Рустам Ибрагимбеков

УРОК ПЕНИЯ

Данный текст не может быть использован в коммерческих целях, кроме как с согласия владельца авторских прав

Невысокий худощавый мужчина лет тридцати пяти в куртке-кожанке с каракулевым воротником, брюках, заправленных в новые хромовые сапоги, пересек двор одной из бакинских начальных школ и, миновав горку парт, чернеющих из-под снега, поднялся по лестнице к двери трехэтажного школьного здания.

Сидевшая в вестибюле старушка-уборщица поднялась было ему навстречу, но мужчина вдруг передумал войти в дверь, соскочил в кустарник, окружавший школу двумя ровными рядами, и пошел по нетоптанному снегу кругом здания. Старушка, приоткрыв дверь, проводила мужчину удивленным взглядом.

Мужчина шел быстро, не обращая внимания на снег, который обильно осыпался с кустов на его брюки и сапоги. Иногда он останавливался, чтобы заглянуть в какое-нибудь из школьных окон. Поскольку своего роста ему не хватало, то он подпрыгивал, хватался за карниз и подтягивался до уровня окна на руках...

В одном из классов — третьем или четвертом — его заинтересовала молодая учительница, и он задержал на ней взгляд своих невозмутимо уверенных глаз ровно столько, сколько ему хотелось; ни смущение учительницы, ни смех учеников не поколебали его.

Спрыгнув на землю, мужчина заметил, что из-за угла за ним следит старуха-уборщица. Он усмехнулся, стряхнул снег со своих брюк и зашагал вокруг здания дальше. Старуха, поняв, что рассекречена, перестала прятаться, выскочила из-за угла и погрозила ему вслед пальцем...

Сразу же после звонка с урока распахнулись школьные двери, и из них, как под большим давлением, с шумом повалила малышня. Двор закипел их черными на фоне снега фигурками. Еще несколько секунд назад тихий и покинутый, он напоминал; сейчас многоклеточный организм, в котором каждой клетке точно известно, что следует совершить в отпущенные ей пять минут.

Мужчине в куртке это сравнение не могло прийти в голову — он не знал о том, что организм состоит из клеток. Он стоял, прислонившись плечом к углу школьного здания, там, где каменный забор подходил к зданию ближе всего, образуя узкий проход к части двора, которая лежала по другую сторону школы. Его не интересовали школьники, бегающие по двору, он смотрел на дверь школы, из которой продолжали появляться дети. Именно среди них, не самых ретивых, очевидно, он отыскал того, кто ему был нужен, — упитанного, тщательно одетого и застегнутого на все пуговицы первоклассника в очках — и окликнул его.

Первоклассник обрадовался мужчине; он тотчас же оставил двух своих столь же степенных, как и сам, приятелей и зашагал в его сторону.

Мужчина со снисходительной усмешкой наблюдал за тем, как мальчик приближается к нему, переваливаясь с боку на бок.

— Ты что, бегать не умеешь, что ли? — спросил он, когда первоклассник подошел поближе. — Откормили тебя так, что еле двигаешься...

Мужчина внимательно оглядел мальчика.

— На профессора похож, — сказал он не сразу, и не понятно было, осуждает он мальчика или, наоборот, доволен его внешностью. — Очки во дворе тоже не снимаешь?

— Нельзя, — объяснил мальчик. — Зрение от этого портится.

— А ну-ка сними на минутку.

Мальчик снял очки. Мужчина отошел на несколько шагов.

— Сколько пальцев? — спросил он, выставив два пальца.

— Два.

— А сейчас?

— Три.

— Все видишь! — удовлетворенно сказал мужчина. — Напрасно портят тебе глаза этими очками.

— Я вблизи плохо вижу, — сказал мальчик, — я дальнозоркий.

— Вблизи это ничего, лишь бы вдали видеть, — успокоил его мужчина. — Ну что они говорят про меня? Ругают?

— Нет.

— Ругают, — уверенно сказал мужчина. — А этот что говорит?.. Как ты его называешь?

— Дядя Гусейн.

— Что он говорит?

— Чтобы я уроки делал.

— Правильно говорит, — вынужден был согласиться мужчина, — уроки надо делать...

Он хотел добавить еще что-то, но умолк, потому что раздался звонок на урок.

Беготня во дворе прекратилась так же внезапно, как и возникла.

— Какой урок сейчас будет? — спросил мужчина.

— Пение.

Мужчина кинул взгляд на малышей, безуспешно пытающихся одновременно проникнуть в школьные двери.

— Иди за мной, — сказал он мальчику в очках и пошел на часть двора, лежавшую за зданием школы.

— Звонок был, — неуверенно, себе под нос, сказал мальчик, но послушно пошел за мужчиной.

Они прошли по узкому коридору между забором и школой и вышли к строящейся здесь спортплощадке.

— Садись, — показал мужчина на камень-кубик, сваленный у края площадки двумя горками. Мальчик с сомнением посмотрел на снег, покрывающий камни.

— Что? — спросил мужчина.

— На снег садиться нельзя, — объяснил мальчик.

— Боишься зад отморозить? — усмехнулся мужчина. — Садись.

Мальчик посмотрел на свои новые вельветовые брюки, но ничего больше не сказал и сел на камень.

— Молодец, — сказал мужчина. — Настоящий мужчина не должен ничего бояться.

Он подошел к забору, выглянул на улицу и, вернувшись к мальчику, сел рядом с ним...

Мальчик смотрел на мужчину в куртке с восхищением, но с оттенком опасливости — так смотрит благоразумный взрослый человек на своего приятеля, способного выкинуть любую, самую неожиданную штуку.

— У тебя рубашка вылезла, — сказал мальчик. Он показал; на высунувшийся из-под куртки мужчины край полосатой рубашки.

— Знаю, — сказал мужчина. — Это когда я тебя искал, вылезла, — он запихал рубашку в брюки.

Занятые разговором, они не заметили, как сзади к ним подкралась старуха-уборщица.

— А, попались! — торжествующе закричала она, схватив мужчину за рукав куртки. — Что ты с ним здесь делаешь?

Мужчина попытался высвободить рукав, но старуха держалась за него мертвой хваткой.

— Идем к директору, — сказала она решительно. — Я давно за тобой слежу.

— Идем, куда хочешь, — мужчина еще раз рванул свою руку. "Старуха чуть не упала, но рукав не выпустила.

— Ты почему не на уроке? — спросила она мальчика.

— Это мой папа, — сказал мальчик. — Отпустите его. Старуха удивилась, и мужчине удалось вырвать наконец рукав куртки из ее рук.

— Ты плохо кончишь, старуха, — сказал он мрачно. — Таких, как ты, надо в колыбели душить, чтобы не мешали людям жить.

— Тебя самого надо было задушить, — огрызнулась старуха, но поняла, очевидно, что с мужчиной в куртке лучше не связываться, и отошла на несколько шагов.

—Иди, иди, — сказал ей мужчина. — Звони в свой звонок. Это мой сын, у меня с ним свои дела... Старуха послушалась совета и ушла... Происшествие расстроило мальчика до слез.

— Не обращай внимания, — успокоил его отец, — такие вещи часто случаются в жизни. Смотри, что я тебе принес, — вспомнил вдруг он и, сунув руку за пазуху, вытащил крошечную аккуратно расчесанную болонку. — На, поиграйся.

Мальчик обрадовался собаке.

— Хочешь, оставлю тебе? — спросил отец. — Будешь играться с ней, когда захочешь.

— Мама не разрешит, — сказал мальчик, гладя собаку.

— Разрешит.

— Она же пол пачкать будет.

— Ничего, уберешь.

— А когда я в школу уйду?

— Пустишь ее во двор.

Мальчик с сомнением посмотрел на отца, но ничего не сказал. Ему стало ясно, что отец совсем не разбирается в бытовых «опросах, но спорить с ним не хотелось.

— Я маленьких собак не люблю, — сказал отец, наблюдая за тем, как сын играется с болонкой. — Какой в ней смысл? Сторожить не может, на охоту с ней не пойдешь...

Во дворе послышалось приглушенное расстоянием пение детского хора — начался урок пения.

— Учительница ругаться будет, — сказал мальчик.

— Ничего, — успокоил его отец. — Один раз можно... Скажешь, отец пришел...

Они помолчали немного.

— Тебя никто не обижает? — спросил отец.

— Нет, — уверил его мальчик.

— Сам в драку не лезь, — строго сказал отец, — но если на тебя полезут, бей сразу. Понял?

Мальчик кивнул головой.

— Когда первым бьешь — это уже полдела, — объяснил отец, — большинство людей, как получат по роже, — сразу умнеют. Только очки не забудь снять. Очки всегда надо снимать, когда дерешься... Почему у тебя такие глаза, понять не могу?

Отец огорченно развел руками.

— У нас в семье никто очки не носил. Дедушке твоему 85 лет — до сих пор на охоту ходит.

— Бабушка Нигяр очки носит, — напомнил мальчик.

— Да, с материнской стороны у тебя много очкастых, — согласился отец. — Не холодно тебе?

— Нет.

Мужчина опять поднялся на ноги, подошел к забору и выглянул на улицу. В конце квартала стоял груженный трубами автомобиль ГАЗ-51, вокруг которого прохаживался орудовец с планшетом. По противоположному тротуару тянул свой ящик продавец пирожков: в белом халате с большим жирным пятном на животе.

— Эй, — окликнул его мужчина в куртке.

— Что? — спросил продавец.

— Пирожки есть?

— Есть.

— Тащи сюда десять штук...

Купив пирожки, мужчина вернулся к мальчику.

— Накорми собаку, — сказал он и положил газету с пирожками прямо на снег. — И сам ешь, — он взял пирожок и откусил половину.

— А мама говорит, что драться нельзя, — сказал мальчик, тоже жуя пирожок.

— Мама — женщина. Женщины ничего в таких делах не понимают. А что этот говорит, ну как его, дядя Гусейн?

— Чтобы я уроки делал.

— Правильно говорит, — еще раз согласился отец.

— Сейчас эпидемия гриппа в городе, — сказал мальчик, тщательно выговаривая слова.

— Что ты так любишь о болезнях говорить?! — удивился отец. — Какое тебе дело до этой эпидемии? Я в твои годы зимой босиком бегал и что такое грипп даже не слышал... Война была. Ты знаешь, что такое война?

— Знаю.

— Я как раз такой, как ты, был, когда она началась. Дедушку твоего на фронт забрали. Остались мы — восемь детей с бабушкой... Что только не делали, чтобы прокормиться! Газетами на базаре торговали, уголь грузили на пристани, карусель крутили на «Парапете» — сейчас садиком Карла Маркса называется,, очередями торговали — ночью занимали очередь у магазина, а утром отдавали ее кому-нибудь за деньги. Да... чем хочешь занимались... Кроме воровства, — добавил отец, вдруг строго посмотрев на сына. — Этим делом мы никогда не промышляли... Я всегда был против воровства, за всю жизнь ни разу ничего не украл. Отец, дедушка твой, когда уходил на фронт, сказал: «Если узнаю, что дети мои по плохой дороге пошли, домой не вернусь. Дети Гаджибалы не могут быть ворами...» Даже когда твоя бабушка опухла от голода — от голода люди опухают так же, как от обжорства, — и то мы не начали воровать, ни я, ни твои дяди. И все это знали... Однажды был такой случай: кто-то влез в машину нашего соседа Рамиза, он тогда на грузовике работал, и украл из бардачка все, что там было, все вычистил... ты знаешь, что такое «бардачок»?

Мальчик не знал.

— Это такой ящичек, — объяснил отец, — в него путевку кладут и инструмент разный...

Мальчик спросил, что такое путевка. Отец объяснил ему и это и продолжал свой рассказ:

— Так вот, кто-то обчистил бардачок Рамиза. А Рамиз не такой человек был, чтобы оставить это без внимания, он и за меньшее оскорбление мог кого хочешь на тот свет отправить (потом сам на фронте погиб, бедный), а в этом случае он полностью прав был бы. Представляешь, человек оставил машину у своего дома, пошел съесть кусок хлеба, а кто-то из своих же его обокрал... Да, вышел он из дома и говорит: «Кто садился в мою машину?» Все молчат. Человек двадцать стояли на углу, и все языки проглотили, ни слова не говорят. Он еще раз спрашивает: «Кто садился в мою машину?» И весь покраснел от злости. .А я тогда такой, как ты, был, чуть постарше, не выдержал, признался. «Я садился», — говорю. «Ну, раз ты садился, иди сюда». Я подошел. «Ложись на землю», — говорит. Я лег. А он сел за руль, нажал на газ — и на меня. Одной рукой машину ведет, другой дверь открыл, чтобы видеть, сколько до меня осталось. А я лежу. Куда убежишь? Все равно догонит. Лежу, а он мне говорит: «Лучше скажи, кто обчистил бардачок, а не то раздавлю тебя, как червяка». «Не знаю, — говорю, — откуда мне знать? В машину я садился, а кто обчистил, не знаю». «Не знаешь, значит, подохнешь, как собака», — и опять наезжает на меня. Хорошо, что мать его успели позвать. Если бы мать его не прибежала, задавил бы меня. Он только мать слушался, больше никого. Она маленькая была такая, худенькая, но боевая.

Бывало, он напьется, возьмет в руки рессору от машины и бьет всех, кто навстречу попадется. Хорошо, люди успевали вовремя разбежаться, а то бы на месте уложил. И никто его не мог остановить. Только мать. Сразу же кого-нибудь за ней посылали, она приходила, брала его за ухо и вела домой. Как только он ее видел — сразу бросал рессору и без сопротивления шел домой. Очень он ее любил... А как же иначе? Мать всегда надо .любить, ближе матери кто может быть у человека? Правильно я говорю? — Мальчик в ответ кивнул головой. — Молодец, — одобрил его отец и вернулся к своему рассказу. — Да, спасибо его матери, спасла она меня тогда. Не мог же я сказать, кто залез в машину Рамиза.

— А ты знал, кто?

— Конечно, знал. Все знали... — Мужчина усмехнулся, умолк и попытался сунуть в рот болонке кусок пирожка.

— На эту собаку посмотри! — сказал он удивленно. — Пирожки с мясом не ест. Интересно, что жрут ее хозяева, если она уже и пирожки не ест?! А ты почему не ешь?

— Я ем, — сказал мальчик. Он, действительно, съел несколько пирожков. У него был хороший аппетит, и ему нравилось есть пирожки со своим отцом.

— Я возьму тебя как-нибудь ко мне домой. Поживешь с нами. Пусть порадуются дедушка с бабушкой. Покажу тебе все места, где я в детстве бегал, нашу улицу, двор, там и сейчас малышей полно, поиграешь с ними.

— А мама разрешит?

— Разрешит. Что в этом плохого? А ты хочешь пожить со мной?

— Да, хочу... — мальчик ласково посмотрел на отца, потом вдруг растерянно на окна школы — там прекратилось пение детского хора. Одновременно раздался звонок. Во дворе он звучал негромко, но и здесь означал окончание сорока пяти минут, отпущенных на урок пения.

— Это последний урок? — спросил отец после довольно продолжительной паузы.

— Да, — огорченно сказал мальчик.

— А где твой портфель?

— В классе.

— Ну, иди, возьми его...

Они молча встали, прошли по узкому проходу на другую часть двора. Из дверей школы опять повалила детвора, но уже с портфелями. Мужчина подтолкнул мальчика, и тот, подпрыгивая и вобрав голову в плечи, помчался сквозь толпу школьников за своим портфелем. Подбежав к двери, он оглянулся. Отец с болонкой в руках стоял посреди двора. Мальчик заскочил в дверь.

Через минуту он с портфелем мчался по коридору назад. Но отца на том месте, где он его оставил, не было. В воротах школьного двора мальчик увидел свою мать, которую, по обыкновению, сопровождал отчим...

Мужчина в куртке тоже их видел (он не прятался, но стоял на углу здания школы так, чтобы не бросаться в глаза). Мать мальчика была в шубе из темного меха. Высокий по сравнению с ней отчим носил очки и шляпу...

Когда они вывели озирающегося по сторонам мальчика за ворота, мужчина в куртке вышел из своего укрытия и прошел на середину уже почти опустевшего двора. Впереди него бежала болонка.

Мужчина машинально продолжал жевать пирожок...

Чуть погодя он вышел из ворот школы и подошел к стоявшему в конце квартала грузовому автомобилю. Задний борт машины был откинут и из кузова торчали, прогибаясь под своей тяжестью, шестидюймовые бурильные трубы.

Мужчина в куртке открыл дверь кабины, взобрался на покрытое ковриком сиденье и, прежде чем включить зажигание,, положил болонку на колени спавшего в кабине усатого парня в кепке.

— Почему так долго? — спросил тот, не открывая глаза.

— Беседовали.

— Ну, как он?

— Нормально.

— А собаку почему не взял?

— А зачем она ему?

— Что теперь с ней делать?

— Где взял, туда и отдашь, — мужчина в куртке включил зажигание, машина мягко тронулась с места и, покачивая трубами, покатила мимо школы...