Джалил Мамедгулузаде
носильщики
Copyright - Азернешр, 1989
Данный текст не может быть
использован в коммерческих целях, кроме как без согласия владельца авторских
прав.
В 1921 году, на
втором году большевистской революции в Баку, новое коммунистическое правительство
прилагало все усилия и старания к тому, чтобы вывести страну из разрухи.
Жил я тогда
в доме одного из родственников. Прежде всего я решил подыскать себе
квартиру. С помощью друзей и при поддержке властей квартира нашлась, но в трех
комнатах, которые были мне предоставлены, не было ни стола, ни стула, чтобы
присесть и заняться писаниной, ни какой бы то ни было другой обстановки.
И где было
все это достать?
Нет ни
магазинов, ни лавок, где бы можно было купить за деньги, нет и больших денег,
чтобы за другую цену через посредников раздобыть все, что нужно.
Словом!..
От забот об
обстановке также избавило меня одно из знакомых мне учреждений. Там мне выдали
бумажку на государственный склад на Большой Морской улице в доме № 13, где
должны были отпустить мне (конечно, бесплатно!) следующие вещи: два шкафа (для
книг и для посуды), два стола (большой и малый), три стула, две кровати
(железную и деревянную), один чайник (вместо самовара) и одну кастрюлю (варить
бозбаш).
Должен еще
отметить тут же, что, выдавая мне эту бумажку, сотрудник учреждения
предупредил, чтобы я предъявил бумагу заведующему складом и сказал, чтобы он
выдал мне не рухлядь, а хорошую мебель. Хотя эти слова несколько насторожили
меня, но я поблагодарил и ушел. Отыскал на Большой Морской этот самый склад.
Заведующим оказался рыжебородый мужчина. Я показал бумажку. Заведующий взял
ее, прочитал, покачал головой и, не говоря ни слова, взял перо, написал
что-то на этой бумаге и, возвращая мне, буркнул: — Нету!
Я вышел на улицу
и посмотрел на бумагу. Там красными чернилами было написано в верхнем углу:
«В наличии
не имеется».
Я принес бумажку
в учреждение, которое выдало ее мне, и отдал секретарю. Тот тоже прочитал
надпись и с усмешкой сказал:
—
Врет!
Красными чернилами он тоже написал на бумажке что-то и
вернул мне.
— Отнеси бумажку
и получай вещи.
Я ему возразил,
что сам заведующий написал ведь, что вещей нет, но секретарь снова усмехнулся
и повторил:
— Врет!
— Но как же
быть, — спросил я.
Секретарь подумал
и, взглянув на меня, сказал:
— Если заведующий
станет упрямиться и не захочет выдать вещи, ты скажи, что сам пойдешь на склад
проверять.
Я вышел. Хотелось
есть. Отправился домой, поел кусок хлеба с сыром, и с матерью моего сына мы
отправились на Большую Морскую. Заведующий и на этот раз посмотрел на бумагу и
замотал головой, но немного погодя, сказал:
— Ладно, отпущу,
что найдется, но некоторых вещей нет.
Он взял
карандаш и перечеркнул в списке кастрюлю, сказав при этом: «нету», и один из
шкафов. Потом посмотрел на меня, перевел взгляд на бумажку. Было похоже, что
заведующему стало жалко нас. Он встал и предложил:
— Идем!..
Из передней
комнаты мы перешли в заднюю, оттуда в другую, потом в третью; и заведующий, и
мы проходили по комнатам, поглядывая направо и налево; ни одного предмета из
моего списка в этих комнатах не было увидено.
Не найдя здесь
нужных нам вещей, заведующий повел нас еще в одну комнату и сказал:
— Я вижу, ты
человек пожилой и порядочный и устал бегать сюда. Эти вещи отобрал вчера
заместитель кассира и оставил здесь, чтобы я никому не выдавал. Но я беру на
себя риск и могу отпустить вам кое-что. Вот этот шкаф, этот стол, вот эти
стулья, потом, если хотите, вот и эту табуретку, она сойдет и за стул и за
тахту — можно накрыть ковром и сидеть. Вот вместо чайника могу отпустить вам и
эти пять-шесть тарелок.
Мы закончили
отбор вещей и решили позвать носильщиков, чтобы доставить их домой.
С матерью моего
сына мы вышли на улицу и, чтобы договориться, подозвали одного из носильщиков,
которые стояли на улице.
Мы начали
говорить с одним, но в одно мгновение нас окружила целая ватага носильщиков.
Это все были эриванские курды. Мы хотели сперва показать вещи и договориться о
плате, но носильщики — их было примерно человек пятнадцать-двадцать увидев вещи, перестали нас слушать и
принялись сообща вытаскивать их на улицу. Стоявшие в стороне носильщики тоже
добрались здесь и начали нагружаться каждый чем попало. Но на каждого не
приходилось по предмету, поэтому за один предмет хватались несколько человек;
например, один за ножку, другой за дверку шкафа. Мы не понимали, что они
делают, почему так делают и куда собираются нести все это.
Разумеется,
нам было не до шуток. Если бы они отнесли вещи, не договорившись заранее о
плате, то мы бы не знали, сколько они потребуют с нас денег. Поэтому надо было
вперед договориться, а потом уже нагружаться. Не никто не обращал на меня
внимание, и некоторые вещи были уже на плечах носильщиков, а вокруг остальных
возились другие носильщики, вырывали их друг у друга из рук, и при этом так галдели,
что меня совсем не было слышно.
Я пошел к
заведующему складом выяснить, что за суматоха и почему здешние носильщики
мучают людей, но заведующий беспомощно пожал плечами. Видно было, что и сам он
растерян и ничем не может помочь.
Тут подошли
к нам нагруженные носильщики, предложили идти впереди и показывать дорогу. Я
вынужден был заявить, что раз они нас не слушают, нам их услуги не нужны. Я не
успел кончить свою речь, как носильщики, перейдя в решительное наступление,
стали угрожающе кричать нам:
— Эй,
хозяин! С нами нечего шутить Вы уже не можете издеваться над нами, мы вам не
слуги. Мы носильщики. Вы не имеете права заставлять нас работать даром. Идите
вперед и не задерживайте нас, не то плохо вам будет...
Ну и влипли
же мы в историю! Мы огляделись вокруг, быть может, милиционер покажется, или
какой-нибудь начальник появится, но никого не было. Бедная жена, желая
успокоить их, начала объяснять им, что тут у нас мало предметов, если их
понесут двадцать пять носильщиков, то должны же мы заранее знать, сколько они
потребуют с нас денег и наберем ли мы такую сумму, чтобы уплатить им, или не
наберем...
Куда там!
Никакого действия на этих рабов божьих резонные слова жены не возымели. Тогда
я стал кричать, упрашивая их:
— Ради
бога, товарищи! Мы вовсе отказываемся от вещей, унесите их к себе домой!..
Братцы мои!
В ответ эти божьи создания подняли такой крик, такой вой, что прохожие на
Большой Морской остановились и стали глазеть на нас. Братцы мои, что за
бедствие свалилось на нас неожиданно! Тихонько я сказал жене:
— Идем!..
И мы пошли вперед. На перекрестке с
Торговой улицей на встречу нам мчалось несколько автомобилей, за собой тоже мы
слышали гудки автомобилей. По мостовой маршировало с пением подразделение
солдат. По тротуару шло столько народу, что за ними мы видели лишь одного-двух
носильщиков. Остальных не было видно. На углу Красноводской улицы я тронул
жену за руку, и мы тихонько свернули в какие-то ворота. Во дворе играло
несколько детей.
— Вам кого надо? — полюбопытствовал один
из них. Я спросил дворника. Отозвалась со стороны какая-то русская женщина:
— Вам чего?
— Доктор Васильев
здесь живет? — спросил я.
Женщина
ответила, что в этом дворе нет ни одного доктора.
— А нам
дали этот адрес, — сказал я.
— Какой
номер дома? — спросила она.
— Тридцать
второй, — ответил я.
— Этот дом
номер сорок пять. Вам надо перейти на другую сторону улицы.
Конечно, все это
было затеяно для того, чтобы дать носильщикам уйти подальше. Помедлив здесь
минут пять-десять, мы, точно воры, медленно пошли к воротам. Народу на улице
по-прежнему было много. Мы свернули налево и, ориентируясь на море, вскоре
очутились на бульваре. Тут мы посидели с полчаса; созерцание морского
простора, несомненно, явилось для нас отдыхом. Потом спокойно, без приключений
мы добрались до дома.
Нужные вещи мы
раздобыли случайно у того, у другого, а частью купили на Кубинке, но еще долгое
время после того случая я как-то настораживался, завидя на улице носильщика.
Теперь эта
настороженность уже прошла, потому что, в самом деле, если и приходится в
жизни иной раз кого-нибудь бояться, то ни один трус не имеет оснований бояться
созданного аллахом беспомощного племени носильщиков.
И не должен
бояться.