.

Сестра. Еле дошла. Ужас. Все так и пялят глаза.

Эльдар. Садись.

Сестра. Приличной девушке просто невозможно выйти на улицу — мужчины стали так откровенны в своих желаниях. Еле сдерживаются. (Трудно понять, шутит она над собой или говорит всерьез.)

Э л ь д а р. Надеюсь, никто не пытался тебя похитить?

Сестра (садится). Жара страшная... Из-за того, что вам лень поехать и убрать этот камень, каменщик не может начать фундамент.

Э л ь д а р. Сегодня уберем.

Сестра. В прошлое воскресенье вы то же самое говорили.

Э л ь д а р. В двенадцать мы все будем там и уберем наконец этот чертов камень.

Сестра. Акиф не поедет.

Эльдар. Кто сказал?

Сестра. Он сам. Только что. Ему в институте надо быть.

Эльдар. Он еще дома? (Идет к телефону.)

Сестра. Ушел.

Эльдар (снимает трубку, набирает номер телефона). Алло... Это я... Ничего, нормально... Слушай, этот тип куда-то смылся... Она у меня... Это исключено... Как не можешь? Ты тоже не можешь?.. Не понимаю... Мы же договорились. Они же ждут... Да что ты мне объясняешь... Ты им объясни... Для нее эта дача — все!.. Не знаю, может быть, и не нужна. Ну, а что делать? Ты как врач знаешь ситуацию лучше меня... Конечно. А нельзя перенести твою встречу на завтра? Просто стыдно перед ними. Значит, никак нельзя?.. Да, поеду... (Вешает трубку. Сестре.) Он тоже сегодня не может поехать.

Сестра. Бедная мама!

Эльдар. У него очень важная встреча.

Сестра (грустно). Уж лучше бы вы ничего не добились в жизни. Все время куда-то спешите. На какие-то встречи, совещания, ученые советы.

Эльдар (обнимает ее за плечи). Ну что ты говоришь?

Сестра. Честное слово. Вы стали совсем другими...

Эльдар. Да нет же. Все то же самое, ничего не изменилось. Мы очень вас любим. И тебя, и папу, и маму. Как твой Алтай?

Сестра. Ничего. Спасибо.

Эльдар. Работает?

Сестра. Нет.

Эльдар. Что-то твои женихи, как только с тобой знакомятся, перестают трудиться.

Сестра. Там сменная работа.

Эльдар. А что он собирается делать?

Сестра. Он уже подыскал место, только не может устроиться.

Эльдар. Где это?

Сестра. Он хочет диспетчером. Это такая будочка деревянная в садике, а в ней человек сидит — диспетчер называется. И шоферы всех автобусов, которые мимо проезжают, все ему по одному рублю дают. У них так полагается. За день рублей двадцать-двадцать пять можно набрать.

Эльдар. Прекрасная работа. Я бы сам на нее пошел, если бы меня кто-нибудь устроил.

Сестра обиженно щелкает замком сумочки. Не обижайся, я пошутил. Звонит телефон.

(Берет трубку.) Да... да... Это я... Здравствуй... Я занят... Не раньше вторника... Не могу... В десять минут ты не уложишься...

Сестра (шепотом). Кто это?

Эльдар. Аспирант. (В трубку.) Я же тебе все объяснил. Напряги свой мозг... Это не вредно... Не бойся... Там все написано...

Сестра (шепотом). Молодой?

Эльдар (в трубку). А где ты?

Сестра (очень заинтересованно). Холостой?

Эльдар. Две жены... (В трубку.) Что же ты заранее меня не предупредил?

Сестра (высокомерно). Я пошла. Мне Алтай будет звонить.

Эльдар (в трубку). Ну ладно, приходи. (Вешает трубку.) Ты уходишь?

Сестра. А зачем мне женатый? У вас столько товарищей, а вы мне все время женатых подсовываете. Я честная девушка.

Эльдар (ласково улыбаясь). Это очень хорошо. Мы гордимся твоей честностью.

Сестра. Была бы я из другой семьи, не такой уважаемой и не такой известной...

Эльдар. Что бы ты сказала?

Сестра. Мне тоже хочется пожить весело, как другие. Но я из такой семьи, мне нельзя... (Гордо.) Нас все знают. Я не могу уронить семейную честь.

Эльдар. Конечно.

Сестра. Мужчины просто невозможны, так и едят глазами. Ты замечаешь, как они на меня смотрят? Просто неприлично. Я иногда боюсь — вдруг кто-нибудь не выдержит и набросится прямо где-нибудь на улице. Брр! Не дай бог... Надо быть осторожной...

Эльдар (подходит к Сестре, обнимает ее). Все будет хорошо, не волнуйся.

Сестра. У тебя кто-нибудь есть?

Эльдар. Да как тебе сказать... Есть, наверное...

Сестра. Тебе надо жениться... Я слышала, ты много гуляешь.

Эльдар. Не верь слухам.

Сестра (вздрогнув). Идет!

Эльдар (удивленно). Кто?

Сестра. Аспирант. Я чувствую. Высокого роста?

Эльдар. Да.

Сестра. Я побежала. Зачем мне лишние встречи? Вдруг захочет меня проводить, а у вас дела... Я побежала.

Эльдар. Да, ты права. Беги. (Целует Сестру.) И не волнуйся, в двенадцать я буду у родителей.

Сестра. А разве ты один сможешь сдвинуть этот камень?

Эльдар. Поехать все равно надо.

Сестра. Да. Хотя бы ты поезжай. (Идет к двери.)

Эльдар (следует за ней). И с работой для твоего Алтая тоже что-нибудь придумаем. Не на эту, так на другую устроим...

Сестра. Он очень хочет с вами дружить.

Эльдар. Приведи его как-нибудь...

Сестра (преодолев смущение). Только этому... аспиранту ничего о нем не говори, об Алтае. На всякий случай — вдруг он разведется...

Эльдар. Кто?

Сестра. Аспирант. (Заметив недоумение брата.) Боже, опять я глупости говорю! Не обращай внимания. Я совсем свихнулась. (Вдруг всхлипывает, прижимается к груди Эльдара.) Я такая одинокая... Думаешь, я не понимаю ничего... Мне так стыдно... так стыдно...

Эльдар (гладит ее голову, нарочито бодро). А чего тебе стыдиться? Не говори глупости... У тебя все впереди... Ты еще встретишь хорошего человека...

Сестра. Правда? Ты веришь в это?

Эльдар. Конечно.

Сестра. Я тоже надеюсь. Я же еще молодая.

Эльдар. Ты обязательно встретишь хорошего человека.

Сестра (улыбаясь сквозь слезы). Скорей бы... Я так хочу иметь ребенка, как все... Где у тебя зеркало? Хотя у меня есть. (Раскрыла сумочку, прихорашивается.) Ну, я побежала.

Эльдар. Привет.

Сестра (улыбается). Поплакала, и на душе легче стало. (Поспешно уходит.)

Эльдар закрывает за ней дверь, стоит в задумчивости. Из спальни выходит Валя. Она уже в платье. Подходит к нему. Обнимает.

Валя. Жалко ее...

Эльдар. Очень жалко... И ужасно то, что невозможно ничего сделать, помочь...

Валя. А что за камень?

Эльдар. Скала целая, а не камень. Торчит посреди участка. Там, где дом должен стоять. Из-за него фундамент не могут заложить... Никак не соберемся все вместе, чтобы убрать его, Каждый раз кто-нибудь не приезжает — то Акиф, то я, то Расим.

Валя. Давно вы строите?

Эльдар. Года два. Поставили забор, колодец вырыли, а с домом ничего не получается. Дороги там ужасные, пески кругом, не подъедешь, все на себе' приходится таскать... Мамина затея. Всю жизнь обходилась без дачи, и вдруг захотелось на старости лет. А если уж ей что-нибудь взбредет на ум — не остановишь... И мы тоже, честно говоря, первое время увлеклись. Она как пришла из Дачтреста, села под картой мира — у нас на старой квартире, где мы вместе жили, такая большая политическая карта висела — и как начала расписывать, как все здорово будет: белый домик на берегу моря, виноградник, деревья... Мы и поверили... Ну ладно, надо собираться... (Вспомнив, с досадой.) Да, еще этот аспирант должен прийти. Надо было, конечно, отшить его, но уж очень липучий.

Валя. Ну его к черту. Скажи-ка, а сколько лет твоей сестре?

Эльдар. Тридцать пять. Она всегда была немного странной.

Валя. Прошло бы с возрастом, если бы вовремя вышла замуж.

Эльдар. Вовремя — это когда?

Валя. Лет в двадцать-двадцать пять.

Эль дар. К сожалению, в этом возрасте желающих уже не было. Она нравилась одному нашему соседу, но раньше, когда ей было лет восемнадцать. Он даже сватался.

Валя. И что же помешало?

Эльдар. Он был часовщиком.

Валя. Ну и что?

Эльдар. Сейчас она за гробовщика пошла бы. А тогда, видимо, хотелось мужа поинтеллигентней.

Валя. Вам хотелось или ей?

Эльдар. Да и нам и ей... Хотя, как я сейчас вспоминаю, «она вообще была не прочь. Больше мы возражали. Валя. Снобы.

Эльдар. Часовщики, знаешь, тоже разные бывают. Этот был не из самых умных. А она у нас с запросами, так что вряд ли они ужились бы.

Валя. Не ужились бы — разошлись.

Эльдар. У нас в семье обычно женятся один раз.

Валя (улыбаясь). Это, конечно, важное обстоятельство, н: зато она сейчас была бы здоровой.

Эль дар. Неизвестно, как она пережила бы развод.

В дверь звонят.

Валя. А вот и аспирант. (Встает.) Я готовлю завтрак, а ты вправляешь ему мозги. И на то и на другое — полчаса.

Эльдар, Да, не больше. Мне пора ехать на дачу. (Направляясь к двери.) Посиди с нами.

Валя. А завтрак?

Эльдар. Потом вместе приготовим. Без тебя мне будет одиноко.

Открывается дверь. В комнату, смущенно улыбаясь, входит Сестра, а за ней коренастый Мужчина, нагруженный магнитофоном и несколькими бутылками шампанского.

Сестра (Мужчине). Можете положить вон туда, у стенки. (Эльдару.) Он сейчас придет... Такой смешной. «Я, говорит, вас знаю, вы сестра Эльдара». Представляешь? И действительно высокий. Я просто чувствовала. (Увидев Валю, умолкает.)

Мужчина (поставив все, что было в руках, на пол, вытаскивает из кармана шесть фужеров для шампанского и идет к двери). До свидания.

Эль дар. Вы уходите?

Мужчина. Мавр сделал свое дело. (Выходит.)

Эльдар (несколько растерянно). До свидания. (Смотрит на Сестру, на Валю.) Познакомьтесь.

Валя подходит к Сестре, протягивает руку. Та не сразу пожимает ее. В прихожей дважды хлопает шампанское, затем на пороге появляется аспирант Алик с двумя бутылками фонтанирующего шампанского.

Алик (весело). Шеф, извините за вторжение. Сегодня день моего рождения. Четверть века. Хочу выпить с вами бокал шампанского... Приветствую всех и приглашаю. Интурист, банкетный зал, в семь тридцать вечера. (Сестре.) И вас тоже прошу... Буду счастлив... (Смотрит на Валю.) Кого я вижу! (Искренне рад.). Сколько лет! Сколько зим! Здравствуй...

Валя (спокойно). Здравствуй...

Алик. Страшно рад тебя видеть... Молодец, совсем не изменилась... А у Нельки уже второй мальчик родился.

Валя. Знаю. Я видела ее.

Алик. А мне ничего не сказала... Извините, шеф, Валя школьная подружка моей сестры... Ну, давайте выпьем. (Различает шампанское по бокалам и подает их Вале, Сестре, Эльдару.)

Эльдар. А это зачем? (Показывает на магнитофон.)

Алик. Не могу пить без музыки. Оркестр устал за ночь, пришлось отправить домой. (Высоко поднимает бокал.) Шеф, с вашего позволения, за дам. Я не был знаком с вашей сестрой, но волею судьбы это произошло именно сегодня. (Сестре, лукаво.) А как я вас узнал?!

Сестра. Поразительно. Я до сих пор прийти в себя не могу. Из машины на полном ходу!

Алик (Вале). Твое здоровье. Ваше здоровье, дамы. (Залпом выпивает бокал.) Шеф, еще раз извините за вторжение. Но я не мог не навестить вас в такой день. Буду рад видеть вас сегодня вечером. Приглашены только приятные люди.

Эльдар. Исключено. Вечером я занят.

Алик. Вот видите, я так и знал. (Всем.) У меня самый строгий шеф... Почему вы не пьете?

Эльдар (Сестре и Вале). Будьте здоровы. (Пьет.)

Алик (наполняет бокалы и идет к магнитофону). Шеф, вы только послушайте эту музыку... фантастика! Гениальная музыка! На прошлой неделе из Штатов прибыла! (Не выпуская из рук бокала, тихо включает магнитофон ногой.) Невозможно поверить, что это сочинил человек, такое под силу только богам. Одну вещь прослушайте, и я исчезну. (Покачиваясь в такт музыке, напоминающей негритянские псалмы-спиричуэлс, возвращается к столу.) Я могу выпить за вас, шеф? Имею я такое право — в день рождения выпить за своего любимого шефа?

Эльдар. Давай уж за тебя выпьем, если пить. Твой праздник сегодня.

Алик. За меня — в финале. Будьте здоровы, шеф, на радость своим аспирантам. И можете делать из нас столько кандидатов наук, сколько вашей душе угодно. Не стесняйтесь. Мы не возражаем, лишь бы вам было приятно. (Пьет.)

Валя. Будь здоров, Эльдар.

Сестра. Будь здоров, братик!

Эльдар. Будьте здоровы.

Алик. А музыка какая! Музыка! Я с ума схожу! (Сестре.) Вы танцуете?

Сестра. Танцую... (Преодолев соблазн.) Но сейчас я как-то не готова, я не знала...

Алик. Жаль. Шеф, вы не возражаете?
Э льда р. Ты что, меня хочешь пригласить?
Алик. Нет.(Расшаркивается перед Валей) Ты позволишь?
Валя. Что-то неохота.
Алик (укоризненно). Человеку впервые в жизни четверть века! Он ведь от огорчения и застрелиться может.
Валя. Не застрелишься... Ну ладно.

Выйдя на середину комнаты, начинают танцевать. Оба хорошо чувствуют музыку. Валя сперва чуть скованно, но постепенно танцует все более увлеченно.

Сестра (подходит к Эльдару). Кто это такая?

Эльдар. Знакомая.

Сестра. Интересно, где она воспитывалась?

Эльдар. В детском доме. А что?

Сестра. Приличная девушка так, сразу, не бросится танцевать. Я тоже могла бы пойти с ним, ты же видел, он меня пригласил, но я не согласилась.

Эльдар. Напрасно.

Сестра. Ты посмотри, что она делает!

Эльдар. Что?

Сестра. Она глаза закрывает.

Эльдар (не глядя на танцующих). Ну и что?

Сестра. Как в экстазе. Это неприлично.

Эльдар. Ты отстала от жизни, сестренка. Сейчас все так танцуют.

Сестра. Я знаю, как сейчас танцуют. Глаза закрывать совсем не обязательно.

Валя и Алик танцуют на расстоянии друг от друга, каждый сам по себе, будто

позабыв о партнере.

Эльдар. Вода в колодце прибывает?

Сестра. Мама сказала, что очень медленно.

Эльдар. А у соседа?

Сестра. Они качалку поставили. Теперь у них полно воды будет.

Эльдар. А нам к ним нельзя подключиться?

Сестра. Они предлагали, но это дорого. А бесплатно мама ни за что не согласится. Теперь что, они до вечера танцевать будут?

Эльдар. Должна же музыка кончиться... Как себя мама чувствует?

Сестра. Плохо. Ноги опухли. Совсем ходить не может. Камни ползком перетаскивает.

Эльдар. Как — ползком?

Сестра. Я даже заплакала, когда увидела первый раз. А папа сказал, что она уже давно так делает: садится на песок и боком так ползет, а камень на коленях.

Эль дар. Это уже что-то новое.

Сестра. Камни за забором лежат, и по ночам их воруют.

Эльдар. Черт с ними, с камнями, она же надорваться может. (Танцующим, грубовато.) Ну ладно, потанцевали, и хватит.

Валя, словно очнувшись, останавливается, удивленно смотрит на Эльдара. (Подходит к ней.)

Я должен ехать, меня ждут родители.

Алик, продолжая танцевать, приближается к магнитофону и выключает его ногой. На даче Мать и Отец, занимаясь своими делами, наблюдают за развитием событий в квартире Эльдара.

Мне надо ехать.

Алик. Извините, шеф, еще один бокал, и я исчезаю. (Разливает шампанское по бокалам.)

Сестра (отодвигает свой бокал). У меня уже есть.

Алик. Предлагаю последний тост за виновника сегодняшнего торжества. В день двадцатипятилетия у него появилось странное желание жениться. Пожелаем ему успеха. Будьте здоровы,

Эльдар. Будь здоров.

Алик (Сестре и Вале). А вы не хотите выпить за мое здоровье?

Сестра. У меня уже голова кружится.

Алик. Не беспокойтесь, я вас провожу. Шеф, пусть эта штука останется у вас. (Показывает на магнитофон.) Я потом заберу… Можно?

Эльдар. Можно.

Алик (Вале). Понравилась музыка?

Валя. Да.

Алик. Гениальная музыка. Еще раз простите за нашествие. Оривидерчи! Валюша, надеюсь, еще увидимся. (Сестре.) А вас я похищаю. Прошу.

Сестра. Благодарю.

Алик (направляется к двери, Сестре). Вы правы, мужчины совсем с ума посходили...

Алик и Сестра уходят. Эльдар садится в кресло.

Валя (подходит к нему и обнимает; огорченно). У тебя испортилось настроение.

Эльдар (сухо). Немного. (Помолчав.) Надеюсь, ты понимаешь, что дело не в том, что я тебя приревновал?

Валя. Конечно. (Целует его.)

Эльдар. Я даже люблю смотреть, когда ты танцуешь... Но всему свое время... Это же нелепо: утро, времени у нас в обрез, мне надо ехать на дачу, ты знаешь мое отношение к этому балбесу — и вдруг пускаешься с ним в пляс...

Валя. Извини, родной, я не подумала обо всем этом...

Эльдар. Но танцевала с таким упоением, будто никого вокруг тебя нет и не было.

Валя (виновато). Музыка очень хорошая.

Эльдар (вдруг грустно улыбнувшись). Дело не в музыке, а в тебе. Все, что тебе нравится, ты делаешь как-то безудержно...

Валя. Да, это правда.

Эльдар. Я уже говорил тебе об этом...

Валя. Там было совсем другое...

Эльдар. То же самое. Здесь музыка, а там море.

Валя. Я не думала купаться. Я хотела погулять на берегу.

Эльдар. Ну ладно, кончим эти глупые разговоры. Я просто хочу, чтобы ты поняла, что иногда все же надо сдерживать свои желания. Десять человек сидят, ждут, волнуются, наконец ты являешься мокрая и заявляешь, что в три часа ночи ходила на море купаться.

Валя (виновато). Вода была такая теплая! И так захотелось покупаться! Я заплыла далеко и потом долго добиралась до берега. (Целует его.) Я так тебя люблю. Я так хочу, чтобы все у нас было хорошо. Я буду стараться...

Некоторое время сидят, прижавшись друг к другу.

Эльдар. Все будет хорошо.

Валя. Я так надеюсь.

Эльдар. Мы любим друг друга... И поэтому все будет хорошо.

Валя. Я гадала на картах... Ты не смейся... Ездила к женщине одной... И знаешь, очень хорошо карты легли... Она сказала, что редко так выходит. Я вообще-то не верю, но успокаивает.

Эльдар. Я абсолютно убежден, что все будет хорошо… Самое трудное было — найти друг друга. А теперь уже проще. Теперь надо жить вместе, рожать детей, растить их... Старикам моим ты понравишься... Я в этом не сомневаюсь... И с твоими тоже договоримся как-нибудь... Разница в возрасте заметна только сейчас, лет через десять это и видно не будет...

Валя. Да, конечно, ты понравишься моим. Ты не можешь нe понравиться... Они всегда мечтали, чтобы я встретила такого человека. Доброго, благородного. Они очень обрадуются тебе, потому что боялись за меня... что я плохо кончу... Отец даже бил меня.

Эльдар. За что?

Валя. Я потом долго с ним не разговаривала... И он тоже очень мучился. Он страшно любит меня и всю жизнь баловал, а теперь вот страдает из-за этого.

Эльдар. А за что все-таки он тебя бил?

Валя (грустно). Он многого не понимает и поэтому сердится. И прав, наверное... Ну хорошо, что у нас с тобой так все прекрасно... А если бы нет?.. Если бы мы нравились друг другу, но это было бы не так серьезно?.. Я же ночую у тебя... Я, конечно, каждый раз придумываю что-то, но он же чувствует...

Эльдар. Он что, из-за меня тебя бил?!

Валя. Нет, это было раньше... (Продолжает, не глядя на Эльдара, с горечью.) Ты меня не очень хорошо знаешь. Я же тебе говорила, у меня странный характер... Когда люди делают что-то-плохое, ну, не плохое, а то, чего нельзя делать, они часто даже не догадываются об этом. А я все понимаю, когда поступаю дурно, знаю, что так нельзя, неприлично, и все равно делаю.

Эльдар. Кто, собственно, знает, что прилично, а что нет?

Валя. Но чувствуешь же...

Эльдар. Нет никаких единых правил... Каждый раз все по-разному. То, что в одном случае любовь, в другом — похоть. Один ест много, и это ему только на пользу, а другой от такого, количества пищи жиреет.

Валя. Да, это так. (С грустной усмешкой.) Когда рассуждаешь... А в жизни все сложнее. Иногда ведь понимаешь, что жиреешь, но все равно продолжаешь есть. Ничего не можешь с. собой поделать.

Эльдар (удивлен ее тоном). Но почему не можешь?

Валя. Не можешь — и все. А потом сама себе противна (Голос ее срывается.)

Эльдар. По-моему, ты преувеличиваешь.

Валя (с какой-то глубокой внутренней болью). Если бы. (Встретившись взглядом с Эльдаром, сдерживается и пытается его успокоить.) Ну, хотя бы тогда, на море. Я же знала, что вы меня ждете, но все равно полезла в воду.

Эльдар. Да... (Чувствует, что ее что-то мучает, но, не понимая пока причины, слушает с внимательным сочувствием.)

Валя. Но теперь я буду сдерживать себя во всем. Теперь, мне будет легко, потому что ты рядом. Я готова навсегда отказаться от чего угодно, от любых своих привычек. Мне даже приятно это делать. Я теперь на все смотрю твоими глазами, и мне просто принять любое, самое трудное решение. Я командую собой ют твоего имени, и все становится ясно и легко... Если бы ты знал, как я счастлива, что встретила тебя, как это мне облегчило жизнь. (Умолкает, потому что чувствует, что может заплакать.)

Эльдар (удивленно, но ласково). Что с тобой, милая? Что ты разволновалась вдруг? О каких трудностях ты говоришь? Какие у тебя могут быть трудности?! Не драматизируй, пожалуйста, свои маленькие сложности и горести, если они у тебя и были... Ты же совсем маленькая... Ну, иди ко мне. (Обнимает ее.) Ну, что у тебя было, наивное ты создание? Ну, любила сперва одного, потом другого, ну, ошиблась. С кем это не бывает... Ты же любила его, — значит, все, что между вами было, и должно было быть: какие уж тут приличия, условности, если любишь человека. Нашла из-за чего переживать...

Валя (глядя в сторону). Мне стыдно перед тобой.

Эльдар. Ну, перестань. Можно подумать, что я монстр какой-то. Что было, то сплыло, и нечего об этом говорить...

Валя. Ты просто многого не знаешь.

Эльдар (удивленно). Ну, предположим... Что это ты вдруг именно сегодня решила об этом заговорить?

Валя. Я давно хотела... Но сегодня... (Умолкает.)

Эльдар (после довольно продолжительной паузы). Ну?!

Валя. Я должна тебе сказать...

Эльдар (еще более удивленно). Ну, давай выкладывай, если должна...

Валя (все еще не глядя на него). Я обязательно должна это сделать... Можно я закурю? Эльдар. Кури.

Валя (закуривает). Тебе надо ехать на дачу.

Эльдар. Скоро поеду...

Валя. Я, конечно, совершаю ошибку сейчас... Но я не могу не рассказать. Я должна. Это гложет меня с первого дня. Хотя все было давно... И сейчас уже не имеет никакого значения... Ты мне веришь?

Эльдар. Верю.

Валя (вдруг с отчаянием). Зачем я рассказываю тебе это?

Эльдар. Не знаю... Наверное, потому, что я тебя очень люблю.

Валя. Это не нужно никому... ни тебе, ни мне.

Эльдар. Если люди любят, то они, наверное, должны знать все друг о друге.

Валя. А если все уже позади и потеряло смысл, но может причинить боль человеку, которого любишь?..

Эльдар. Не знаю. Но, по-моему, лучше боль, чем обман...

Валя. Это не обман. Просто ведь не обо всем расскажешь...

Эльдар. Обо всем. Если, конечно, любишь человека. Иначе что-то все время будет мешать.

Валя. Ну, а если он об этом ничего не знает и узнать не может?

Эльдар. Он может почувствовать.

Валя. Ты уверен?

Эльдар. Абсолютно.

Валя. И все-таки я убеждена, что есть вещи, о которых лучше не говорить, даже любимому человеку. У каждого в жизни есть или было что-то, чего никто не должен знать. Но тебе я все расскажу... Если у нас все так серьезно, может быть, на всю жизнь, то надо, чтобы ты любил меня такую, какая я есть, а не какую-то придуманную. Все равно ведь рано или поздно это обнаружится... (Усмехнувшись.) К сожалению... я не столь наивна и невинна, как тебе кажется. До тебя у меня было все гораздо сложнее, чем хотелось бы... (После паузы, сделав над собой усилие.) В общем, первым мужчиной у меня был не Дима...

Эльдар (с недоумением). Ты что, до него уже с кем-нибудь встречалась?

Валя. Нет.

Эльдар. Ничего не понимаю... У вас же с ним в восьмом классе все началось.

Валя (ей трудно говорить). Да... Но ничего не было... Никогда...

Эльдар (стараясь говорить спокойно). И ты хочешь сказать, что у тебя был кто-то другой...

Валя. Да.

Эльдар. Я знаю его?

Валя. Да.

Эльдар. Знаю?

Валя. Да, знаешь.

Эльдар. Кто это?

Валя (еще одно усилие). Это Алик... который был здесь сейчас.

Эльдар. Алик? Мой аспирант?

Валя. Да.

Эльдар. Ты же с его сестрой дружила?

Валя. Да. Мы учились в одном классе.

Эльдар. Вместе с Димой?

Валя. Да.

Эльдар. А что же Алик? При чем тут он?

Валя. Он был братом моей подруги...

Э л ь д а р. Это я уже слышал. Он что, нравился тебе?

Валя. Нет.

Э л ь д а р. Тогда в чем же дело? Сколько тебе лет было?

Валя. Восемнадцать. Я была на первом курсе. Он мне не нравился. Честное слово. И я ему тоже. Он знал, что я люблю Диму... Но так случилось... Он встречался с одной женщиной, которая была старше его. Все об этом знали. Сестра мне ее показывала, когда мы еще учились в школе. Я у них часто бывала. Но потом, когда поступила в институт, мы виделись реже... У нее день рождения в феврале, на зимних каникулах. Дима был в Москве с отцом. Я пришла одна. Это было на первом курсе, сразу после сессии. Шел очень сильный снег. Я перепила немного, совсем чуть-чуть... Позвонила домой и сказала, что останусь у них, я и раньше иногда у них ночевала... Родителей дома не было. Мне постелили на диване в кабинете их отца... А ночью я проснулась от какого-то шума. Мне показалось, что кто-то плачет. Я зажгла свет и увидела Алика. Он почему-то был в военной шинели и сидел за столом спиной ко мне и громко плакал. Он даже не заметил, что я зажгла свет... Я побежала за водой, потому что ему было очень плохо. Он весь дрожал... Оказывается, когда его забрали на военные сборы, эта женщина, которую он любил, бросила его и вышла замуж за какого-то другого мужчину. Мне стало так его жалко, что я сама заплакала. Какое-то было чувство, как будто я виновата в том, что эта женщина его бросила... Я начала его успокаивать... И это произошло...

Э л ь д а р. Что значит — произошло? (Не сразу.) А что было потом?

Валя. Потом? Рано утром он опять уехал на эти сборы, а потом он несколько раз звонил... приходил в институт. Через год примерно, а может, даже больше... Он считал, что виноват передо мной. И хотел как-то искупить свою вину. Я сказал, что ни в чем его не виню, а встречаться не могу, потому что люблю Диму... А потом... я встречалась с Димой.

Э л ь д а р. Это все?

Валя (с решимостью отчаяния). Нет... Потом, после Димы, когда я поняла, что больше не люблю его, и сказала ему об этом, все началось опять... опять появился Алик... Я не хотела его видеть, но он... Да что оправдываться сейчас, я сама во всем виновата... Но было очень тоскливо, а он не отвязывался и как-то подчинил меня себе... Я же говорила тебе, я все понимала, но ничего не могла с собой поделать... Отец бил меня несколько раз, но я все равно продолжала с ним встречаться... Пока не познакомилась с тобой... После этого я его ни разу не видела... Честное слово... Только сегодня... Ты веришь мне?

Э л ь д а р. Да.

Валя. Прости меня... Я рассказывала и сама понимала, как это ужасно все...

Э л ь д а р. Наверное, ничего ужасного... если бы это была не ты.

Валя. Да.

Э л ь д а р. Но это ты.

Валя. Да... Тебе надо ехать на дачу...

Э льда р. Да, надо.

Валя. Мы потом поговорим.

Э л ь д а р. Да.

Валя. Очень стыдно...

Сидят молча. За дверью слышны шаги. Входит Алик.

Алик (бодро). Шеф, сестренка доставлена по назначению...

Эльдар (будто не слыша его, не меняя позы). Опять этот... Он что, специально пришел сюда сегодня?

Валя (растерянно). Нет... Я не знаю...

Э льда р. Но сейчас-то он специально вернулся. Выждал нужное время, чтобы я уехал, и вернулся. Как вор... Его маленькая, безмозглая голова способна только на воровство. (Встает. Устало, Вале.) Я должен бы выгнать его сейчас, но ведь он был твоим... (Махнул рукой.) Ну ладно, мне надо ехать на дачу... А вы решайте ваши проблемы...

Валя (тихо). Какие проблемы? Я же тебе все рассказала.

Э льда р. Значит, можно ему сказать, чтобы он убирался отсюда?

Валя. Делай, что хочешь...

Эльдар (подходит к Алику). Может, все-таки у тебя хватит достоинства уйти самому... или ты привык к оскорблениям?

Алик (спокойно). Я бы ушел, шеф. Но мне нужно поговорить с ней...

Эльдар заносит руку и, не оборачиваясь, ждет, что скажет Валя.

Валя. Алик, уйди, пожалуйста.

Алик. Мне нужно с тобой поговорить.

Валя. Но не здесь же...

Алик. Мы можем выйти с тобой...

Валя. Уйди, пожалуйста, мы потом поговорим...

Алик (Эльдару). Ну что вы так смотрите на меня? Хотите ударить — бейте! Только ведь ничего этим не изменишь... (Вале.) Я подожду тебя внизу... Неторопливо повернувшись, уходит.)

Валя впускается в кресло. Эльдар продолжает стоять на месте, потом идет к письменному столу, вытаскивает портфель.

Валя (наблюдает за ним). Может быть, ты не поедешь?

Эльдар. Меня ждут.

Валя. Это так важно?

Эльдар. Да.

Валя (после паузы). Неужели это важнее, чем мы, чем ваши отношения?

Эльдар. Нет, конечно... Но я обещал им приехать... Они ждут меня...

Валя. Понятно.

Эльдар. Я не могу не поехать... Если бы хоть кто-нибудь из братьев был там...

Валя. Я понимаю. Просто... Неужели после того, что сейчас произошло, ты можешь оставить меня одну и уехать?..

Эльдар (вдруг яростно кричит). Да! Могу! Они ждут меня? Неужели это не понятно?! Разве трудно понять то, что я говорю? Разве это так странно? Мои старые родители сидят на этой проклятой даче и ждут, что к ним приедет их сын! И я поеду! Я не могу не поехать! Не могу!

Валя. Да, конечно, поезжай. (Плачет.)

Эльдар (не сразу, тихо). Я постараюсь быстро вернуться. Только скажу, чтобы не ждали, и сразу же вернусь... Дождись меня... (Выходит из комнаты.)

Валя плачет долго и горько, как обиженный ребенок, потом, успокоившись затихает в кресле.

На даче Мать продолжает таскать камни. Отец варит обед. Занимаясь своим делом, родители с напряжением следили за всем, что происходило в доме Эльдара. И опять, как в начале этой истории, когда Эльдар, вопреки реальным представлениям, наблюдал за событиями на даче, это можно, объяснить, к примеру, чуткостью обиженных родительских сердец иди чем-нибудь более убедительным.

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

На даче, которая теперь на переднем плане, Мать тащит к скале очередной камень. Отец, сняв с вешалки одно из ружей, чистит ствол шомполом. Агамейти развлекает их болтовней.

Валя продолжает оставаться в кресле. Можно подумать, что она уснула.

Агамейти. Жена нашего уважаемого соседа Гулама опять голая ходит.

Мать. В купальнике, ты хочешь сказать?

Агамейти. Ну, в купальнике. Мне-то все равно, я в Париже не такое видел. В Фоли Бержер их сразу по сто штук в чем мать родила на сцену выходит, а здесь народ обижается. Неуважение, говорят, телеса свои напоказ выставлять, хотя, должен сказать, фигура у нее в общем ничего.

Отец. А они что сами, на пляже не раздеваются?

Агамейти. На пляже одно, а здесь другое. Весь день на балконе торчит, отовсюду ее видно. Мне-то что, я и не такое видел, а людям не нравится...

Мать. Оставьте человека в покое. На то и дача, чтобы на балконе загорать...

Агамейти. Такой дом отмахали, что за сто километров ее видно. Хотя бы внизу сидела, а то на втором этаже. Рабочие тоже жалуются.

Мать. Какие рабочие?

Агамейти. Которые работают у них. Там же целая бригада трудится. Бетонщики и слесари уже ушли, только маляр и паркетчик остались... Очень жалуются... Отвлекает, говорят, хозяйка своим видом, работать трудно... И ленивая очень, целый день валяется. А этот Гулам только деньгами интересуется... Где он их загребает, понять не могу. (Умолкает, потому что видит в калитке Гулама. Под нос.) Легок на помине.

Гулам (очень доброжелательно). День добрый, соседи! Как живете? Как здоровье? Соскучился по вас. (Замечает Агамейти.) А этот бездельник опять здесь торчит, вместо того чтобы народное добро караулить? Удивляюсь я вам, честное слово: такие просвещенные, умные люди, а с кем дружите? Я, например, сразу его гоню, как появляется.

Агамейти (негромко). Потому что недостаточно просвещенный.

Гулам. Что?

Агамейти. Культуры, говорю, у тебя маловато.

Гулам. Ну конечно. Я же эмигрантом не был.

Агамейти. Ничего, будешь еще.

Гулам. Ну, ты, ты... Говори, да не заговаривайся. За такие слова я тебе голову оторвать могу, причем здесь же, не отходя от кассы. (Идет к Агамейти.)

Тот на всякий случай проворно отбегает в сторону.

Мать. Гулам, не дури. Он пошутил.

Гулам (останавливается). Ничего себе шуточки. Пусть бога благодарит, что в вашем присутствии это произошло, а то бы ж ему такой Париж устроил, что он имя свое забыл бы.

Агамейти (направляется к калитке). Ты уже устроил, Фоли Бержер ехать не надо, — все селение любуется.

Гулам (не понял). Что-что? Что он сказал?

Отец. Да не обращай внимания.

Гулам (встревоженно). Нет, он что-то плохое сказал. Опять оскорбил меня?

Отец. Это варьете такое в Париже, ну, как эстрадный театр. С полуголыми женщинами...

Гулам. А я тут при чем?

Отец. Да ты ни при чем, ты же знаешь, он любит про Париж, вспоминать.

Гулам. Еще бы. Он же до мозга костей отравлен буржуазной идеологией. Что с нами произошло, я понять не могу. Враг ходит между нами, дышит с нами одним воздухом, кормится на наши деньги, а мы все терпим...

Мать. Да брось ты...

Гулам. Честное слово. Особенно обидно, что вы с ним общаетесь. Такие люди! Всю жизнь отдали Советскому государству, можно сказать, в революции участвовали, а вынуждены знаться со шпаной какой-то... (Отцу). Как вы можете, дядя Гамид?! Когда Адочка писала диссертацию, то, говорит, ваше имя? в таких материалах встречала, что сейчас просто обидно за вас. Честное слово, обидно... Вы меня извините, что я вам такие вещи говорю, я вам в сыновья гожусь, но дома наши рядом стоят, и я почитаю вас как очень близких и старших товарищей. А Адочка просто в восторге от вас. Я ей говорю: «Адочка, я счастлив буду,, если смогу хоть чем-нибудь быть полезным нашим соседям. Это мой долг. Они все сделали, чтобы наша жизнь была счастливой, и наш долг — как можно больше помогать им. Дети их не имеют такой возможности, но мы-то соседи, рядом живем. Пусть только» намекнут...»

Мать. Спасибо, Гулам, нам ничего не нужно.

Гулам. Конечно. Я то же самое сказал Адочке: «Они такие заслуженные люди, зачем им моя помощь?» Конечно, вы ни в чем не нуждаетесь, я даже не сомневаюсь в этом. Я другое имел в виду, не материальную помощь. Что вы! Об этом я даже подумать не мог. Хотя, к слову сказать, готов в любое время любую-сумму на любой срок. Зачем же нужны соседи, если не для того,, чтобы помогать друг другу? Но я другое имел в виду, совсем: другое. Например, попросить пару друзей перебросить эти камни, которые вы, Халида-ханум, сами сейчас таскаете. У меня просто сердце кровью обливается, когда я это вижу.

Мать. Напрасно. Я делаю это по совету врача. Мне полезна физическая нагрузка.

Гулам. Да, да, конечно... Я просто к примеру сказал о камнях, это совсем не обязательно. Можно что-нибудь другое. Просто я хочу, чтобы вы знали, что стоит мне свистнуть и пара человек к вашим услугам. Выполнят любую работу.

Мать. Спасибо, Гулам...

К калитке подходит жена Гулама Ада. Она в пестром купальнике с открытой спиной и глубоким вырезом на груди.

Гулам. Это мой долг. А вот и Адочка... (Жене.) Иди скорей сюда, очень интересный разговор.

Ада. Не могу же я в таком виде. Извините, но такая жара. (Матери.) Не надоел он вам своей болтовней? Я всегда волнуюсь, когда он идет к вам: вдруг ляпнет что-нибудь не то, а я так дорожу нашими отношениями.

Гулам. Ну что ты, Адочка, я ничего лишнего не сказал. (Просительно смотрит на Мать, как бы ждет подтверждения своим словам.)

Мать. Входите, Ада.

Ада (минует калитку). Неудобно, я в таком виде, но жуткая жара... Еще раз здравствуйте.

Отец. Мое почтение.

Гулам. Я говорю, Адочка: правда, мы с удовольствием поделились бы с нашими дорогими соседями водой? У нас насос целыми днями качает, а в их колодце воды нет...

Ада. Правда, тетя Халида, как-то неудобно даже: у нас же артезианская скважина, на полсела воды хватит.

Мать. Спасибо, Ада, но я надеюсь, что мы приведем в порядок свой колодец.

Гулам. Это безнадежное дело, поверьте мне, Халида-ханум. Тут нужно скважину бурить. У нас та же история была...

Ада. Подожди, Гулам. Ты вечно что-нибудь не то скажешь. Дай лучше стул.

Гулам подает стул.

(Садится.) Ты собирался ехать в город, по-моему?

Гулам. Да, через час поеду. В машине есть место. (Отцу.) Вы не едете в город? Могу подвезти.

Отец. Спасибо, пока не еду.

Гулам. На охоту собираетесь?

Отец. Да вот ребята должны приехать. Все вместе пойдем.

Гулам. Вы, говорят, хорошо стреляете?

Отец (похвала ему приятна). Когда-то ничего стрелял. А сейчас ребята меня уже обскакали. Они отличные стрелки.

Гулам. Хочу кондиционеры в спальне поставить. Я считаю, если уж взялся за что-то, делай на высоком уровне.

Мать. Да, у вас, Гулам, размах большой. В общем, это правильно, если иметь возможность. А мы вот третий месяц эту скалу убрать не можем, чтобы фундамент начать.

Гулам. Какую? Что же вы мне не сказали, когда у меня экскаватор работал? И трактор был. В две минуты убрали бы.

Мать. Неудобно как-то было.

Гулам. Ай-яй-яй! Как не стыдно! Ну, ничего, что-нибудь придумаем. Хотите, я привезу из города людей?

Мать. Нет, нет, спасибо.

Гулам. Тут нужно пять-шесть человек, не больше.

Мать. Даже меньше.

Гулам. Я беру это на себя. К концу дня этой скалы не будет.

Мать. Спасибо, Гулам, но мне как-то неудобно.

Гулам. О чем вы говорите? Я бы сейчас ею занялся, если бы меня не ждали в городе.

Ада. Ничего, подождут.

Мать. Нет, нет, не надо никого подводить из-за нас. Поезжайте, Гулам, по своим делам. У нас здесь ничего срочного нет.

Гулам (обрадованно). Конечно. Через часок поеду и быстро вернусь, и к вечеру скалы не будет.

Ада. Ну, ладно, ты иди, дай поговорить с людьми.

Гулам. Иду, иду, Адочка. Ты про то, как я дом отца назад выбиваю, расскажи. Интересная история.

Ада. Ладно, расскажу. Иди уж.

Гулам уходит

(Матери.) Вы напрасно его не используете. У него энергии н» десять домов хватит. Вы знаете, что он придумал?

Мать. Нет.

Ада. Умора просто! Дядя Гамид, это вам особенно интересно должно быть: он на вашу помощь рассчитывает.

Отец. Буду рад помочь, если смогу.

Ада. Он задумал получить назад дачу своего отца в Пиршагах, которую в двадцать девятом году государство конфисковало как излишки.

Мать. Но у него же есть уже одна дача.

Ада. Эту он на имя своего брата построил, Тофика, тот тоже диссертацию защитил...

Мать. А дача отца большая?

Ада. Дом в восемь комнат, но запущенный. До войны сельсовет там был, а с сорок седьмого года он пустой стоит. Конечно, все растащили — окна, двери, полы... Но все равно очень красивый...

Мать. Участок большой?

Ада. Был большой. А сейчас только двор остался, все остальное роздали под дачи.

Мать. А зачем Гуламу два дома?

Ада. Если у него будет возможность, он десять построит.

Отец. А чем я ему могу быть полезен?

Ада. У него есть документ, что отец его в семнадцатом году был посажен в тюрьму Временным правительством. А вы ведь в это время тоже были в Москве?

Отец. Да, был.

Ада. Это я ему сказала. У меня же в диссертации есть глава об азербайджанцах, участвовавших в революционных событиях в России. Вот он и хочет, чтобы вы написали пару слов о его отце

Отец (растерянно). А что я могу написать?

Ада. Ну, что-нибудь в подтверждение того, что отец его —- жертва Временного правительства.

Отец. Но как же я могу? Я же не знал его отца.

Ада. А вы и не пишите ничего. Обойдется без второй дачи.

Отец (волнуется). Нет, вы поймите меня правильно. Я бы написал, но я действительно ничего не знаю об этой истории с арестом. Я же не занимал никаких постов, просто воевал, как все, а после ранения попал в Отдельный Самарский кавалерийский полк и уже в Москву так и не вернулся.

Ада. Я знаю.

Отец. Я всегда был простым красноармейцем...

Ада. Я все про вас знаю. Я про вас знаю то, что даже вы сами о себе не знаете.

Отец. Неужели?

Ада. И догадаться не сможете.

Отец. Что же это такое?

Ада (Отцу). Это мой сюрприз. Я так благодарна судьбе за то, что наши дачи рядом. О вас же никому не было известно. Даже о том, что вы прибыли сюда в составе Одиннадцатой армии, освободившей Баку от мусаватистов, никто не знал.

Отец. А почему, собственно, об этом должны знать?

Ада. Вы поразительный человек! Да любой другой трубил бы об этом на каждом углу.

Отец. Вы думаете?

Ада. Уверена. Гулам на одном несчастном аресте своего отца целый дом отхватить хочет. А на вашем месте он сейчас в правительстве сидел бы...

Отец. Вы что-то, по-моему, сильно преувеличиваете, Ада.

Ада. Ничего я не преувеличиваю. Вся моя диссертация на вас построена. (Улыбается). Подождите, еще не то будет! Я еще займусь вашим участием в Великой Отечественной войне!

Отец. Что вы! Что вы! (Машет руками.) Зачем это нужно? .Миллионы воевали, и я, как все... Смешно даже говорить об этом. (Смотрит на жену.)

Мать. Действительно, Ада, о войне писать не стоит. Ну, что юн был военным журналистом, работал в армейской газете... Что об этом писать?

Ада. Как что? Участник революции, прошел все пять лет войны, был в керченском окружении, дошел до Берлина. И вы считаете, что об этом не надо писать?

Отец. Но я даже ранен не был.

Ада. Это не обязательно. Есть Герои Советского Союза, не получившие ни одной царапины.

Отец. Мне даже выстрелить не пришлось ни разу.

А д а. У вас были другие обязанности. Маршалы тоже не стреляли.

Мать. Если уж писать, то лучше о революции. Тогда он хоть по-настоящему воевал.

Ада. Тетя Халида, это не важно, стрелял дядя Гамид или нет. Важно то, что он участвовал и в революции и в Великой Отечественной войне.

Отец. Таких много было.

Ада. Может быть. Но я знаю вас. И страшно рада этому. .Для меня вы просто клад. Только, честно говоря, я одного понять не могла, когда раскопала ваши документы, и спросить как-то неудобно было... У вас что-то случилось в двадцатом году, после установления Советской власти в Азербайджане? Что-то произошло с вами?

Отец. Нет, ничего не произошло. А почему вы решили?

Ада. Слава богу... Значит, я ошиблась. Просто я не встречала больше вашего имени ни в архивных документах того времени, ни в газетах... Вы как будто исчезли.

Отец. Я не исчез. Кончилась революция, и я пошел работать по специальности.

Ада. Куда?

Отец. Преподавателем в школу, потом в университет. Я же историк.

А д а. И все время работали преподавателем? Все годы?

Отец. Да. До сорок первого, пока не началась война.

А д а. А после войны?

Отец. И после войны тоже.

Ада. Там же?

Отец. Да, в университете.

Ада. Невероятно. (Непонятно, восхищается она или недоумевает.)

Отец. Что?

Ада. Ну вот это все, ваша жизнь.

Отец. Извините, Адочка, но я не понимаю вас...

Ада. Мне трудно объяснить, но это как-то не укладывается? в наши нынешние представления. Вы участвовали в революции,, победили, а потом... пошли работать учителем...

Отец. А что я должен был делать?

Ада (наивность вопроса несколько смущает ее, но желание-выяснить все до конца берет верх). Не знаю... Но ведь другие-занимают какие-то должности. А вы остались простым учителем. Вы меня понимаете?

Отец (не сразу). А-а-а... Но ведь, Адочка, я воевал не потому, что мне нравилось это или из-за выгоды какой-то. Так сложилась жизнь. Надо было... возникла необходимость. Если бы революция не победила, я все равно был бы историком, но тут ведь дело было не только во мне... Ну, а в сорок первом, как вы сами понимаете, вопросов вообще не было, надо было защищать свой дом, своих детей, страну...

Ада. Да-да, конечно. Это понятно. Я не войну имела в виду... а самое начало. Когда вы были молодым, перед вами открылись такие возможности... Вы могли бы стать кем угодно, занять любой пост.

Отец. Я не честолюбивый человек, Адочка.

Ада. Вот об этом я и говорю...

Мать. Скажите, Ада... но отец Гулама был все-таки в семнадцатом году в Москве?

А.да. Да, был... Продавать туда что-то повез. Он же до революции магазин свой имел... Ой! (Прислушивается.) Кто-то идет... Я побежала... (Спешит к калитке.) Ради бога, простите меня за глупые вопросы...

Навстречу Аде в калитку входит Эльдар.

Здравствуйте, Эльдар... Ой... Не смотрите на меня...

Эльдар. Здравствуйте... (Уступает дорогу, не обратив внимания на наряд Ады, причину ее смущения и поспешного ухода.}

Отец (радостно Матери). Я же говорил, что они приедут!

Мать стоит посреди участка с камнем в руках. Эльдар, поздоровавшись, проходит под навес и устало опускается на кровать.

А где Акиф и Расим?

Э л ь д а р. Они не смогли приехать. У Расима ученый совет.

Отец (упавшим голосом). А почему Акиф не приехал?

Э л ь д а р. Не знаю, наверное, у него какие-то причины...

Молчание. Мать несет камень к скале.

(Провожает ее взглядом.) Они обязательно приехали бы, если б могли, ты же знаешь... К сожалению, не все зависит от нас. (Негромко Отцу.) Я тоже должен буду скоро уехать...

Отец (невольно оглянувшись на Мать и тоже понизив голос). Ты что, совсем не останешься?

Э л ь д а р. Не могу. Я приехал предупредить, чтобы вы не ждали... Мне обязательно надо быть в городе сейчас...

Отец (умоляюще). Может быть, хоть ненадолго задержишься? Часа на два, на три хотя бы?

Э л ь д а р. Папа, неужели ты думаешь, я бы не остался, если б мог?

Отец. Да-да, конечно... Просто она так ждала... Я даже не знаю, как ей об этом сказать.

Мать, дотащив камень до скалы, идет за следующим.

Э л ь д а р (подходит к ней; устало и ласково). Мама, ну что ты делаешь? Тебе же нельзя.

Мать (переведя дыхание, спокойно). Ну кто-то же должен это делать?

Эльдар. Ты что, собираешься сама перетаскать шесть машин камня?

Мать. Да, собираюсь. Нам стоило больших трудов купить эти камни, и я не могу сидеть сложа руки и смотреть на то, как их разворовывают.

Эльдар. Но это невозможно, мама.

Мать. Может быть.

Эльдар. Их же несколько тысяч штук.

Мать. Я знаю.

Эльдар. А ты очень больной человек.

Мать. Да.

Эльдар. В результате все это может плохо кончиться.

Мать. И что ты предлагаешь?

Эльдар (устало). А что я могу предложить, мама? Я обшарил весь поселок, когда ехал сюда, но там нет желающих таскать по такой жаре чужие камни. Не хотят люди зарабатывать деньги таким способом. Что я еще могу сделать?

Мать. Ничего.

Эльдар. В следующее воскресенье я приеду пораньше и найду рабочих. Или братья со мной приедут, и сами все перетаскаем.

Мать. Я не могу ждать следующего воскресенья. Это продолжается уже два месяца. Половина камней пропала.

Эльдар. Ну что делать? Купим еще.

Мать. У меня нет лишних денег. Если мы опять купим камни, мне нечем будет платить за работу каменщику. (Смотрит на скалу.)

Эльдар (заметив ее взгляд). И скалу мы, точно, уберем. Соберемся все вместе и уберем.

Мать. Это я тоже слышу второй месяц. Но теперь я уже ждать не буду. (Идет за следующим камнем.)

Эльдар (догоняет ее). Мама, пойми: то, что ты делаешь сейчас, бессмысленно. (Показывает на камни.) Каждый из них весит около пуда. Их несколько тысяч штук. Это не под силу даже здоровому человеку.

Мать. Почему? Вон сколько уже перетаскала.

Эльдар. Ну, предположим, эти ты перетаскаешь. Тут расстояние небольшое. А что ты будешь делать с теми, что лежат у дороги? Там же их намного больше.

Мать. Кончу эти — возьмусь за те.

Некоторое время молча, в упор смотрят друг на друга. В упрямых карих глазах Матери такая убежденность в правильности и необходимости того, что она делает, что Эльдар отворачивается и идет под навес, к Отцу. Мать направляется к камням.

Отец. Чаю выпьешь?

Эльдар. Нет... Если я даже буду таскать эти камни с утра до вечера, не отдыхая ни минуты, то все равно на это уйдет минимум три дня...

Отец. Да, пожалуй...

Эльдар. А у меня нет такой возможности. Я не могу таскать здесь три дня камни. Не могу.

Отец. У тебя что-нибудь случилось?

Эльдар. Да, случилось.

Отец. Что-то серьезное?

Эльдар. Для меня — да.

Отец. Я могу чем-нибудь помочь?

Эльдар. Нет... (Взглянув на Мать.) Как она себя чувствует?

Отец. Пока ничего.

Эльдар. Ужасно то, что рано или поздно она обо всем узнает. Но будет поздно.

Отец (вздохнув). Это произойдет в любом случае.

Э л ъ д а р. Обидно, что последние месяцы ее жизни уходят на какие-то камни.

Отец. Она хочет, чтобы после нее что-то осталось.

Э л ь д а р. Папа, неужели ты думаешь, что кто-нибудь из нас сможет здесь жить после того, как это случится?

Мать несет очередной камень.

Но даже если бы не это. Мы же говорили ей, нам вообще не нужна эта дача — ни мне, ни Акифу, ни Расиму... Ни у кого из нас нет ни времени, ни желания ею заниматься...

Отец (вздохнув). Я понимаю. Жаль только, что слишком поздно это обнаружилось.

Эльда р. Какая разница, когда это обнаружилось, папа. Надо же исходить из реального положения вещей. Нам просто не до дачи сейчас.

Мать, дотащив камень до скалы, идет за следующим.

(Смотрит на часы.) Если бы ты знал, чего мне стоило приехать сюда сегодня! Ты же знаешь, я бы никогда не стал вести эти разговоры и безропотно таскал бы любые камни, но я действительно должен быть в городе сейчас.

Отец. Я понимаю... Конечно.

Сидят молча. Мать тащит очередной камень.

Э л ь д а р. У нее просто какой-то сдвиг из-за этой дачи. Иначе это фанатическое упрямство никак не объяснишь... И откуда только возникла эта проклятая идея?!

Отец. Ты же знаешь, она не может сидеть без дела.

Э л ь д а р. Но не все же пенсионеры строят дачи, папа!

Отец (понизив голос). Мне иногда кажется, что она начинает догадываться.

Эльд а р. А почему ты решил?

Отец. Не знаю... Очень часто она говорит о том, что после нее останется... Я пытался уговорить ее поехать куда-нибудь отдохнуть, хотя бы пару недель. Ничего не получается.

Э л ь д а р (с болью). Страшно смотреть на нее.

Отец. По вечерам она выглядит лучше.

Э л ь д а р (смотрит на часы). Мне надо ехать, папа. Честное слово, мне очень надо ехать.

Отец. Поезжай. Я объясню ей... (Жалобно.) А я думал, мы с утра на охоту сходим.

Э л ь д а р. Как-нибудь в другой раз, папа.

Отец. Да, да, конечно.

Эльдар встает.

Мать (положив у скалы камень, идет к навесу; Отцу). Он уезжает, что ли?

Отец. Да. У него срочное дело.

Мать. Понимаю.

О т е ц. Нет, на этот раз действительно очень важное.

Мать. Я понимаю. У братьев его тоже очень важные дела. Я знаю, мои дети очень занятые люди. (Отцу.) Чай есть?

Отец. Да. Сейчас налью.

Мать. Но те двое хоть честнее.

Отец. Халида!

Мать. Наплевали, уехали — и дело с концом. По крайней мере не строят из себя заботливых детей. (Садится.)

Отец (наливает Матери чаю. Эльдару). Может быть, тебе тоже налить?

Эльдар. Не надо.

Мать. Выпей уж. Легче будет до станции дойти.

Эльдар. Ты что, правда считаешь, что мне не нужно было приезжать сюда?

Мать. А как ты сам думаешь, есть ли какой-нибудь смысл в таком десятиминутном наезде?

Эльдар. Если бы ты знала, чего может мне стоить этот десятиминутный, как ты его называешь, наезд!

Мать. А я и не хочу знать, что у вас там происходит, у каждого в отдельности. Я знаю, что мы все вместе начали общее дело и вы, столкнувшись с первыми же трудностями, сдались и бросили меня здесь одну. И теперь у каждого из вас есть свои причины не приезжать сюда. Ну что ж, это дело вашей совести, поступайте как хотите. Но уж в таком случае позвольте и мне поступать так, как я считаю нужным: я начала строить этот дом, и я его построю, как бы мне трудно ни было.

Эльдар. Зачем?

Мать. Это уж мое дело. Я бы ответила на твой вопрос два года назад, когда мы начинали строительство и вы обещали мне вашу помощь. А сейчас уже поздно задавать такие вопросы и отвечать на них.

Эльдар. Мама, но это же не что-то решающее нашу судьбу, жизнь. Это — дача, которую мы хотели построить для нашего же удобства, для себя. А теперь передумали, потому что оказалось, что это сложно, трудно, дорого... Это же наше право: сперва хотели, а теперь передумали.

Мать (спокойно). А я не передумала! (Залпом выпив чай, встает и идет к камням.)

Эльдар (идет следом). Мама, ты же больной человек.

Мать. Я уже много лет больной человек.

Э льда р. Эти камни просто доконают тебя.

Мать. Спасибо за заботу. Мне приходилось выполнять работу и потяжелей, чтобы вырастить своих детей.

Эльдар. Мама, ты действительно сделала все возможное и невовможное, чтобы поставить нас на ноги. Но тогда в этом была необходимость. А сейчас совсем другое... Послушай меня. Да, мы хотели иметь дачу, да, мы мечтали о ней и начали ее строить. Но теперь ведь ясно, что нам не под силу эта семейная дача... А может быть, она и вообще не нужна, даже если мы ее построим. У каждого возникло столько своих проблем, что наши наивные мечты о коллективном семейном счастье просто потеряли смысл. Ну что поделаешь, если жизнь оказалась сложней, чем мы думали? И все так переменилось за эти годы...

Мать. Не знаю... Может быть, и переменилось... Но я всю жизнь делала то, что нужно было другим людям, а теперь (усмехнувшись) мне хочется один раз поработать для себя... Имею на это право? (Идет за камнем.)

Эльдар (в отчаянии Отцу). Ну что делать? Она опять пошла... Что делать, папа? Мне же надо ехать, меня ждут в городе. Неужели вы не понимаете, я не могу не поехать? Меня ждут там! Ну, ты-то хоть меня понимаешь? Все равно от моей помощи никакого смысла, это же ничего не меняет...

Отец. Я понимаю.

Мать нагибается, чтобы поднять камень.

Эльдар (кричит). Не трогай его, я тебе говорю...

Мать поднимает камень.

(Идет к ней.) Ты слышишь меня? Брось его... (Тянет камень из рук Матери.)

Мать. Пусти.

Опять Мать и Эльдар встречаются взглядами, и становится ясно, что упрямство ее ничуть не поколеблено.

Эльдар (злым шепотом). Ты же не понимаешь ничего. Потом ты жалеть будешь. Но будет поздно. (Дергает камень.)

Мать разжимает руки. Круто повернувшись, Эльдар идет от нее. Через несколько шагов понимает, что несет камень не в ту сторону и поворачивается с ним к скале... Потом идет за следующим камнем... Потом еще за одним... Мать продолжает стоять посреди участка...

В квартире Эльдара отворяется дверь, и в комнату входит Алик. Валя открывает глаза... Сердцем любящего человека Эльдар видит все, что происходит в его городской квартире.

Алик (очень непринужденно). Что же ты не идешь? Я уже два часа жду…

Валя. Прошу тебя — уйди.

А л и к. Куда?

Валя. Не знаю...

Алик, Только вместе...

Валя. Я никуда не пойду... Неужели ты не понимаешь. Я люблю его.

Алик. Тогда необходимо выпить. (Открывает бутылку шампанского.) Это, по-моему, твой бокал... Это мой... Держи. Будь здорова. (Вложив бокал в Валину ладонь, звонко чокается.) Ну, рассказывай...

Валя. О чем?

Алик. Обо всем. Почему плачешь? Ты что, рассказала ему все?

Валя. Да.

Алик. Зачем?

Валя. Так получилось.

Алик. Я бы ничего ему не сказал.

Валя. Знаю.

Алик. Таким, как он, нельзя ничего говорить.

В а л я. Я не могла не сказать.

Алик. А ты что, так все ему и выложила?

Валя. Да.

Алик. То-то он так взбесился...

Валя. Я дрянь последняя, Алик... Как все ужасно... И ничего не объяснишь…

Алик. А что бы ты хотела объяснить?

Валя. Как все было.

Алик. А как все было?

Валя. Никак. Ничего ведь не было. Правда, Алик?

Алик. Ты так думаешь? Валя. Да.

Алик. Ну ладно, не было, так не было. Не в том дело.

Валя. Нет, ты меня не понял. Я не имела в виду, что вообще ничего не было. Но ты же помнишь, как это случилось?

Алик. Я хорошо все помню.

Валя. Мы же не нравились друг другу даже...

Алик. Ты так считаешь?

Валя. Ну конечно. Ты что, не помнишь, как все было? Я совершенно случайно осталась у вас. И ты случайно приехал. Ты же был на каких-то сборах.

Алик. Да.

Валя. Когда я проснулась, ты плакал из-за этой женщины. Правильно?

Алик. Да.

Валя. Я принесла тебе воды. И ты начал мне рассказывать о том, как ты ее любишь. И что убьешь и себя и ее... Ты помнишь?

Алик. Да.

Валя. Я тебя уговаривала не делать этого?

Алик. Да.

Валя. И это произошло... потому, что мне стало так жалко тебя...

Алик. Только поэтому?

Валя. Да. Только поэтому...

Алик. Ты правда так думаешь?

Валя. Да.

Алик. И я тебе совсем не нравился?

Валя. По-моему, нет. Конечно, что-то было, но...

Алик. А ты вспомни, что ты мне говорила в ту ночь...

Валя (растерянно). А что я говорила?

Алик. Разве из жалости так любят, Валя? Ты мне такие слова шептала... о том, что давно влюблена в меня... Ну, вспомни. Какая там жалость?! Это была одна из самых лучших моих ночей, а ты говоришь — из жалости.

Валя (жалобно). Я тебя не любила тогда, Алик. Я точно знаю... А то, о чем я тебе рассказывала, — это было давно, когда мы еще совсем маленькими девчонками были... Мы тогда всем классом в тебя влюбились, все девчонки... Это было очень давно, когда нам лет по четырнадцать было... Мы поэтому к вам домой все время бегали.

Алик. Может быть, я не спорю... Но ты просто многого не помнишь. Ты как в бреду была и все время говорила о любви.

Валя (беспомощно). Я Диму любила тогда.

Алик. Почему же ты пряталась потом от меня? Ты же целый год от меня пряталась. Вспомни...

Валя. Я не пряталась. Я любила Диму и не хотела тебя видеть.

А л и к. Ты и Диму своего не хотела видеть.

Валя. Мне было стыдно перед ним после того, что у нас с тобой произошло.

Алик. Я точно знаю: от меня ты пряталась потому, что я тебе нравился и ты меня боялась. А вот почему ты Диму не хотела видеть, этого я не знаю. Но в конце концов он тебя уломал.

Валя. Но потом же у нас с ним все было хорошо. Целых три года. Значит, я любила его?

Алик. Потом, может, и любила. Но в ту ночь дело было не в жалости. Ничего себе жалость! Да на мне места живого не было утром... Ну, вспомни.

Валя (беспомощно, устало). Это была не любовь... Я точно знаю. Это было что-то другое. И возникло потом... А вначале мне тебя было только жалко. Честное слово.

Алик. Да что ты меня убеждаешь? Я не знаю, почему ты была со мной и тогда и потом, когда рассталась с Димой. Может, из жалости, а может, потому, что я тебе все-таки нравился. Не знаю. И знать не хочу. Мне все равно. Главное, что мне с тобой было хорошо. (Отпивает глоток шампанского, ставит бокал на стол. Пауза.) У меня есть один хороший загс, он работает по субботам.

Валя. Ну и что?

Алик. Может, зарегистрируемся?

Валя. Перестань дурачиться, Алик.

Алик. Я не дурачусь. Мне сегодня исполнилось четверть века, и я серьезен, как никогда в жизни. И я точно знаю, что мне нужно для счастья. Ну, спроси меня, спроси: «Алик, что тебе нужно для полного счастья?» •

Валя. У меня не то настроение, Алик.

Алик. А я отвечу: «Мне нужна ты, Валечка».

Валя. И когда ты это решил?

Алик. Когда ты в очередной раз исчезла... Ты мне нужна как единственный свидетель. А то ведь никто не верит, что я был хорошим мальчиком когда-то, что я, например, умел плакать...

Валя. А тебе это так важно?

Алик. Иногда очень.

Валя. Ты изменился за это время, Алик.

Алик. Глаза стали тоскливыми. Это от слишком веселого образа жизни. Я много веселился этот месяц, после того, как ты исчезла. Я все ждал, когда ты вернешься... А потом решил сам тебя поискать. Ну, что будем делать?

Валя. В каком смысле?

Алик. Может, все-таки поженимся?

Валя. Ну, что ты говоришь, Алик? Я же тебе все объяснила. Я люблю его.

Алик. Внизу машина. Туда час езды.

Валя. Куда?

Алик. В загс. К четырем часам возвращаемся, заезжаем за твоими родителями, едем в «Интурист», там уже накрыты столы. Все стоят, мы входим и объявляем свадьбу вместо дня рождения. Все обалдевают. Представляешь, как будет здорово?!

Валя. Представляю.

Алик. Нет, я серьезно. И не думай, что это так уж глупо. Никто ведь не знает, как все должно быть, чтобы люди были счастливы... Я давно хотел тебе предложить... Но как-то не получалось. Но я все время говорил себе: «Ничего, ничего, повертишься еще немного и позвонишь Вальке. И все будет хорошо. Она то, что тебе нужно». А когда ты исчезла, понял — все, больше откладывать нельзя.

Валя. Поздно ты понял.

Алик. Это всегда так бывает. Закон падающего бутерброда. Ну, ничего, у тебя все равно с ним ничего не получится.

Валя. Я очень люблю его, Алик.

Алик. Это ничего. Это обойдется. Я понимаю, что я не ахти что, но я перестану пить, брошу эту дурацкую аспирантуру, пойду работать, и прекрасно заживем. А то я уже до точки стал доходить.

Валя. Я люблю другого человека, Алик. Неужели ты не понимаешь?

Алик. Я все понимаю, я старый, мудрый и усталый человек. И я все понимаю. Именно поэтому я и хочу на тебе жениться. А он ничего не понимает, мой научный руководитель. Он весь состоит из правил: можно, нельзя, надо, обязан, хорошо, плохо... Он высокоморальный человек. И по его правилам, то, что у тебя было со мной, — это плохо. И он никогда этого не переживет. Умрет, но не простит. Я знаю таких... Уж лучше бы ты ему ничего не говорила.

Валя. Я не могла не сказать... Я же люблю его... Если бы ты знал, как я его люблю!

Алик. Именно поэтому ничего не надо было говорить.

Валя (сквозь слезы). Я так его люблю! Ты веришь мне, Алик? А с тобой так получилось потому, что мне было жалко тебя... честное слово... Потом, правда, мне это понравилось, я не отрицаю... но вначале было только жалко. Больше ничего.

Алик. Да ладно, что ты меня уверяешь? Жалко так жалко. Все равно ты молодец. И не надо плакать. Я же говорю, ты то, что мне нужно... Я люблю добрых. (Гладит ее волосы.) А он не любит... Он любит порядочных, высокоморальных. Он сам такой и таких любит. Отец Сергий... Ну, не плачь. А то ведь все повторится — из жалости... А у нас времени нет. Нам в загс надо ехать.

Валя. Никуда я не поеду.

Алик. Ну, ничего. Пусть он скажет свое веское высокоморальное слово, а потом мы уж как-нибудь наладим свою жизнь. А где он сейчас?

Валя. На дачу уехал.

Алик. Зачем?

Валя. Он не мог не поехать. Они всей семьей там собираются.

Алик. Ну, конечно, не мог. Традиция! Семейные обязательства! Он же человек слова. Раз обещал мамочке и папочке, то обязательно должен поехать! Что бы ни случилось. Долг — выше всего!

Валя. Он обещал им.

Алик. Я и говорю.

Валя. Он скоро вернется. Он только скажет им, чтобы они не ждали, и сразу же приедет.

Алик. Будем надеяться... Подождем. Но он, конечно, не приедет.

Валя. Почему?

Алик. Потому, что для таких, как он, папочка и мамочка важнее всего.

Валя. Не надо говорить о нем таким тоном.

Алик. Ладно, не буду... Но это ничего не меняет.

Валя. Он обязательно приедет. Я знаю, что он приедет.

Алик. Посмотрим. Но я-то точно знаю, что он не приедет. Уж я-то хорошо его знаю... И вообще у вас не получится... Поздновато вы встретились... Он и сам мучиться будет и тебя замучает. Только жизнь друг другу попортите. Ты хочешь испортить ему жизнь?

Валя. Нет.

Алик. Ну вот, видишь... А меня ты спасешь. С тобой я буду в полном порядке. Меня отмыть, почистить, отремонтировать — я как новый буду... Ну, не плачь. Давай лучше выпьем. (Наливает в бокалы шампанское.) На, держи... Выпей, выпей... Это помогает... Будь здорова...

Валя (всхлипывает). Будь здоров...

Алик. Вот молодец... Все будет хорошо... Я тебе обещаю.

На даче Эльдар стоит неподалеку от Матери с камнем в руках.

Эльдар (Матери). Ну, а теперь ты довольна?

Мать. Чем?

Эльдар (устало). Ты еще спрашиваешь?

Мать. Я не заставляю тебя. Ты можешь уехать в любую минуту.

Эльдар. Могу?.. А кто будет таскать эти камни?

М а т ь. Я.

Эльдар. Как же я уеду?

Мать. Не знаю.

Эльдар. Ты ничего не знаешь, мама. И ничего не хочешь знать, кроме этой дачи... (Идет с камнем к скале.)

Мать еще несколько мгновений стоит посреди своего участка, на том месте, где Эльдар вырвал из ее рук первый камень, потом медленно движется к навесу и, видимо, чтобы не упасть, хватается обеими руками за трубу, служащую опорой.

Отец (испуганно). Что с тобой? Тебе плохо.

Мать. Все в порядке. Сейчас пройдет.

Отец. Где лекарство?

Мать. В сумке.

Отец поспешно достает из сумки пакетик с лекарством. Помогает Матери проглотить таблетку и запить ее водой.

Эльдар (бросив камень у скалы). Что случилось?

Отец. Приступ.

Мать. Ничего, ничего... Сейчас пройдет.

Эльдар (идет к навесу, помогает Матери сесть на кровать). У тебя озноб...

Мать. Это пройдет... (Начинает задыхаться, озноб сменяется мышечными судорогами по всему ее большому, грузному телу.)

Эльдар (в отчаянии). Я же просил тебя!.. Я же просил тебя не трогать эти камни!

Мать. Ничего, ничего, все обойдется... Ты напрасно сердишься... Я прекрасно себя чувствую, когда работаю.

Эльдар. Я не сержусь.

Мать. Мне не тяжело... Я тихо-тихо все сама перетаскаю... Это даже полезно... И силы у меня еще есть. Ты не думай... Спроси у Отца. Он видел, сколько я за один день сделать могу

Отец. Да-да, ты много работаешь...

Эльдар. Мама, тебе нужно полежать сейчас... Ну, прошу тебя. Папа, дай подушку... вот так... (Укладывает Мать на кровать.) Лучше на спине...

Мать. Да. Так легче дышать... (Закрывает глаза.) Сейчас все пройдет... Это недолго... Устала... А раньше цемент мешками таскала... Кажется, это совсем недавно было. А уже тридцать лет прошло. (Эльдару.) Ты помнишь, как я детский дом строила?

Эльдар. Помню, мама.

Мать. Крыши не было, дверей тоже... одни стены торчали, да и то не все... А у меня двести ребят под открытым небом. И мои трое с ними... Акифа еще не было. Ты помнишь, Эльдар?

Эльдар. Помню.

Мать. И все равно к Седьмому ноября все было готово... Да, тогда у меня были силы.

Отец. Ты и сейчас молодцом.

Мать. Я не жалуюсь... Куда-то сестра твоя запропастилась.

Эльдар. Она была у меня сегодня.

Мать. Я очень тебя прошу — будь повнимательней к ней, она такая одинокая.

Эльдар. Хорошо, мама.

Мать (не открывая глаз). А помнишь, как я вам читала? Вы очень любили слушать, когда я вам читала. Больше всего вы любили «Оливера Твиста»... Света не было... Ты все время хотел дотронуться до керосиновой лампы. Пока не обжегся. Помнишь?

Эльдар. Да, мама.

Мать. Но это было раньше... А потом я выбросила ваши пирожные. До сих пор не могу простить себе... (Отцу.) Ты этого не знаешь... Это было без тебя... Ты был на фронте.

Отец. Я знаю. Ты много раз рассказывала.

Мать. Разве? Я не помню... Я выбросила эти пирожные. Они начали спорить из-за них, мои дети. А я рассердилась... Я очень не любила, когда они что-нибудь жалели друг для друга. Я заплатила за них треть зарплаты, как сейчас помню, сто двадцать рублей каждое... все три почему-то были разные... И дети чуть не подрались из-за них. Я так испугалась... Я так хотела, чтобы они любили друг друга... И вдруг из-за пирожных столько злости... Даже когда я попросила их, они не хотели уступить друг другу... И тогда я выбросила эти пирожные. Все три... Они плакали... Они были очень голодные. Им даже хлеба досыта не доставалось тогда... Мне так было их жалко, моих маленьких деток...

Эльдар. Но зато мы никогда больше не спорили из-за еды.

Мать. Я так хотела, чтобы они выросли дружными.

Отец. Они очень дружат. Напрасно ты сомневаешься в этом. Правда, Эльдар?

Эльдар. Да, папа.

Мать. Я очень хочу, чтобы здесь был дом, — тогда они хоть летом будут жить все вместе... как раньше... Они так редко видятся... Это будет их общий дом... (Сделав усилие, открывает глаза, смотрит на Эльдара.) Вы обещаете мне, что вы будете приезжать сюда каждое лето?

Э л ь д а р. Да, мама.

Мать (Отцу). Ты тоже?

Отец. Конечно. Как же они смогут без тебя и без меня? Мы будем приезжать сюда вместе.

Мать (глаза опять закрываются). Они как будто чужие люди... Каждый занялся своим делом и забыл о других... И с каждым годом все хуже и хуже...

Отец. Это временно. Поверь мне... Они любят друг друга по-прежнему... Так же, как и мы их. Правда, Эльдар?

Э л ь д а р. Да, папа.

М ать. Я так хочу, чтобы у них был общий дом…

За забором возникает тарахтенье трактора, приближающегося к даче. Мать, вздрогнув, открывает глаза. Прислушивается... В калитке появляется Гулам. Он, пятясь спиной, направляет движения трактора. Мать, ахнув, тяжело садится на кровати. Отец обеспокоено на нее смотрит.

Ничего, ничего... Я лучше себя чувствую.

В калитку, опередив трактор, проскальзывает Агамейти.

Гулам. Так... Разворачивайся... Стоп... Сейчас откроем ворота... (К. Агамейти.) А ты, бездельник, опять здесь?! Смотри, дождешься ты у меня — выселю за тунеядство. Это тебе не Франция... Кто не работает, тот не ест... (Подходит к навесу.) Халида-ханум, я человек слова — трактор «ЧТЗ» в вашем распоряжении, можете использовать сколько хотите и для чего хотите: и скалу вам уберет и камень перебросит... Эльдар, приветствую. Я говорю: разве это подходящее занятие для интеллигентного человека — камни таскать! И это, как говорит Адочка, в эпоху, так сказать, научно-технической революции! Ну, Халида-ханум, с чего начнем?

Мать медлит с ответом. Отец уткнулся в книгу. Эльдар сидит опустив голову.

Мать. Спасибо, Гулам, но мы, пожалуй, не сможем воспользоваться вашей помощью.

Гулам (не придав значения ее словам, идет к калитке). О чем вы говорите, Халида-ханум? Мой долг вам помочь. Какое может быть «спасибо», когда еще ничего не сделано?! (Распахивает ворота. Трактористу.) Давай!

Отец (отложив книгу, встает). Прошу вас, Гулам, закройте ворота. И никаких «давай».

Гулам (обескураженно). Не понимаю. Что случилось? Почему вы против? Что в этом плохого, если я вам помогу? А вы мне в чем-нибудь другом поможете... Что в этом обидного? Вы мне, я вам... Как все, так и мы...

М а т ь. Спасибо, но мы как-нибудь сами. Не обижайтесь...

Гулам. Я не обижаюсь, я просто не понимаю...

Агамейти. Ты этого не поймешь — не из той породы...

Гулам (словно не услышав его, обиженно). Как хотите, конечно. Каждый, как говорится, кузнец своего счастья. Я же хотел, чтобы вам лучше было. (Кричит трактористу.) Куда прешь?! Давай назад. (Выходит за калитку.)

Агамейти. Молодцы, соседи. Мне бы ваш характер — горы бы свернул.

Мать (устало опускается на кровать). Помоги немного, Агамейти.

Отец (Матери). Ничего, ничего... все будет хорошо... Не •беспокойся, все правильно. Ребята тебе помогут. В следующее воскресенье они обязательно приедут и уберут эту скалу.

Эльдар идет к калитке, кладет два камня один на другой и несет их к скале.

Агамейти. Один раз я с этим Гуламом очень сильно подрался. Если бы не Дадаш, здорово бы ему от меня влетело, плохо бы все кончилось. Первый он начал. Я ему говорю: «Доброе утро, Гулам». А он мне — раз пощечину. Я спрашиваю: «За что, Гулам?» Он мне еще пощечину. Я ничего понять не могу. А он говорит: «Давно я тебя без свидетелей хотел встретить». И опять ударил. Кулаком. Тут я разозлился и окончательно решил вздуть его. Вы на мой возраст не смотрите, у меня рука тяжелая. Но тут Дадаш прибежал и остановил меня. Ни разу не дал ударить, а то бы плохо ему пришлось. Ну, ничего, я потому ему два кило сахарного песку в бензобак новой «Волги» подсыпал.

Мать (встает). Это еще зачем?

Агамейти. Я свободный человек, меня нельзя обижать... (Тоже встает.) Спасибо за чай, пойду-ка службу нести.

Мать. Сиди уж.

Агамейти. Я ненадолго... Круг сделаю и вернусь... (Уходит.)

Мать (медленно подходит к Эльдару, не сразу решается заговорить). У тебя что-то случилось?

Эльдар. Да.

Мать. Мне сказали, что ты с молоденькой девушкой встречаешься.

Эльдар. Да.

М а т ь. Это та, с которой я тебя видела тогда?

Эльдар. Да.

Мать. Это очень серьезно?

Эльдар (усмехнувшись, горько). Все, что делают члени нашей семьи, — всегда серьезно, мама... Независимо от результата.

Мать (бодро). А ты знаешь, она мне понравилась. В ней чистота чувствуется... И красивая. А то у тебя девушки то заумные и засушенные какие-то были, то, наоборот, из вертихвосток современных. Не поймешь, что с ними делать. А эта то, что нужно, хоть сейчас женись...

Эльдар. Ты всегда прекрасно разбиралась в людях, мама. (Несет камни к скале.)

В калитку входит Сестра с букетом белых гладиолусов.

Мать. Явилась наконец!

Сестра. Ах, мама, мама, с каким я человеком познакомилась! (Подходит к Матери.) Наконец я встретила того, о ком мы мечтали с тобой столько лет... Высокого роста... из хорошей семьи! Аспирант! А манеры какие! (Обнимает Мать.) Я так счастлива! Это тебе, мама. (Отдает цветы, идет к навесу.) Папочка, я тебя и не заметила. (Целует Отца.) Тебе тоже понравится. Эльдар сказал, что он женат, а он, оказывается, уже давно развелся.

Эльдар несет к скале два камня.

Мать (опять подходит к нему). Если вы действительно приедете в следующее воскресенье и мы уберем эту скалу, то дальше все пойдет легче. Гораздо легче... Ты согласен со мной?

Эльдар с тревогой смотрит на Мать. В лице ее и голосе ощущается странное возбуждение: возникнув иногда у больных людей, оно легко и быстро поглощает их последние силы.

Я просто не понимаю, почему вы решили, что мы не справимся? Странное дело! Главное же сделано. Стройматериал почти весь завезен, забор есть. С каменщиками я договорилась. Осталось совсем немного. Уверяю тебя, к Седьмому ноября дом будет готов! И все здесь сразу изменится! Вы не узнаете эту дачу! Вот тут, на этом месте (показывает на скалу), будет стоять большой пятикомнатный дом — каждому по комнате, — с верандой, кухней, шиферной крышей, там, у забора, — сарай и курятник, тут — бассейн... Весь участок засадим деревьями и новыми кустам» винограда — эти совсем засохли. Кругом будет зелень и тень. А рядом — море. Вы будете приезжать после работы. Или на субботу и воскресенье... в отпуск. И мы будем все вместе, как когда-то, когда вы были маленькими! А для детей ваших эта будет блаженство: солнце, песок и море, свой виноград! О себе .я уже не говорю. Я здесь просто оживаю. Ах, как обидно, что вы вдруг заколебались! Как обидно! Так хорошо начали и вдруг почему-то заколебались. Ну ничего, я убеждена, что это временно.

Эльдар. Да, мама.

Мать. Конечно, временно! Я и не сомневаюсь. У вас там свои дела, какие-то сложности. Я разве не понимаю? Но, как говорится, общее дело от этого не должно страдать! А ты, молодец, что приехал!

Эльдар идет к калитке за новыми камнями.

(Идет следом.) Сейчас главное — не сбавлять темпа. Если сейчас выдержать и преодолеть трудности, то победа обеспечена. Мы с отцом прожили трудную жизнь. Вам тоже пришлось немало хлебнуть. Но я очень хочу, чтобы у ваших детей все было устроено. Мы должны сделать все, чтобы им жилось хорошо. Когда ты женишься на своей девушке и у вас родится ребенок, и вы приедете с ним сюда, ты поймешь, зачем твоя мать строила этот дом! Тогда ты поймешь цену и смысл нашего труда. Вам будет прекрасно здесь — и тебе, и ей, и вашему ребенку! И братья будут с тобой рядом. Как я мечтаю об этом дне! Ах, как я мечтаю увидеть всех вас здесь вместе...

Эльдар (тихо). Все будет хорошо, мама. Я тебе обещаю. Мы построим этот дом. Не беспокойся. Все будет так, как ты хочешь.

Мать. Спасибо, сынок. Я так надеюсь... Я очень ждала вас... Я так вас ждала... (Умолкает, опустив голову, чтобы скрыть слезы, появившиеся на ее глазах впервые за многие годы, может быть, впервые за всю жизнь.)

Эльдар. Ну что ты, мама! Все будет хорошо! Мы же договорились... Все будет так, как ты хочешь... Я же остался здесь, с вами, приедут братья, мы построим дом, каждое лето будем жить все вместе... (Умолкает, потому что от слов, которыми он надеялся успокоить мать, она плачет еще горше, уже не пытаясь скрыть слезы. Растерянно оглядывается, надеясь увидеть кого-то или что-.то, что помогло бы успокоить Мать... Видит Отца, беспомощно застывшего у навеса, и вдруг ощущает такую необходимость сделать все возможное и невозможное, чтобы Мать не плакала сейчас, что неожиданно для себя идет к скале.)

Отец и плачущая Мать следят за ним.

(Решительно.) Надо убрать эту скалу.

Отец (растерянно), Сейчас?

Э льда р. Да, сейчас...

Отец (неуверенно приближаясь). А как же ты один ее уберешь?

Эльдар. Не такая уж она большая. Что-нибудь придумаем... Конечно, хорошо было бы взорвать ее. Но где взрывчатку достанешь?

Отец (машинально). Десять взрывпакетов хватило бы, (Смотрит на Мать.)

Эльдар. И без взрывчатки обойдемся. Как ты считаешь, мама?

Мать (сдерживая слезы, кивает; не сразу). Я тоже думала про взрывчатку...

Эльдар (бодро). Обойдемся... Сейчас подкопаю ее, и все будет в порядке. Где лопата?

Мать. Под кроватью... Стой... (Пауза.) Если всем сразу навалиться, то можно и не подкапывать... Не волнуйся, я хороша себя чувствую.

Эльдар хочет возразить Матери, не она уже так увлечена неожиданной возможностью осуществить наконец свой давний замысел, что никто и ничто не может остановить ее порыва.

Эльдар (растерянно). Как ты считаешь, папа?

Отец (встретившись с умоляющим взглядом Матери). Можно попробовать. (Неожиданно для себя начинает стаскивать с себя свой парусиновый пиджак.)

Мать (Эльдару). Ничего, ничего, пусть поможет... В таком деле даже маленький толчок может решить успех. (Сестре.) Иди сюда. Встань вот здесь...

Сестра. А зачем, мама?

Мать (решительно и с воодушевлением). Надо. Когда Эльдар скажет «три», мы все навалимся на эту скалу.

Отец, сняв наконец пиджак, тоже занимает место у скалы. Валя и Алик все еще в квартире Эльдара.

Алик. Я же сказал тебе, что он не приедет.

Валя (потерянно). И все равно я люблю его...

Алик (со спокойным сочувствием). Это ничего... Это пройдет... И мы прекрасно заживем... Это не так трудно, как ты думаешь... Ну, вставай, вставай, нам пора идти...

Валя обречено плачет. Алик гладит ее волосы. Возникает музыка, под которую недавно танцевали Алик и Валя. Одновременно нарастает гул работающего трактора. Слышен бодрый голос Гулама, уверенно направляющего его движения. Становится темно. Теперь видна только скала и окружающие ее люди.

Мать (Эльдару). Ну, давай, сынок, начинай... Мы готовы.

Эльдар. Раз, два, три...

И вся семья — отец, мать, дочь и сын — одновременно наваливается на скалу в надежде сдвинуть ее с места. Четыре человеческие фигуры застывают в напряженном усилии, противоречащем нормальной житейской логике.